Broken

Спокойный сон мужчины потревожил жалобный скрип, который издали петли межкомнатной двери, когда гость легко толкнул ее вперед. Лино поморщился, когда тонкая полоса искусственного света упала на сонное лицо, неприятно ударяя по глазам. Контактные линзы сильно сушили, из-за чего было довольно трудно сфокусироваться на фигуре, которая застыла в дверном проеме, не осмеливаясь сделать шаг внутрь. Чан продолжал мирно спать рядом, сжав горячими пальцами кисть танцора и подложив под свою голову. Одеяло было влажным от выступивших капель пота, которым пытался охладить тело организм Чана. Кожа лидера была горячей, достаточно горячей, чтобы и футболка Лино начала липнуть к груди. Минхо моргнул, немного смачивая линзы, которые сейчас приносили ужасный дискомфорт, и втянул носом воздух. Пахло металлом. Мужчина поежился, когда табун мелких мурашек пробежал по его телу, а потом все же приподнялся: — Привет, — Лино с трудом смог разглядеть слабую улыбку, которая коснулась губ рэпера. — Ты уже вернулся. Где ребята? — Сметают все на своем пути на кухне. — Бин усмехнулся, все же делая шаг в сторону кровати, но оставляя дверь чуть приоткрытой. — Боже, я сейчас приготовлю им чего-нибудь поесть. — Минхо взволнованно подскочил, но резко опомнился и начал двигаться сильно плавнее, стараясь не задеть старшего. — Как он? — Вопрос был скорее риторическим, но Чанбин очень надеялся, что у Ли будет то, что сможет хоть немного его порадовать. — Он очень мало говорит о своем состоянии, — Минхо наконец слез с кровати и теперь стоял прямо напротив друга, — но температура сильно не упала, как и лихорадка, его все ещё иногда начинает трясти. Если к ночи состояние не улучшится, я вколю ему антибиотик, который должен предотвратить распространение инфекции. — Как думаешь, — Чанбин чуть сморщился, — может нам стоит вызвать полицию? Лино даже в темноте мог увидеть, как подрагивали от волнения его губы, а глаза судорожно бегали из стороны в сторону. — Боюсь это сделает хуже. — Лино приобнял Бина, чтобы отвести его подальше от кровати. — Но ты же сам сказал, что его изнасиловали, этим должны заниматься власти, хен. — Со стал еще более нервным, когда не почувствовал поддержки от старшего. — Я не так сказал, — Минхо сглотнул, собираясь раскрыть еще несколько тех крупиц правды, которые узнал от Чана утром, — я сказал, что у него есть травмы сексуального характера, но не упоминал изнасилование. Со шумно втянул носом воздух, когда до него наконец дошел смысл слов старшего: — Ты пытаешься мне сказать, что он позволил сделать это с собой?! — Чанбин сжал ладонями голову, стараясь унять снова поднявшуюся в груди панику. — Что ты несёшь? Чан?! Да, он бы ни за что… — За нас, Чанбин. — Лино сквозь зубы процедил последнюю часть истории, собравшую пазл в единую безобразную картину. — Ради нас Чан готов на все, к сожалению, даже на это. Пак сделал все, чтобы к нему было не придраться. Минхо достал свой мобильный, на котором до сих пор весело непрочитанное сообщение от абонента «Хен», и протянул устройство Бину, отворачиваясь, боясь еще раз увидеть то, что запечатлел Джин Ен. Рэпер нерешительно забрал телефон, на котором уже было открыто изображение. Оно было выполнено не в очень хорошем качестве, чему был несказанно рад Со, но содержала достаточно информации, чтобы стало ясно — у Пака есть достаточно доказательств того, что Чан не сопротивлялся. — Твою мать! — Бин прижал запястье ко рту, заглушая рык, который больше не мог сдерживать. — Вот же сука! Это сегодняшнее фото? — Я не уверен, — Минхо потер затылок, — да, я думаю, да. Комната опять погрузилась в тишину. Мобильный продолжал жечь ладони мужчины, но фото, как и экран, уже погасли. — Я пойду к детям, — Минхо первый нарушил тишину, — о них тоже нужно позаботиться, а ты побудь с Чаном, если он проснется, дай мне, пожалуйста, знать. Бин кивнул, а Минхо наконец покинул комнату, направляясь на кухню. Свет сильно резал глаза, после мрака, из которого парень только что вышел, но и приносил какое-то едва уловимое, но все же облегчение. С кухни доносился смех ребят и шум посуды, что свидетельствовало о том, что мемберы еще ничего не знали. — Хен! — Первым навстречу старшему вышел Хан. Его глаза горели неподдельной радостью, когда он понял, что им сегодня достанется что-то весомее вареных яиц и листов нори, но они