***
Абсолютно сбившиеся с ног, уставшие, команда из Мадленн, Нрисы, Гейла, Карлах и Уилла скрывалась не так давно от наёмников Пылающего кулака и охотников на монстров в Изумрудной Роще. Однако злоупотреблять чужим гостеприимством группа объединенных одной целью существ не стала, пускай оставаться у друидов было куда безопаснее, чем идти дальше. Но дорога не ждала, она звала их обратно, когда писания в библиотеке оказались изучены и информации об убийстве высших вампиров там не нашлось. На этот раз путь вывел собратьев по несчастью в лес. Судя по картам, севернее их ожидала Вымершая деревня, на юго-западе примыкали болота. Враги не смогли бы зайти с Изумрудной рощи с юга, соответственно, какое-то время их команда была защищена и предоставлена наконец самой себе для нормального отдыха. Рядом протекала небольшая речушка, вокруг было очень много деревьев. Недалеко виднелся каменный мост, перекинутый через водоток. Единственное место, которое и вправду оставалось свободным для прохода наёмников Астариона, это с северо-запада — лагерь гоблинов за весомую плату с удовольствием сдаст, где мог проходить последний след сбежавшей вампирши и её опальных в глазах нового герцога дружков. И Мадленн это очень волновало и нервировало. Что удар мог прийтись в под дых ближе к ночи, когда они меньше всего будут к этому готовы. Однако и следовать дальше сил уже не было. Все слишком были вымотаны долгими безуспешными странствиями. — А если есть альтернативный способ, как его остановить и отстранить от наших поисков? Тогда нам не придётся столь яростно искать артефакт, способный убить высшего вампира. Эта возможность даст нам больше времени для исследований оставшихся мест. Вопрос только, что может эту гадюку беловласую отвлечь, — этот вопрос подняла уставшая Карлах, которая заставила взметнуться все только улегшиеся внутри головы Мадленн размышления. И запылать их вновь пышным цветом. Мадленн задумалась. Она была тонким политиком, даже несмотря на весьма горячий юношеский пыл. И могла просчитать хотя бы приблизительно, как дальше будут складываться события. Она знает, чем сможет подцепить его на крючок. Ведь как бы Мадленн ни противилась, изначальная его цель была закрепить её за собой. Сделать так, чтобы она не смогла от него уйти, как бы жестоко это ни было по отношению к ней. Как же всё до этого дошло? Как же так получилось, что их любовные отношения кончились вовсе не «полюбовно»? Из страсти вспыхнула вражда, а за ней подтянулась ненависть. По крайней мере, за свою сторону Мадленн могла ручаться точно. Всё было слишком хорошо, чтобы быть правдой. И в этом была вся проблема. Они жили первое время душа в душу, когда он приплыл в Думнонию сам: Мадленн так была рада, что рядом с ней наконец-то появился кто-то достойный и равный ей по уму и сердцу. Но долго жить в мире Астарион просто не смог. Затишье разорвалось громом, когда он завёл сначала аккуратно речь о том, что они могли бы расширить своё влияние на самом континенте. Потом он уже прямо, совсем не аккуратно заявил, что они могли бы захватить власть во Вратах Балдура — порт стал бы их вместе со всеми прилагающимися к нему частями города и открыл бы возможности в сотрудничестве с торговым государством Амн. Завоевание такого стратегически важного с моря места сделало бы его и её великими! Но Мадленн видела, что стояло за этим желание. Неутолимая жажда власти. Она с ужасом отмечала и признавала, насколько сильно Астарион, на самом деле, изменился. «Тебя не волнует благополучие Думнонии. Ты просто хочешь при помощи моих ресурсов развязать войну, в которую надолго втянешь мой народ. Дело здесь не в нашем общем величии и распространении нашей власти за пределы королевства. А в твоей жажде власти и в том, что ты хочешь забраться выше всех остальных». «Мадленн, как ты можешь…» «Нет, как ты можешь! Ты думал, что будет с моим домом? Что станет с нами при проигрыше? Я не буду так рисковать». Он злобно оскалился. «Ты лишена мало-мальских амбиций. И не умеешь рисковать там, где этот риск может быть необходим!» «Дело не в этом. Я не хочу участвовать в том, что являет под собой лишь твоё очередное возвышение. Просто в этот раз за мой счёт», — она злобно оскалилась в ответ, — «и мой ответ будет «нет»». И он ушёл. Она не прогоняла его словами прямо. Астарион уплыл из Думнонии сам. Он пропал на несколько месяцев, после чего вновь объявился во Вратах Балдура и заявил о себе. Астарион подтянул силы со стороны наемников Пылающего кулака, выдающихся торговцев из Нижнего города, представителей Внешнего города и некоторую часть Гильдии. После длительной подготовки он развязал войну с Верхним городом и Великим герцогом. Думнония в эту войну вступила. С одним важным отличием, что королева выступала против захватчика. Мадленн терзалась смутной долей вины за то, что не остановила его, будучи осведомленной о желании Анкунина и его планах. Ко всему, в Думнонии из-за войны нарушилась торговля, повысилась налоговая подать и начался голод. В такой ситуации нужно было снаряжать экспедицию и прокладывать иной торговый путь, но на это не было ни средств, ни времени. Война, даже будучи не на острове, всё равно доставала до него. И могла постепенно перейти на него полноценно, чего Мадленн никак не могла допустить. Она присоединилась к Великому Герцогу и парламенту из Верхнего города, пытавшимся отбить Врата вместе с другой частью Гильдии и некоторыми членами, сохранившими им верность, из Пылающего кулака. Для Астариона, оказывается, выступило настоящим ударом, что королева затесалась в рядах его врагов. И что они встретились уже на поле брани лоб в лоб, когда в Нижнем городе велись ожесточённые бои за территории. «Врата Балдура — лишь очередной кусок земли, который можно было бы присоединить к твоему королевству, если бы ты только согласилась! Я не вижу причин и смысла