***
— Я так волнуюсь, Уоллес! Что если я скажу что-то не так? Вдруг я затрону Рамону! Она очень злопамятная, одно неверное действие или слово— и я труп! — жалуется своему соседу по комнате Скотт, активно жестикулируя руками, совсем скоро он пойдёт на свидание с Рамоной Флауэрс, для Пилигрима это крайне знаменательный вечер. Уоллес стоит на недалёком от рыжего парня расстоянии, поправляя его воротник и галстук, в свои двадцать три года Скотт так и не научился самостоятельно завязывать галстуки. Уоллс чувствал себя словно голым, ему было неудобно от того факта, что он находился на таком расстоянии от Пилигрима, составляющие менее десятка сантиметров, румяное лицо тёмноволосого юноши можно было заменить невооружённым взглядом. — Да всё нормально будет. Самое главное— улыбайся и смотри ей в глаза, обещаю, ты её этим очаруешь— говорит черноволосый, незаметно делая Пилигриму комплимент насчёт его внешней характеристики, но главное, что-бы второй об этом не узнал. — Обязательно! В прошлый раз этот твой совет сработал! — счастливо, с полукриком отвечает рыжеволосый, рассматривая собственное отражение в выключенном мониторе компьютера. Уверенный, но в то-же время спокойный тон голоса Уоллеса не совпал с его мыслями и эмоциями в данный момент. Откровенно говоря, у старшего в голове пробегали мысли о том, что он в кое-то степени завидует Рамоне, просто потому-что она встречается с самим Скоттом Уильямом Пилигримом, на которого Уэллс положил свой глаз, кажется, ещё в колледже. Того охватила тоска от новости, что рыжий идёт на свидание с этой девушкой, причёска которой меняется каждые полторы недели. Время на настенных часах уже показывает седьмой час, встреча Скотта и Рамоны должна состояться в тридцать минут восьмого, но парню уже стоит выдвигаться в путь из-за своей крайней рассеянности, опаздываю ему строго на строго запрещено. Пилигрим на последок пожимает руку своему товарищу, ставя того в более неловкое положение и оставляя на чужой ладони приятное и общигающее тепло. Вот только это тепло на улице отсутствовало, из-за чего младший одевается в одежду достаточно больших объёмов, что как-раз и предназначена для такой погоды. (Куртка, которую он надел в самом деле принадлежала Уоллесу) — Ни пуха, ни пера, Пилигрим. — Покедава, Уолл! Дверь открывается, запуская в квартиру неприятный холодный ветер и выпуская из неё рыжего парня, оставляя Уэллса одного вместе со своими мыслями***
Пилигрим, торс которого был оголён, рассказывал во всех красках о том, как проходило его свидание с «любовью всех жизни», и веря словам Скотта, всё прошло как никак отлично. — Всё прошло просто бомбезно, Уолл! Она даже мой прикид оценила, хорошенькими назвала! Спасибо тебе, дружище.— рыжий был полон счастья, которым был зарыт точно также, как и в тёплый плед, чуть-ли не с головой. За окном негодовала метель, именно поэтому было ужасно холодно, Торонто уж точно решил решил устроить жителям хлопот. Пилигрим и Уоллес лежали друг к другу почти вплотную, пытаясь согреться, но при этом оставаясь с голой грудью и в одном нижнем белье, причины на это отсутствовали точно также, как и логика. За столько лет проживая друг с другом, соседи уже и перестали это замечать, вот только воспринимались они каждому по разному. Скотту— как что-то в порядке вещей. То, что является абсолютной нормой у друзей, даже против не был. А вот Уоллес был готов упасть под землю от стыда, лишь-бы не чувствовать больше холодное плечо Уильяма, прижимающийся к его собственному, но при этом чувствуя безмятежность и комфорт от присутствия возлюбленного рядом. — Ага. Уж спасибо тебе, что ты не облажался. Нет у меня настроения слушать твои тоскливые серенады. — Уолл никогда в жизни не скажет об этом своему товарищу, но в самом деле он и не против того, что Скотт выплёскивает ему чуть-ли не весь спектр отрицательных эмоций, ему крайне приятен тот факт, что сосед ему настолько доверяет. Но и никогда в жизни не скажет, насколько сильно любит.