***
Волосы противно липнут к лицу и Шаганэ уже сто раз пожалела о смене своего имиджа. Эти патлы ни в хвост не завязать, ни черта с ними не сделать. Психует, губы жмёт, да слёзы быстрее смаргивает, чтобы те машину вести по заснеженным улицам не мешали. Душу тоска рвёт, по-девичьи в рыданиях заходится. Грудную клетку вспарывает, на куски сердце рвёт, мечется. Да, Сиплая права была, что нифига она не Хмель. Та спокойной была, рассудительной. По-любому бы успела честь сохранить младшей, из когтистых лап зверя бы вырвала её, домой притащила, да спать уложила, по спине поглаживая. А эта не смогла. Ещё долго себя глодать будет, по косточкам себя разбирать, да легче не станет. Уверенна в этом. Свет фар затрагивает знакомый двор и паркуясь, слышит, как дверь задняя открывается. Адидас первым выходит, взглядом девушку за рулём окидывает и Скрипку на руки берёт, бережно так, аккуратно. У той голова свисает, руки болтаются — отключилась маленькая. Темноволосая, оставшись одна в машине, только сейчас запах крови своей чувствует, тошнить её начинает. Слёзы солёные катятся, раны задевают, отчего всё лицо огнём охватывает. Больно, отрезвляюще больно. — И долго мы тут сидеть будем? — голос хриплый такой, знакомый. Девушка оборачивается, смотрит в глаза яркие. Губы подрагивают предательски, а руки руль сжимать продолжают, не отпускают, за круг спасительный держатся. — Я понял. Парень обходит машину спереди, рядом с ней на сидение заваливается. Смотрит на неё, хочет кровь с подбородка стереть, да не успевает. Машина трогается и отъезжает от качалки мужской. Резина скрипит немного, о снег трётся, но девушка всё равно выруливает из сугроба на шоссе. Едут молча, в тишине. Музыку включить никто не решается, хотя это и не нужно. Слушают оба тишину и гудение двигателя.***
На пригорке рядом с выездом из города останавливаются, девушка тогда только позволяет себе баранку из рук выпустить. Вздыхает тяжело, промаргивается и выходит. За ней и Валера машину покидает, смотрит на неё, да всё равно молчит. Та отвёртку достаёт, которую в машине нашла. Замахивается и в древесную кору её вгоняет. Потом тянет так, усилия прилагает немалые, засечку оставляет. Вынимает железку, да в карман заталкивает, всё-таки вещь не её. — Пятнадцать. — произносит, на отметины на дереве смотрит. — Что «пятнадцать»? — голос снова прорезается, кудрявый чуть ближе подходит, дерево разувеченное наблюдает. — Убила я. Пятнадцать уже. — говорит, сплёвывая розовую слюну на снег. — Юбилей, считай. Парень усмехается. Куртку свою на капот адидасовской Волги кладёт, рядом присесть девушку зовёт. — Заболеешь, Валера. — хрипит та, но на ткань усаживается. — Ты чего вышел-то? Там Айгуль помогать нужно, я в порядке. — чуть улыбается и шипит от пульсирующей боли на губах. — Расставил приоритеты. — плечами жмёт, сигарету протягивает. Девушка кивает в знак благодарности и подкуривается, сизый дым в лёгкие пускает, чувствует крепость изнутри. Парень то не слепой, видит, насколько спутница по несчастью «в порядке». — Даже так, ну ладно. — смеётся, игнорируя дискомфорт на лице и вдаль заглядывается. Ночь тёмная, звезды отчётливо видно. В домах некоторых свет горит, дым струйкой из печных труб идёт. — Морозно утром будет. — А? Ну да, наверное. — тушуется слегка, сам даму рассматривает; губы разбиты, подбородок рассечён, на щеке ссадина красуется. Вздыхает. На мысли себя ловит, что ту не портит это совсем, даже идёт в какой-то степени. Только боль отвратительную, должно быть, девушке такой макияж доставляет и Турбо бы сам забрал все страдания себе. Да только, невозможно это. — Наших тоже отметелили знатно. Там, по словам Вахита, артель целая на них побежала. Маратика чуть уха не лишили к хуям. Они ездили, на