ментовская

      Курить на уроках, в одном и том же туалете и одной и той же кабинке — наименьшая проблема Марата.       Периодически страховать сваливавшую задолго до окончания последнего урока девушку, чтобы та не получила люлей от до сих пор злых «разъездовских» — наименьшая проблема Марата.       Злобные взгляды её папаши, будто жопой чующего чудесным образом случившееся сближение между ним и девушкой — наименьшая проблема Марат.       В очередной раз получать вместо неё от пацанов с «Разъеда» — наименьшая проблема Марата.       Периодически менять мокрые от спермы трусы по утрам, когда в очередной раз снится эротический сон с ментовской в главной роли — наименьшая проблема Марата.       Мимолетно касающаяся его ноги под партой девичья коленках, обтянутая тонким белым капроном — наибольшая проблема Марата.       Практически моментально реагирующий на такую близость член — наибольшая проблема Марата.       Заинтересованные взгляды со стороны девушки на его покрасневшее от смущения и возбуждения лицо, пока он пытается спрятать нижнюю часть своего тела под партой — наибольшая проблема Марата.       Его ответные взгляды, огонь в которых не увидел бы только слепой или, например, Альбина — наибольшая проблема Марата.       Все, что так или иначе было связанно с телом Альбины и её непосредственной к нему близостью — наибольшая проблема Марата.       Альбина, сама по себе, была проблемой. Нерешаемой, от которой не спрятаться и не убежать. С которой осталось только жить и ежесекундно ненавидеть за существование.       Он кусает губы, пытаясь сдержать в себе хлесткие и разом выдающие главную причину его подобного поведения слова, сжимает ладони в кулаки, с трудом восстанавливает дыхание и никак не может оторвать взгляда просвечивающей через ткань блузки лямки бюстгальтера. В его голове ещё свежи воспоминания о том, как бесстыдно ментовская очерняла образ милой девочки-отличницы своей подтянутой к талии юбкой и расстегнутыми верхними пуговицами — он никак не мог избавиться от мысли о том, что грудь у неё совсем не такая, как у девчонок в вовкиных журналах. То ли от того, что Ясенкова была еще слишком юной для подобных размеров, то ли потому что сама по себе была довольно миниатюрной и ждать от неё таких пышных форм — бессмысленное и неблагодарное дело.       Он боялся встретиться с ней даже взглядом, потому что ментовская — как долбанная немецкая овчарка, сразу все чувствовала и могла прочитать человека, как открытую книгу, лишь в глаза глядя. Знать о том, что у него на неё стоит, практически не переставая, ей совсем не нужно, а то потом будет ходить и пуще прежде него ехидно ухмыляться.       А если на зло ему специально провоцировать начнёт?       Её тронуть он не сможет: не только потому, что в нем привиты уважение к женщинам, даже если те того не заслуживают; не только потому, что у Альбины папа мент и при любом посягательстве на честь и достоинство своей драгоценной доченьки, его будут ждать большие проблемы, от которых даже папа и любимый хрустальный сервиз мамы не спасут; не только потому, что Ясенкова — первая женщина девушка, к которой он почувствовал настоящее взрослое возбуждение.       Было в этой сучке что-то такое, что раз за разом заставляло Марата переступать через себя и спешить ментовской, пусть и нехотя, на помощь. Даже если она его не просила и потом не благодарила.       А Альбина, словно читая его мысли, всё никак не могла свести колени вместе и держаться подальше от маратового бедра.       Ему казалось, что еще пара минут такого издевательства над его разгоряченным телом, и он не выдержит. Нарычит на девушку, выскажет ей всё в лицо и грубо оттолкнет своей ногой её. А она, разумеется, начнет мстить и тогда они точно устроят в классе полный бедлам. По головке его за это представление никто не погладит, а вот ей простят. На золотую медаль, как никак, идёт и вполне поверят в то, что это он, Марат, отвлекал несчастную соседку по парте на занятиях и та просто не выдержала. Полная альбинина безнаказанность, к слову, бесила его ещё больше, чем реакция своего предательского организма.       