— А если я готов перестать дышать,
чтобы спуститься к тебе?
— Подожди меня, я поднимусь к тебе сам.
***
Арсений столкнулся с медсестрой в дверях палаты — та как раз выходила с очередной проверки пациента. — Как он? — тихо спросил врач. Та поджала губы. — Пока ничего… — Ладно, отдохните, я посижу до утра. Беззвучно притворив за собой дверь, Арсений взглянул на Антона. Тот, как и прежде, лежал в том же положении, словно бы его и не возили сегодня на МРТ. За окном была глубокая ночь. А призрака врач не увидел ни на своём этаже, ни на этом, ни даже здесь, в палате, где лежало его тело. Встав у кровати, Арсений хмыкнул и произнёс: — Как же ты отдашь меня под суд, если и пальцем пошевелить не можешь? Показатели на экране монитора отразили небольшие изменения в сердечном ритме — слабые, едва заметные. Тогда Арсений взял пациента за запястье, поднял его руку над кроватью и отпустил. Безвольная, та упала обратно, тихо стукнув о матрас под простынёй. — Только посмотри на себя, — прокомментировал врач. — Ты вот этими руками собирался на меня заявление накатать? Кривые на экране монитора медленно вырисовывали самые странные подъёмы и падения. И Арсений внимательно, въедливо следил за показателями — они должны оставаться в пределах допустимого. — Нет, приятель, до суда ты не доберёшься. Не в этой жизни уж точно, — сухо выдавал Арсений непривычные колкости и держался изо всех сил. Он взглянул на часы. До рассвета и до конца его ночной смены оставалось несколько часов. Ему надо запастись терпением и железной выдержкой — благо, и тем, и другим он обзавёлся по профессиональной необходимости. Всё, что ему оставалось сейчас, — быть рядом и следить за показателями на мониторе. — Сдавайся. Ни черта у тебя не получится. Арсений подумал, что ему показалось. Он уставился на чужую ладонь. Прошло ещё около минуты, как чужой палец слабо дрогнул. Почти незаметная глазу судорога повторялась через примерно равные промежутки времени. И Арсений раскололся вдребезги. Он схватил чужую ладонь, прижал к губам и посыпался: — Возвращайся… Солнце моё… Открывай глаза скорее. Посмотри на меня! Прошло ещё несколько часов, прежде чем пульс Антона начал приближаться к человеческим показателям и с трудом стабилизировался. Теперь слабо, время от времени подрагивали кончики всех его пальцев. Намечался очередной серый зимний рассвет. Небо за окном понемногу светлело блёкло-пепельным. Арсений не сводил взгляд с чужой руки. Движение пальцев прекратилось, и он напугано обратил внимание на экран монитора. Пульс в норме, что же не так? Он окаменел, когда увидел открытые глаза. Его любимые, всегда летние, тёплые глаза смотрели в потолок слабо и оттого как будто безразлично. — Антон… Арсений обхватил его лицо руками и наклонился ближе. — Видишь меня? Лежащий скосил на него слабый, словно лишённый нужной осмысленности взгляд. Движения давались ему с необычайным трудом — пускай это и было что-то вроде открытых глаз или слабых движений пальцами. Он ненадолго прикрыл глаза, как бы пытаясь моргнуть в знак согласия, после чего снова открыл их, обратив на врача туманный взгляд полуприкрытых глаз. — Ты справился, — расплылся в безмятежно-счастливой улыбке Арсений, нежно удерживая его лицо в своих руках. — Ты такой молодец… Солнце моё. Он наклонился ещё ниже, чтобы оставить на его лбу поцелуй, но едва губы коснулись чужой кожи, как он почувствовал, будто задыхается. Выпрямившись, Арсений несколько раз растерянно моргнул, сделал судорожный вдох и почувствовал, как душно, оказывается, было в палате, каким колючим был его дурацкий свитер, что он носил всё это время. Осев на край кровати, он почувствовал барабанящий в ушах стук собственного сердца, а в следующее мгновение все его мышцы дьявольски скрутило, и он зашёлся кашлем со сгустками крови, что врезались в его ладони и текли по рукам, пачкая кровать и его медхалат. Собственные лёгкие напоминали ему мешок с грязью, который наконец решили вытряхнуть, а сердце — заржавевшие часы, пылившиеся на чердаке, казалось, несколько веков подряд, которые вдруг с упрямством заворочали скрипучими шестерёнками, приведя в движение стрелки на циферблате. Кровь текла даже из носа. Закружилась голова, а пол под ногами, казалось, и вовсе растворился, превратившись в неустойчивые, густые и вязкие волны. На грани потери сознания он почувствовал, как его ноги́ слабо коснулись чужие пальцы. Мимолётное прикосновение было последним, на что ему хватило сил сознания. Попытки удержаться за кровать оказались тщетны и, согнувшись пополам, он обессиленно свалился на пол. На палату обрушилась тишина.***
