Глубокое синее море

1981 год.       Богатые тоже плачут. Как никогда раньше, Владимир Оболенский-младший понимал верность этого выражения. Больше всего сейчас хотелось плакать. Хотя ещё недавно ему бы и в голову не пришло такое, ведь уже давно привык скрывать любые эмоции до такой степени, что, казалось, удалось избавиться от них вовсе. Да и какие эмоции можно испытывать, если ничего из себя не представляешь? Сын правителя Острова Виктория, прекрасно знавший, что не унаследовал талант отца к политике и управлению. Максимум, на что он был способен это стать послом Виктории в Модерне. Конечно, этим фактом можно было бы гордиться, учитывая, что Модерна являлась не самым дружелюбным государством, и не каждый смог бы выдержать работу в таких условиях. Но всё же до высот отца он никогда не смог бы дойти, у него не было таких способностей. Так бывает, когда природа отдыхает на детях гениев и выбирает для этого тех, кто сильнее всего желал бы их иметь. Владимиру повезло в этом. Не слишком умный, простоватый и слегка ленивый, при этом тщеславный и заносчивый, смотрящий свысока на тех, кто беднее, он никак не мог стать правителем, хотел всего и сразу, не прилагая усилий, поэтому его кандидатуру даже не рассматривали в качестве правителя. Пришлось поневоле смириться с этим, хотя и в душе продолжать отчаянно завидовать.       Одно лишь светлое пятно было в его детстве и юности — то, что ему прочили в жёны красивую и умную девушку. Натали была дочерью в семье, близкой его. Их познакомили ещё в детстве, как было заведено в роду Оболенских и Волконских, к которому принадлежала его невеста. Это было на его первом светском приёме, обоим тогда было лет семь.       Владимир увидел хрупкую невысокую фигурку, нежное облако белокурых волос, как нимб, обрамлявшие тонкое бледное лицо с огромными голубыми глазами, и понял, что пропал. И острое желание прижать к себе это неземное существо, обнять и защитить её от всех бед и проблем жестокого мира полностью овладело его чувствами и душой. Он был робок и боялся проявить их слишком сильно, но старался всегда быть рядом, оказывая мелкие услуги, как добровольный паж при королеве.       Натали была скромной и едва отвечала ему, но это было даже похвально, говоря о чистоте и непорочности, что лишь сильнее притягивало к ней Владимира, он с нетерпением ждал взросления и того момента, когда они, наконец, станут близки, как мужчина и женщина. Владимир в мечтах рисовал себе картины их первой ночи, когда Натали, такая прекрасная и желанная, войдёт в их теперь уже общую спальню в кружевной белоснежной сорочке до пола, с длинными свободными рукавами, олицетворявшей невинность невесты, волосами, распущенными по плечам, и посмотрит на него так робко и с надеждой, будто желая близости и слегка боясь её. Владимир протянет к ней руки и, заключая в бережные объятия, словно хрустальную, прильнёт к её губам в нежном поцелуе, успокаивая и прося доверия. А потом они опустятся на такую же белоснежную кровать, и Владимир проявит так долго сдерживаемое желание, вложит в него всю нежность и трепетность своей чистой любви к самой лучшей девушке в мире. И наутро увидит на простыне ярко поступившее на её белизне алое пятно девственной крови и тогда его сердце затопит волна невероятного блаженства, осознания того, что это совершенное существо теперь навеки принадлежит ему, отдав своё главное сокровище. Владимир все годы до восемнадцати жил этими мыслями, днём не мог себе их позволить, потомственному дворянину не подобало думать о таких вещах, за то ночью никто не мешал и, закрывая глаза, юноша видел эти волнующие душу картины, засыпая в блаженственном ощущении будущего счастья.       И вот этот день наступил, Владимиру исполнилось восемнадцать, и через несколько дней должна была состояться свадьба, но Натали в этот день не было на Виктории, она отдыхала в Аргентине, как бы прощаясь с девичьей свободой и заодно изучая культуру и язык данной страны, чтобы в дальнейшем заключить с ней дипломатические связи. Но, не желая терять ни дня, Владимир упросил родителей отпустить его туда же, чтобы хоть издали полюбоваться своей любимой и проследить за тем, чтобы никто её не обижал. Ему нравилась всегдашняя роль ангела-хранителя, и он готов был нести её и дальше после свадьбы, беззаветно служа своей любви.       Владимир знал, где остановилась Натали, и поселился в соседнем отеле, чтобы в любой момент увидеть. И увидел в первый же день, такую красивую, трогательную, в оживлении и радости спешащую куда-то по мостовой вечерней набережной. Владимир на некотором расстоянии пошёл за ней, решив, что девушка хочет прогуляться, но знать бы ему тогда, что не стоило за ней идти и что в этом случае обратно в отель он принесёт с собой отчаяние и острую боль в разорванной на клочки душе. Но пока просто шёл за ней бесшумным конвоем на некотором отдалении, наблюдая, как лёгкая фигурка в шёлковом белом сарафане скользит на каблуках босоножек по мостовой, а её длинные светлые волосы летят за ней и, падая, покрывают значительную часть спины.       