нам сражаться из-за него!» Он отбивал удар её клинка, проскользнувшего по его собственному. Разрыв получилось сделать только благодаря тому, что Астарион сбил Мадленн с толку разговором. Он ослабил её концентрацию, но не намного. Она вновь накинулась на него с мечом, сверкая рубиновым боевым костюмом и отражением света заходящего солнца от своего клинка. Из-за горящего города небесное светило будто тонуло в дыму. «Ты не хотел присоединять его к Думнонии, ты хотел стать главным и там, и здесь, Астарион!» Он разозлился и начал напирать на неё в ответных ударах. «Я хотел, чтобы мы правили вместе! Чтобы мы возвысились над ними всеми! Но ты струсила и отступила назад, Мадленн! Ты оставила меня с этим желанием один на один, выброшенным за борт своего расположения! Но даже после этого я не хочу с тобой сражаться, потому что ты единственная, кого я люблю и кого вообще полюбил за многие годы своей долгой жизни!» — Астарион остановился и, уйдя от нового удара, решительно отбросил клинок в сторону. Мадленн оскалилась, переходя на рассерженное шипение. «Последнее, что было между нами, это была не любовь». И вот тогда он по-настоящему разозлился на неё. Астарион понял, что её непрошибаемая позиция не позволит ей взглянуть на ситуацию его глазами. И что по своей воле Мадленн рядом с ним не останется. Его впервые настолько ранили её слова, словно Мадленн ударила его отравленным клинком в оставленный без защиты бок. Буквально в ту же секунду, когда их клинки вновь сошлись (он поднял свой ловко и быстро с земли, словно и не бросал его), Астарион не нашёл ничего лучше, кроме как воспользоваться единственным способом связать её с собой навсегда. Даже если она не хочет оставаться, даже если сейчас она не понимает. Она поймёт его потом. Ко всему прочему, он просто-напросто не смог сдержать свою злость. Свой гнев. Это была его цена. Она струилась по его клыкам и хлынула прямо в рот, когда Астарион вцепился в её глотку, заставив Мадленн застыть прямо с возведённым мечом в руке. А потом обмякнуть вместе с ним в его руках, склоняясь всё ближе к земле. В следующую секунду, порезав своё запястье, Астарион испил из него крови и передал ту Мадленн в жестком грубом поцелуе. В последнее мгновение она оттолкнула его и, прижав ладонь к шее, остервенело на Астариона посмотрела. «Что ты сделал?!» Он возвышался в то мгновение над ней, не стараясь даже оттереть её кровь, оставшуюся у него на губах, смешанную с его собственной. «То, что посчитал нужным. Теперь ты такая же, как я. С одним маленьким крохотным отличием — я главнее тебя и над тобой». Война в тот день была проиграна. Без дополнительных войск со стороны Думнонии город пал. Астарион отдал Мадленн приказ перенаправить армию на его сторону, а потом отправить домой, когда последние бои в городе стихнут. И она не смогла воспротивиться, у неё просто не получилось этого сделать. Когда недовольство среди народа даже не до конца улеглось, Астарион уже во всеуслышание объявил себя главой города, проведя новую герцогскую реформу и вобрав в свои руки всю власть. Прежние гергцогские семейства он либо убил, либо заключил в тюрьму Железный Трон, либо низвел до обыкновенной аристократии, руководствуясь тем, что если вырезать всех, то в городе очень быстро станет скучно без интеллигентных образованных существ. Парламент был распущен. В те дни стража Врат перешла окончательно под крыло нового герцога, лишив остатка силовой поддержки мятежников. Мадленн наблюдала всё это из первых рядов. Но потом она сбежала от него. В свою первую ночь после обращения Мадленн очень хорошо запомнила одно лишь ощущение — голод. Застилающий глаза голод. Мадленн в ту ночь очень много кричала, плакала и забила, по меньшей мере, два десятка диких кабанов. Она проснулась одна среди леса, будучи полностью заляпанной кровью, перемазанная в грязи и налипшей сверху траве. Волосы её были прямыми, перестав виться, как это было раньше, потому что теперь это были мёртвые волосы. Они неестественно для неё прямо лежали, что Мадленн невероятно злило и бесило. Но даже оттягивая свои треклятые волосы и крича из-за них, она прекрасно понимала головой, что виновниками этого были уж точно не они. Вокруг неё лежали трупы диких свиней, глаза плохо реагировали на свет, тело — тоже. Она спряталась тогда в отыщенную ближайшую пещеру и просидела там до самого вечера, трясясь от холода и злости. А потом она опять захотела есть. Первые месяцы проходили просто ужасно. Она училась выживать в темноте, с ней сливаться, выходить из неё и уходить в неё обратно как можно более незаметно для других; никого рядом не было, кто мог бы ей объяснить, что с собой такой новой делать, а возвращаться за советом и покровительством к Астариону… Мадленн не собиралась. Не позволяла королевская гордость и жгучее напоминание, что всё это происходило по его милости и его вине. Поэтому она училась всему сама. Контролю жажды среди других существ, чтобы никому не перегрызть случайно глотку; скрытно от солнца путешествовать из город в город и одеваться теперь во всё исключительно чёрное. Из-за длинного закрытого наглухо плаща с золотой застежкой на горле и капюшона её в городах так и называли «чёрной тенью», которая нехотя показывалась кому-либо на глаза. Чтобы не пугать других своим новым цветом глаз, Мадленн использовала чары и напускала их на глаза, создавая что-то вроде линз, восстанавливающих прежний цвет радужки. Через время она всё-таки решилась послать весточку домой Адамсону, упомянув в письме, чтобы он сам не пытался выйти на неё. Более это было небезопасно, но она постарается вскоре вернуться домой, как только…сможет держать себя достаточно хорошо в руках. Мадленн ещё тешила себя в те дни надеждой, что это будет возможно. Чтобы как-то прокормиться, ведь одной животной крови ей было мало, Мадленн начала работать охотником