“Нет болезни мучительнее тоски”
Наступило прекрасное утро, и ясное небо окутало мир своей нежностью. Лучи солнца, проникающие сквозь занавески, освещали спящие души, что находились в своих глубоких снах, втянутые в безмятежный покой. Утренняя прохлада медленно уступала место желанному теплу. Окно раскрыто, с улицы доносилось неспешное пение птиц, и эти нарядные хористы всюду распространяли свой мотет, наполняя комнату мелодичными звуками. Воздух был пропитан свежестью и запахами цветов, распускающихся во дворах и на полях. Ветерок колыхал ветви деревьев, разносился шум проезжающих грузовиков и далёкий лай дворовой собаки. Мир ожил волшебным прикосновением. А ведь недавно всё было иначе: холод, пронизывающий до костей, мёртвая тишина, поглощающая всё, что смеет нарушать ночную размеренность, и ни одной живой души, даже птицы, кузнечики и сверчки неправдоподобно замолкли. Но я заранее знала: этот новый день обещал быть исключительным. Пробуждаясь ото сна, Вера залепетала себе под нос непонятные слова, почувствовав холодный нос Луи. Его весёлый хвостик радостно махал из стороны в сторону. Перевернувшись в тёплой постели, девочка наслаждалась объятиями больших лап и прикосновениями мягкой шерсти, которая каждый раз ощущалась по-разному. Этим утром она представляла собой густые волоски, кажущиеся на ощупь особенно гладкими и лёгкими, словно шёлковое покрывало. — Неужели проснулись? Луи, какой же ты наха-а-ал, — артистично протянула вошедшая женщина. В ответ раздался басистый лай собаки. — И вам доброе утро. Снова одурачил меня, чертяга… — Аф, аф, аф! — собака приподнялась, задирая одеяло и раскрывая Веру. Волоски девочки встали дыбом, и она покрылась мурашками от проходящего холодка. Девочка захлопала руками по кровати, а затем прижала колени к груди. — Всё, никаких больше оправданий я слушать не собираюсь, — решительным лёгким шагом женщина вплотную подошла к шкафу. От неё повеял шлейф ароматного кофе, пряных духов, привезённых её матушкой из Италии, и лака, коим она уложила свои короткие волосы. Кто-то успел позавтракать и уже активно собирался, а кто-то продолжает безмятежно нежиться в постели. — Доброе утро, мама, — раздался сонный, тихий голос Веры. Девочка вновь потянулась за одеялом – надо в него завернуться! – но никак не могла нащупать его край. Затем плюхнулась обратно и злостно разбросила руки в стороны, будто хотела обнять целую планету. Дверца шифоньера невольно заскрипела, женщина аккуратно начала складывать вещи, а Вера услышала привычный запах чистой, выстиранной одежды. Это уже образовался своеобразный ритуал: каждое утро мама будит дочь, складывает выглаженную одежду в шкаф и торопливо уходит на работу. — Вера, ты не забыла, что сегодня занятия? — Конечно нет, мама. Только… Сколько сейчас времени? — Без десяти восемь. Девочка резко подорвалась, растерянно собирая мысли в кучу, но на сей раз не потянулась за одеялом. Занятия начинались ровно в восемь двадцать, а она сейчас беззаботно ликовала в кровати, крепко обнимая Луи, и совершенно позабыв про расписание. — Извини, что не разбудила раньше. Как бы я ни злилась на этого проныру, но всё же не смогла нарушить ваш крепкий сон. Завтрак уже давно готов: в кастрюле пшённая каша. Фрукты порезаны и выложены на тарелку, стоящую на кухонном столе, — мама Веры говорила ровно, без запинок и, казалось, слишком неестественно, — И… — она хотела что-то сказать да прервалась, — Ладно, дедушка дома сегодня. Если нужно будет, он поможет, — уложив всё бельё в шкаф, женщина направилась к кровати, — Я пошла на работу, дорогая. Мама нежно поцеловала дочь, а затем аккуратно поправила прядь взъерошенных волос. Пару секунд посмотрела на припухшее лицо и потерянный взгляд Веры. Женщине, как мне ощущалось, было очень тяжело смотреть в эти пустые глаза. Вера не видела лица стоящей перед ней фигуры, однако отчётливо ощущала её тяжелый