Понять себя

      Если лягушку кинуть в кастрюлю с горячей водой, то она немедленно выпрыгнет. А вот если посадить в холодную воду и постепенно подогревать, то с улыбкой на лице она безропотно позволит сварить себя до смерти.       Именно это до умопомрачения, словно белка в колесе, крутилось в голове у Сяо Чжаня. Его никто не остановил, не преградил путь. И где-то глубоко-глубоко в душе Сяо Чжань облегченно выдохнул, потому как был в таком состоянии, что мог совершить всё, что угодно. Мозг замкнуло на проклятой лягушке — мерзкой, зелёной, никому не нужной, похожей на него самого. Он думал о ней, когда торопливо собирал вещи, трясущимися руками швыряя в открытую пасть чемодана всё подряд, когда запрыгивал в такси, а потом — в самолёт до Пекина.       Некогда, как пресловутая квакша, Сяо Чжань не замечал, насколько нездоровым был его роман с Ли Ганом, и, подобно ей, и мысли не допускал, что он идёт к своему финалу. А ведь он знал, что брак его парня — лишь дело времени, что тот должен будет (обязан!) жениться. Когда-нибудь...       Может, Сяо Чжань просто хотел чуда, и потому глушил все свои желания и предпочтения, лишь бы не потерять любовника, в светлых наивных мечтах рисуя его этаким сказочным принцем, который ради него готов свернуть горы? Ладно, пусть не горы, но хотя бы что-то равноценное.       Чуда не случилось. Ли Ган на поверку оказался совершенно не тем человеком, которым представлялся поначалу, не тем, образ которого Сяо Чжань вынашивал в своем воображении в течение многих лет. Принц был не из сказки, да и, если честно, не принц вовсе, а обыкновенная свинья, потому что только свинья могла пасть так низко: допустить, чтобы Сяо Чжань узнал о помолвке любовника сначала из газеты, а уж потом — от него самого.       Переезд в столицу (наконец-то он понял!) стал не рискованным способом сохранения отношений, а бессознательной попыткой выпрыгнуть из нагреваемой воды.       Однако Вселенная тут же не замедлила доказать ему, что кастрюль на его век вполне хватит. Сяо Чжань едва не застонал, подумав о Гуан Чене, и мысли вновь устремились по привычному кругу. Этот парень (если уж быть откровенным с самим собой) понравился ему, по-настоящему понравился. И пусть Сяо Чжань убеждал себя в обратном, ему были приятны знаки внимания, которые тот оказывал. Иначе он бы не принял это дурацкое предложение провести вместе отпуск, и в итоге — не остался бы у разбитого корыта.       Что же, Сяо Чжань снова вернулся в тот мир, который создал сам для себя, и возвращение оказалось довольно болезненным. Гуй побери! А ведь он же чувствовал недомолвки со стороны Гуан Чена, но допытываться не стал. Зачем же он так тянул? Почему, ну, почему не спросил?! Он должен был выяснить то, что не давало ему покоя, выразить свои опасения. А вместо этого дал обвести себя вокруг пальца, словно младенца.       …не узнаешь собственную жену…       …Ах ты, проказник, А-Чен! Всё так же разбиваешь сердца…       …Гуан Чен тебя тоже любит, но вы никогда не будете вместе…       Обрывочные образы, мелькавшие в голове, резали, как бритва. И Сяо Чжаню захотелось выругаться. Как, наверное, они втроем смеялись над ним — Гуан Чен с женой…       …и чёртов мальчишка.       Перед внутренним взором вспыхнула его улыбка — чуть кривоватая, но всё равно тёплая и искренняя, и сердце зашлось бешеным ритмом. О, нет, только не это! Он пока не хотел думать о Ван Ибо. Он подумает об этом завтра. Ну, или послезавтра.       Сяо Чжань тряхнул головой, чтобы выбросить все ненужные мысли, и это не осталось не замеченным старушкой, сидевшей рядом с ним.       — С вами что-то случилось? Могу ли я вам помочь? Вы всю дорогу не находите себе места, — в её голосе слышалось искреннее переживание.       В висках стучало, будто там перекатывались тяжёлые металлические шарики. Поэтому он ограничился отрицательным кивком, откинулся на подголовник и закрыл глаза. Почему-то случайные попутчики всегда считали своим долгом заговорить с ним, так сказать, сунуть нос в чужие дела. Но ему сейчас было не до разговоров. По счастью, старушка ничего больше не сказала. И он безмерно был ей благодарен за это.       Когда в иллюминаторе показался затянутый тяжелыми дождевыми тучами Пекин, Сяо Чжаня слегка отпустило. Этот город уже успел стать для него родным, а то, что в конце пути его ждала уютная холостяцкая квартира, делало окончание путешествия более спокойным.       Родной дом встретил Сяо Чжаня тишиной. Но это была приятная тишина. Безлюдье как-то странно успокаивало. Единственный звук, раздававшийся в комнате, был мерным тиканьем старых бабушкиных часов. Приняв душ и переодевшись в свежее белье, он лег в кровать и попытался уснуть, однако сон никак не шёл. Внутри было пусто, словно вывернули всю душу. Тогда, чтобы расслабить натянутые нервы, или, скорее, разблокировать свои собственные слёзы, как выразилась бы мэймэй, Сяо Чжань включил телевизор и стал бесцельно перебирать каналы. На экране замелькали люди вперемешку с рекламой и новостными программами, и сквозь этот калейдоскоп просочилась фраза, заставившая распахнуть глаза и вслушаться:       — В одиночестве или нет, придется идти вперед…       Она-то и выступила катализатором так долго сдерживаемых рыданий.       