на монстров. Она брала заказы в разных городах и пожирала тех, кого у неё заказывали. Кровь не животных помогала ей восстанавливать силы. И уже почти через год Мадленн… В новом для неё мире освоилась. В тот самый подходящий для неё к концу год «обучения» она вышла случайно снова на Астариона, приняв не самый безопасный заказ во Вратах Балдура. Там же её буквально сразу же после убийства поймали члены Пылающего кулака и доставили к Верховному герцогу в Верхний город, где он и расположился, заняв для себя лучшее здание. Не стоило удивляться, что назвать себя так мог только он один. Анкунин откровенно красовался на своём новом герцогском месте. Он быстро на нём обжился, прежде чем они встретились. Вобрал все бразды правления, ввел обратно налог в порту не только за товары и торговлю, но и вообще за прохождение и пребывание в нём любого вида судов. Поднял сбор налогов с Внешнего и Нижних городов, вопреки тому, что обещал Нижнему городу послабления в торговле и налоговых отчислениях, а Внешнему повышение уровня жизни. Такими темпами его обещали в ближайшее время скинуть, как одну небезызвестную королеву, которая предлагала в случае пропажи хлеба жрать пирожные своему народу,стягивая все деньги сначала в казну, а потом постепенно обедняя её своими всевозрастающими нуждами. Он также собрал для себя, как она слышала, гарем из девственных красавиц и красавцев разных видов. Но все они в основном были светловолосыми и со светлыми глазами. «В моем новом положении зачем отказывать себе в лишнем удовольствии?» — Мадленн не слышала этого, но ей почему-то казалось, что отголоски его разговоров до неё доходили даже на расстоянии. И всё, лишь бы позлить её. Это буквально бросалось Мадленн в глаза. Головой она это понимала. И не должна была реагировать! Но ей было горестно, больно и злостно от того, что она видела. Мадленн было тошно рядом с ним находиться. Когда они встретились лицом к лицу, Астарион едва не приплясывал, увидев её — его сдержанность рассыпалась на глазах. Было заметно, что он пребывал в отличном расположении духа и, похоже, по ней скучал. Но Мадленн ему тем же не ответила. Когда тебя насильно тащат на встречу с герцогом его прихвостни, стоит тебе появиться в городе, это не прибавляет настроения и желания увидеться нисколько. Они практически с ходу начали ругаться. — Теперь ты стал абсолютно такой же, как он. Астарион вновь из-за её слов взбесился и едва не накинулся на неё. — Как ты смеешь нас так уподоблять друг другу! Хочешь сказать, я, как он, сдираю с тебя кожу для своего удовольствия???! Или заставляю тебя выпивать крыс, лишая нормальной вампирской пищи?! — Анкунин едва не прижал Мадленн к стенке. Глаза у него сильнее покраснели, став навыкат от злости. — Может, тебе стоит разок показать, как он себя вёл? А? Для сравнения, чтобы ты понимала степень моей благосклонности к тебе, неблагодарная девчонка! Я не злоупотребляю твоим положением, позволил тебе какое-то время свободно гулять вдалеке от себя, хотя мог произнести всего одно слово, — он указал пальцем ей в лицо, едва не касаясь кончика носа, — и ты бы оказалась здесь, рядом со мной. Но я дал тебе возможность восстановиться, прийти в себя, смириться со своим положением и вернуться обратно самой! Я не приказывал тебе! — …Кроме того случая, когда ты приказал мне отослать собственную армию обратно! После того, как она помогла тебе захватить город! Ты понимаешь, о чем я говорю, Астарион. Я оказалась на твоём месте, ты сам поставил меня на него, сделав вампирским отродьем, чертов ты ублюдок! — не растерявшись, стала напирать на него в ответ в словесной конфронтации Мадленн. — Ты связал меня такой же ненавистной мне цепью с собой, какой был связан с ним! Я никуда не могу от тебя деться и вынуждена проходить через то же, через что проходил ты! И всё по твоей воле, потому что ты захотел меня без моего же дозволения обратить! Если бы ты был лучше, Астарион, ты бы давно уже освободил меня! Но ты лишил меня моей прежней жизни! Он выглядел так, словно, ещё слово, и он просто прибьёт кого-нибудь. Может, даже и её. Но вместо этого, сжимая ладонь в кулак, Астарион хлопнул ею рядом с Мадленн, не позволяя ей отойти от стены. — Ты не оставила мне выбора! Если бы я знал, что ты не уйдёшь, что ты всегда вернёшься ко мне, думаешь, я бы не сделал тебя полностью равной себе??? Но ты сама не хочешь со мной править, сама отказываешься от места герцогини, предпочитая гордо оставаться на месте вампирского раба. Ну так вот, Мадленн, если оно тебе так нравится, на нём же оставайся! Да и, будем честны, корона слишком сильно давила бы на твою своевольную натуру. — Он перешёл на надменное шипение, сузив глаза. — Своим поступком я тебя, скорее, спас и освободил, чем сделал рабом! Мадленн от таких слов ещё больше рассвирепела и разозлилась. Она оскорбленно округлила свой рот, прежде чем с щелчком клыков, — нижних об верхние, — продолжила в оскорбительном тоне отвечать. — Это ты мне его не оставил, начав всю эту войну! Думаешь, я хотела идти против тебя??? Хотела тебе вредить??? Да будь я жива и пребывай на своём прежнем месте, я бы осталась с тобой! Ты не имел права решать за меня, что для меня будет лучше, черт возьми! Его рассерженное дыхание начало успокаиваться. Неожиданно Астарион сократил между ними расстояние и, пытаясь унять поднявшийся внутри Мадленн гнев, поцеловал её. Он прижался губами в размашистом разнузданном поцелуе поверх её губ, но Мадленн, ощущая, как томительно становится в теле, всё равно его оттолкнула. — Тебя там ожидает куча девиц и мальчишек… Вот и проводи время с ними. В этом плане они явно смогут ублажить тебя лучше, чем я. Ему словно физически прописали пощечину в тот момент. Вздрогнув и отстранившись, Астарион проглотил оскорбление вместе с отказом и после нарочито громким голосом произнес, глядя за спину