— А что было дальше? Девушка не сводила с мужчины любопытного взгляда. Тот ненадолго прикрыл глаза и медленно выдохнул, как если бы пытался установить соединение с этим миром или хотя бы с остатками своего здравомыслия. Он был невыносимо пьян. Опустошив стоявший перед ним бокал одним большим глотком, он положил руки на барную стойку и опустил на них голову. — Антон вспомнил Вас? — сгорала от любопытства его собеседница. Сколько же времени они разговаривали? Должно быть, второй час. За окном была глубокая ночь. Посетители бара потихоньку разъезжались по домам, садясь в такси. Несколько человек продолжали опрокидывать бокал за бокалом. Девушка улыбнулась, положила ладонь на плечо своего рассказчика и осторожно потормошила его, как бы пытаясь разбудить. Тот лишь повернул к ней голову и слабо улыбнулся, не открывая глаз. Тёмные волосы очаровательно упали на его лоб. Бармен, коренастый мужчина кавказкой внешности, цокнул языком и решил вставить свои пять копеек, что удивительно, на самом обычном русском языке, точно говорил на нём с рождения: — Я тебе больше не наливаю, слышишь? Тот лишь поднял слабую руку и махнул с каким-то непонятным, по-свойски хозяйским жестом, словно тот был не только его подчинённым, но и лучшим другом. Тогда бармен вскинул брови и обратился к девушке, кивнув на мужчину: — Владелец бара, представляете? С этими словами он усмехнулся и обвёл карими глазами зал. Девушка же пришла в ещё больше восхищение и принялась трясти своего нового знакомого за плечо с ещё бóльшим энтузиазмом. — Так это тот самый бар для призраков? А как же больница? Как Вы совмещаете? Это просто невозможно. Тот приоткрыл глаза, сверкавшие какой-то спокойной, обворожительной и отчасти хитрой улыбкой. — Это правда. Обычному человеку точно не под силу. А теперь я просто человек… Который уволился из больницы и продолжает дело дяди. Интересная штука этот бизнес… А где теперь призраки, я не знаю. И если честно, знать не хочу. Я просто хочу жить обычной жизнью, как многие другие в этом мире. Девушка качала в изумлении головой и постукивала ногтями по своему бокалу — она-то в отличие от своего собеседника пила лишь второй. — Вот это история… — выговорила она, шокированная. Она отвлеклась от своей задумчивости, когда уловила какой-то слабый, прохладный поток ветра. Молодой человек в лёгкой ветровке, захвативший с улицы ночную прохладу, положил ладонь на спину владельца бара и наклонился к нему, лежащему на барной стойке, чтобы убедиться, что тот пьян вдребезги. — У-у-у, — протянул он как-то весело и нежно, — накирялся по-божески и доволен? Погнали домой, пьянчужка. Так ведь и бизнес свой хвалёный пропьёшь к чертям собачьим. Девушка проследила за чужой ладонью: молодой человек мягко похлопывал владельца по спине, а второй осторожно потянул за плечо. В оранжевом свете ламп, что бликовал на барной стойке мистично-красным, сверкнули его кольца. Девушка заметила и тонкое деревянное кольцо на его указательном пальце. Шокировано прижав ладонь ко рту, она выговорила: — Вы же Антон? Тот обратил на неё немного растерянный, но лёгкий взгляд и спросил: — Мы знакомы? — Нет, но он так много рассказывал о Вас… — отвечала та с нескрываемым восторгом. — Он прекрасный рассказчик. — Да знаю, — согласился Антон, скалясь в улыбке. — Ему бы романы писать, а не баром заведовать. Я Вам клянусь, его записную книжку можно отдавать на печать. Какого чёрта он так долго в больнице горбатился, вообще не пойму. Антон закинул чужую руку себе на шею и, придерживая пьяного за талию, развернулся к выходу. — Мы погнали, — попрощался он. — Хорошего вечера! — И вам! — искренне улыбнулась девушка. Она проследила за тем, как эти двое скрылись за массивной дверью бара, и перевела взгляд в окно. Минув несколько особенно крупных луж, эти двое подошли к машине такси. Антон с трудом сложил Арсения, чтобы запихнуть его на заднее, после чего залез следом. Девушка обвела взглядом зал бара с задумчивой улыбкой. Когда-то жалюзи на этих окнах были плотно задёрнуты. Когда-то главная дверь была наглухо закрыта, а за столиками призраки с откровенной лёгкостью болтали о смерти. Одно не изменилось: в углу стойки всё так же звучал проигрыватель. И стоило одной стороне пластинки закончиться, как бармен подходил, чтобы привычным движением поднять виниловый диск в воздух и с ловкостью фокусника крутануть его другой стороной. Поймав взгляд девушки, бармен улыбнулся — женское внимание он, как было видно, обожал. А ещё ему нравилась его работа. Это было слишком очевидно.***
