Касаясь холода и льда

      И Ши Уду все так же окутывало это ощущение туманной, водной дымки от печатей, когда он использовал заклинание перемещения и оказался в том северном, заснеженном поселке, где и Хэ Сюань. Это чувство невозможно было ни с чем спутать, невозможно было принять за что-то другое и упустить истину – это чувство было его стихией, и Ши Уду ни на мгновение не сомневался, что Хэ Сюань кинул печати в воду того озера, что таилось посреди холмов за поселком.       Но в этот раз поселок выглядел не таким уж заснеженным – снегопады, что накрывали его раньше, падали только отдельными, крохотными снежинками, снежная дымка истаяла и превратилась в капли влажности, и иней, что закрывал ветви деревьев, таблички и крыши домов серебристыми отсветами, обернулся небольшими лужами и водой.       Ши Уду торопился, как мог – заклинание перемещения, из-за несносного характера Повелителя Земли не позволяло ему оказаться сразу возле озера, и приходилось добираться самому, через поселок. И спешить при этом ну совсем не подходящим для божества образом, на ходу поправляя расстегнувшуюся теплую, отделанную мехом накидку, выхватывая из развалившейся прически недовольно звенящие шпильки и по возможности скрывая веер, чтобы избежать ненужных слухов и сплетен.       Он не замечал ни удивленных взглядов от жителей поселка, ни их недовольных перешептываний, ничего из происходящего вокруг. Все это не имело никакого значения по сравнению с тем, что ему – возможно – выпала встреча с этой тварью. Встреча, которую он не мог получить, как того ни хотел. * * *       Одинокую фигуру Хэ Сюаня возле воды озера Ши Уду заметил сразу, еще издали. И мгновенно собрался, стал серьезным и сосредоточенным, таким, каким всегда бывал при выполнении особенно сложных обращений и сражений с теми водными демонами, что считались достаточно опасными для того, чтобы не позволять себе никаких просчетов при сражении с ними. Поскольку, возможно, рядом находилась та тварь, что так давно и безнадежно он хотел отыскать, и поединок с которой позволил бы ему вернуть искреннюю, не охваченную тенями и темнотой, радость Цинсюаню. И эта мысль, даже только тень этой возможности, заставляли Ши Уду стать серьезным и сосредоточенным – то, что Хэ Сюань использовал печати, настораживало, и вызывало смутную, сумрачную тревогу, что эта тварь подобралась еще ближе, чем раньше.       И звенья веера из рисовой бумаги, что скрывали серебристый знак воды, и высокие, штормовые волны на обороте, медленно-медленно, словно отзываясь на его эмоции, раскрылись у него в ладонях. Как отсветы мнимого сражения – и как его духовное оружие, то единственное, то ему принадлежало. Тонкий меч светлой стали у Ши Уду тоже был с собой – скрывался под серебром ножен, отделанных синеватыми, похожими на брызги воды камнями – и меч больше подходил для подобных сражений. Но веер Ши Уду был привычнее, ближе, веер был его сущностью, его частью, его магическим артефактом – и использовать веер, когда действовать пришлось бы выверено, не задумываясь, было бы вернее.       - Что произошло? – он обратился к Хэ Сюаню, добравшись до него, совсем холодно, непроницаемо, как если бы и не чувствовал этой сумрачной, не отпускающей его ни на мгновение из своего льда, тревоги. И он старался скрыть эту тревогу, как только возможно – чтобы не вызывать излишних вопросов, чтобы не выдавать своих истинных целей, чтобы не говорить о себе то, что он предпочел бы оставить далеко за этими северными землями, и этим сонным поселком, и этим засыпанным снегом озером.       Хотя, наверно, измятые в беспорядке одежды, и рассыпавшаяся прическа, и стиснутый в ладонях веер его выдавали против его воли - поскольку в золотистом взгляде Хэ Сюаня мелькнуло странное, невозможное недоумение, и он произнес медленно, как если бы не уверен, не отвлек ли Ши Уду от чего-то важного и больше ему подходящего:       - Прошу извинить меня за беспокойство, но вы сказали связаться с вами, если произойдет что-то необычное. Поэтому я и использовал печати, - в тоне Хэ Сюаня звучало искреннее беспокойство, как если бы он не был уверен, стоило ли обращаться к Ши Уду, или он помешал ему, и использовал печати совсем не так, как стоило бы.       - И что, произошло что-то необычное? – Ши Уду ловил на себе золотистые отсветы взгляда Хэ Сюаня, чувствовал снежный, зыбкий холод, исходящий от его простых, но аккуратных одежд и думал только о том, что он произнесет дальше. Ши Уду одновременно хотел – и не хотел, как же не хотел – услышать, что Хэ Сюань использовал печати и связался с ним так поспешно из-за появления этой твари.       Хотел – поскольку это высветило бы перед ним возможность сойтись с этой тварью в поединке, и получить то, что он желал получить больше, чем, что бы то ни было, больше, чем любые богатства, зажженные благовония и неисчислимые фонарики. И не хотел – поскольку это означало бы, что время для Цинсюаня почти на исходе, что его почти не осталось, и что неясно, когда эта тварь снова прицепится к нему с этим отвратительным шепотом и сумрачными словами.       - Да, произошло. На одного из торговцев снова напали водные демоны. Прямо возле этого озера, - в тоне Хэ Сюаня не сквозило никакой темноты или скрытых опасений, и Ши Уду догадался, почувствовал на грани возможного, что сама эта тварь пока еще не решается показать свой истинный облик. Пока.       И эта мысль принесла ему и удовлетворение – что ничего значимого, чего-то такого, что могло повлиять на судьбу Цинсюаня, не произошло. И досаду – что неизвестно, когда получится добраться до этой твари.       И, услышав это, Ши Уду немного опустил веер, снова скрывая знак воды, чтобы не показывать Хэ Сюаню, кто он на самом деле, и не давать этих намеков, тревожных и зыбких, что подсказали бы, высветили бы его полу-ложь, полу-правду перед Хэ Сюанем.       На этот раз волосы Хэ Сюаня не были собраны в сложную, необычную прическу или высокий хвост, они были распущены, и рассыпались по его плечам подобно штормовым волнам. Но в них все так же отсвечивала синеватой водой отданная им шпилька. Как если бы эта шпилька казалась Хэ Сюаню настолько ценной, что он собирал ей пряди, даже когда не собирал их хоть в какое-то подобие прически.       Но больше, чем шпилька, и чем все прически, и ниспадающие украшения синеватых камней Ши Уду почему-то привлекали волосы Хэ Сюаня – длинные, темные, подобно ледяной, озерной воде. Их хотелось касаться. От них исходило ощущение воды и холода. И они чем-то притягивали Ши Уду так, что он чуть не выронил свой веер, засмотревшись на эту темную воду и призрачные отсветы в ней.       «У него просто красивые волосы, вот я на них и смотрю», - заверил Ши Уду самого себя мысленно, пытаясь удержать и закрыть так и стремившийся выпасть из ладоней веер.       И почувствовал на себе удивленный взгляд Хэ Сюаня и заметил, как он недоуменно приподнял бровь, когда смотрел на это неловкое движение Ши Уду, что пытался сложить веер, спрятав в его звеньях и знак воды, и волны, и свою истинную сущность. Но Хэ Сюань не стал ничего говорить, только шагнул ближе к Ши Уду, словно спрашивая этим, не требуется ли от него что-то посреди этого истаивающего снега, что рассыпали давние снегопады.       От Хэ Сюаня тоже исходило невозможное ощущение воды и холода, и это привлекало не меньше темных прядей, и Ши Уду решил, что он думает совсем не о том, о чем стоило бы думать.       Подступающее тепло растопило кромку льда возле берегов озера, стерло серебро инея поверх высохших, потерявших все свои зеленоватые оттенки трав, откинуло засыпавший воду снег – и озеро словно проступило сквозь туманную дымку своей синеватой, темной после долгих холодов водой. И в этой воде серебрились и играли крохотные, призрачные рыбки, столь не похожие на тех хищных, водных демонов, что таились в этом озере и нападали по какой-то им одним ведомой причине на жителей поселка.       И эти серебристые рыбки, словно заметив Хэ Сюаня, подплыли к нему ближе, почти к самому берегу. И высунулись из водоворотов озера с любопытством, нетерпеливо перебирая плавниками, рассыпая ледяные брызги и прячась одна за другой, повторяя какую-то им одним доступную игру.       Как если бы приглашали Хэ Сюаня поиграть с ним.       