Мадленн, «стража!». Наемники вернулись обратно, как только их позвали. — Уведите её в темницу. Пусть посидит там до вечера и остынет, — прошипел он ей в лицо. Однако, не поубавив хмурости в лице, Мадленн не произнесла и слова в пользу того, чтобы её оставили в покое и не увели в названное место. В ту ночь она вновь сбежала от него. И стала искать способ разорвать связь между ними. Вернулась в Думнонию, набрав себе побольше отвара лунных цветов, передала Паулю корону и временно отреклась от неё. Они заключили сделку — если Мадленн не найдёт способ снять с себя влияние Астариона, она не вернётся. И Думнония станет частью Фейвилда. Но ежели она вернёт себе человеческое начало, корона вновь отойдёт ей. Это был справедливый и безопасный компромисс, поскольку принимать здравые решения, не внушенные ей кем-то, Мадленн более теперь не могла. Повезло, что отродья, обращённые высшими вампирами, отличались от обычных. Поэтому она могла не ночевать в гробу или в земле, в которой её захоронили. Существовало ли отличие в появлении под солнцем, Мадленн не знала, но, скорее всего, его стоило опасаться. Так что отвар всё равно сильно её спасал, как и магия умножения. Астарион и сам при обращении не знал до конца, как всё в её случае будет работать. Эмпирическим путём они выяснили, что Мадленн по уровню сил и имеющимся теперь способностям больше похожа на обычного вампира, чем на отродье. Но она всё равно не была полностью свободна от его влияния. В чём-то оно было даже сильнее, потому что как бы далеко Мадленн ни забиралась, она всё равно ощущала его незримое присутствие рядом с собой. Словно его тяжёлое дыхание, заставляющее каждый волосок шевелиться, обдавало холодом её затылок. Однако, несмотря на то, что в тот раз он упустил её, Астарион вновь не попытался призвать Мадленн к себе. До того случая, пока при одном из столкновений вампирша прямо не сказала, что ищет способ его убийства. Тогда Астарион через время пустил своих ищеек по её следу, чтобы вернуть Мадленн обратно. Почему он не мог этого сделать при помощи их связи? Она не знала, но, быть может, это был последний запрет, данный самому себе, который он не хотел нарушать. Если бы Астарион вернул Мадленн силой обратно к себе, он стал бы точной, абсолютной копией Касадора по поведению. Пользуясь этим, Мадленн стала собирать существ по континенту и недалеко от Врат, кто так же был недоволен правлением Астариона, равно как и она сама. И уже в команде Гейла, Уилла, Карлах и Нрисы продолжила свои странствия по континенту, которые, впрочем, привели их сюда. К пониманию, что убить высшего вампира нет возможности. Не было такого артефакта, способного сразить его. Они искали. Перепроверили все святые места, до которых смогли добраться. В бестолку. Предположение Гейла, что у высшего вампира может быть свой гроб, в котором он уязвим, тоже не оправдалось — гроба не было, соответственно, подстеречь и убить Астариона во сне не получится. Между тем, во Вратах Балдура всё больше закручивались гайки. Чем дольше Мадленн была в отдалении от Астариона, тем более это сказывалось на его правлении и на жесткости принимаемых им решений. Исходя из того, что он её искал, Мадленн пришла к единственному верному решению, которое поможет оторваться большей части команды от его прихвостней и, быть может, даже спасёт им жизни — ей нужно было вернуться к нему самостоятельно. — Ты с ума сошла, детка?! — Карлах, естественно, одна из первых забраковала эту идею. — Ни в коем случае! Мы не должны опускать руки, тогда точно получится найти способ, как изничтожить этого поганца! — Да, но мы уже слишком давно ищем. У нас почти истощились все ресурсы и заметно поредел список мест на карте, которые можно было бы посетить, — спокойно заметила Мадленн на её тираду, отведя загадочно взгляд в сторону. В последнее время, из-за вампирской сущности она невольно окружалась сильнее обычного ореолом мистики. — Я не хочу на вас давить, ребята, но, кажется, мы попали в просак. Нриса с не менее загадочным выражением лица смотрела на пока пустующее без хвороста место. Уилл ушёл его как раз собирать и обещал вскоре вернуться. Колдунья, Гейл, Карлах и Мадленн ожидали его на привалочном пункте. — Мадленн права. Нам всё сложнее скрываться от его охотников. Они настигают нас почти везде. Чем дальше мы идём, тем больше он их посылает. И он не успокоится… —…пока я не окажусь в его руках, — закончила за неё бывшая королева. — Всё верно. — Но так ведь нельзя! — Карлах эмоционально вертела туда-сюда головой, глядя то на Мадленн, то на Нрису. — Неужели ты так просто сдашься и сама пойдёшь к нему в руки? А как же желание избавиться от связи с ним и вернуть себе прежнюю человеческую суть? Как же наши с вами планы на то, что будет после? Как же… Мадленн поджала губы, глядя на неё. — Я помню про моё обещание попытаться помочь тебе с твоей… Деликатной ситуацией при помощи фейского ритуала, Карлах. Но даже так я не смею тебя просить в ответ прибегать к тому методу, о котором говорил Гейл. Это слишком опасно. Тебя в аду ждут, спустимся туда или спуститесь вы, тебя тут же схватят. — Ради тебя я на это пойду. — Карлах попыталась положить поверх руки Мадленн свою, но тут же убрала. В такие мгновения забывается особенность собственной температуры, когда для поддержки другого необходимо нечто большее, чем слова. — Ты — наш друг, наш товарищ. Я не оставлю тебя на растерзание этому белобрысому зубоскалу! — Эт ты, Карлах, конечно, завернула. — Гейл посмеялся грудным голосом на её слова, и плечи его от этого запрыгали. Он с задумчивым видом поглаживал свою бороду пальцами, покуда Уилл не принёс наконец ветки и не развел костёр. — Но у нас практически нет иных вариантов решения нашей проблемы. Если не найдём артефакт, единственный вариант, который остаётся — это спуститься в ад. И выпустить все 7000 тысяч душ, которые