происхождение вселенной

Чонгук прощается с беспокойной мамой Анны, которая, узнав, что вчера случилось с Минхо, долго и муторно проверяла дочь на наличие новых царапин, и наконец остается на работе совершенно один. Второй воспитатель обычно уходит раньше, но Чонгук, как главный, обязан закончить с нудной документацией. Стоит ли написать Тэхёну, что он практически свободен, или лучше будет просто дождаться его и не тревожить по пустякам? Он, наверное, сейчас занят на работе. Или может, что-то случилось, и поэтому Мизуки забрали сегодня пораньше и даже не сам Тэхён. Чонгук не хочет накручивать себя, но неприятные мысли сами в голову лезут, как бы он ни пытался их отгонять. Тэхён же пообещал приехать, значит, приедет. Он ведь не поступит с Чонгуком плохо, ведь так?

***

— Господин Ким, у меня нет желания начинать конфликт, — Хван стоит в окружении пяти телохранителей. Прячется за их спинами, думая, что это хоть как-то спасет его от чужого гнева. Видимо, осознал, что Тэхён пронюхал про их планы раньше, чем следовало. До того, как они успели в полной мере все продумать. Теперь отнекивается, делает вид, что не при делах, потому что своя жизнь вдруг оказалась ценна и дорога. Стоя лицом к лицу с Тэхёном, понимает, что тягаться не получится, даже найми он сотню человек в охрану. — Тогда что вы устроили? — Тэхён волочит перед собой стонущего от боли Джунхо, швыряя того на покрытый снегом асфальт. В ноги его нового хозяина. — Поболтай со своей шавкой о манерах при разговоре со старшими. — Он сам ко мне прибился, умолял взять, словно дворовая собака, — затхлая ложь. Пытается выгородить собственную шкуру, кидая свою шестерку словно кусок мяса на растерзание волкам. Тэхён не верит ни единому слову, но сегодня марать руки в крови не будет. За Хваном тоже стоят люди, и будет просто глупо оторвать голову стрекозе, тело которой после еще способно будет существовать. У Тэхёна другие методы. Пока он просто не будет спускать с них пристального взгляда, но при малейшем промахе не поскупится на пулю. — Простите, я правда не знал, что он Вам насолил. В ином случае я бы никогда с ним не связался, — голос перед господином Кимом предательски дрожит. — Да что ты несешь, — Джунхо с хрипами тянет слова. — Сам же собирался выследить его новую шавку и… — договорить не успевает — Тэхён ловко выхватывает у своего телохранителя пистолет и стреляет тому прямо в ногу. Подонок заливается жалобным нытьем. Люди Хвана тут же снимают свое оружие с предохранителей, наводя дула на Тэхёна, который сейчас в последнюю очередь печется о собственной безопасности. Десятки человек стоят, затаив дыхание. Охрана Тэхёна держит на прицеле хвановских церберов, а сам Хван, тихо молящий Бога уйти сегодня живым, прячется за широкими чужими спинами. Он мог бы сюда не приезжать, мог бы оставить все как есть и находиться с чувством фантомной безопасности в своих стенах. Но кто знает, что Джунхо под страхом смерти рассказал бы Тэхёну. Нужно было либо забрать его с собой живым, либо удостовериться, что сегодня тот умрет и навсегда замолчит. — Я тебя предупреждал? — ствол медленно огибает чужое тело, словно рисуя контур, и подходит к разбитой в кровь голове. — Сказал же: одно слово о нем, и ты труп, — у Тэхёна гнев застилает глаза пеленой. Еще одна пуля, и он с легкостью лишит человека жизни. — Не убивайте меня, господин, прошу — вспомнил щенок о приличиях, уже стоя на смертном одре. Просит пощады, кажется, даже плачет. Неужели вспомнил, какими последствиями чревато неподчинение боссу. — Клянусь, что имя его навсегда забуду, — вот как легко людей меняет наличие дула пистолета, целящегося в голову, все становятся до скучного послушными. Тем более к Джунхо, видимо, пришло осознание, что Хван его спасать не спешит. Сам не хочет попасть под горячую руку. — Нет уж, удосужься запомнить, — рычит. — И ты, Хван, — Тэхён поднимает красные разъяренные глаза, — смотри и запоминай. Если в твоей плешивой голове возникнет хоть одна дрянная мысль, в которой будет фигурировать имя Чон Чонгука, тебе даже озвучивать ее не