Как и её блядский взгляд, которым она ловила его и с ехидными смешинками на дне никак не отпускала из импровизированного плена.       Всё у неё вечно хорошо, чтобы не натворила.       Вся провонялась табаком, после очередной ходки на второй со стайкой глупых подружек? Так никто ничего не чувствует и не замечает чуть поплывшего от кайфа карих девичьих глаз, в то время как его каждый раз палят на горячем и за шкирку ведут в кабинет директора оправдываться. Гоняет балду на уроке, вместо того чтобы внимательно слушать преподавателя и записывать каждое слово, даже нечленораздельный звук? Так она ведь умная, если что, и сама дома в новой темой разобраться сможет, в то время как ему летит очередная двойка в журнал и дневник, глубже закапывая мечты родителей на его светлое будущее. Явилась одетая далеко не по школьной форме, нацепившая вместо платья с черным передничком, — таким же искусно-кружевным, как и белый — «мальчишечьи» штаны? Одежда никак не влияет на успеваемость, в то время как на него косятся и злобно шипят, что отсутствие красного пионерского галстука на шее позорит школу.       Эта несправедливость грызла Марата изнутри, но поделать с этим ничего не мог.       Не идти ведь ему ей лицо в кашу разбивать, или звать пару своих с возраста, чтобы указать зарвавшейся особе на её место.       Альбина девочка.       Девочка, блять, хотя он всё ещё твердо уверен, что под человеческой плотью, где-то в щелях между костями прячется даже не демон, а уже сам Сатана.       Да только хотел бы, чтобы Ясенкову наказали по всей строгости, не спасал бы едва поспевающую за ним девчонку на высоких каблуках от разъездовских, не пропускал вперёд себя, постоянно оглядываясь через плечо. Не курил бы одну сигарету на пару, сидя бок о бок на одном дальнем подоконнике, чтобы сразу видеть кто в туалет зашёл, а сразу сдал Флюре Габдулловне и как минимум пару дней весь ею расцелованный бы ходил.        — Марат?       Проблема заключалась лишь в том, что Марат, на самом деле, этого не хотел. Да, считал это не справедливым и не честным, но не до такой степени, чтобы в крысу теперь учителям, что по его скромному мнению от ментов ничем почти не отличались, стучать и в открытую пальцем показывать на провинившуюся. Альбина, быть может, и заслужила к себе такого отношения, но Марат пацан и пока он делит с ней на двоих одну парту, одну «Мальборо» и общий секрет о том, что случилось тогда на территории «Разъезда», она своя.       Своя, а значит, как никак, под его непосредственной защитой.        — Марат. — настойчиво зовёт замершего на месте Альбина, щелкая пальцами перед его глазами. Устремленный в одну точку, на её висок, взгляд, пробирал до самых костей, заставляя её чувствовать себя не комфортно. Странный Суворов, который то рычит, то помогает, стал ещё более странным с этой его пугающе отстраненностью от внешнего мира. — Маратик, блять, что случилось?       Никто её тронуть не посмеет, потому что она вся, с головы до ног, пропиталась его ненавистью, его раздражением и бурным желанием.       На физике нужно думать о физике, решать зубодробительные задачи и не пропускать ни единого слова учителя, а они, совсем как в первый день, посвящали все отведённое на предмет время друг другу.       Пусть и не совсем так, как-то было раньше.       Потому что всё изменилось. Альбина, пусть и все также раздражала, но теперь добавилось ещё одно хлесткое чувство. Возбуждение. Она его, блять, возбуждала.        — Можно выйти? — маратова рука резко взлетает вверх, когда не выдержавшая повисшего над их партой напряжения девушка открывает рот, чтобы напомнить о своём вопросе и добиться от него ответа о причинах его поведения. От неожиданности, она напрягаться всем телом, наконец убирая свое колено подальше от его бедра, но лучше не становится: парень уже успел завестись до предела своих возможностей, и когда он позорно кончит в трусы — это лишь вопрос времени.       Майра Аглебаевна смотрит на него сквозь толстые стекла очков, подозрительно смотрит на не скрывающую ни удивления, ни своей в нем заинтересованности Ясенкову и отрывисто кивает, возвращаясь к теме урока. Суворов облегчённо выдыхает, с шумом и спешно покидает кабинет физики предчувствуя, что до конца занятия сюда больше не вернётся.       Что его вообще сегодня больше на уроках не увидят.       Особенно пока Альбина находится на территории школы.       Все таки, с ментовскими в гляделки играть — себя не уважать.       А если он продолжит так на неё пялиться и медленно умирать от обжигающего тепла её тела, то сорвётся и сделает нечто похуже.       … Дрожащими то-ли от перенапряжения, то-ли от разлившегося по телу возбуждения пальцами, Марат едва успевает закрыть на защелку кабинку туалета и прислониться разгоряченным лбом к прохладному кафелю. Желаемого облегчения это не произносит, наоборот, он лишь ярче может себе представить, что это альбинины ладони легли на его лицо. Будто это она проводит пальцами по коже, оставляя за собой ярко-красные следы смущения. Будто это она распространяет тепло по его телу, заставляя заживо сгорать.       Блять.       Блятьблятьблять.       Это просто какой-то пиздец.       Он на полном серьёзе собирается дрочить на Альбину Ясенкову в туалете осточертевшей школы после того, как та пару раз коснулась его своим коленом под партой. Случайно коснулась, не имея за своими действиями двойного дна и глядящая на его краснеющее лицо с абсолютным непониманием и, кажется, искренней обеспокоенность. Это её прикосновение, которым она пыталась привлечь погруженного в себя парня, заставило закрыть гельштат и позорно умчаться из класса. Это бесило ещё больше, чем если бы она действовала осознанно и с целью окончательно свести его с ума.       При таком же раскладе, ему даже предъявить нечего.       Что он может ей сказать?       «Сведи свои блядские колени вместе и прекрати меня касаться, потому что у меня встал?»       «Ты мне постоянно снишься и на утро мне каждый раз приходится идти в душ, чтобы поменять обкончанные трусы?»       «Я представляю тебя в таких позах, что актрисам из родительских кассет с порнухой стыдно станет?»       «Блять, Альбина, прекрати меня нервировать, потому что я уже не понимаю чего хочу больше: ударить тебя или трахнуть?»       Любая из этих фраз может закончиться оглушительным фиаско. Альбина либо поржет над ним, а после со своими подружками разнесет слух, что у универсамовского пацана стоит на ментовскую даже в общественных местах на людях, либо начнёт шантажировать этой информацией, и одному Богу известно, что эта сука может у него потребовать в замен для сохранения его маленькой тайны.       Если так подумать, то ничего постыдного в реакции его тела на красивую и вполне себе ладную девушку нет, но это блять она. Она, а значит, для своих он станет кем-то на подобии помазка, если не хуже.       Ментовская, всё же.       Не для того он каждый день матери врет, когда на лице появляются новые синяки и в своих крепких объятиях её успокаивает, когда слезы начинают катиться по щекам. Не для того с отцом порой до хрипоты в горле спорит, доказывая, что понятия улицы из них людей настоящих воспитывают, а не чушпанов, для которых обещание дать, словно на асфальт сплюнуть. Не для того Вовке в письмах на каждую его просьбу о матери заботиться слово пацана даёт, прозрачный намёк делая на то, что по стопам старшего пошёл и нисколько в своём решении не сомневается.       Но один раз-то можно. Все равно, никто об этом кроме него одного не узнает. А болтать об этом он не собирается — не девчонка ведь, да и Суворов, скорее, постарается забыть обо всем произошедшем, будто это был просто сон.       