он принёс в жертву. Только тогда контракт станет недействительным, и твоего белокурого дружка можно будет прикончить, как обычного вампира. Мадленн подсела ближе к огню. Когда солнце клонилось к закату, внутри неё просыпалось особенно отчётливо одно ощущение. Голод. И тогда она умышленно держалась чуть в стороне от членов их сплоченной команды, чтобы…никому уж точно не навредить. — Я предлагаю следующий вариант, — продолжила Нриса за Гейлом, — Карлах права в том, что есть ещё места, которые мы можем на наличие артефактов осмотреть. Но нам нужно развязать для этого руки. Мадленн, ты готова пойти на такую жертву? — Колдунья посмотрела алыми глазами из-под белесой чёлки на вампиршу. — Ты уверена, что сможешь сдерживать и отводить его внимание от нас всё это время? В противном случае, заставлять тебя так рисковать мы не смеем. Этот риск будет тогда лишен всякого смысла. — Ты, как всегда, практична, любовь моя, — заметил Гейл с тёплым довольным прищуром, скосив глаза на Нрису вниз. Он стоял рядом с ней, скрестив руки на груди, она сидела на поваленном дереве, сцепив ладони в замок и уперев локти в колени. — Я знаю, Гейл, спасибо. — Нриса ответила ему едва заметным хитрым и чуть коварным проблеском улыбки. Глядючи на них двоих, уже будто глубоко и давно женатых, Мадленн им чисто по-человечески завидовала. Но она была рада их счастью и тому, что в самые тёмные для себя времена дроу и волшебник отыскали спасение друг в друге. Мадленн ответила практически без заминки. До этого она внимательно рассматривала волшебника и колдунью, воркующих незаметно друг с другом. — Уверена. Он преследует нас больше не из-за того, что мы ищем способ его убийства. А потому что среди вас есть я. Если убрать главную проблему и заменить её решением, ему не будет смысла за вами гоняться. — Значит… Ты все-таки отправишься следующим днём к его охотникам? — Карлах расстроенно смотрела на Мадленн. Голос её заметно упал. — Я найду их по следам и запахам в лесу. А вы с рассветом уходите. Как только найдете что-то, я буду ждать от вас вестей. Любым способом свяжитесь со мной и дайте знать, что вы живы. — Мадленн обвела едва заметно встревоженным взглядом всех присутствующих. Да, они не были семьёй в полном понимании этого слова, но… Она успела к этим существам прикипеть. И каждого из них она считала теперь другом. Гейл поджал губы. Подойдя к Мадленн, он вложил ей в руку заколдованный медальон. — Если мы не сможем пробраться в город, этот медальон даст тебе знать, увенчалась ли успехом наша затея и где ещё можно будет встретиться. Он засияет голубым, когда мы захотим с тобой связаться. Обязательно смотри его одна. Моя проекция появится у тебя и расскажет дальнейшее течение плана. Всё поняла? Мадленн медленно кивнула и взяла у Гейла из руки медальон. Она спрятала его во внутренней стороне плаща. — Спасибо, Гейл. — Бывшая королева правда была благодарна ему. Он ей тепло улыбнулся, сощурив глаза. — Ещё рано благодарить, Ваше Величество. Но мы всё сделаем для того, чтобы повод ещё появился.***
Ночью почти все улеглись спать. Но ей, как теперь вечному созданию ночи, конечно же, не спалось. Мадленн отправилась на охоту глубже в лес, чтобы утолить голод, и лишь потом вернулась обратно в лагерь, чтобы остаться стеречь ребят до рассвета. Несмотря на то, что ей завтра в пути ещё будут нужны силы, Мадленн предпочла нести вахту вместо Уилла и отправила его на боковую. До этого они успели негромко обсудить, не беспокоится ли он, что Астарион может пытаться убрать его, как сына бывшего герцога, на что Уилл весьма честно и простодушно заметил: «отец больше не имеет никаких притязаний на место Великого герцога. Соответственно, я тоже. Ему нечего бояться меня. Скорее, тот, кого ему стоит остерегаться, это ты, Мадленн. И мне кажется, он понимает это лучше всего. И лучше всех нас». Слова Уилла заставляли задуматься. Боялись ли они её? И боялся ли её сам Астарион? Мадленн не могла избавиться полностью от него — он преследовал её в мыслях. Она ощущала, что эта связь доставала её даже здесь. В этом лесу, рядом с другими людьми и существами, которые невольно выступали щитом между нею и ним. «Мадленн…» Его голос касался её внутри и заставлял ворох мурашек забегать по спине. Мадленн закрыла глаза и перестала созерцать ночное небо, усыпанное остроугольными звёздами. Она сосредоточилась на его голосе, на его звучании, похожем на шелест травы, вереска в поле или осенних шуршащих листьев… Она нащупала его, смогла обнаружить внутри себя и поняла лишь одно, ужаснувшись — Гейл был прав. И куда бы её теперь ни занесло, Астарион всегда будет рядом с ней. Он будет знать, где она, он будет находить её и пытаться вернуть, пока не выиграет в их извечном, длящемся вот уже почти год, споре. Ведь связь хозяина и обращенного была слишком крепка, чтобы разорвать её обычным побегом. Мадленн глубоко вдохнула прохладный воздух и запрокинула голову. Боги, за что ей всё это? За что она вынуждена заниматься этими крысиными бегами? За свою недальновидность? Неосмотрительность? За что же она сейчас расплачивается? За свою любовь, Мадленн, отвечает ей собственный внутренний голос. За свою любовь.***