потребуется. Я убью тебя намного быстрее. — Да-да, — тараторит, дрожа и выглядывая из-за спин своих телохранителей. — Извините за это недоразумение. — Уберите оружие, — Тэхён машет рукой своим людям, и те нехотя, но подчиняются приказу, пряча пистолеты в кобуры. — Больше не терять их из виду и следить за каждым шагом. Молись, чтобы больше не свиделись, — кидает напоследок Джунхо. — В следующий раз я не буду таким щедрым. Очередной такой выходки Тэхён не потерпит. Сегодняшний вечер был показательным, и хочется верить, что все это усвоили и наверняка отложат грандиозные планы в долгий ящик, если, конечно, пуля босса не настигнет их раньше. Снежная пыль спускается с темного небосвода, и Тэхён понимает, что уже чертовски задержался в компании этих отбросов. Зимние дни до ужаса коротки, и небо уже давно заволокло беспросветной пеленой, когда он вставляет ключ в зажигание, пару секунд мутно пялясь в лобовое стекло перед собой. Он мог бы остаться, мог бы, как и планировал изначально, придушить каждого, кто работал с Джунхо. Кто принял его после предательства Тэхёна и даже решил воспользоваться знаниями о его болевых точках, но в данный момент есть дела, превосходящие все это по важности. Чонгук его ждет. Тэхёну хочется надеяться, что все еще ждет. У него все внутренности ходуном ходят. Тэхён не испытывал такого волнения, даже будучи в эпицентрах самых кровопролитных драк, даже уворачиваясь от пуль и летящих в спину ножей. Он всегда был дефиницией слова спокойствие, синонимом безэмоциональности и стоял в одном ряду наравне с грубостью и жестокостью. Все знают его как человека, которому лучше не перечить и против чьей воли лучше не идти. И только нескольким людям из бесчисленного множества галактических измерений он может показать свою другую, нежную и приторно-ласковую сторону. Тэхён не следит за спидометром, обгоняет по двум сплошным, стирает в пыль колеса автомобиля. Хочет верить, что один из этих людей его все же дождется. Что Чонгук не разочаровался, не уехал домой в расстроенных чувствах. Тэхён не может себе позволить его подвести. Мерзкий холод спускается по позвоночнику, заставляет мелко дрожать. Он еще никогда не испытывал такой всепоглощающей ненависти к себе, грязной и противно липкой. Тэхён себе сейчас сам ужасно противен. Он же Чонгуку обещал, сказал, что его заберет и они поговорят. Так почему позволил себе задержаться? Руки на руле сводит судорогой. У Тэхёна на пальцах чужая засохшая кровь — как иронично. Чонгук увидит его в таком виде, в его истинном подобии страшного человека. Будет ли он так же ярко улыбаться ему после? Вечерние пробки уже закончились. Сеульские дороги полупусты и заснеженны. Территория детского сада излучает мрак и олицетворяет безнадежную тревожность — ситуация, в которую Тэхён попал, именно такая. Солнечные блики больше не играют с блестящим снегом. Ветер холодный, до костей пробирающий. Мелкие хрустальные снежинки неторопливо спускаются, путаясь в тэхёновых беспорядочно уложенных волосах. — Эй, мужчина, сюда нельзя, уже все закрыто! — слышится из будки сторожа, когда Тэхён бесцеремонно дергает замок на воротах. Он каменеет. Хочет кричать от ненависти к миру и несправедливости жизни. С ним такого никогда не было — шквал бушующих эмоций поднимается к горлу. Почему все должно было сложиться именно так? Он прокручивает весь день с самого начала, каждое свое решение и чертов поступок. Что было бы, оставь он Джунхо и Хвана на доверенных людей? Что было бы, не опоздай он к Чонгуку? Что бы тот ему ответил? Но по-другому он не мог. Иначе бы не поступил. В любой из Вселенных, неважно, на какой галактической орбите, он бы сделал такой же выбор. Ответ на вопрос «почему» очевиден и прост — от этого зависела сохранность Чонгука. И поступи он иначе, приедь он за Мизуки самостоятельно, забери он своего обожаемого воспитателя вовремя — неизвестно, что те поганые псы могли бы провернуть. Ему нужно было отстоять свое, показать чужое место, выстрелить, чтобы они поняли всю серьезность его намерений. — Мне очень нужно войти, — звучит