Плохой мальчик

В кухне приятно пахло чем-то пряным, и ему стало еще светлее на душе. Мвйор Краузер сидел, откинувшись на стуле. На столе — початая бутылка чего-то редкого, с тонким терпким ароматом. Леон видел всего-то пару раз, как Джек Краузер пьет. Всегда немного. Он остановился в дверях и стал ждать. Майор наконец поднял на него холодные глаза. Он рассматривал Леона, словно видит в первый раз. — Чем ты был занят, Леон? — хриплый низкий голос звучал буднично. Словно они знакомы очень давно, а отчитываться перед майором было традицией и само собой разумеющимся делом. Леоном майор его звал довольно редко. В особенных, по мнению Краузера, случаях. Видимо, сегодня вечером намечалось что-то важное. — Прогулялся, встретил старых знакомых. Всего понемногу, — обтекаемо ответил Леон. Вроде не наврал, а вроде и… — Знако-о-о-мых… — хрипло и протяжно. Леону снова пришла в голову неуместная мысль, что ему нравится этот голос. Даже когда он слышал в нем агрессию или насмешку к себе. Майор продолжал разглядывать его словно экспонат в музее. Диковинный, но без особой ценности. Леон простоял минуту под этим тяжелым взглядом и снова проникся чувством вины. — Что я должен сделать? — его голос звучал тихо и до отвращения послушно. Он сам себя не узнавал иногда. — Что ты должен делать… — снова протянул майор Краузер, словно удивляясь вопросу. Поднялся и подошел очень близко, настолько, что Леон инстинктивно сделал шаг назад и прижался спиной к стене. Его окутал запах дорогого алкоголя. Если бы он был в менее расслабленном настроении, он почуял бы неладное, но он развеялся, встретил Аду и… рад был вернуться в этот дом. Вернее, к этому человеку. Он просто растерялся. Майор уперся здоровенной рукой о стену рядом, близко настолько, что Леон чувствовал тепло чужого тела щекой. — Что же ты должен делать, — пронзительные серые глаза стали еще ближе и в них мелькнуло темное и горячее, угрожающее. И Леон почувствовал, как его тянет к… К этой силе и опасности. И в ту же секунду ему стало страшно. Он смотрел в эти неподвижные глаза и беспомощно наблюдал, как из них уходит свет. Сейчас он смотрел в глаза незнакомцу, с остановившимся взглядом, без единой человеческой эмоции. Словно глаза змеи перед броском. В голове звучало предупреждение Ады. Он понял, что совершенно не знает этого человека. Но инстинктом чувствует, что он способен на все. Он вернулся в реальность. — Например, рассказать мне, Леон, — теплые пальцы откинули растрепавшиеся волосы и преувеличенно медленно заправили прядь за ухо. Без всякого стеснения, словно они — близкие люди. — Рассказать… — майор не убрал ладонь от волос, и Леон оказался практически зажат между этими мощными руками… — Почему. От тебя. Воняет, — он вздрогнул от резкой смены интонации. Жесткий агрессивный тон. Леону было не привыкать к грубости, но такое… — Никотином. Пивом. Шмалью. Манерной бабой. Каждое слово было как пощечина. — Это и есть твоя «личная жизнь», Леон? Он застыл. У прежнего Леона не возникло бы проблем с ответом. — Не нравится — не нюхайте. Это было бы самым мягким, что он сказал бы в такой ситуации. Нынешний Леон последние сто метров перед домом полоскал рот апельсиновым соком, а потом набил рот пачкой жвачки. Нынешний Леон чувствовал себя виноватым. Он хотел быть хорошим мальчиком, но поступил дурно. Он растерялся и молчал. Они стояли в оглушающей тишине и смотрели друг на друга. Наконец Леон вышел из ступора и открыл рот, уцепившись за: — В смысле — манерной б… Он не успел договорить. Майор перебил его, очень тихо: — Ты опоздал ради этого? Леон пришел в себя. Уж в этом он не виноват. Он точно знал… — Я не опоздал, сэр. Увидел нарочитое удивление: — Неужели? — Да. Я пришел раньше… Майор прищурил глаза и Леона окатило волной едва сдерживаемой ярости. — Я не опоздал, — Леон изловчился и попытался поднять руку — посмотреть на часы. Но майор его опередил и сунул под нос телефон — Леон увидел время на экране. 