Владимир любовался ею и никак не мог дождаться, когда они точно так же пойдут вдвоём, а он будет держать её за руку и смотреть любящим взглядом. И тут Натали чуть замедлила шаг и после вытянула руки, будто навстречу кому-то. Скоро стало понятно, кому. Ведь тут же из вечернего полумрака вышел довольно высокий парень в джинсах и белой футболке. Судя по виду, типичный итальянец: смуглый брюнет с почти чёрными глазами, но явно не принадлежит к знатному роду, лицо простое, круглое, с грубоватыми чертами, да и одежду явно купил не в бутике. Владимир презрительно обозвал его про себя плебеем и на всякий случай подошёл чуть ближе, на случай, если тот вздумает обидеть его невесту. Но вот Натали сама шагнула к этому парню, и её руки тут же обвили его плечи, а губы слились с его губами. При этом девушка не выглядела испуганной или несчастной, наоборот, всем видом давала понять, что поцелуй взаимен и желанен для них обоих. Натали просто светилась изнутри, радуясь встрече. При этом раскованно обнимала парня и позволяла целовать себя так долго и страстно, как он того хотел.       Владимир просто окаменел, глядя на эту встречу, походя отмечая, что с ним Натали так себя никогда не вела. Всегда была сдержанной и немного холодной, не позволяя даже лишний раз коснуться себя. Самое большее — поцеловать руку при встрече и прощании. Владимир каждый раз с волнением ждал этого момента, возможности коснуться губами её нежной кожи и вдохнуть её аромат, чтобы ночью допридумать остальное. То, что начинало происходить сейчас на его глазах, только вот без участия самого Владимира. Ведь парочка, не расцепляя объятий, а лишь поворачиваясь лицом к лестнице, начали спускаться по ней к самому пляжу. Сам не зная, зачем и чего ради, Владимир пошёл за ними и, встав за плетёную беседку-бунгало, с ужасом и болью смотрел на то, что было дальше. А там, стоя на песке у самой кромки воды, прилив которой лизал их ступни, свободные уже от босоножек и сандалий, парочка вновь прильнула друг к другу, целуясь так, словно готовы были друг друга съесть. Парень играл длинными волосами Натали, она ловила его руку и целовала её.       Но вот поцелуев стало недостаточно, и юноша, заведя руки за спину девушки, нашёл там молнию платья и спустил его с плеч. Оно покорно упало к её ногам, оставляя в одних тонких белых трусиках. Владимир даже не обратил внимание на то, что его желание сбылось — он увидел Натали обнажённой. Он всецело был поглощён тем, что творили она и этот паршивый плебей. А тот уже наклонил голову и прильнул губами к её небольшим упругим грудям. Та застонала и запрокинула голову, руками стаскивая с него футболку и небрежно кидая на песок. А потом одной рукой бесстыже расстегнула ему ширинку и полезла туда, вызывая довольные стоны. А потом парочка, уже полностью раздевшись, опустилась на брошенную одежду. Парень бережно устроился поверх Натали и, в очередной раз поцеловав в губы, начал покрывать поцелуями всё её тело, дойдя до самого сокровенного, легко развёл её бёдра и прижался губами к женскому началу. Натали громко застонала, выгибая спину дугой, хватала кавалера за волосы и кричала что-то нечленораздельное, звериное, как самка, позволившая самцу овладеть собой. Владимир болезненно сморщился, не в силах представить себе, как можно целовать женщину в таком месте, это же так безнравственно. И, наконец, это случилось, парень вновь опустился на неё и вошёл в возбуждённое лоно. Теперь стонали и кричали уже оба, неистовствуя в своей страсти. А сердце Владимира в этот миг разбилось на тысячи осколков, ему казалось, что его растоптали, полили грязью, плюнули сверху, унизили, но не убили, позволяя испытывать ужасные страдания. Видеть и понимать, как любимый и взлелеянный образ, эталон чистоты и невинности, рассыпается на глазах, являя истинную сущность — дешёвой развязной шлюхи.       Смотреть, как оба достигнут финала, Владимир не стал, он развернулся и побежал со всех ног по песку, не замечая, как тот набивается в ботинки, стирая ноги в кровь. Ему хотелось кричать, выть во всё горло, как раненому зверю, рвать на себе волосы и вырвать из груди своё сердце, всё, что угодно, лишь бы избавиться от этой муки крушения своих мечтаний и смерти великой любви, что умирала сейчас у него внутри, истекая кровью, не оставляя взамен ничего, лишь холодную и мучительную в своё безразличие пустоту. Но разве всё это могло отменить то, что он узнал? Развидеть то, что увидел? И вернуться к прежнему, к чистой и непорочной Натали, свадьбы с которой Владимир ждал, как великого счастья. А теперь… Теперь он больше не знал, что ему делать, как жить, как смотреть в глаза родителям? Ведь свадьбы теперь явно не будет, да и не смог бы Владимир быть с Натали так, как хотел ещё с утра. Выше его сил будет коснуться той, что сейчас так бесстыдно лапал этот урод, этот жалкий плебей, что и мизинца Владимира не стоил. Не смог войти в её святая святых, куда так смело и грязно вторгался другой. Это будет подобно купанию в грязной вонючей луже, как последней свинье. Как тому, чем бесценный дар с презрением оттолкнули и бросили в стену, давая понять, кто ты есть такой. И Владимир понял это, но так никогда и не смог смириться.