до боли жалобно. Действительно ли это Тэхён? — Закрыто, я же сказал. Все ушли по домам, и Вы идите, — охранник выглядывает из своего маленького оконца, ловя лицом мокрые снежинки. — На улице мороз, чего стоите. Тэхён вглядывается в беспросветный мрак впереди. — Меня там ждут. Он вовремя вспоминает про телефон, про то, что, возможно, у него есть шанс позвонить Чонгуку и все объяснить. Правда, единственная проблема в том, что объяснения так придуманы и не были. Тэхён дрожащими от холода пальцами выбирает контакт, нажимает на кнопку вызова и уже слышит гудки в телефоне, как из непроглядной темноты заснеженного детсадовского двора слышит мелодию поступающего вызова. Чонгук выходит на свет единственной тусклой лампы, хрустя подошвой объемных ботинок по белоснежному ковру, останавливаясь ровно напротив Тэхёна и одаривая взглядом с не меньшим замешательством. Он до сих пор не ушел. Все-таки ждал. — А ты почему еще на работе, малец? — кряхтит сторож и вылезает из своей будки, звеня ключами, что открывают ворота и выпускают Чонгука. Тот аккуратно кивает в знак благодарности, выходит и поднимает глаза с нечитаемой эмоцией. Тэхён думал, что уже научился его понимать, думал, что вычислил алгоритм, по которому работают механизмы в чужой голове, но сейчас то ли от дикой усталости, то ли от перегрузки нервной системы за прошедший день он никак не может определить, что у Чонгука на уме. И это страшно дико, потому что не знает, к чему быть готовым. — Извини, что так сильно задержался, — Тэхён борется с собой, чтобы не сгрести Чонгука в объятия в благодарность за терпение, поэтому вместо этого путается пальцами в своих волосах, устало выдыхая. Сегодняшний день — самые экстремальные эмоциональные горки за последние несколько лет его жизни. — Я постараюсь все объяснить. Чонгук еще не сказал ни слова, но очевидно встревоженно проследил за тыльной стороной чужой ладони, костяшки которой измазаны засохшей кровью. Первая отпечатанная эмоция — волнение. — Уж постарайтесь, — они пересекают пару метров, оказываясь у машины. — Что произошло? Почему Вы так поздно приехали? Чонгук действительно переживал, провел на работе два лишних часа, за которые успел себя накрутить до, казалось, предела возможностей человеческого организма. В голове метались самые страшные мысли от «Тэхён, наверное, передумал» до «может, с ним что-то случилось?». Чонгук до ужаса стеснителен и не хотел никого обременять глупыми назойливыми сообщениями, ведь Тэхён бы предупредил, если бы не приехал, логично? Оставалось только сдержанно ожидать, и Чонгук успел рассортировать игрушки, заполнить обучающий план на несколько недель вперед и закончить уборку на столе, когда на улице уже полностью стемнело. Скорее всего, за ним не приедут. Новых сообщений не поступало. Звонков тоже. Неприятное едкое чувство глодало изнутри — Тэхён на самом деле поступил так некрасиво? Кинул очаровательными словами, поселился у Чонгука в голове, из-за чего бедный не мог даже вдох сделать полноценный, а потом просто исчез. Вот так легко испарился и даже не удосужился написать. — Прошу, сначала скажите, что Вы решили по поводу моих слов, — Тэхён в нетерпении кусает губы, сверля Чонгука пристальным взглядом. Это беспардонно и грубо, ведь именно он провинился и именно он должен следовать чужим указаниям. Он первым должен отвечать. — Нет, — резко обрывает его Чонгук. Он до сих пор ничего не понимает, и до сих пор противное чувство, будто его оставили и забыли, сидит в груди. Он запутался в ворохе этих эмоций. Стоит ли ему доверять этому человеку? — Сначала Вы объясните, что происходит. Откуда кровь? Вы дрались? Тэхён делает тяжелый вдох и такой же грузный выдох. Нет. По сути он был тем, кто бил. Ему сейчас нелегко. Чонгук перед ним серьезный и настороженный. Все то, к чему Тэхён, казалось, так долго шел, стоит прямо напротив, и одно неверное действие или слово способно разрушить это шаткое и неуверенное что-то между ними. — Я очень не хочу, чтобы Ваш ответ, если он положительный, изменился после того, что я скажу. Просто знайте, что