00.35. Он опоздал на полтора часа. Наверное, засиделся с Адой… Он смог поднять руку и уставился на часы. На часах было тоже время, что и раньше — без двадцати одиннадцать. Леон точно знал, что завел часы с утра. Он следил за этой вещицей — дорогой его сердцу. Память о родителях. С тыльной стороны была полустертая гравировка: «С любовью». Имена матери и отца. Мать подарила эти часы отцу в первую годовщину свадьбы. Леона тогда еще и в проекте не было. Его сердце сжалось от смутной боли. Да, это всего лишь часы, но… Теперь и они сломались. Как его жизнь. Как сам Леон. Сломалось все. — Сломались… — повторил он уже вслух. Его накрыло тоской и печалью. Серые глаза на долю секунды оторвались от его лица. А потом кисть прошило острой болью. Майор вцепился в его запястье. — Сломали-и-ись? — протянул хриплый голос. — В таком случае… — кожу рвануло ожогом. Затертый ремешок просто не выдержал рывка. Леон уставился на пустое запястье с выступившей красной полосой. — Не умеешь избавляться от испорченных вещей, Леон? Не надо… может быть, еще можно починить… Леон видел все словно в замедленной съемке и не мог выдавить из себя хотя бы слово «нет». — Так я тебя научу. Не надо… Часы улетели в угол и ударились о стену. Раздался жалобный звон — стекло наконец не выдержало и хлестнуло по сторонам мелкими брызгами. Леон медленно перевел взгляд обратно и бесконечно долго смотрел на жесткие губы и надменные ледяные глаза. Майор усмехнулся ему в лицо и Леон очнулся.        — На твоем месте я бы остался лежать, Кеннеди. Леон смутно слышал насмешливый голос откуда-то сверху. И поднимался на ноги. С каждым разом было все тяжелее и больнее, но он не сдавался. — Ты такой нервный, мальчик. Неужели из-за каких-то часиков? Леон прекрасно понимал, что ничего не добьется. Но кидался на майора Краузера вновь и вновь. Майор явно развлекался — легко толкал его одной рукой, пинал, как щенка, давал пощечины. Каждая пощечина была чуть сильнее, чем предыдущая, и сейчас из разбитой губы текла кровь. Леону было все равно. — На что ты надеешься, Кеннеди? — лениво интересовался майор Краузер, отшвырнув его в очередной раз от себя. Леона впечатало лицом в стену и он увидел кровавые брызги на светлой краске. Ни на что, майор Краузер. Леон ни на что не надеялся. Он был рад. Внезапно все встало на свои места. Он выдыхался и понимал, что майор просто растягивает удовольствие. Он легко мог бы вынести Леона с одного удара. Но лишь криво улыбался, молниеносно блокировал все его удары и Леон снова получал унизительную пощечину или подзатыльник, как распоясавшийся ребенок. Да и наплевать. Он помнил все грязные приемы улицы и пытался их применить, но выяснилось, что их знал и майор Краузер. Бесполезно. Один раз он даже достал Краузера кулаком и получил удивительно нежным тоном: — Котенок царапается. Леон не собирался отступать — он ждал финала. Он оказался на полу, колено пронзительно больно давило ему между лопаток, а тяжелая рука прижала его лицо в пол. Он едва дышал, хрипел и ждал заключительного удара. Но майор склонился к нему, повозил лицом по полу в качестве очередного наказания, словно тыкая кота мордой в дерьмо, и насмешливо поинтересовался: — Достаточно? Леон рвано дышал, давясь подступившей к горлу желчью и слюной. Майор Краузер ждал. — Слезьте с меня, — глухо потребовал Леон. И давление неожиданно исчезло. Он уперся ладонями в пол, выдохнул, скрипнув зубами от прошившей плечи и живот боли, и поднялся. Одернул одежду. Поправил волосы. Он был абсолютно спокоен. Все стало понятным. Привычным. Это его жизнь. Все правильно. Так с ним будет всегда. Он полез в карман и достал мятные купюры. — Это все, что есть, — аккуратно положил на стол. Он на долю секунды подумал, не оставить ли себе десятку, но откинул эту мысль. — Остальное отдам, когда смогу. Его голос был сиплым и усталым, но ровным, без эмоций, без надрыва, обиды или злости. Майор пристально смотрел на него, не шевельнув бровью. Только в глаза. — Телефон моего куратора вы знаете. Он мельком окинул взглядом кухню — сейчас ему казалось странным, что еще с утра он чувствовал себя здесь комфортно. Почти своим. Конечно, ему здесь нет места. Как нет места рядом с человеком, стоявшим напротив. Игры закончились. В такие моменты Леон действительно был хладнокровным. Он не переживал — он был в своей стихии. Он снова был один. Есть он — и все остальные. Так и должно быть.        