взор. Гладкие щёки девочки загорелись румяными пятнами, казалось, сам поцелуй ошпарил её чувствительную кожу. Мама напоследок потрепала Луи по гладкой морде и поспешно направилась к выходу. — Люблю тебя! — крикнула вслед девочка, но женщина уже завернула куда-то за угол коридора. Вера слышала, как шаги её постепенно затихали, а потом — слабый щелчок, означающий, что мама покидает их уютное жилище. Девочка привыкла к этим звукам, но каждый раз сердце её сжималось от тоски. Тряхнув головой, она постаралась избавиться от мерзкого ощущения. — Луи, поторопись! Скоро Валентина Никитична придет, а она очень не любит, когда я опаздываю. Внутри Веры что-то вновь загорелось. Любовь… Это ведь про неё говорят: надёжная и зыбкая? Маленькая фигура выползла из своей норки и очень засуетилась. Из комнаты девочки начали разноситься по всей квартире оживленные звуки, адресованные Луи — Ну хватит мешаться под ногами! — в ответ на которые пёс утвердительно лаял. И вновь заскрипела несчастная дверца, приглашая в комнату всех, кого хоть немного завлекала громкая суматоха. Пожилой мужчина, выглядывая из-за приоткрытой створки, молча наблюдал за растерянной девочкой. Она бегала из одного угла комнаты в другой и врезалась во всё подряд, как слепой беспомощный котёнок. Луи мешался под ногами, пытаясь остановить разволновавшуюся хозяйку. — Ох, Верочка! Ну что ж ты так носишься? — дедушка тихонько вмешался в происходящую неразбериху. — Да как же не торопиться, дедушка! — Вера наконец остановилась, — Валентина Никитична должна вот-вот прийти, а я даже не позавтракала… — она уселась на край кровати и опустила голову. — Да чёрт с нею! — морщась, твёрдо сказал мужчина, — Совсем не бережёшь себя, глупая. Чего-сь хоть нужно тебе? Подам чего, да помогу всем, что в моих силах. А сил у меня в избытке, — слегка улыбнулся дедушка. — Я… — Вера замолчала, чтобы выровнять дыхание, — Носок найти не могу. Один нашёлся, а другой куда-то подевался. На столь бестолковое дело своё драгоценное время трачу, — она произнесла это печально, немного даже обиженно, скрещивая руки на груди. Дедушка смерил комнату взглядом, выслеживая несчастный носок, и вспомнил, как в молодости играл в игру «Квесты», где главной целью является поиск предметов. — А какой он хоть, этот твой, злополучный носок? — Шерстяной такой, очень тёплый и длинный. Должен быть похож на тот, что на мне, — и Вера, не поднимая головы, указала на свою левую ногу. — Интересно… — мужчина медленно зашаркал тапочками, огибая комнату. Они вместе полезли под стол, кресла и диван, растянулись на полу, чтобы проверить под шкафами и кроватями. В общем, обошли всю квартиру, даже в ванной всё перерыли. Дедушка был настроен решительно, чтобы найти потерянный носок внучки и помочь ей успеть позавтракать до прихода учительницы. Казалось, он сам уже начинает переживать и нервничать. Вот он стоит в центре своей старой, но уютной комнаты, совершенно маленькой, сохранившей в себе дух советской эпохи. С руками, упёртыми в бока, хмурый дедушка приобрел образ самого страшного гиганта. Его рослый стан и горбатая осанка возвышались над крохотной мебелью, но тело его было щуплым, ветром подвластное. Наверное, поэтому дома он всегда был одет в тёплую одежду, и обязательно прикрывался махровым халатом. Позади старика послышались звонкие шажочки Луи. Ступив за порог дедушкиной комнаты, звуки собаки приглушил мохнатый ковёр, который был у всех дедушек и бабушек, всю жизнь проживших в советские времена. Пёс обошел хмурого гиганта и уселся прямо перед ним. В зубах Луи было что-то мягкое, длинное и уже мокрое. Дедушка присел и взять ту самую злосчастную причину утренних бед внучки. — Верочка! — в ответ тут же раздались босые звуки из соседней комнаты — Потеряшка найден! Правда… — мужчинв почесал затылок, — лучше другие носки взять. Этот уже негоден, его б постирать. — Эх… — Вера глубоко вздохнула, — пойду лучше тапки поищу. Луи, надеюсь ты и их не заслюнявил? Пёс поторопился вслед за маленькой фигурой, что-то в ответ активно лая, словно настоящий человек отвечает своей подруге. А дедушка неторопливо последовал за дружной парой, будто он их верный страж.***