предъяву ответить хотели, поговорить. А вот так вот всё вышло. — взгляд упёр в снежное покрытие и затянулся крепко-крепко, до мокроты́ в уголках глаз. Чувствует, как Лера голову на него поворачивает, смотрит внимательно, изучает. А та всё без продолжения понимает. Понимает, почему не взяли парня с собой, понимает, почему он тянет дым в лёгкие так агрессивно, понимает, почему сам к ней вышел, один. Окурок летит в сторону, а девушка оказывается перед ним. Не оглядываясь на принципы свои, вопросы все на потом откладывает, обнимает парня. Хмурится от боли в щеке, но всё равно прижимается к крепкой груди. Второй бычок на землю следом опускается, тот одной рукой её к себе за талию прижимает, другую на затылок кладёт. Волосы тонкие гладит, путает их, на возмущения девушки лишь смеётся. Хорошо им. Про́сто так, и хорошо. — Валер, спасибо тебе. — шепчет, приподнимая голову, на плечо опирается подбородком. Боль ушла куда-то, может парень всё-таки забрал её себе, как и хотел? — Не за что, дурная. — хмыкает, а после тело женское ловит, руками ближе прижимает. Громко говорит что-то, да девушка уже не слышит. Глаза прикрыты, а грудь медленно вздымается от каждого вдоха. Последнее, что в сознании отражается — это твёрдое сидение машины и сухие губы на лбу.***
Просыпается от того, что где-то что-то с грохотом упало. С кровати вскакивает, да за голову хватается. Ту спазмом прошибает, организм просит хозяйку поменьше движений резких делать, а то, смотри, крайние меры предпримет. Как вчера например. Квартира доселе ей неизвестна, она смотрит, пытается последние извилины в комок собрать, да думать заставить. Вчерашний день вспышками яркими в голове всплывает, помнит, значит. Понимает, что лучше бы забыла нахуй, глядишь и проблем было бы меньше. Встаёт медленно, ноги ватные разминает. Те не слушаются её, подкоситься норовят. Темноволосая в стенку упирается, аккуратно двигается на шум. На кухню импровизированную выходит, парня за плитой наблюдает. Тот барахтает что-то в сковородке, ворчит чего-то под нос себе, никого кругом не видит. — Ты на повара учился? — бровь приподнимает, стоит, к косяку жмётся для равновесия. — На учителя физкультуры. — взгляд удивлённый ловит и смеяться начинает, утробно так, будто сам проснулся недавно. — А что ты так смотришь? Меня на третьем курсе выперли тряпками ссаными из конторы их шарашкиной. Мол, детей к агрессии склоняю. Теперь уже девушка смеётся, садится на стул и продолжает наблюдать. — Один живёшь? — кивок положительный. — Давно? — Достаточно. Мамка в деревню уехала, а батька своего, я схоронил. — на стол тарелку ставит с омлетом, а сам на плиту спиной опирается, руки на груди скрещивает. — Понятно. — глаза опускает, на месиво в тарелке смотрит. Аппетита нет особо, да и сегодня тело болит страшнее. — Нам к парням нужно. Хотя ты и дома можешь посидеть. Тут. — уточняет, понимая, что завтрак девушке по душе не пришёлся, но та всё равно вилкой в него тыкает и в рот заталкивает. — Ты если не хочешь, не пихай в себя. Я доем. — рядом на стул опускается, стакан с водой опустошает. — Да не в этом дело, всё вкусно, правда. Просто больно очень. — голову вниз опускает, смотрит, как ребёнок нашкодивший. — Там бинт и пару таблеток на полке. Прими всё, я скоро пойду уже, там Адидас собрание устраивает. — говорит, а сам улыбку хитрую на лицо натягивает. Забавляет его такая Лерка. Он будто с ребёнком сейчас говорит, а не с мадам, которая пятнашку грохнула. — Я тоже пойду. — говорит, съедая половину порции. Остальное парню протягивает, вилку свою у себя оставляет, помыть порывается, да Валера её останавливает. Столовый прибор хватает и доедать начинает. — Ну ты чего, я бы полоснула, потом ел бы. — Не брезгую я. — плечами пожимает. — Ты