Она вернулась к нему! Вернулась! Его обуревал такой восторг от того, что он, как Астарион думал, оказался прав, что новый Верховный герцог совершенно позабыл про свою прежнюю, перешедшую почти в стадию хронической злость. Она преобразовалась в крепкий сплав двух чувств, дав на выходе злорадство, когда Анкунин с упоением раздумывал, что Мадленн сама, поняв всю вопиющую неправильность своего бунта против него, оставила тот и пришла обратно по своей воле. Мадленн понимала, что глубоко внутри его действий лежала жажда одобрения с её стороны. И он делал всё, чтобы его добиться. Чтобы его вытребовать себе, как капризный избалованный ребёнок, даже если она это самое одобрение не хотела ему давать. Но теперь Мадленн будет. Она будет выдавать ему его по крупицам, она будет уступать ему полушагом, чтобы сделать более мощный рывок вперёд и пройти дальше. Чтобы оказаться по итогу на шаг впереди, а не волочиться за ним раболепно сзади, даже учитывая всю низость её обращённого положения. — Я знал, что ты ко мне вернёшься, знал!.. Его алые глаза горели столь лихорадочным звёздным блеском, что Астарион и вправду начал походить на дитя, получившее в свои руки обратно любимую игрушку. Мадленн не разделяла его восторга. Она оставалась предельно собрана и спокойна; следила за его действиями, реакциями, шагами. И продумывала свои, прежде чем действовать. — Что, нагулялась и захотела обратно к папочке, да? — Ты слишком назойливо и настойчиво преследовал меня при помощи охотников, чтобы я оставалась долго в стороне. По итогу, это просто не оказалось возможным. Астарион закусил от внутреннего нетерпения нижнюю губу и едва не начал притопывать ногой. Столь звенящее ребяческое возбуждение было ей на руку — он перестал строить из себя перед ней спокойного уравновешенного господина, знающего её, как свои пять пальцев. Как и её дальнейшие планы на него и её собственную судьбу. Однако это было ненадолго. Змеиная улыбка растягивается хитро на его малокровном лице, а взгляд становится испытующим, сканирующим. И пробирающим до самых костей. Анкунин вновь мнил себя тем, кем не являлся, но Мадленн на это более не купится. Теперь они будут играть не только по его правилам. — Отпусти стражу, нам надо поговорить, — спокойно негромко, но твёрдо просит она. Астарион щурится чуть сильнее, отмечая её собранность, а потом кивает оркам позади; те отступают и оставляют Мадленн с ним наедине. «Ему в его положении стражники и не нужны, это всё так, знаки силы и чтобы покрасоваться», — отмечает она про себя, прежде чем тяжёлая дверь в пустующий зал собраний не закрывается. Они остаются и вправду одни, единственным третьим гостем здесь был лишь холодный ветер, задувающий из неплотно закрытых окон. Вампиры не чувствовали холод в полной мере, как другие существа, и потому Мадленн представляла, насколько тяжко было теплокровным служить ему, не разводя внутри стен его нового жилища каминов. Астарион стал обходить её кругом. Осматривать со всех сторон, словно проверяя, насколько (ли?) изменилась она с их последней встречи. Спина прямая, тело напряжённое, гибкое, прыгучее, словно заправленная катапульта, готовая выстрелить. В любой момент. Мадленн в его обществе не позволяла себе расслабиться, и потому, чтобы добавить ей нервозности (которая его бесконечно веселила), Астарион проводит пальцами по её щеке. И, схватив после за подбородок, разворачивает лицо бывшей королевы к себе, призывая, буквально заставляя смотреть в свои глаза. — И все-таки ты вернулась ко мне. Набегалась, нагулялась и вернулась, — зашипел он на манер кобры, гипнотизируя её жестоким пристальным властным взглядом. — Всё как я и говорил. Ту связь, которую мы теперь делим с тобой, не способны разорвать ни время, ни расстояние, ни даже смерть. Было вопросом годов или даже месяцев, когда до тебя, моя очаровательная Мадленн, это дойдёт. Астарион зарылся пальцами в её ставшими более прямыми волосы. Заправил шелковистые льняные пряди за бледное ухо, и Мадленн ощутила, что даже её теперь холодная кровь внутри… Почти закипела. — Что, неужели тебя так напугало, что я ищу способ, как избавиться от тебя? Он чуть прихватил её за волосы. Мадленн, изогнув от болезненности этих ощущений брови, едва заметно нахмурилась и более зло посмотрела в его глаза. Кожа головы рядом с ухом натянулась. — Неужели ты думала, что после твоих прямых оскорбительных заявлений, — Астарион начал выходить из себя, повышая голос, — я позволю тебе свободно бегать по континенту и собирать недовольных моим правлением существ в свою команду по «спасению»? Это не сказка, Мадленн, и абсолютно хороших концов здесь не бывает. Было решением дней, когда я нагоню тебя и верну обратно к себе. И ты должна быть благодарна мне, что мои прислужники не убили замеченных в твоей компании существ сразу же после вашего трогательного расставания. Астарион сжал её волосы сильнее и заставил склонить голову. Мадленн пошатнулась и встала чуть ближе из-за этого дергающего движения. Она смотрела на него снизу вверх блестящими от гнева глазами, в то время как её нос пыхтел от злости, как паровая машина, раскрывая то и дело шире ноздри. — Так, значит, этот способ все-таки есть, раз ты так занервничал. — Наглая девчонка, да как ты смеешь допрашивать меня в моём же доме! — Астарион был на грани злобной истерики. Его глаза гневно распахнулись, взгляд впился в Мадленн так же сильно, как и его пальцы, нашедшие её шею. Мадленн зашипела, вскинула голову выше и между ней и Астарионом вновь установился прямой зрительный контакт. Перегнула палку. Нужно срочно было его тушить, иначе он выйдет из себя и и вправду пошлёт кого-то по следам Гейла, Нрисы, Уилла и Карлах. А Мадленн как раз находилась в его доме за обратной целью; она прибыла сюда и была здесь, чтобы отвлекать его внимание от них и их дальнейших поисков! Нельзя было всё ставить на кон только из-за желания высказать в очередной раз своё недовольство. Мадленн неожиданно подалась вперёд и провела протяжно языком по его губам. Астарион вдруг замолчал; лицевые мышцы его задрожали, не успев сменить гнев на милость, глаза распахнулись ещё шире, рот приоткрылся в тихом неверящем: — Что ты… В прошлый раз, когда он сам пытался её поцеловать и склонить к сексу, прежде чем она сбежала из города, ничего не вышло. Каково же было, наверное, сейчас его удивление, раз она сама потянулась к нему, да ещё и самовольно захотела вступить с ним в связь, вопреки тому, что они в очередной раз ругались? Мадленн, глядя прямо в его лицо своими большими