Вера сидела за столом, опершись головой на руку. Ей уже давно наложили пшённую кашу, а она с трудом переворачивает ложку, неохотно ковыряясь в горячей массе. Столовый прибор звенел, периодически ударяясь о бортик керамической тарелки. Нет, девочка любила каши, особенно с накрошенными ломтиками груши или яблока, но лучше, конечно, банана. Просто сейчас ей было очень тоскливо, даже с учётом того, что Луи и дедушка сидели рядом и завтракали вместе с ней: мужчина кашу, а собака свой любимый свиной корм. Дело в том, что Вера искренне любила проводить время с мамой, особенно за совместными трапезами. Но, к сожалению девочки, виделись они далеко не так часто, как хотелось. Елена много работает, чтобы обеспечить свою небольшую семью, и это неизбежно сказывается на количестве совместных яств. Такие трапезы являются редкостью в жизни ребёнка. Сегодня снова один из тех дней, когда Вера оказалась почти одна наедине с тарелкой каши. Ей явно этне нравилось испытывать столь сильные и, одновременно, нелюбимые чувства. Сейчас девочка ощущала, как тысячи маленьких игл пронзают сердце, оставляя за собой рваные и болезненные раны. Глаза Веры начали пылать, казалось, она готова вот-вот расплакаться навзрыд. И мне на секунду почудилось, что и у меня есть сердце, что и я сейчас так же скучаю по маме, что и я готова расплакаться навзрыд. Так вот она какая, эта ваша — тоска. Вера резко встала из-за стола: неприятно проскрипели ножки стула по старому паркету. Девочка быстро потопала в сторону коридора и нырнула за угол. Луи подорвался вслед за подругой, громко царапая пол, а дедушка ещё какое-то время продолжал сидеть за столом, совсем потеряв аппетит. Дверь тихонько закрылась и кто-то начал активно скрестись, протяжно поскуливая. Вера на ощупь шла к кровати и, почувствовав мягкое покрывало, рухнула лицом в подушку, прижав худые ножки к груди. Она сжалась в комочек под пледом и зябко дрожала. Узкие, ещё совсем детские плечи подрагивали. Она заплакала совсем беззвучно, словно боялась, что её раскроют и осудят, и в попытках успокоиться, закусила нижнюю губу. И лежала так, будто омертвелая, только в душе клокотала шальная мысль. За окошком играла громкая симфония звуков: весело щебетали птички, порывы ветра гулко куда-то неслись, шелестя листьями деревьев, шумно передвигались машины и дети вовсю резвились на площадке. Они кричали так радостно, что Вере хотелось кричать от горести. — Это так несправедливо… — всхлипывая прошептала девочка, — Я тоже хочу как все кушать с семьёй, как все гулять с друзьями, как все ходить в обычную школу… — она уткнулась лицом в покрывало и жалобно приглушённо захныкала, — Почему я не такая, как все? За что мне такое несчастье? Дверь противно заскрипела и четвероногий друг наконец залетел в комнату. Звучно перебирая лапами, Луи суетливо бродил вокруг, а затем не выдержал и без разрешения запрыгнул на постель. Холодный и мокрый нос уткнулся в нежные и горячие руки Веры, которые она старалась прижать к груди. Девочка безуспешно сдерживала плач: губки сильно тряслись, а ком сдавливал горло, дыхание и все внутренности. Пёс тихонько заскулил. Детское сердце будто раздавили: чувство тоски стало настолько острым, что всем хотелось взвыть от отчаяния. — Ну, Верка, опять ты за своё, — заходя в помещение, заговорил дедушка, — Один парнишка мне вспомнился, ох… Сколько ж это лет назад было? Тридцать иль двадцать? Ах, шут с ним… — он махнул рукой и замолчал. Девочку потянуло назад: за её спиной прогнулся матрас под давлением веса Степана Григорьевича. Глубоко вздыхая, дедушка легонько начал поглаживать согнутую спину