же понимаешь, что в хату возвращаться тебе нельзя? Утырки эти найдут вас, а там уже счёт на секунды пойдёт. Да и бабушку твою тоже желательно спрятать где-нить. Может на дачу её, к подруге там. — Она ещё с той своей поездки не вернулась. Придумать что-то надо. — выдыхает громко, волосы через пальцы пропускает. — Курить здесь можно? — улыбается, зная, что вопрос глупый, но получив кивок от парня, берёт его же пачку. — Пока у меня поживёшь. Не пятизвёздочный отель, однако, одеяло второе найдётся. — повторяет эмоции девушки и сигарету в зубы берёт. — А почему? Я там к Гуле могу, например. Неудобно же будет. — говорит, стараясь смущение скрыть. Да только не получается это и ловит усмешку мужскую, да ладонь чужую в волосах. Треплет. — Зато пацаны спокойны будут. И я. — последнее бросает, когда уже в коридор выходит, ботинки обувает. — Долго копаться будешь? Нам реально пора уже.***
Выходят вместе, молчат вместе, снег под ногами топчут вместе. Лере кажется, что этого «вместе» стало слишком дохуя в её жизни. А вместе с этим, в жизнь пришли эмоции, ранее неизвестные молодой особе. Она никогда не подпускала к себе никого, кроме Вовы, бабушки и Иры. Ну, Маратика мелкого тискала ещё, да и тот сейчас её помнит смутно. Грусть от этого всё ещё живёт где-то под рвущимся сердцем, да только ведь понимает она, что Суворову младшему явно сейчас не до воспоминаний из прошлого. По словам Валеры, у них вчера кипиш был, Марат на старшего гнал, а потом вокруг Айгуль прыгал-бегал. Что дальше было — неизвестно, вот потому и собираются они сейчас узнать всё. Глаза у парня яркие, большие такие. Зрачки крупные смотрели на дорогу впереди, а девушка его рассматривала. Только сейчас ощутила в полной мере разницу в росте и ей стало смешно от их первой встречи. Тогда Шаганэ даже не думала, кто перед ней. Заносчивый, грубый и бесхребетный паренёк, который так хорошо по мужскому достоинству получил, а сейчас она характеризует его по-другому. Честный, в меру строгий и смешной. Именно так и никак иначе. Первое впечатление обманчиво быть может, девушка на таком раскладе и останавливается. Подходят к коробке и через заборчик перелазят. Там уже собрались все: и девушки, и парни. «Жаным» лидера встречают взглядами обеспокоенными, по плечу её хлопают. Одна Гуля щурится глазками своими, ухмыляется. Заприметила она, с кем её старшая пришла, теперь вопросов ждёт пусть. Темноволосая шикает на неё, да смех в ответ получает. А Валера рядом с Зимой уже расположился. — Не, ну ты совесть хоть имеешь? — лысый руки в карманы пихает, с ноги на ногу переминается. Реально мороз на улице стоит, не обманула девка его. — Ты о чём вообще? — не понимает, взгляд переводит на друга. — Вчера красотку побитую спиздил, на машине дяди Кирилла её покатал, а сегодня с ней припёрся. Не подходящий момент выбрал. — Турбо ахуевает, не думал он, что машина бате Адидаса принадлежит, но смущает его больше любопытство Вахита. — Ты ебало то завали. Знаю я всё. — шикает на него и на Вову взгляд переводит. — По законам улицы «Домбыта» нет больше. Они, как свиньи поступили с нашей сестрёнкой, мы обязаны были им преподать урок. Урок, действительно, преподали, а вот теперь, само объявление. К нам предложение поступило от бывшей скорлупы «Домбыта». Пришиться к нам хотят. Чё делать будем? Группировщики галдёж подняли, а вот старшие стояли неподвижно. Вопрос сложный, опасно это было, чушпанов домбытовских под крыло брать. — Ну, получается, воспитывать…? — Гуля вперёд выходит, мимолётную улыбку Вовы ловит. — Я, конечно, старшая «Жаным», однако поучить манерам могу и мальчишек. — Я тоже. — рядом с ней Сиплая становится, руку на плечо в знак поддержки укладывает. Зима с Турбо только головой качают. На том и порешили.