Леон дополз до своего дома глубокой ночью. С трудом открыл дверь и налетел на управляющего. Тому не спалось — он клеил криво написанное от руки объявление с угрозами должникам. Управляющий взглянул на его разбитое лицо и улыбнулся. — Недолго музыка играла, — ход его мысли Леону был кристально ясен. Три недели назад Леон отсюда уехал с человеком, заплатившим за комнату, и пропал. А теперь вернулся с разбитым лицом. — Добро пожаловать домой, Кеннеди. Действительно. Возразить нечего. Он вернулся туда, где ему место. — Доброй ночи, — сказал Леон. — Спасибо. И поплелся наверх. — Хоть приоделся, — донеслось в спину. Ну да. Тоже не поспоришь. — Не забудь про аренду на месяц, Кеннеди. Как быстро пролетело время. Лифт, конечно, был сломан. Леон с небольшими остановками на отдых вскарабкался на свой этаж. Ввалился в комнатушку, устало выдыхая. Все без изменений. И это хорошо. Он долго стоял под душем, уставившись на разбитые коленки и отливающую розовым воду. Влез в старые тряпки и завалился на родной матрас. Планов на завтрашний день у него не было. Лейтенант Брана пообещал ему проблем — скорее всего, так и будет. Объяснять что-то Леон не собирался. Надо просто немного подождать, а пока заниматься своими привычными делами. Леон играючи прикинул пару вариантов побега из города. Он был свободен в выборе. Он полежал еще час, рассматривая потолок, потом встал, полез в шкаф, обыскал все полки, залез в вентиляцию и даже за плинтус. Нашел старый пыльный пузырек с парой таблеток на дне — сильное снотворное. Запил сразу обе водой из-под крана. Достал со дна рюкзака нож и снова упал на матрас. Сейчас станет легче. И ему действительно стало легче. Засыпая, он думал, что доволен своей судьбой. И другого ему не надо.        Он открыл глаза, морщась от головной боли. То ли таблетки, то ли вчерашние подзатыльники. Он лежал, поджав колени к груди, обхватив себя руками. Леон скосил глаз на футболку — придется стирать. Он перемазался кровью от порезов. Посмотрел в окно, стараясь определить время. У Леона не было радио, телевизора или ноута. Он привык к тишине. А вот без часов… Он медленно выдохнул — его снова кольнула горечь утраты. Сломались… Все сломалось, снова прозвучало в голове. Леон сказал самому себе заткнуться и медленно поднялся, усаживаясь поудобнее. В виски стукнуло болью. Повернул голову. Дежавю. Напротив него на табуретке сидел майор Джек Краузер. Леон молча смотрел на незваного гостя. Перевел взгляд на дверь — внешне замок был в порядке. Снова посмотрел на майора. — Взял запасной ключ у управляющего, — Леон в который раз отметил, что лишних слов для беседы с майором ему не требуется. Голова снова заболела. Леон отложил возмущение действиями управляющего на потом. Вечером. Майор снова прочитал его мысли. — Я сказал, что у меня — сердечная драма. Леон молчал. — Сказал, что не могу жить без своего мальчика. Леон прикрыл глаза, пытаясь сообразить, что делать. — Мне срочно надо поговорить с любимым. Утешить его. Леон открыл глаза и попытался разобраться в во всех оттенках взгляда напротив. Не смог. — Управляющий не остался равнодушным к моей беде и двадцатке сверху. Леон попытался откашляться — в горле пересохло. Он хотел пить, но в виски стучало и он благоразумно остался на месте. — Держи, — майор полез в карман и выудил маленькую бутылку минералки. Леон долго смотрел на протянутую руку — крепкое запястье и хваткие пальцы. И принял решение. — Спасибо, — получилось хрипло и едва слышно. Протянул руку и попал в капкан — майор перехватил его запястье второй рукой. И долго рассматривал красные полосы, покрытые свернувшейся кровью. Нагляделся наконец и отдал воду. Леон пил