— Уже подружку себе завёл? — усмехнулся Антон, когда им удалось зайти в квартиру. Арса пришлось прижимать к стене. Пока они оба вылезали из кроссовок, пьяного то и дело кренило в разные стороны. Антон снова сгрёб его в охапку и потащил в комнату. — Да-а-а, — расплылся Арс в пьяной улыбке. — Прикольная девчонка. — И что? Думаешь, кто-то может поверить в то, что с нами случилось? Уставшие, они свалились в кровать с шумным выдохом. Лампа — единственный источник света — бросала из прихожей в комнату слабое жёлто-оранжевое свечение. За окном по козырьку снова застучали мелкие капли дождя. Арс обнимал лежащего рядом за шею и молчал порядка минуты. Стоило Антону подумать, что тот заснул, как в тишине комнаты прозвучало: — Я так виноват перед тобой… Антон приподнялся и хмуро взглянул на говорящего. Тот лежал с закрытыми глазами. — Ты всё ещё думаешь об этом? Забудь, понял? Хватит уже винить себя в этом. Мне насрать на упущенное время, слышишь? И… разве это не было прикольно? Знаешь, я терял бы память снова и снова… если бы знал, что мы познакомимся ещё раз. Арсений наконец открыл глаза — казалось, совершенно трезвые и осмысленные. Задумчиво погладил пальцами чужую шею и попросил: — Поцелуй меня. — Нет, — последовал категоричный ответ. — Почему? Антон отвёл взгляд, принявшись нервно покусывать нижнюю губу. — Я быстро завожусь, когда ты пьяный, — сознался он. — Что ж ты раньше не сказал, — расплылся в эротичной улыбке Арсений. — Чтоб ты не спился, дурак, — буркнул Антон. — Тебя нравится? — снова переспросил тот. — Нравится, когда от меня разит алкоголем? Когда я проспиртованный в хлам? Когда веду себя так хреново? Говоря это, Арсений тянулся к нему, обвивая его руками, точно осьминог, решивший лишить жертву всякого сопротивления. — Поцелуй меня, — настаивал он, — а я буду рассказывать всему миру… ночи напролёт… о том, как ярко светит моё солнце. — Сумасшедший, — тихо засмеялся тот. — Какой же ты сумасшедший. Антон сбросил чужие руки со своей шеи, пихнул его в плечи, уложив обратно на кровать, и наклонился. Арсений был в его руках, как пластилин: казалось, из него можно было вылепить что угодно. Податливый и нежный, развязный и очаровательный, он тем не менее мог очень легко обвести вокруг пальца, если бы только пожелал. Как сейчас, когда крепко держал руками нависшего над ним за талию, а потом и вовсе лишил его возможности выбраться из этой западни, закинув ноги на чужие бёдра. Антон целовал его и терял голову, плавился похуже любого пластилина и уже сомневался в том, кто именно держит ситуацию под контролем. О контроле толковать с выпившим Арсом было всё равно что кричать, не имея при этом ни голоса, ни слуха. — Хочу… — бормотал Арс в перерывах между долгими глубокими поцелуями. — Хочу тебя… Так хочу. — Сумасшедший… — повторял Антон со сбитым дыханием и шальной улыбкой. — Мой сумасшедший…***
Арсений пролежал в больничной кровати около недели. После того, как Антон очнулся, а его жестоко скрутило прямо на чужих глазах, он буквально учился жить заново. И как же это было утомительно: приходилось снова дышать, спать и что-то есть. А спал он первые несколько дней невыносимо много. Дима отчитал его не без врачебного шока. Стоило ему застать своего коллегу с открытыми глазами, как он решил вылить на него всё свое медицинское негодование: — Арсюх, ну хоть ты мне объясни, как это произошло?! Что за херня с тобой случилась? Он потряс в воздухе бумажками с результатами анализов и обследований. — Я такого ещё никогда не видел! Все жизненные показатели на минималках. Ты как хоть по земле-то ходил, дурак? Тот расплылся в слабой, но счастливой улыбке и с трудом приподнялся, подпихнув подушку под спину. — Я должен ответить, как врач? Или как человек? Дима в недоумении и даже некой злости смотрел на него, не зная, что на это сказать. Арсений решил сделать ставку на честность. И катись оно всё в одно место. — Наука — херня, дружище, — улыбнулся он. — И я думаю, что в больнице мне больше не место. Дима лишь вздохнул. Что взять с того, кто чуть не расстался с жизнью, будучи, казалось бы совершенно