Мобильник начал разрываться от звонков и сообщений ещё на Хайнане, и Сяо Чжань, почти убедив себя не дергаться, просто перевёл его в авиарежим. Данное же самому себе обещание не думать сегодня о мальчишке он, естественно, не сдержал, и теперь, хлюпая носом и стирая с лица потоки слёз, тоскливо крутил телефон в руках. Первым порывом было удалить все фотографии Ван Ибо, но как только Сяо Чжань открыл галерею, сердце дрогнуло, и он малодушно отговорился тем, что это — всего лишь часть прошлого.       Наутро зеркало встретило его землисто-бледным лицом, опухшим носом и красными, заплаканными глазами. Но умывшись холодной водой, Сяо Чжань почувствовал себя лучше. Бессонная ночь помогла разложить по полочкам бардак в голове, после чашки кофе вернулась способность двигаться, а немного косметики и любимая чёрная водолазка в сочетании с обтягивающими джинсами почти превратили его в человека.       Он поправил очки на переносице, нанёс на губы подобие улыбки и вышел из квартиры. Выключенный мобильник остался лежать на банкетке в прихожей. Перед тем, как закрыть дверь, Сяо Чжань просверлил его глазами с минуту, как ядовитую гадину, с трудом сдержавшись, чтобы не швырнуть об стену, потом быстро и решительно повернул ключ в замке.       Благо, для работы у него был второй телефон.       Под ногами чавкала каша из уличной грязи — вчерашний дождь сменился мокрым снегом. Он падал влажными хлопьями, прилипал к подошвам, застилал глаза, и вокруг всё делалось непонятно-серым. Отпуск промелькнул как сон, и Сяо Чжаню на миг показалось, будто он никуда из зимней столицы и не улетал вовсе. Даже погода была такая же паршивая, как в декабре, когда он…       Так, стоп! Сейчас он снова додумается до чего-нибудь нехорошего. Хватит, нечего себя накручивать. И, сделав над собой усилие, Сяо Чжань бодрым шагом зашагал по тротуару. Не для того он вчера наматывал сопли на кулак, чтобы сегодня заново окунаться в дерьмовые переживания. В конце концов, прошлого уже не изменить, а брать на себя ответственность за неприятные последствия чужих игр он больше не собирался. Да и, собственно, не было у него права злиться и винить других: он должен был предугадать, на что шёл, когда согласился поехать на этот чёртов остров. Но это вовсе не означало, что Сяо Чжань готов простить мальчишку за молчание. И не был уверен, что когда-нибудь простит. А ещё он пообещал самому себе никогда и никому больше не доверять. Абсолютно никому! С этим покончено навсегда...       В течение следующих нескольких недель Сяо Чжань с головой ушёл в работу. Любимое занятие всегда помогало лучше любой терапии, отвлекая от хаоса в голове и даже заполняя душу вполне предсказуемой радостью. Заказы сыпались один за другим, глаза слезились от переутомления, а спина так немилосердно ныла, что иногда хотелось застонать в голос.       — Ты помешался на компании, — без обиняков заявила ему мэймэй, когда они в очередной раз созвонились по рабочему телефону. Измученный многочасовыми бдениями организм не замедлил с ней согласиться. Однако это было в любом случае лучше, чем рыдать в одиночестве в четырёх стенах, свернувшись креветкой на кровати. И Сяо Чжань продолжал работать, не обращая внимания на молчаливые переглядывания подчинённых. Бывало, он засиживался в студии допоздна и приползал домой, чтобы сразу отрубиться.       Мобильник лежал дома по-прежнему выключенным.       Вот только легче от этого не становилось. Словно миражи в пустыне, в памяти ежедневно всплывали яркие картинки отпуска, и внутри начиналась борьба, порождающая сомнения: ум, подкармливая злость, искал всё новые и новые причины для ненависти к мальчишке, а тело хотело лишь его одного сердце горячо желало его любви. Он теперь всё чаще просыпался среди ночи и подолгу лежал в темноте, слушая, как завывает ветер, и убеждая себя, что справится, не может не справиться.       Сяо Чжань сдался на шестой неделе.       На Пекин одна за другой обрушились песчаные бури, моментально превратив город в декорацию к голливудским фильмам о зомби-апокалипсисе. Он дал своим работникам три дня на отдых, прекрасно понимая, что люди измотаны до предела. А сам, впервые за много ночей, проспал почти до обеда. Утром тело буквально каждой клеточкой благодарило за этот подарок — Сяо Чжань, в кои-то веки, по ощущениям, выспавшийся на год вперёд, чувствовал себя отлично. Напевая незатейливый мотивчик, он босиком прошлепал к окну, отдёрнул штору. За стеклом ветер поднимал тучи песка, окрашивая небо в оранжевый цвет и засыпая округу желто-коричневой пылью.       Пожав плечами, Сяо Чжань вернулся в постель и с наслаждением вытянул ноги. Взгляд невольно упал на отключённый мобильник, который по всей видимости обладал способностью к перемещению: с каждым днём тот подкрадывался все ближе и сейчас удобно пристроился на прикроватной тумбочке на расстоянии вытянутой руки.       «Ничего же страшного не случится, поверь. Только убедиться, что ни один важный звонок или сообщение не пропущено. Вдруг вспомнили родители и решили позвонить, чтобы, в конце концов, узнать, как ты тут. На это уйдёт всего пара минут, а потом…», — никогда ещё внутренний голос не был так красноречив и убедителен, и Сяо Чжань чуть дрожащим пальцем надавил на кнопку включения.