Никогда в жизни.

***

В последнее время у Скоттта с Рамоной совсем не клеилось. Ссор всё больше и больше, и причин на них увеличивается в разы. Их чувства заморозились и стали они друг к другу холодны, словно погода в Торонто, они на гране разлуки. Пилигриму из-за этого ужасно тоскливо, именно поэтому количество крайне чувственных и открытых разговоров с Уоллесом стало значительно расти вверх.(Конечно все эти разговоры были исключительно от лица Скотта, Уолл явно не горел желанием раскрываться своему соседу ни в чём.) Вероятно, это даже радовало Уолла, но он не наслаждался грустью своего соседа, чувствовал искреннее сочувствие и всячески поддерживал, он-же всё-таки любил его. Вот и очередная ночь, в тишине которой слышались всхлипы и жалобы Скотта на его отношения с Флауэрс, которые разваливались, словно карточный домик. — Вот так вот, Уолл! Всё просто ужасно! А я ведь так любил её! — непривычно было слышать от Скотта именно «любил», когда речь шла об Рамоне, если до этого он говорил о гигантских масштабах любви к ней. Сидящий напротив Уэллса Пилигрим неосознанно кладет свою ладонь поверх ладони первого, чего тот не замечает в течении нескольких минут, а когда осознаёт данное положение— чувствует неизвестное тепло, что словно исходило из ладони соседа, она была крайне приятна на ощупь. — Может, Рамона— просто не «та самая»? — и сразу после сказанного, Уолл переплетает чужие пальцы со своими, образовав некий замок из двух рук. Лишь-бы Скотт это не воспринял не так, как следует— по дружески, но на это тому остаётся лишь слабо и глупо улыбаться от наслаждения. — Ну, если не Рамона, то кто-же эта девушка? — Это уже тебе суждено решать, Пилигрим. И почему-то только в это мгновенние Пилигрим замечает то, насколько-же его товарищ привлекателен. В темноте тот был будто единственным, кого освещал свет еле видимой луны. Из-за этого от силуэта Уэллса словно исходило странное освещение, напоминающее яркую и положительную ауру. А что если его сосед и является причиной неразберихи в отношениях Флауэрс и Пилигрима? Что-же если эта искра, до этого пылающая между парнем и девушкой перешла на кого-то другого? В последнее время именно это и беспокоило рыжего. У Уоллеса был много партнёров, а опыт его(Очевидно во всех планах) был достаточно велик, но несмотря на несчитанное количество мужчин, с которыми тот был в «отношениях» , это нельзя было назвать чем-то серьёзным. Некоторые являлись обычной интригой, опытом в романтических отношениях, чувства в которых отсутствовали, а некоторые и вовсе являлись перепихоном, времяпровождением на одну ночь. О чувствах, помимо сексуальных, не могло идти и речи, и единственное что было между ними— секс. Скотт был в этом плане похож на своего голубого соседа. Девушек у Пилигрима было много, а вот серьёзности во всём этом— нет. Даже отношения с Рамоной нельзя было назвать серьёзными, это было скорее похоже на некую подростковую влюблённость, но ведь им обоим было уже за двадцать. Пилигрим желал узнать, какого это, находиться в отношениях, оправдывающие его возраст, составляющий уже целые двадцать три года. Даже дружба между ним и его соседом больше смахивала на то, чего тот хотел, даже чувства были теми-же. Рыжий поддаётся значительно ближе к лицу тёмноволосого, перехватывая в свою вторую руку руку соседа, но не может набраться сил и смелости сделать того, чего только что хотел, просто дыша под нос товарищу. Будущие действия Скотта становились всё яснее, Уоллес уже догадывался о том, что хочет сделать младший, но был настолько удивлён и счастлив, что просто глядел на того с распахнутыми от удивления глазами, будто под гипнозом он находился до момента, пока не почувствовал на своих устах чужие. Пилигрим пытался повторить то, что делал когда-то с Адамс, или с теми-же Кимберли и Рамоной, но при этом пытался вложить в это гораздо больше чувств, чем делал до этого, дабы не принести Уэллсу дискомфорта. Уоллес ненароком отстранился первым, всё ещё не отходя от шока, который испытал за эти пол минуты, одновременно с этим поглядывая на возлюбленного. Сердце Уолла билось настолько быстро, что казалось, словно оно било по рёбрам, отламывая от них по кусочку и превращая в порошок. Вместе с сердцем  бились в животе и грудной клетке гигантское количество бабочек, настолько было тому нежно. — Ого. — единственное, что смог выдавить из себя крайне счастливый Уолл после долгожданного поцелуя. Поцелуев у Уэллса было много. Настолько, что пересчитать их количество было ещё труднее, чем количество партнёров, особенно сексуальных. Но в них всех было одинаково одно— некая пошлость и страсть. Малознакомые мужчины часто во время поцелуя всовывали в рот старшему свой язык, а тот в ответ. Но искренность во всём этом отсутствовала, это всё исключительно для выполнения сексуального желания и возбуждения, что переходили свой пик. Время от времени тёмноволосому было от этого грустно, ведь ему хотелось в жизни чего-то большего, нежели обыкновенной интриги на одну ночь, хотелось мужчины, которого в Уолле привлекало-бы что-то большее, чем его тело. Скотт уже хотел на то отсоединить свои и соседовы руки, а после убежать прочь, пока его не остановил от данных действий второй поцелуй, уже со стороны Уоллеса. Он являлся более нежным и наполненным до краёв всеми теми чувствами, что так долго тот скрывал. Руки, до этого державшие чужие, переходят на щёки обладателя рыжих волос, прижимая того ближе к себе и будто пытаясь прочувствовать его полностью. Освободившийся руки рыжего всё так-бы и висели в воздухе, но вместо этого они выбрали перейти на плечи тёмноволосого, показывая то, что ему всё до ужаса нравится.                  И ведь действительно, Уолл не сказал                                    — Уолл сделал.