здоровым? — Как там Антон? — поинтересовался Арсений. Нервы у Димы, похоже, и вовсе сдали: — Задрали вы! Оба! Тот про тебя, а ты про него спрашиваешь. Катитесь вы, знаете куда… Свалились на мою голову, придурки. Арсений добро рассмеялся и бросил вслед уходящему: — Встану на ноги — сгоняем куда-нибудь, Дим! Я проставляюсь! Тот лишь небрежно махнул рукой. Потребовалось ещё несколько дней, чтобы наконец встать на ноги. И всё это время мышцы крутило так, словно он оббежал планету, не делая ни одной остановки. Раньше ему только и приходилось, что сетовать на свою физическую бесчувственность, а теперь Арсений всерьёз сомневался в том, что нынешнее состояние было лучше прежнего. Теперь он был по-человечески слаб, а болело всё, что только можно. Начиная с головы, продолжая тяжестью в грудной клетке и ноющей спиной, заканчивая слабыми руками и ногами, которые то и дело сводило. Всё вернулось на круги своя, но как же Арсений отвык быть человеком. Они с Антоном боролись за жизнь вместе. Лежащие теперь на одном этаже с промежутком в несколько палат, они ещё не видели друг друга с тех пор. И стоило Арсению почувствовать в себе маломальские силы, как он наконец вышел из палаты — после обеда, когда почувствовал, что может ходить сам, не по стенке, не в инвалидной коляске и даже не с помощью грёбаных ходунков. Несколько минут он простоял у палаты Антона в нерешительности. Как этот парень встретит его? Как врага, якобы совершившего врачебную ошибку на операции? Как незнакомца, которого видит впервые? На враче были больничные рубашка и брюки, и он вполне мог бы сойти за обычного пациента. Тихо войдя в палату, Арсений притворил дверь без малейшего звука. Антон лежал в кровати боком, спиной к нему, уже без аппарата ИВЛ и проводков, подключённых к груди. Арсений подошёл ближе и тихо присел на край кровати. Похоже, тот спал. Его отросшие волосы были собраны в маленький хвостик, а несколько русых прядей всё равно выбивались и лежали на белоснежной наволочке так по-живому, по-настоящему, словно перед Арсением лежал наконец полноценный человек, а не тряпичная кукла. Он протянул руку и аккуратно провёл пальцами по собранным волосам. Тот глубоко, прерывисто вдохнул и приоткрыл заспанные глаза, медленно моргая и приходя в себя. Почувствовав чью-то ладонь на своей голове, пациент слабо повернул голову и взглянул на Арсения пространным, ничего не говорящим взглядом. Антону потребуется намного больше времени. После затяжной комы его ждут месяцы реабилитации. Он ещё долго не сможет полноценно двигаться и уж тем более ходить. Арсений понимал это, но был безмерно счастлив, как дитя. Губы Антона сложились в улыбку. — Я думал… — тихо, хрипло начал он. — Ты откинешься. Ну, привет… Луна. — Вспомнил? — изумился Арсений, не сводя с него глаз. Тот утвердительно моргнул. Арсений нежно поглаживал его по голове, пока они молча рассматривали друг друга и будто бы заново привыкали к прежнему, такому далёкому и уже отчасти новому «мы». Как забавно… Волосы Антона — Арсений заметил только сейчас — были собраны какой-то совершенно женской, розовой резинкой со стразами. — Что это? — не сдержал улыбку врач. — Где ты достал её? — У медсестры стрельнул… Тот тихо засмеялся. Антон двинулся в попытке повернуться на спину, и Арсений помог ему лечь поудобнее. Лежащий не сводил с него какого-то тёплого и вместе с тем подозрительного взгляда. — А ты… — начал он. — Умеешь быть жестоким… Такого мудака из себя состроил… Прирождённый актёр. — Ты собрался осуждать влюблённого человека? — улыбнулся тот. Жестоки ли были методы Арсения? Безусловно. Но он мог сыграть какого угодно негодяя и преступника, лишь бы снова видеть, как этот парень смотрит на него. Арсений почувствовал, как слабые пальцы обвили его запястье. Немного смущённо и робко Антон попросил надеть на него браслеты и кольца, сославшись на проблемы с мелкой моторикой. Но те несколько минут, пока Арсений рылся в тумбочке, высыпал бижутерию на простыню и вспоминал правильный порядок, Антон только и делал, что слабо перебирал в пальцах тонкую ткань чужих больничных штанов и рассматривал сидевшего перед ним с внимательностью и жадностью такого же обычного влюблённого человека. — И были они… — улыбнулся Антон, когда врач надевал на него кольца. — Не призраком и мертвецом… А обычными придурками, которым снова… жить.— Ты снова дышишь?
— Только для того,
чтобы сыграть тебе на суше.