минералку, потихоньку приходя в сознание. — Как ты? — спокойно поинтересовался Джек Краузер. — Я в порядке, — также спокойно ответил Леон. Они молчали — майор рассматривал его, а Леон рассматривал стену напротив. — Держи, — рука нырнула во внутренний карман. Леон перевел глаза на широкую ладонь. На ней лежали его старенькие часы. С новым стеклом и ремешком. Стрелки показывали 14 часов 20 минут. Леон как-то пытался поменять треснувшее стекло на часах, но потерпел неудачу. В двух мастерских ему сказали, что таких стекол сейчас нет, под заказ было очень дорого, и вообще — если часы сломаются, лучше выбросить — старая модель, такие сейчас не чинят, нет каких-то хитрых винтиков и колесиков. Он поднял глаза на майора. — Без проблем, — усмехнулся тот. Развернул часы, посмотрел на гравировку и снова на Леона. Протянул руку. Понятно. Леон расшифровал холодный пронзительный взгляд: Извинений не жди. Твоя реакция понятна. Я починил твои часы. Ты — опоздал, курил, пил — и будешь наказан. Вопрос закрыт. Майор нетерпеливо щелкнул пальцами. Леон послушался — протянул руку в ответ, майор ухватил его за кисть, внимательно оглядел ободранное вчера запястье — нет ли открытых ранок? — и наконец застегнул ремешок. Леон подумал, что эти жесткие пальцы могут быть очень нежными и ловкими. — Двадцать минут, Кеннеди. Я жду. Леон поднялся и потащился в душ. Он все еще не знал, что делать. Через пятнадцать минут он сидел напротив Кразера — тот обрабатывал ему изрезанное предплечье. В карманах куртки майора было все необходимое. Джек Краузер совершенно точно знал, что ему пригодится в этот раз. Они спустились по лестнице, и Леон снова чувствовал тяжелую руку на шее. Он все еще не знал, что делать. А майор чувствовал его неуверенность и держал очень крепко. Через мутное стекло Леон увидел помятое лицо управляющего. Этот человек никогда не покидал свой пост. — Совет да любовь, — буркнул он майору Краузеру, скидывая в ящик стола запасной ключ. Выписал квиток на полученную ренту за следующий месяц. Леон молчал и смотрел на происходящее, словно зритель дурного спектакля с самого верхнего ряда провинциального театра. — До скорой встречи, Кеннеди, — управляющий плюхнулся на место, а Леон почувствовал, как горячая ладонь сжала его шею до боли.        Леон сидел в машине, уставившись вниз, на колени. Он все еще не знал, что делать, и не мог выйти из роли просто зрителя в своей жизни. Он не был участником событий. — Тебе нравятся ножи, Леон? — прозвучал внезапный вопрос. Леон пожал плечами. Он не знал сейчас, что ему нравится. — Ты неправильно используешь нож, — Леон повернул голову и посмотрел на четкий профиль. Майор смотрел на дорогу. — Я тебя научу. Леон молчал. Пусть так. Ему было все равно. — Ты талантливый мальчик, — Леон удивленно моргнул, приходя в себя. Ему странно было слышать похвалу сейчас. И странно понимать, как это приятно слышать именно от Джека Краузера. — Характер. Хорошая реакция. Упорство. Выносливость. Острый глаз. Чутье. Майор притормозил на светофоре и обернулся к нему. Леон слушал его, повесив голову, но был вынужден посмотреть в глаза — майор ухватил его за подбородок. Это не было сейчас оскорбительным жестом. Просто требование, которое надо выполнить. Они долго смотрели друг на друга, пока не зажегся зеленый. Леон все еще не знал, что делать. Но он смотрел в ледяные серые глаза и не мог отвести взгляд.        Леон, тебя тянет к мужчинам постарше.        Он вспомнил жуткий остановившийся взгляд рептилии вчера ночью. И предупреждение Ады. Но не смог справиться в приятной истомой в теле. Его внезапно отпустило напряжение. Плечи расслабились, а в зеркале над лобовым стеклом он увидел свой взгляд — что-то новое. Мягкий, открытый, по-детски доверчивый. Кроткий — наверное, про это говорила Ада… Он словно скинул с плеч груз ответственности за свою жизнь. Майор моментально заметил его смирение. — Хороший мальчик, — Леон подумал, что изрезанные шрамом губы могут красиво улыбаться ему. Именно ему.        