обычно я не дерусь, — оправдывается. — И обычно мои руки не в крови. — Прошу, тогда расскажите мне, откуда она, — Чонгук убивает его своим настойчивым шепотом. Ему следует знать правду. — Я вряд ли могу зваться хорошим человеком, — ужаснейшее начало из всех ужасных начал, но Чонгук на это никак не реагирует, смотрит ровно, не проявляет никаких эмоций, и от этого лишь страшнее в стократ. Тэхён чувствует обрушившуюся на него тяжесть Вселенной. Оказывается, он не такой стойкий, как думал. — И за всю жизнь сделал немало плохих вещей, — дрожит губами в полумраке. Тусклый свет рекламных баннеров на соседних высотках неравномерно освещает его лицо, особенно сильно сейчас выделяя грустные влажные глаза. Он стыдится признаться этому солнечному человеку в своих грехах. Кто бы увидел — не поверил. И это тот самый великий и ужасный? Тот самый мафиозный босс? На нем висит тяжелая ноша — разрушенные жизни, оставленные глубокие жгучие шрамы. Но ведь он не поступает так с хорошими, честными и праведными. У его автомата ведь тоже есть прицел. Даже сегодня у Тэхёна была прекрасная возможность лишить жизни тех, кто посягал на его, но ведь он этого не сделал. Его методы иные: он просто не дает врагам спокойно жить. Это чаще всего бывает гораздо хуже смерти. — Но, — он загнан в угол, нервно трет шею, мажет по ней кровью. — Это не значит, что я не умею быть другим. Он замолкает, ищет слова. Ждет чужой реакции, хотя бы крохотного кивка, что Чонгук слушает и понимает его чувства. — Я знаю, что умеете, — ему дарят снисходительный взгляд. Чонгук ведь сам это видел. — Мизуки — самый счастливый ребенок на свете, и я уверен, что это полностью Ваша заслуга. Вы другой с теми, кто Вам небезразличен. — Вы мне небезразличны, — перебивает сбитым шепотом. Оглушает. Целится в Чонгука опять и попадает в сердце. Там уже, кажется, не осталось живых мест от чужих откровенных признаний. — Но моя работа — ужасное и опасное место. Там люди отвратительно злые и готовы перегрызть друг другу глотки за место под солнцем. Тэхён ничего не таит, от Чонгука не хочет. С Чонгуком хочется быть откровенным. — Хотите сказать, что это может касаться и близких Вам людей? — Не хочу говорить, но так оно и есть, — Тэхён не выносит чужих настороженных глаз. Впервые отворачивается первый. — Но я со всем разберусь, — он готов как никогда. Его чувства и эта мысль теперь единственное, в чем он уверен на все возможные проценты. — Ваша безопасность — моя зона ответственности. Глубокий вдох и выдох. Теплый пар смешивается с ледяным воздухом. Мелкий снег перестал сыпаться им на головы. Чонгук ничего не говорит, а Тэхён стоит, не в силах на него смотреть. Он не сможет сдержаться, если посмотрит. Сделает что-то необдуманное и неправильное, немыслимое и лишнее. Между ними сейчас тонкий лед — Тэхён прячется в холодной воде и ждет своего спасателя, единственного, который сможет вытащить его на поверхность. И он скоро задохнется, наглотается воды и погибнет, так что лучше бы спасателю с ответом поторопиться. — Вы же сами сказали, что будете прикрывать мне спину, — Тэхён торопливо кивает, подтверждает. Кидает быстрый робкий взгляд на чужие блестящие в глазах звезды. — Надеюсь, это были не пустые слова и я правда не получу в нее ни одного ножа, — Чонгук тянется к чужому пиджаку — Тэхён всегда без куртки. Касается пальцами темной оборки, ныряет под ткань, сталкиваясь с рубашкой, отделяющей его от горячей кожи и быстро бьющегося сердца. Слышит сбитый ритм, верит, что тот посвящен ему одному. — И от Вас тоже. Сейчас, уж точно, Чонгук целует первым. Мажет по чужим шершавым и сухим губам, слышит сердце — чужое и свое. Они бьются синхронно. Тянется ближе, спасает утопающего. Вытаскивает из-под толщи воды. Габариты Вселенной оказываются ничтожно малы — она вся сейчас в одном человеке, в одной точке, прямо напротив Тэхёна. Ученые врали: она не была рождена из Большого взрыва. Начало Вселенной дает сбитое и дрожащее между поцелуями: — Я пойду с Вами на свидание. По крайней мере, начало Вселенной Тэхёна положила именно эта фраза.