внучки, ощущая маленькие позвонки. И как бы Вера не хотела, её плечи продолжали непослушно вздрагивать, а слёзы непрерывно текли. Наступила неловкая тишина, которую нарушали детский смех за окном, собачий скулёж и тихое заглушённое всхлипывание. — Так вот, — после минутного молчания продолжил мужчина, — паренёк, молодой совсем, приехал в нашу деревню из столицы к своей бабуле. Выпускник десятого класса, ну, сама понимаешь, без профессионального образования. И, Верка, не поверишь! Приехал из города на велосипеде! Да ещё и в лёгких шортах с белоснежной, гладко выглаженной рубахой. Хотя на улице была только середина весны. Проще говоря, поразил он всех, даже свою бедную бабулю. А женщина она была славная, такая добродушная и искренняя, невинного ребёнка напоминала, — дедушка старался рассказывать занимательно, чтобы внучка смогла отвлечься и успокоиться, — Чего и сейчас, и тогда почти не встретишь. Ладно, отошли от сути. Парень не только приездом ошарашил всех, но и последующим поведением удивлял нас всё больше: то не по сезону оденется на прогулку, то рассказывает всем о чём-то «возвышенном», то с деревьями, кустами и белками разговаривает по душам, — вроде он загибал пальцы, перечисляя странности молодого человека, — Слухи моментально разнеслись, а в деревне это недурно любят. И неизвестно нам было: то ли от одиночества сбрендил, то ли от рождения такой, то ли для него это считалось обыденным. Если честно, всей деревней думали, что сумасшедший он. Но по правде говоря, Клавдия, бабуля этого чудака всячески оправдывала его. И хоть мы уже давно были семьями близко знакомы, всё равно изначально думали, что слепо защищает любимого внука, — рассказ мужчины немного успокаивал девочку, ведь судорожная тряска утихла, — Меня, видно, замучило любопытство, и решил я познакомиться с чудаком лично. Явился в гости к Клавдии и про её внука начал расспрашивать. Но особо-то и не вышло, ибо этот дурной в дождь ушёл с набором красок, кисточек, палитры и мольберта прогуляться, — дедушка всячески пытался эмоционально передать атмосферу тогдашнего события, артистично и очень ловко меняя тон голоса, — Бабуля то его распереживалась вся и вручила мне дождевики. Ну, думаю, фиг с ним. Лишь бы интерес свой утихомирить. Уж очень волновало меня такое поведение. Может в самом деле на голову болен чем, да и не осознаёт всю опасность. Поэтому пошел искать его, — он вздохнул, немного переводя дух, — И ты только представь, как я был ошеломлён, когда увидела его в поле, в лёгкой одежде, всего промокшего, но зато что-то активно рисующего на дощечке. Не понимал я сначала ничего, но он увлечённо рисовал под дождем. Я выругался в адрес бестолочи, испортившей своей бабуле и мне столько нервов. А он, спокойно проигнорировав мой вздор, тихим голосом сказал мне: «Вы ведь тоже чувствуете это?». Я опешил и замолчал, — дедушка после непрерывного рассказа замолк, будто он переместился в прошлое и прямо сейчас, как и тогда, стоит под тем проливным дождём и смотрит на того чудака в футболке и летних брючках, — А он продолжил: «Свежесть, лёгкость, освобождение от тяжелых мыслей, страхов и сомнений…» — произнёс дедушка, таинственно задумавшись, — «Истинное чувство полной свободы. В этом мире, набитом бессмысленной суетой и шумом, мы часто теряем связь с собой, с природой, с настоящими эмоциями. Если каждый день быть окружённым людьми, слушать их мнения, следовать общепризнанным правилам, то как на самом деле узнать, кто ты на самом деле? Какие сокровенные мысли, идеи и чувства таятся внутри нас?». И я почему-то вспомнил, что он крайне увлечённо рисовал. Поэтому непроизвольно взглянул на его картину. Вера, ты даже и не додумаешься, что там было изображено… Да и я сейчас, если честно, уже не так отчётливо помню, — в голосе прозвучала нота грусти, — Ни пейзаж, на который он неотрывно любовался, ни лица людей, ни животные. Он изобразил