Вечером Леон стоял, перемазавшись краской, и пытался ликвидировать пятнышки своей крови на стене кухни. Остальной разгром майор устранил сам. Джек Краузер взялся за ужин. — Кстати, Кеннеди, — Леон опустил кисточку и обернулся. Майор стоял, сложив руки на груди, и хмурился. Леон увидел тот самый ледяной, абсолютный в своей пустоте, взгляд рептилии. Впрочем, сейчас этот взгляд был быстро замаскирован иронией. — Кто эта знакомая? … В красном платье, — Леон отчего-то был уверен, что майор опустил крепкое словцо по отношению к Аде. И был благодарен. Он не стал бы молчать. Позже Леон понял, что майор Краузер достаточно хитер и проницателен, чтобы знать точно — где нужно давить, а где нет. Надо просто подождать. — Подруга, сэр, — кратко ответил Леон и снова увидел неподвижный взгляд змеи. Майор сузил глаза. — Мы просто друзья… наверное… — Леон задумался на мгновение, размышляя, кто для него Ада. — Мы редко видимся… Сейчас он был странно открыт перед майором Краузером. Ему было неловко говорить о таком и это было его личным делом, но он зачем-то добавил, словно оправдываясь: — Между нами ничего нет, — посмотрел в холодные глаза. Пустой взгляд исчез, но было очевидно — майор Краузер относится к дружбе между мужчиной и женщиной крайне скептически. Если, конечно, он видит в Леоне мужчину, а не мальчишку, щенка или котенка. Майор окинул его пронзительным взглядом, уверился, что Леон не лжет, и повернулся к плите. Леон постоял минуту молча, терзая в руках кисточку. Вспомнил слова про «воняет манерной бабой» и приятный аромат женских духов… Вспомнил свой страх перед этим человеком, инстинкт. Впрочем, другой инстинкт говорил ему четкое «не бойся» и «доверься». Он не испугался и сказал, глядя в широченную спину: — Я вам сказал, что виделся со знакомыми. Не говорил, что с женщиной. И не говорил, что она была в красном платье. — У тебя провалы в памяти, Кеннеди. Нездоровый образ жизни дает о себе знать. Майор не счел нужным к нему обернуться. Леон вспомнил свою вчерашнюю паранойю. Отложил кисточку и встал рядом, почти касаясь напрягшегося бицепса плечом. — Вы за мной следили, сэр. Он попытался заглянуть в лицо, а Джек Краузер взглянул на него сверху вниз — без всякого стеснения. Словно это — нормально. — Я тебе сказал, Леон, — майор вернулся к готовке. — У тебя хорошее чутье. Но ты себе не доверяешь. Леон завис. — Ты живешь в моем доме, Леон. Я имею право знать, чем ты занят, — в голосе прозвучало точно выверенное раздражение. — И мне нужно было кое-что проверить. В том числе — твою наблюдательность. Я удовлетворен. Это тон явно говорил, что вопрос исчерпан, а майор Джек Краузер будет делать, что считает нужным. Всегда. Мнение Леона — несущественно. — Нормальный человек сбежал бы от вас, сэр, — пробормотал Леон. — Неужели? — искренне удивился майор и перевернул мясо лопаткой. Леон решил не стесняться. — Вы — маньяк, сэр. Майор долил немного масла и накрыл мясо крышкой. Развернулся к нему и сложил руки на груди, осматривая Леона уже со знакомым выражением глаз — словно диковинное существо, вдруг обретшее дар речи. — Нормальный человек… — повторил Леон тихо, задумавшись. — Очевидно, нормальных людей в этом доме нет. Ни одного. В его голове в очередной раз всплыло: Будь осторожен, Леон. Он поднял взгляд на огромную фигуру и снова не мог оторвать взгляд от мощных плеч и рельефных рук. От рваного шрама на бицепсе правой. И эта рука сейчас грубо растрепала его волосы уверенным жестом, а потом осторожно пригладила, прядь за прядью. — Санкции, Кеннеди. Леону была приятна эта ласка и он просто стоял, смущенно улыбаясь, замерев на мгновение — пальцы заправили выбившийся локон и нежно прошлись по коже. Действительно, Джек Краузер почесал ему за ухом, будто приласкал котенка. — Я не матерился, сэр… — голос изменил ему, а в животе росло смущающее тепло. — Правила здесь устанавливаю я, Кеннеди, — ответ был резким и грубым, словно очередная пощечина. Но пальцы, ласкающие шею, остались нежными и осторожными. Леон смирился.