глазами, медленно выдохнула через рот. И повторила сие действо ещё раз — медленно провела языком по его дрогнувшим губам, вышибая такую же дрожь в мужском теле. Мадленн понимала и хорошо представляла, как, должно быть, Астарион сильно хочет её. Особенно после затянувшейся игры в кошки-мышки, где он, как огромный вальяжный кот, гнался за ней, как за единственной желанной добычей. Астарион протянул руку к её глазам. Он весьма неаккуратно снял с белков её глаз линзы, выкидывая те себе за плечо. — Ты больше не человек. Глупо пытаться скрывать свою природу, когда внутри она уже давно совсем другая. Выставляешь себя одним, хотя ты теперь совсем другое. Ты выше, сильнее, лучше всех этих людей, потому что я сделал тебя такой, — шептал он ей, и Мадленн не стала противиться. Хотя представлять, что со стороны у неё вновь были те ужасные звериные алые глаза, которые она успела крепко возненавидеть ещё в первые дни обращения, было невыносимо. Но взгляд Астариона, направленный на неё, — вожделенный, плавящий любую чашу с золотом взгляд, — почему-то укладывал эти чувства глубоко обратно внутрь неё, тушил их, притуплял… Заставлял принимать свою новую натуру вопреки, даже если Мадленн этого долго не хотелось. Он вновь склонился к её губам, не разрывая пристального зрительного контакта. И коснулся их сначала медленно, а потом более порывисто своими. Астарион буквально вцепился в её волосы и смял рот Мадленн своим со столь звериной прытью, что в ту же секунду Мадленн ощутила горький привкус крови у себя на губах. — Нашла чем меня отвлечь… Строптивая девчонка… — он почти не отрывался от её губ, прикрыв глаза, терся своим носом о её, вдыхая её обновившийся запах, говорил грудным низким дребезжащим где-то у него в груди голосом, словно ему целовать её было ненавистно, но столь желанно, даже больше желанно, чем ненавистно, что он ничего не мог с собой поделать. Только отдаваться во власть своего желания, ведь у неё над ним, на самом деле, всё ещё сохранялась своя степень влияния. Своя власть. И Мадленн знала об этом. Она вплетается пальцами в его волосы, вцепляется в его кудри, тянет за них, он её к ближайшей стене, в которую со всей дури впечатывает. Воздух выбивается из лёгких, перед глазами крутятся звезды, но этому телу теперь всё равно на ту боль, что могло испытывать человеческое, и потому они друг друга не жалеют; он накопил и нагулял аппетит для неё одной, она, вопреки тому, что ей было всё это ненавистно и унизительно… Всё равно заводилась. Не потому что Мадленн нравилось подобное обращение, о нет. А потому что это с ней делал Астарион. В этом состояла её главная проблема. Её главная слабость. О которой он тоже наверняка догадывался. Которую хлестко бросал ей, как перчатку для дуэли, в лицо. Словно вызывал её на поединок, чтобы она попыталась выбелить свою честь обратно. Да вот только не было это уже возможно, не в такой порочной прямой связи с ним. Если ниже падать было некуда, то дно открылось опять. И показало свою двойную сторону. — На колени, дорогая. Астарион надавил на плечи Мадленн и с хищной довольной улыбкой уставился на неё. Мадленн нахмурилась. Чёртов садист, ему так и нравилось смотреть, как она роняла свою гордость и смешивала её с грязью. Мадленн выдала в ответ чётко и прямо. — Черт с два. Астарион запрокинул голову и рассмеялся. Он иного ответа и не ожидал. Вдруг неожиданно на Мадленн налетели со спины заколдованные чёрные путы, скрутившие её по рукам и коленям, когда Астарион щелкнул пальцами. Из-за отсутствия нормальной опоры бывшая королева пала на колени, вскинув в шоке голову вверх. Астарион, коротко закусив нижнюю губу, огладил её по нижней губе большим пальцем. — Этот вопрос был задан для проформы. Конечно, ты сказала бы нет. Но я бы всё равно это сделал. Он распустил завязку на своих штанах и оголил налившийся кровью член. Мадленн во все глаза пялилась теперь на него. Потом перевела красноречивый взгляд на Астариона. Он похотливо широко улыбался, явно наслаждаясь всем в этой ситуации: доминированием над её своевольной натурой, тем, что он смог наконец почувствовать над ней абсолютную власть и увидеть свою возлюбленную Мадленн на коленях. — Ну же, дорогая, открой рот. Он вцепился в её волосы на затылке и притянул к себе ближе. Мадленн задергалась в путах, попыталась освободиться. Бесполезно. Держали так крепко, словно её всё ещё сжимали руки орков. Хотя это была всего-навсего чёрная кожа. Откуда только такой магический атрибут, да ещё и в зале собраний? Астарион провёл влажной головкой по её губам, размазывая по ним предэякулят, а потом уткнулся в них же, словно вампир, ожидающий разрешения войти в дом. Мадленн, тяжело дыша через нос, ощутила, что даже отродья, похоже, в таких ситуациях краснеют. Пускай она не видела себя со стороны, но ей четко представлялось, как мертвенно-бледных щек коснулся румянец. Она, помедлив, всё же приоткрыла рот. И обхватила его головку губами. Астарион закусил нижнюю губу, наблюдая во все глаза за ней. Его хватка в её волосах стала мягче, кончики пальцев с этой минуты расчёсывали льняные пряди на затылке и даже ласково распределяли те между собой. Мадленн зажмурилась. Дьявол, почему в такой патовой ситуации она, как назло, тоже заводилась?! Она ощутила, как между ног стало влажно и жарко, как ей нестерпимо захотелось прикоснуться к себе, пока Астарион ублажал себя её ртом. Её брови изогнулись, она подавилась слюной, когда Анкунин в её рот толкнулся, ощутив прилив жгучего желания и недостаток в обыкновенных посасывающих прикосновениях. Переждав немного, он сделал это ещё раз, вцепившись в её волосы сильнее; Мадленн сдавленно простонала. Оставаться тихой у неё не хватало ни выдержки, ни сил. — Давай оба признаем, что втайне тебе это нравится не меньше меня самого… — проницательно прошелестел он, не сбавляя темпа внутри её