быстро погасли, под серьезным взглядом Минхо. — Что-то случилось? Вы с Чанбином ведете себя странно. По кухни пронеслось согласное мычание, сопровождаемое частыми кивками в знак поддержки. — Все нормально. — Лино отошел к плите. В помещении не раздалось ни слов приветствий, ни вопроса о том, как прошел день. Ли не чувствовал сил на банальную вежливость. Хотелось просто накормить ребят и вернуться в свою теплую постель, где сейчас спокойно спал Чан, обнимая его одеяло. — Хен? — Джисон сделал вторую попытку, но теперь чуть трепетнее. Его ладонь легла на широкое плечо танцора, мягко сжимая. Джи всегда тонко чувствовал проблемы близких людей, никогда не удовлятворяясь дежурными ответами по типу нормально или пойдет, ему всегда нужно было быть полностью уверенным в искренности слов, а сейчас он чувствовал фальшь. — Чан~хен приболел, — Минхо сдался под пытливым взглядом младшего, но конечно же остановился на подготовленной лжи. — Я подустал. — Хен заболел? — Джисон взволнованно уставился на старшего, с небольшой обидой в карих глазах. Другие ребята тоже подорвались, услышав разговор парней. Их глаза тоже наполнились беспокойством за своего лидера, с которым еще вчера было все хорошо, но Лино никогда не врал о таких вещах, да и сейчас его лицо выглядело очень серьезно, без тени веселья. — Можно его навестить? — Малыш Ликс вышел вперед, с надеждой смотря на старшего. — Он спит, Ликси, — Минхо тошнит от самого себя, от того, что ему приходится врать младшим, обесценивая их чувства. — Ему уже лучше, малыш, с ним Бинни. Феликс разочарованно кивнул, зная, что спорить с Лино~хеном равносильно разговору со стеной. Другие ребята тоже немного грустно кивнули — хоть и были уверены в том, что Чанбин и Минхо смогут позаботиться об их лидере лучше остальных, им было очень важно собственными глазами убедиться в здоровье Чана, но никто не хотел приносить старшим еще больше хлопот, поэтому ребята спокойно заняли свои места за столом, но смех утих, сменившись на легкий стыд за шум, который они устроили изначально, что могло потревожить Чана. Минхо спокойно готовил рис с креветками и кисло-сладким соусом, погрузившись в свои мысли настолько глубоко, что даже не услышал торопливых шагов Бинни, который направлялся к танцору. Он встал чуть поодаль, решая подождать, пока его хен немного освободится, чтобы не напугать — на сегодня с мужчина было достаточно потрясений, и так день получился слишком насыщенным негативными событиями и новостями. Лино оторвался от своей работы через пару минут после прихода младшего, собираясь разложить готовое блюдо по заранее подготовленным плошечкам, на боках которых были подписаны имена мемберов-владельцев. — Чанбин? — Минхо взволнованно посмотрел на друга и слегка привлек его к себе, чтобы младшие не слышали разговор. — Что-то с Чаном? — Он проснулся пару минут назад, — Со обернулся, чтобы убедиться, что младшие увлечены разговорами друг с другом, а потом продолжил. — Его слегка лихорадит, но взгляд стал намного более ясным и… — мужчина глубоко вздохнул, — кровь остановилась, но я не осмелился осматривать раны, думаю, это лучше сделать тебе, если Чан, конечно, позволит. Я дал ему пару твоих боксеров, потому что он попросил, и сказал, что позову тебя, а заодно принесу немного воды. — Я отнесу ему воду, Бинни, и поговорю, не волнуйся, — Лино похлопал друга по спине, а потом, не сдержавшись, подался вперед крепко обнимая друга, зная, что им обоим сейчас это необходимо. — Поешь с ребятами, я на всех приготовил. — Хен, а ты? — Я позабочусь о себе чуть позже, все хорошо. — Ли развернулся, чтобы доделать начатое, но, опомнившись, вновь обратился к Бинни. — Спасибо тебе за то, что ты рядом. Без тебя, я бы наверное не справился. Минхо быстро справился с сервировкой стола, особенно кстати пришлась помощь Со, а потом, налив в стакан чистой воды и прихватив с собой еще одну таблетку анальгетика, танцор направился в свою комнату, ощущая как волнение снова подкрадывалась к горлу, на своем пути скручивая желудок и легкие. — Хен? — Минхо приоткрыл дверь, но кровать была пуста, осталась лишь слегка влажная простынь с несколькими каплями крови в том месте, где были бедра лидера группы. Ли заозирался по сторонам, но быстро нашел друга, стоящим у широкого зеркала во весь рост, на покупке которого когда-то настоял Хенджин. Карие