Очень плохой кошмарный сон.       Закусив губу, Марат медленно ослабляет ремень, расстёгивает пуговицу на тёмной ткани брюк и с громким звуком опускает собачку на молнии вниз. Дышать сразу становится немного легче, когда жёсткая ткань начинает меньше давить на эрегированный член. Продолжать начатое отчего-то стыдно: его щеки пуще прежнего пылать начинают и глаза слезятся от накативших противоречивых чувств. Но и терпеть дальше не представляется возможным.       Мальчишеские ладони с трудом приспускают брюки, неловким движением стягивают трусы. Он громко облегчённо выдыхает, когда освободившийся от оков в виде одежды орган ноет от прошедшегося по нежной коже сквозняка из открытой форточки.       Марат крепко зажмуривает глаза, стискивает зубы до противного скрежета стирающейся эмали, дабы ни одного лишнего звука не вырвалось из его порочного, как говорят взрослые, рта и не привлекло лишнего ненужного внимания. Он сильно сомневается, что какой нибудь учитель, привлечённый в туалет стонами и приглушенными всхлипами, оценит развернувшуюся перед ним картину — отпетый хулиган, ученик десятого «Б» класса, вместо того, чтобы сидеть на уроке и слушать преподавателя, мастурбирует в запертой кабинке школьного туалета. Тогда родители точно его убьют, когда директор вызовет их на ковёр и ошарашит данной новостью.       Палец стирает с головки выступившую каплю предэуакулята, представляя блядскую лямку лифчика, что просвечивает из-под чужой девичьей, — альбининой — блузки. Такая манящая, которую так и хочется спустить по плечу вниз и насладиться видом обнажившейся кожи. Запястье приходит в движение, разгоняя кровь по стремительно разбухающему члену, затягивая мышцы внизу мальчишечьего живота в крепкий узел.       Ебанная Ясенкова, со своими ебанными коленками, которые так заманчиво выглядывали из-под юбки, и бесстыдно тёрлись о его бедро.       Он с ней когда нибудь с ума сойдёт, потому что перед глазами так и стоят картинки из вовкиных журналов.       Марат утыкается с свой локоть, прикусывает ткань пиджака, представляя на его месте нежную альбинину кожу. Представляет, как бы закатились от удовольствия её глаза, как эти блядские колени раскрылись бы перед ним. Представляет, что она здесь, рядом с ним, а не там, в душном кабинете физики. И рука на члене принадлежит не ему, а ей. Что она не сухая и широкая, а маленькая и нежная — такая, которую каждый вечер обильно кремом смазывают и от промозглого ветра в перчатку белую прячут.       В его блядских мыслях только она, от того и представлять куда легче.       Ладонь крепче сжимается, а бедра делают несколько поступательных движений. Губы приоткрываются, воздух вокруг становится терпким.       В маратовых фантазиях ухо опаляет горячее девичье дыхание. Он с усилием проглатывает скулящий стон, и толкается в теплую маленькую руку, что раз за разом встречалась с лобком, пуская электрические разряды по позвоночнику. Тонкие губы фантомно прижимаются к выступающей ключице, и он издает тихий стон, больше похожий на всхлип.       Стыдностыдностыдно.       Стыдно так реагировать на свои фантазии, в которых Альбина ему только дрочит и шею лёгкими невесомыми поцелуями осыпает, да только поделать с собой ничего не может.       Вот он девушку от себя отстраняет, усаживает перед собой и нетерпеливо в губы целует. Сминает грубо, насильно раздвигает языком и получает кайф от того, что она не сопротивляется, как наверняка бы было в реальности, а очень даже охотно ему отвечает. Обнимает за шею, скрещивает ноги на пояснице и всем моим телом с его хочет слиться. Острые красивые колени наконец-то в его власти: он стягивает блядские капроновые тонкие колготки, отправляя их в мусорку за дальнейшей ненадобностью, потому что и без этой ткани её ноги пиздецки красивые.       