то самое, о чём постоянно твердил — возвышенное. Может быть, я и тогда стал чудаком, ибо смог развидеть в обычных сочетаниях линий, фигур и силуэтов что-то непостижимое. Молодой человек улыбнулся, да ещё и так искренне… никогда не видал его столь счастливым. И продолжил: «Вот видите, я нашёл своего единомышленника. Степан Григорьевич, в ваших глазах теперь виден огонь. И знаете, —дедушка стал рассказывать с ещё большим воодушевлением, — одиночество может быть нашим лучшим другом, если мы научимся использовать его правильно. Оно не всегда легко, но оно способно помочь нам найти в себе силы и талант, о которых мы даже не подозреваем. Иногда необходимо принять свою уникальность и отстоять своё место в мире, даже если нас не понимают, осуждают и избегают.», — завершил свой рассказ дедушка и осторожно похлопал по детской спине. Почему-то слова об одиночестве вызвали во мне странную реакцию. Возможно, я одинока? Но разве я не всегда была этим одиночеством? А одиночество тоже как-то ощущается? Возможно, чувство тоски и есть одиночество. Однако я обычная вечная спутница душ, и никогда не имею собственных чувств. Да и думать о том, что я могу найти в себе сокровенные чувства — странно, не так ли? Ох, это неразумное дитя будто и не слушала своего родителя. В ней ничего и не дрогнуло после услышанного. Наоборот, рассказ избавил Веру от безудержного плача. — А что случилось с художником дальше? — после долгого молчания Вера решила нарушить нагнетающую тишину и вынырнула из под покрывала. — Вот понимаешь, Верка, я его ни разу не назвал художником, а ты так сразу, — он проигнорировал ответ девочки, но искренне улыбнулся, — Знаменитым он стал, правда знают про это только он, его покойная бабуля, я и теперь ты с Луи. Жил всегда скромно, но рисунки его по миру разлетелись. Красота-а неописуемая, — протянул он, — Видно, в самом деле вершина неизведанного. — Дедушка, ты хотел объяснить мне, что одиночество полезно? Степан Григорьевич нахмурился. — Ох, Вера, Вера… Да. Иногда, его нужно переживать, так же как и большинство других чувств. — Но я же ощущаю не одиночество, а несправедливость. Я скучаю по маме, которая работает ради пустых бумажек, которые отдаёт Валентине Никитичне за обучение со мной, при этом не желает отдать меня в школу. А ведь у меня могли быть друзья… и мама бы чаще дома была… Девочка обратно плюхнулась и отвернулась, скрестила ручки на груди и нахмурила бровки, надув тонкие губки. — Мама твоя никуда не денется, просто волнуется за нас. От того и пашет почти каждый день. А про обучение в обычной школе мы уже говорили: это слишком тяжело для тебя. А специальных школ для слепых детей у нас поблизости нет, да и в интернат никто тебя не отдаст. Вера, мы ведь очень любим тебя и все сильно переживаем, — мужчина придвинулся и приобнял внучку, — Не серчай и не печалься. Пошли лучше кашу кушать, — мужчина немного улыбнулся, но затем понял, что сейчас каша совсем для Веры невкусная, оттого помолчал и встал. Вера услышала, как проскрипела дверь и как дедушка ушёл куда-то за угол. Еле слышно отворилась дверца кухонного шкафчика и чем-то зашуршали. Затем раздался грохот и мужчина вернулся в комнату. — Верка, возьми конфетки. Твои любимые припас. Луи, большой и массивный пёс, потянулся мордой в сторону, где в морщинистых руках Степана лежали сладости. Еду пёс без спроса не ел — для него это табу, которое он отчетливо помнил. Но взглянуть и обнюхать источник вкусностей был рад. — Дедушка! Но ведь они дорогие! Зачем хоть… — Такая маленькая, а уже за ценами следит, — поспешно перебил Степан, — Давай-ка заканчивай мне тут и даже не думай об этом. Кушай на здоровье. Вера ничего больше не промолвила. Каша ей и вправду ещё сначала показалась пресной и безвкусной, но доесть её нужно. Девочка быстро, почти не прожёвывая, закидала в себя завтрак. А вот сладости она слопала с огромным удовольствием.