глаза внимательно изучали каждый синяк и каждую ссадину на теле, с которого мужчина предварительно стянул футболку, будто Бан впервые себя видел или давно забыл, как он выглядит. Его пальцы продолжали чуть подрагивать, и почему-то Лино поймал себя на мысли, что давно помнит их такими, будто всегда напряженными. — Странно осознавать, что мне не нужно их прятать от тебя, — Чан поймал пристальный взгляд младшего в отражении, — так неправильно. Ты не должен видеть меня таким слабым, я ведь твой единственный хен. — Ты не слабый, — Минхо вошел внутрь и прикрыл за собой дверь, пряча себя и Бана от любопытных глаз. — И я не хочу, чтобы ты хоть мысль допускал о том, что я могу считать тебя таким или изменю мнение о тебе и отношение к тебе. — Странно, но иногда я хочу, чтобы ты изменил. — Чан вновь натянул на себя одежду, морщась от боли в теле, которое оставалось слишком ослабевшим после полученных травм. — Просто хочу, чтобы ты накричал, сказал, что презираешь меня, что не таким лидером меня считал. Иногда мне хочется, чтобы кто-то разделил мою ненависть к себе, она убивает меня. — Не смей говорить такие слова, Чан, — Лино стоял, как вкопанный, продолжая сжимать тонкое стекло в руках, которое грозилось вот-вот пойти трещинами из-за столь небрежного отношения к себе. — Ненависть ничего не исправит. — Тогда, что исправит, Лино~я? — Бан медленно опустился на свое место, не разрывая зрительного контакта с другом. — Жалость? Думаешь, если ты меня пожалеешь, это исправит ситуацию? — Я не жалею тебя, Чан, — Минхо грустно выдохнул, — и меня ранит то, что ты такого мнения обо мне. Все что мы с Чанбином для тебя делаем, мы делаем, потому что любим тебя, а не потому что нам тебя жалко. — Любите? — Чан рассмеялся, обхватывая трясущиеся плечи руками, приобнимая себя. — Посмотри на меня? Как это можно любить?! Не неси чушь! На секунду танцору показалось, что почву выбили из-под ног, обрекая на бесконечное падение в бездну. Стакан был готов выскользнуть из мокрых от волнения ладоней в любую секунду, разбиваясь вдребезги о твердый пол, как и его сердце. Минхо просто смотрел вперед на не выражающее ни единой эмоции лицо, пытаясь узнать такого родного своей душе человека, которого когда-то действительно полюбил, хоть и боялся себе в этом признаться. Сейчас вдруг все потеряло смысл. Бан не собирался бороться, он принял свою участь давно, более того, он был твердо убежден, что заслужил каждую ссадину, которой наградил его Пак, он носил их как наказание, как подтверждение своей слабости и никчемности. Лино хотелось просто убежать, чтобы не видеть своего лидера таким, не думать, что слишком поздно узнал, когда была достигнута точка невозврата. Груз был слишком тяжел, даже для такого с виду безразличного ко всему Лино, поэтому его плечи опустились, выражая смирение и принятие. — Я принес тебе анальгин, хен, — голос Ли стал серым, совсем безжизненным, — я принес его тебе не из жалости, а чтобы тебе стало легче, можешь выбросить его в окно, если хочешь. Младший наконец поставил стакан на маленький прикроватный столик, больше не смотря в сторону Чана. Минхо понимал, что вряд ли может обижаться на лидера, ведь то, что тот пережил неминуемо бы оставило отпечаток на любом, и Бан не был исключением, точно не после шести лет регулярных истязаний, но сердце жгло огнем от осознания того, что Чан считает их заботу о нём жалостью, что считает себя недостойным даже банальной дружеской любви. — Сегодня в ванной, — Чан перехватил запястье Лино, чтобы остановить, привлечь внимание, — я молился, чтобы никто не увидел меня таким, чтобы никто не узнал, во что я превратился. Но сейчас я понимаю, что в глубине души, я всегда надеялся, что все наконец-то вскроется, перестанет быть моим секретным секретом*, чтобы просто разделить с кем-то свою боль. Этим кем-то оказался ты, Минхо, и я благодарен за это судьбе, которая привела именно тебя ко мне сегодня. И я благодарен тебе. Лино медленно перевел взгляд с Чана на свою руку. Пальцы, сжимавшие ее, больше не дрожали, хоть и были напряжены. — Я ценю это, хен, — танцор незаметно смахнул рукавом выступившие слезы, сделав вид, что поправил волосы. — Но суть не в том, чтобы я знал и просто утешал, когда Джин Ён решит, что настало время для очередной порции насилия, а в том, чтобы мы вместе справились с этим. — Ты же знаешь, что