рта. Мадленн открыла затянутые дымкой глаза и, увидев, как плавился её взгляд, Астарион и сам простонал, поджав в богато отделанных сапогах кончики пальцев ног. Он оперся тяжело о стену для сохранения равновесия, продолжая порывисто проникать членом в рот Мадленн, прежде чем через какое-то время вытащил его и, потеревшись о её губы, а потом о её щеку, кончил прямо ей на лицо. Мадленн прошлась языком по всей длине его члена, слизывая семя, прежде чем отклонилась назад и тяжело задышала. Хватка в её волосах ослабла. Как же ей, черт возьми, было стыдно за себя. И в то же время так чертовски хорошо, что она ничего не могла поделать с той звенящей лёгкостью, образовавшейся почему-то внутри её груди. Его прикосновения больше не носили иллюзорный характер, он и вправду был здесь, трогал её, трахал её и не изводил видениями, где касания по ощущениям были, но его самого — не было. Интересно, он специально вызывал эти сны наяву при помощи их связи? Чтобы раздразнить её? Чтобы показать, что не один мужчина более не способен распалить в ней столь жгучее желание, как делал это он? Астарион не даёт ей закончить обмысливать данный вопрос. Он тянет Мадленн резко за локоть вверх, не развязывая её рук и ног. Подхватывает на руки и буквально мчится в спальню, чтобы там без посторонних глаз взять её, как полагается. Хотя он здесь был хозяином, если бы взял её прямо на глазах у всех поданных, никто бы ему и слова не сказал. Все потупили бы взгляды в свои ноги, а кто-то успел бы на это со стороны ещё и помастурбировать. В спальне, где все было приглушено фиолетово-пурпурным цветом, он захлопывает дверь. Бросает её на кровать и устраивается на Мадленн сверху — она во все глаза смотрит на него, едва заметно напрягаясь. Боже, что он ещё придумал, пока её тут не было? — Ты не представляешь, как давно я это всё воображал… Интересно, сколько раз меня вместо своих пальцев представляла ты? — Астарион, не дожидаясь ответа, развел её ноги в разные стороны и вжался вновь окрепшей эрекцией между девичьих бедер. Мадленн, закусив с силой нижнюю губу, едва не простонала. Широко осклабившись, он заговорил ещё более довольно. — Не важно, можешь не отвечать. Я вижу, что много и часто. И что твоё тело истосковалось по мне, как и я по тебе. Может, мне тебя лучше помучить, как ты мучила меня? Завести и оставить лежать здесь одну, пока ты не будешь меня умолять, чтобы я к тебе прикоснулся? Он склонился к её лицу. Злобный взгляд был вновь направлен в его лицо. Астарион рассмеялся. Он задел её за самое живое. А ведь он мог так сделать, мог с ней так лживо и ужасно поступить. Мог… Но не хотел. Потому что он безумно хотел сейчас именно её. Обхватив щеки Мадленн и сжав их тонкими аристократическими пальцами, Астарион выдохнул прямо ей в лицо, в губы, не сводя немигающего взгляда с её глаз. — А-а-а… То-то же. Ты бы тоже этого не хотела, но поступала со мной столь жестоко. — У тебя были твои мальчики и девочки, чтобы ублажать твои аппетиты, — выплюнула она не буквально ему в лицо, все-таки не сдержавшись. — Они — не ты, — ответил Астарион, всё ещё смотря на неё в упор. И в этих словах были все подтверждения мыслей Мадленн, что гарем был собран лишь для того, чтобы вызвать в ней жгучую ревность. И чтобы притянуть её за эту ревность, как за горячую только выкованную цепь, обратно к себе. Не любил он и уж тем более нормально не хотел всех их, в каком бы изобилии Астарион ни выбрал себе этих девиц и мальчишек. Ведь все они были призраком её собственного портрета, который он так отчаянно после их неофициального разрыва преследовал. Он провёл в похожем на её жесте языком сначала по её губам. Потом отвернул за подбородок лицо и повторил это же действие, но уже на шее. Его язык обжигал её кожу, посылал множество мурашек по ней же, словно в ту вонзались разом множество ледяных игл. Мадленн задрожала, когда ощутила, как он порвал её штаны, даже не найдя в себе сил их просто приспустить с неё. Отыскав пальцами её лоно и ощутив его влажность, Астарион сдавленно простонал в её шею, куда уткнулся носом и ртом. — Боги, да ты уже совсем влажная… Испорченная девчонка, так и знал, что тебе нравится то, что я делаю с тобой. Пускай ты это и скрываешь. Мадленн стало стыдно за это, как и за то, что он так легко это обнаружил. Но зажаться он ей не дал — Астарион развёл её ноги шире и, приподняв одну за бедро, стиснул то, войдя наконец в Мадленн. Запрокинув голову, он низко раскатисто простонал на всю спальню. Мадленн задергалась. Из-за попытки выбраться из пут они перекатились на пол, где Астарион, так и не выпустив её, начал драть бывшую королеву прямо на своём восточном ковре. Мадленн выгибалась под ним, скулила, стонала, желала то ли ударить его, то ли вцепиться в него со всей силы, до кровавых полос, от удовольствия. Он брал её чередой быстрых толчков, не позволявших перевести дух, вздернул за верхнюю путу руки вверх, прижав те к полу, и, вцепившись свободной ладонью в её подбородок, заставил установить с ним обратно зрительный контакт. Кажется, именно в этот момент он и вправду владел её душой, как тот самый дьявол, забравший когда-то его душу; и её сердце легло на чашу весов с желанием отомстить, перевесив то по своей тяжести в разы. — Мадленн… Смотри на меня… Смотри на меня, черт возьми… Он приказывал, принуждал, буквально заставлял её смотреть, но не делал больно. Ведь последние толчки доводят её до оргазма раньше, чем его — именно так, как ей было нужно. Как он помнил ещё с их последних ночей, преследуя цель возвысить её на высшую ступень блаженства до себя. Астарион и вправду очень хорошо её знал. Это пугало. Более того, в такие моменты Мадленн и вправду ощущала, словно обратилась его слугой, потерявшей всякое былое величие и своё достоинство. Астарион будто и преследовал цель именно это ей доказать. И показать на их живом примере.