Альбина — девушка, которую он ненавидит каждой клеточкой своего предательского тела. Девушка, которая зачастила в его сны и в которых он с ней порой такое вытворяет, что просыпаться не хочет — настолько все хорошо и волшебно.       Альбина — девушка, которую он до дрожи хочет.       Эта ситуация, что-то из разряда вон выходящего — такого даже в порнухе не показывают, потому что в реальности такого практически не бывает, но Марату нравится.       Внезапно приходит осознание, что Альбина его внешне привлекает. Не только как объект сексуальных фантазий, а в общем и целом, как человек, на которого не только дрочить можно, но и смотреть, красоту на плёнку памяти снимать. Нравятся ему эти сучьи глаза, в которых он ещё никогда не видел тепла — ни к нему, ни к кому-то ещё. Нравится угловатая фигура, которой ещё формироваться и формироваться, чтобы та хоть немного на Дашку, Валерину девушку, похожа стала.       Ему определённо нравится её тело и отведенная ей роль в его фантазиях, но сама Ясенкова… Совершенно точно нет. Такую как она и врагу ведь не пожелаешь!       Девичья ладонь возвращается обратно на истекающий смазкой и изнывающий от тоски по нежной ласке орган, нетерпеливо проводит вверх-вниз и снова пускает мурашки по позвоночник. Мышцы пресса напрягаются, сокращаются, предвкушая скорую разрядку. Затуманенный маратов взгляд видит голые альбинины колени уже в реальности — руки протяни и по гладкой коже сможешь пальцами провести.       Бред.       Надо скорее со всем этим закончить.       Толчок. Выдох. Толчок. Вдох.       Перед глазами начинают плясать зайчики, а в ушах появляется писк. С губ срывается невнятное мычание и его будто прошибает током. Его собственные колени подгибаются, заставляя опереться о закрытую дверь туалетной кабинки, потому что потная ладонь по кафелю лишь съезжает, отказываясь предоставлять помощь сведенному с ума парню.        — Альбина-а-а… — хрипло выдыхает, приоткрыв блестящие от слюны губы и крепко сжимает член у основания. Делает ещё пару поступательных движений бёдрами в собственную руку, все ещё представляя заместо неё альбинину ладонь и заканчивает, пачкая в белой вязкой жидкости пальцы, края рубашки, брюк и даже кафель на стене. Дрожит всем телом, инстинктивно продолжая двигать конечностями, пока свободной рукой опускает крышку унитаза и с размаху опускается на неё.       Получивший желанную разрядку и облегчение, заставившее тело расслабиться, Марат так и не избавился от странной тяжести где-то внутри себя. По ощущениям, где в середине живота. Там то сладко ноет, то больно режет — каждый новый раз новая боль и даже не понятно, как на это реагировать.       Ебучая Альбина, ебучее тело, ебучие гормоны.       Звонок с урока давно прозвенел и ей бы стоило спешить на первый этаж в левую рекреацию, чтобы успеть придти раньше злостной горгоны Екатерины Викторовны и лишить принципиальную тварь очередного удовольствия, в виде трепки мозгов так не любимых ею отличников, но девушка не в силах заставить себя сдвинуться с места. Даже не ради того, чтобы насолить руссичке, а чтобы не спалиться перед Суворовым, который ещё немного и придёт в себя, да выйдет из кабинки, тут же натыкаясь взглядом на ошарашенную услышанным одноклассницу. Вот так будет неловко если он узнает, что она узнала, что он мастурбировал с её именем на выдохе.       Интересно, он тогда её сразу здесь убьёт, или подождёт, пока она будет в одиночестве идти домой?       Искушать судьбу — поступок достойный идиота.       А Альбина не идиотка, хотя в глазах парня наверняка таковой является.       Но ему ли после всей этой ситуации судить о уровне её интеллекта? Не она сбежала с урока, чтобы за переться в туалете и дрочить на девочку, которая, вроде как, раздражает до зубовного скрежета.       Тихо прикрывая за собой дверь, она быстрым шагом удаляется к уже значительно опустевшей лестнице, оставляя растерянного Марата один на один с самим собой.