против компании идти бесполезно, — Чан усмехнулся, будто над ребенком, который пытался доказать маме, что два плюс два равняется пяти. — А Пак ее центр, ее сердце. У него достаточно мощностей, чтобы стереть в пыль любого, кто поставит под сомнение его репутацию, а начнет с меня, у него столько материала с пометкой «Чан», прокуратура позавидует. — Если ты думаешь, что я позволю этому ублюдку хоть еще раз пальцем тебя тронуть, то ты явно плохо меня знаешь, — Минхо зло сверкнул глазами в сторону мужчины, который продолжал настаивать на том, чтобы все оставалось, как есть. — Я найду способ. Чан закусил губу, борясь с позывом к тому, чтобы раскрыть другу еще часть правды, от которой он его берег достаточно продолжительное время, но потом все же решился, перед этим сделав глубокий шумный вдох: — Если Пак узнает, что ты или кто-то из других мемберов в курсе, то он обеспечит проблемы и вам, и мне, — Чан встретился с заинтересованным взглядом Ли, — ты же любишь Music Core, я не хочу чтобы ты лишился возможности вести его из-за меня. — Что? — Минхо недоумевающе уставился на старшего, его глаза были полны неподдельной обиды и ужаса. — То есть меня взяли туда, только потому что ты… Потому что Пак… Минхо вырвал свою руку, чтобы с силой оттянуть волосы на своей голове, проясняя мысли. — У меня не было выбора, Минхо! — Чан резко встал, порываясь поймать Лино, но голова сильно закружилась от боли в теле и слабости, и он неуклюже повалился в стремительно подставленные руки младшего. — Все запросы проходят через него, если я откажусь, то и он их отклонит, других вариантов не было. Мне очень жаль. — Ты скрывал это, хен! — Минхо чуть всхлипнул, но потом снова взял себя в руки, придавая голосу чуть стали. — Ты мог все рассказать сразу, ты мог попросить нашей помощи, черт, хоть раз в жизни ты мог на секунду усмирить свою гордость и подумать головой! — Просто поверь, что это ничего бы не изменило, — Бан взял друга за плечо, — я пытался ему отказать, за что чуть не поплатился Хенджин. — Джинни? — Лино посильнее сжал тело Чана. — Он подделал многие обвинения против него, зная, что я не позволю ему уйти, что пойду на все, — Чан скривился от отвращения, — и снова не ошибся. Минхо снова замер, судорожно прокручивая в голове всю новую информацию, которую на него только что обрушил Бан. Младший хотел повторить что-то про то, что выход есть всегда, что теперь у Чана есть он и Чанбин, но промолчал, переживая, что они могут поставить под удар еще кого-то из детей. — Я боролся, Мин, — Чан ободряюще похлопал друга по плечу, стараясь оказать хоть какую-то поддержку. — Но Пак всегда на шаг впереди меня, я проиграл еще шесть лет назад, когда первый раз дал слабину, показал ему, куда нужно бить, а сейчас мне остается просто принимать удары. — Я не знаю, что сказать. — Минхо не врал — его голова впервые за долгое время была настолько пуста, ни одной мысли, ни одной идеи, ничего. — Я и не прошу, — Чан отстранился и медленными неуверенными шагами вернулся к кровати, чтобы взять принесенное танцором лекарство, а после положить на сухой от высокой температуры язык. — Ты и Бин достаточно сегодня сделали для меня, по правде, даже больше, чем я заслуживаю. Лино продолжал стоять в центре комнаты, сверля взглядом свои конверсы, которые он так и не успел снять. Пожалуй, на сегодня с него было достаточно новостей и обсуждений, хотелось уже просто отрубиться. — Ты хочешь, чтобы я перестал жалеть тебя? — Минхо сделал полшага навстречу старшему, сжимая и разжимая кулаки, гоняя по венам густую от злости кровь. — Тогда начни с себя! Ненависть и отвращение точно тебе не помогут, как и попытки убедить других в твоей никчемности! Если тебе что-то понадобиться, я буду в комнате с Бином, на этом все. Лино сделал глубокий вдох и повторил все числа от одного до десяти на всех языках, которые знал, стараясь успокоить беснующийся внутри гнев, который грозился обрушится на мужчину разрушительной стихией. Он не стал ждать ответа хена, ему не хотелось слышать в сотый раз слова о том, что ничего нельзя исправить, ему не хотелось смотреть, как человек, который был для него всем: его мотиваций, поддержкой, опорой, расписывался в своем бессилие, поэтому просто развернулся, направляясь к двери, а после в комнату, где уже мирно спал Бин, который тоже ужасно устал за прошедший день.