Охотники за привидениями

      Утро Уёна началось с того, что Сонхва добавил его контакт в общий чат ATEEZ, Сан прислал десяток сообщений с извинениями за вчерашнее, а Хонджун — короткое смс с просьбой зайти к нему в кабинет сразу же после прибытия в офис.       Гадая, что же от него могло понадобиться лидеру мошенников, Уён написал в общий чат дружелюбное приветственное сообщение, получив в ответ улыбающийся смайлик от Ёсана, какой-то непонятный мем от Минги, который, вероятно, был связан с недоступной Уёну более ранней перепиской, и кучу сердечек от Сонхва. Затем Сан, понимая, что его личные сообщения читаются, но игнорируются, попытался извиниться перед новеньким в общем чате, устроив таким образом нечто вроде сеанса «публичного раскаяния». В итоге журналист просто скинул ему в личку информацию о количество вон, потраченных на такси, и номер карты, на которую наставнику следовало перевести компенсацию. Деньги от Сана поступили в течение минуты, причем тот щедро накинул 20 000 вон за, как он подписал, «доброту, терпение и командную работу».       Второй этаж офиса ATEEZ встретил Уёна прохладой, тишиной и почему-то сильным ароматом печеных яблок. Доберман тут же постарался вспомнить, какое химическое вещество обладает схожим запахом — на случай, если аферисты приготовили ему очередной стресс-тест, но на ум кроме запаха миндаля от цианида ничего толком и не пришло. Интернет тоже не дал ему определенного ответа, кроме совета провериться на сахарный диабет, так что журналист предположил, что кто-то на этаже готовил или разогревал еду с яблоками. Впрочем, в той стороне, где, как Уён узнал благодаря любезной подсказке Сонхва в чате, находился кабинет лидера, запах был слабым, почти неуловимым.       — Войдите! — разрешил Хонджун после того, как журналист вежливо постучал в полностью черную дверь его кабинета. Зловеще. Для полноты картины не хватало только нарисовать на ней череп с костями и повесить предупреждающий об опасности знак.       — Доброе утро! — натянул улыбку Уён, переступая порог кабинета. — Хотели меня видеть, господин Ким?       Кабинет Хонджуна был… под стать самому Хонджуну. Миниатюрный, без излишних заморочек, строгий, в едином стиле, но в то же самое время не дешевый на вид. Отделка деревянными панелями, солидная мебель из темной вишни, высокое окно, дающее много света, книжный шкаф у стены, рабочий стол, два кресла — добротный, чистый кабинет. Уён вспомнил вакханалию в квартире Сана и мысленно содрогнулся.       — Без формальностей, Уён, — терпеливо напомнил мужчина за рабочим столом, указывая на кресло напротив. — Пусть меня самого коробит с этой фамильярности, но так нужно. Садись, пожалуйста. Нам нужно поговорить.       — Хорошо, — снова улыбнулся журналист, послушно опускаясь в мягкое кресло и чувствуя, как на душе заскреблись кошки. Его что, уже раскрыли?       — Уён, я человек прямолинейный и долгих прелюдий не люблю, поэтому перейду сразу к делу. Вчера я говорил с Чонхо по поводу тебя, и тот мне сказал две вещи. И обе сложно отнести к хорошим новостям.       — Я слушаю.       — Во-первых, Чонхо чувствует, что у тебя есть внушительная тайна, которую ты от нас скрываешь. Это правда?       — Мы все что-то скрываем от других людей, я не совсем понимаю, о чем речь, — спокойно ответил Уён, стараясь не видать своего волнения ни мимикой, ни языком тела, ибо Хонджун, казалось, цепко следит за каждым его движением. — А откуда у Чонхо такие сведения?       — Это часть его дара, он ясновидящий, — пояснил Хонджун. — Впрочем, по его словам, эта тайна не несет для нас никакой угрозы, так что если ты что-то не хочешь нам рассказывать, то мы не будем настаивать. Но только помни, пожалуйста, что теперь мы — семья, а семья всегда готова выслушать и помочь.       — Я учту это, — сдержанно ответил Уён, с трудом удержав себя от удивления на фразе «не несет для нас никакой угрозы». Если Чонхо и был ясновидящим, то, похоже, хреновым. — Спасибо.       — Вот и славно, — легко улыбнулся лидер и тут же снова нахмурился, скрещивая руки на груди. — А вот вторая новость — это уже куда серьезнее и без внимания это оставлять никак нельзя. Чонхо почувствовал на тебе сильную порчу.       — Хонджун, но вы же… — начал было Уён, но наткнувшись на укоризненный взгляд лидера, исправился: — Но ты же понимаешь, что я не верю в порчу?       — К сожалению, твоя вера здесь не играет никакой роли. На тебе порча — это факт. И, по словам Чонхо, она стремительно ухудшается, так что меры нужно принимать незамедлительно. Скажи, ты за последний день никак не травмировался?       — Да я не… Ну, да, я вчера порезался, когда разбил бокал, — вынужденно признал Уён, почему-то решив в тот момент сказать правду. — Но я абсолютно уверен, что виной тому моя собственная безалаберность, а не высшие силы.       — Порезался? — обеспокоенно переспросил Хонджун, окидывая собеседника внимательным взглядом с ног до головы, будто пытаясь разглядеть на нем ужасающую рану. — Сильно?       — Ерунда, уже все зажило! — Уён продемонстрировал бледный след от пореза на ладони. — Уже и не болит даже!       — Н-да уж. Все гораздо хуже, чем мы предполагали, — мрачно заметил лидер, беря в руки телефон и печатая сообщение. — Рана пересекает линию жизни, ты в большой опасности. Я бы даже сказал, в огромной. Чонхо придет к нам прямо сейчас и проведет обряд, откладывать его смертельно опасно.       Не слушая здравые возражения журналиста о том, что ему и без обряда хорошо живется и у него даже есть подтверждающая это выписка с недавнего медицинского обследования, Хонджун достал из ящика стола несколько свечей, зажигалку, бутылку с прозрачной жидкостью, чистое на вид полотенце и какой-то амулет, затем подумал немного и, снова взяв в руки телефон, позвонил.       — Алло, Хва, у тебя яйца есть? Уверен, что нет? Хотя бы одно, нам срочно нужно! На Уёне порча, будем, скорее всего, яйцами снимать. Нет, можно, конечно, и мочой ему лицо обтереть, но что-то мне подсказывает, что он не согласится…       — Да вы с ума тут сошли, что ли? — вытаращился на Хонджуна Уён. — Какой еще мочой, какое еще лицо?!       Обтирание лица мочой — это уже не стресс-тест для новичка, это настоящий пиздец, который и обычные-то люди с трудом выдержат, а помешанный на чистоте Уён так и вовсе рисковал после такого «купания» впасть в депрессию.       — Вот-вот, тем более что Чонхо сказал, что там уже вторая стадия, так что уж лучше наверняка, — тем временем продолжал говорить по телефону лидер, не обращая внимания на вопли Уёна. — В магазин? Тогда давай сразу десяток, окей? И в аптеку забеги тогда, купи иглы, а то у меня кончились в кабинете. И презервативы, разумеется. Ага, давай, до встречи.       — Вы. Что. Задумали? — медленно спросил журналист, понимая, что, кажется, сейчас над ним будут измываться с особой изощренностью, еще и снова выходя на ненавистный ему телесный контакт. И вдобавок презервативы зачем-то принесут. С иглами.       — Не переживай, это не страшно и совсем не больно, — успокоил его Хонджун, откладывая телефон в сторону и откидываясь на спинку кресла. — Чонхо пару заклинаний прочтет, яйцами по тебе поводит, потом иглами их проткнет, и когда внутри все нормально будет, то просто скорлупки вместе с жижей в презервативы зальем, в подвале закопаем, у нас там есть участок с могильной землей специально для таких случаев, а в полнолуние на костре сожжем и дело с концом.       — Я против! — заявил Уён. — Не надо по мне яйцами водить!       — Да успокойся ты! — закатил глаза Хонджун, вставая из-за стола и потягиваясь. — Мы же не своими яйцами тебя тереть будем, а куриными! Процедура на десять минут всего, зато порчу снимем гарантированно, хоть дышать нормально сможешь. Ну, и еще не сдохнешь через три дня от несчастного случая. Тоже приятный бонус, согласись.       — Я и так нормально дышу, нет на мне никакой порчи!       — Так, Уён, — строго произнес лидер, опираясь на стол ладонями. — Не беси меня. Ты так на любой незначительный обряд реагировать собираешься? Не веришь и бог с тобой, заставлять не будем, но ты же хочешь здесь работать? Тогда следуй общим правилам! А общие правила гласят: внимательно следи за своим здоровьем — физическим, ментальным и астральным! И если с физическим и ментальным у тебя все более-менее в пределах нормы, то с астральным у тебя полная жопа. В таком состоянии тебя даже к нашему оборудованию подпускать нельзя, неизвестно как приборы на тебя отреагируют!       — Ладно, — обреченно выдохнул Уён, сдаваясь после раздумий. — Я и правда хочу здесь работать, так что, похоже, мне придется потерпеть. Только никакой мочи!       — Не переживай, мы на самом деле не сторонники таких народных методов, — усмехнулся Хонджун. — Это на совсем крайний случай, и то если под рукой вообще нет других вариантов. Например, если ты в чаще леса или в заброшенном доме застрял, а порча вот-вот тебя в могилу сведет — там уже и не так раскорячишься. Однако, напомню, на этот случай с нами всегда должен быть напарник!       — На какой такой случай? — кисло ухмыльнулся Уён. — Чтобы удобнее было на лицо нассать?       — Чтобы никому как раз таки не пришлось ссать на лицо, — мягко поправил его Хонджун, садясь на край стола. — Твой напарник — гарант твой безопасности, как и ты его. Сейчас для тебя это, наверное, звучит слишком пафосно и даже глупо, я понимаю, но после одного-двух выездов на реальные дела ты поймешь, что мы имеем в виду, когда говорим, что ATEEZ — это семья. Твой напарник становится тебе не просто напарником или другом, он становится тебе братом.       — Ты прав, это очень пафосно, — фыркнул Уён. — Так и что мне нужно будет делать на этом вашем обряде? И я надеюсь, презервативы здесь только лишь для того, чтобы закопать в них скорлупу и ни для чего больше? Почему, кстати, нельзя для этого использовать обычный полиэтиленовый пакет?       — Потому что презерватив несет в себе сакральный смысл. Презерватив — это прерывание жизни. Как и порча — это лишь убыстренный путь к чьей-либо смерти. Так что мы, по сути, не даем «родиться» твоей смерти, хороня ее в могильной земле и обращая затем в пепел на ритуальном костре.       Доберман «переварил» услышанное, старательно запомнил на будущее, но комментировать никак не стал, ибо все его потенциальные комментарии содержали слова «бред», «ересь» и «хуйня полная». Оставалось молчать в компании Хонджуна и ждать прихода Чонхо, чтобы затем стать главным действующим лицом развода ATEEZ. Возможность была шикарная, как диверсант в тылу врага Уён радовался предстоящему опыту, но в то же самое время его ужасно бесило то, что его, походу, держат здесь за полного идиота. Пусть это и было хорошо — позже заметят, в какую ловушку сами себя загнали.       Через пару минут раздался стук в дверь.       — Просто сиди спокойно, делай, что тебе говорят и не совершай резких движений, — посоветовал Хонджун Уёну. — И отвечай на вопросы Чонхо, если они у него будут, без сарказма желательно. Войдите!       — А мы уже здесь! — бодро отрапортовал Сонхва, влетая в комнату с двумя пакетами в руках. — Как у вас тут дела? Как самочувствие, Уён? Хонджун, держи, это иглы, я купил сразу несколько упаковок, оставь себе на всякий случай. Ничего не случилось пока мы шли?       Следом за суетящимся координатором в кабинет вошел Чонхо.       Чхве Чонхо. Положение в команде: охотник второй команды, «ясновидящий»; в социальных сетях ATEEZ появляется редко. Характер: палец в рот не клади. По свидетельству Сана в одном из постов, обладает стальными нервами и полным бесстрашием. Внешний вид: средний рост, среднее телосложение, круглое лицо, из-за чего некоторые фанаты ATEEZ сравнили его с плюшевым мишкой; прозвище прижилось, но Чонхо на него никак официально не отреагировал, а Сан на стриме пошутил, что «таких мишек в спальнях ставят лицом к стене, чтобы кошмары не снились». Эту нелестную фразу Уён увидел в фанатской нарезке со стрима, но в официальной записи на канале Сана она была вырезана при монтаже. Стиль одежды — неизвестен, но, вероятно, предпочитает темные оттенки.       — Привет, я Чонхо, — представился мужчина, вежливо кланяясь новенькому. Его ощутимая внутренняя сила и деловой настрой сразу понравились журналисту, которого уже сводила с ума принятое здесь панибратство. — Руку жать не буду, это сейчас необходимые меры предосторожности. Готов приступать к ритуалу очищения?       — Готов, — уверенно кивнул Доберман. — Что мне делать?       — Сидеть, — ответил Чонхо, переключая свое внимание на лидера и координатора. — Хонджун, дай я руки святой водой протру, лишним не будет. Сонхва, готовь яйца, иглы и миску, куда порчу сливать будем.       Хонджун намочил полотенце водой из бутылки, после чего передал его Чонхо, чтобы тот тщательно протер руки до локтя. Затем мужчина встал за спиной Уёна, пробурчал под нос короткую молитву и, взяв первое яйцо из рук Сонхва, положил его на голову журналиста, придерживая ладонью. Уён не видел главного колдуна всея ATEEZ, но от выражения лиц координатора и лидера команды хотелось ржать в голос: столько тревоги, надежды и какого-то даже священного ужаса от того, что их коллега положил куриное яйцо на чью-то голову — это уже целый цирковой номер!       — Ну, что? — чуть ли не дрожащим от волнения голосом спросил Сонхва, когда Чонхо, тяжко вздохнув, убрал наконец яйцо. — Как оно?       — Плохо, — хмуро ответил мужчина, перенося яйцо к миске. — Я с таким еще не сталкивался, яйцо потяжелело раз в пять, еще и нагрелось. И это при условии, что парень у нас счастливчик — благоволение духов на девятку, судя по тесту на собеседовании!       — Звучит слишком уж неблагоприятно. Ну-ка, проткни его, — нахмурился Хонджун, глядя на яйцо в руках коллеги. — Насколько там все ужасно?       Чонхо послушно взял иглу и воткнул его в скорлупу три раза, выдавливая из получившихся отверстий…       — Блять, это еще что?! — воскликнул Уён, отодвигаясь вместе с креслом и закрывая нос рукавом.       Нечто черное и маслянистое стекало в миску омерзительными сопливыми сгустками. В воздухе завоняло тошнотворной смесью сероводорода и гнили. Что ж, нахимичили они с этими яйцами знатно. Если на месте Уёна была бы какая-нибудь суеверная бабушка, то, глядишь, и в обморок бы упала от такой наглядной «порчи», а потом бы всю пенсию ATEEZ выложила за процедуру тотального очищения.       — Фу, какой кошмар! — изумился тем временем Сонхва, и Уён уже по привычке оценил уровень его актерского мастерства. Выглядело так, будто координатор и правда был удивлен и испуган. — Это же сколько на нем грязи скопилось!       — Уйма грязи, слоев пять-шесть, не меньше. Счастье, что он еще жив, — угрюмо ответил Чонхо, разбивая скорлупку и полностью выливая черное вонючее месиво в миску. — Духи и правда благоволят… Это же настоящая «протухшая кровь»! Я про такую только в книжке читал.       — Видать, ты многих людей за свою жизнь разозлил, — сочувственно заметил Сонхва. — Сколько же тебе зла желали…! Немыслимо.       — Ты был коллектором? — вдруг спросил Хонджун, впившись взглядом в журналиста.       — Коллектором? Не то чтобы… Но что-то вроде того, — уклончиво ответил Уён. — Работал с людьми по разным вопросам.       — Ясно, — цокнул Чонхо, беря новое яйцо и снова кладя его на чужую голову. — Карму тебе чистить придется долго, надо будет сказать Сану, чтобы озаботился этим вопросом. Кстати, должен сказать, что проблема тут не только в том, что нашего нового члена команды ненавидит добрая половина Кореи.       — На нем родовое проклятье? — хмуро предположил Хонджун. — Или за прошлую жизнь расплачивается?       — Нет, все плохо, но не настолько: никаких родовых проклятий или сквозняка из прошлой жизни. Просто Уён сам по себе очень злой.       — Не понял, — нахмурился Доберман. — В смысле «очень злой»?       — В самом прямом. Ты очень злой человек, — спокойно ответил Чонхо. — В тебе много гнева, ненависти, обиды, а любви в тебе, ты уж прости за откровенность, кот наплакал, поэтому вся эта негативная корка от других людей на тебе мощно запекается твоим собственным злом, и ее теперь трудно снять. Весь десяток яиц сейчас на тебя изведем, а потом еще и амулетами дочищать будем минимум месяц. Хорошо бы еще на самом деле луком попутно почиститься — домой сегодня когда придешь, нечищеную луковицу разрежь на четыре куска и на подоконнике разложи, а потом заговор над ними прочитаешь, чтобы они из тебя всю гадость вытягивали. Я тебе в личном сообщении скину полный текст. Читать будешь медленно и нараспев, так лучше усвоится.       — Делать мне больше нечего, — еле слышно прошептал под нос Уён. — Только луку я еще песни не пел!       — Злой ты у нас, значит, — задумчиво произнес Хонджун, оценивающее глядя на мужчину в кресле напротив. — Очень злой человек…       — А если и так? — дерзко спросил Уён, поднимая одну бровь и морщась от волны гнилостного запаха от второго разбитого в миску яйца. — Уволите меня?       — Мы еще не подписали с тобой договор, чтобы увольнять, — резонно заметил лидер. — Но, кстати, сегодня после пяти вечера документы уже будут готовы. Подходи ко мне, будем подписывать.       — И все? А то, что я якобы злой вас не останавливает?       — Да ерунда, — насмешливо хмыкнул Хонджун. — Яйцами тебя потрем месяцок, лук заговоришь пару раз, по соли босичком походишь и, глядишь, адекватным человеком станешь!       — О, точно! — отозвался вдруг Чонхо, катая третье по счету яйцо по волосам Уёна. — Я про соль не подумал! Можно, кстати, у нас походить где-нибудь в подвале, а еще лучше дома — во-первых, с заговоренным луком вместе эффект только усилится, а, во-вторых, дома можно на соли не только походить, но и голым постоять одну-две минутки, чтобы энергетические потоки не блокировались одеждой в момент очищения. И не забудь потом ноги вымыть проточной водой, это важно!       — Да вы издеваетесь, — неумолимо начал закипать Уён. — На лицо — нассы, луку — спой, на соли с голым задом — постой… Что дальше? Если уж вы считаете, что я «злой», то давайте сразу в костер меня бросим, чего мелочиться?       — Уён, не нервничай, пожалуйста, все хорошо! — вмешался Сонхва, доброжелательно улыбаясь журналисту. — Мы не издеваемся, мы просто хотим тебе помочь, честно. А то, что ты злой, нас совсем не останавливает. Напротив, это объясняет, почему ты здесь. Видишь ли, от счастливой жизни охотниками за нечистью не становятся, для работы в этой сфере нужно находиться максимально близко к грани между жизнью и смертью.       — И ты сейчас с этим нахождением рядом с гранью, очевидно, не справляешься, — веско добавил Хонджун. — Настолько, что довел себя до «протухшей крови».       — Но работая с нами ты в конце концов сможешь найти баланс, — снова взял слово Сонхва. — Найти свой собственный «способ справляться».       — Заливать злость алкоголем или собирать пазлы до посинения? — вяло уточнил Уён, чувствуя, как после четвертого разбитого яйца в теле резко появилась слабость, а мысли приобрели неприятную вязкость. Его чем-то отравили…? Когда только успели, он же так внимательно следил за происходящим… — Спасибо уж, я и без этих способов нормально живу.       — Чонхо, у него глаза светлеют, — внезапно встревожился Хонджун, хватая со стола свечу и поджигая ее. — Останавливайся немедленно, а то он сейчас свалится за грань!       — Вот ведь зараза какая! — тихо выругался Чонхо, послушно убирая пятое яйцо с головы журналиста. — Даже половину не сняли!       — Потом снимем, — коротко бросил Хонджун, спеша к креслу и наклоняясь к журналисту так, чтобы огонек свечи отразился в его глазах. — Уён, слышишь меня? Сфокусируйся на свете, не отключайся! Говори со мной!       — Попробуешь выжечь мне глаза, — пробормотал теряющий сознание Доберман, — и я тебе эту свечку в жопу запихну…       Тьма поглотила разум Уёна, по ощущениям утаскивая его на дно отвратительного болота, пахнущего гнилью, протухшими куриными яйцами и печеными яблоками. Дышать в этой вони было невыносимо противно, хотелось навсегда задержать дыхание, но кто-то настойчиво долбил его по груди и что-то кричал в ухо, не позволяя переступить грань — такую манящую грань, за которой не было ни вони, ни сложных интриг, ни дедлайнов, ни замораживающего душу одиночества.