Как если бы он делал такое множество раз раньше.       Как если бы они знали его совсем не так, как знал Ши Уду, или его семья, или жители поселка.       Ши Уду смотрел удивленно то на этих рыбок, то на Хэ Сюаня, и никак не мог понять, кажется ли ему это, что он видит, или эти призраки и в самом деле знают Хэ Сюаня. Но Хэ Сюань почему-то не выказал к этим крохотным рыбкам никакого интереса, только взглянул на них равнодушно, словно и сам не понимал, что они от него хотят, и почему решили, что он станет с ними играть, и продолжил говорить с Ши Уду как ни в чем ни бывало.       - Лучше бы нам поговорить о нападении водных демонов где-то в другой обстановке, - Ши Уду усилием воли заставил себя перестать так странно думать о Хэ Сюане, и в его тоне не звучало ничего, только непроницаемая отстраненность. И он никак, ни единым словом, ни единым движением, не позволил себе показать Хэ Сюаню, что он каким-то невозможным ощущением этой воды, и этого холода привлекает его так, как совсем не должен бы.       Вместо этого он казался холодноватым и незаинтересованным. Вернее, заинтересованным только в том, чтобы выполнить свои обязанности заклинателя, чей мнимый облик скрывал его истинную сущность божества.       И, решив откинуть возможные сомнения Хэ Сюаня, объяснил, обведя сложенным веером вокруг, словно подчеркивая надвигающуюся непогоду:       - Полагаю, эта морось превратится в ливень, и вряд ли хоть кому-то из нас хочется вымокнуть полностью.       Вокруг и в самом деле опускалась ледяная морось, и все вокруг было окутано туманной дымкой, но настоящая причина крылась совсем не в этом. На самом деле Ши Уду была безразлична и морось, и холод, и что снег еще не весь растаял, когда появлялась хотя бы призрачная возможность хоть что-то сделать для Цинсюаня. Но то, что кто-то из помощников, или из самих божеств, или демонов, может услышать их с Хэ Сюанем разговор – и распустить слухи по Небесным чертогам о том, что Ши Уду делает что-то странное в северных землях, совсем не связанное с выполнением обращений – закрывало для него возможность разговаривать прямо возле сонного, ледяного озера, о котором было известно многим.       Но Хэ Сюаня такой предлог устроил, не подняв в нем излишних сомнений, и он предложил просто:       - Мы можем поговорить в том трактире в поселке. У них вино неплохое, и поесть можно. И хозяин никогда не спрашивает то, что спрашивать не стоит.       - Меня это устроит, - холодновато произнес Ши Уду, стараясь не показывать своего интереса к тому, что еще о нападении водных демонов ему выпадет услышать, и не подскажет ли это верную дорогу к этой твари, что так и не хочет показаться, и перестать окутываться тенями.       И Ши Уду уже собирался последовать за Хэ Сюанем к поселку, на который опускались ледяные капли мороси и тумана, когда снова заметил тот золотистый блеск, что привлек его внимание раньше, когда он только оказался на берегу этого заснеженного озера.       Но, если раньше снег, и лед, и иней скрывали этот золотистый блеск, то подступающее тепло растопило то, что засыпали снегопады – и в темной воде рассыпала яркие отсветы золотая монета, непонятно как оказавшаяся в этом озере. На ней не были начертаны темные символы, и не исходило ощущение тайных печатей или заклинаний, ее блеск казался ярким, но вода словно вбирала его в себя, и не хотела отдавать никому другому. Самая обычная, ничем не примечательная монета. Или, во всяком случае, кажущаяся такой.       Ши Уду даже раскрыл над этой монетой веер, распахнул бумажные звенья, незаметно для Хэ Сюаня окутывая их духовными силами и высвечивая скрытые заклинания или символы, или печати, что могли быть использованы над этой монетой. Но та безмолвствовала, никак не отзываясь, и ничем не показывая, что это какой-то древний артефакт или скрытое заклинание. Обычная, самая обычная монета, что можно отдать или получить в любой, даже самой крохотной лавке у не самого преуспевающего торговца.       И не заметил, каким странным взглядом смотрит на эту монету Хэ Сюань, и каким недовольным он при этом кажется.