Дела минувших дней

1920 год или 9 год эпохи Тайсё

             В июле дни становились короче. Сакумо посмотрел в окно: на улице постепенно темнело и зажигались фонари.       — Их до сих пор нет, — заметил с сожалением и щелкнул выключателем, освещая небольшую комнату ярким светом.       Цунаде отвлеклась от письма и посмотрела на часы: половина девятого. Какаши с Сакурой сегодня опять сильно задерживались после работы.       — Я начинаю переживать, — ее голос выдал плохо скрываемое волнение, зашуршала бумагой, складывая листы в конверт. Когда спрятала все в стол, продолжила с присущим ей возмущением: — Девочка на сносях, а он таскает ее с собой на работу каждый день. На таком сроке женщины должны находиться дома и готовить приданое для будущего ребенка.       Настроение окончательно сползло вниз, а ведь сегодня они хотели отпраздновать маленькое событие — окончание обучения в додзе Шейкан. С этого момента они имели право самостоятельно обучать фехтованию.       За все время обучения инструктор и даже глава школы не переставали хвалить и удивляться ее умениям. Правдами и неправдами пытались выспросить, кто обучил ее в детстве, но для остальных эта информация оставалась за семью печатями. Все знали, что ее обучал самурай, и прошло слишком много времени, чтобы помнить его имя. Зато не забывала каждый раз мысленно благодарить Ёшитойо-сенсея.       Могла ли предположить, что оставит занятие медициной и серьезно займется фехтованием? После переезда в Токио занятия с боккеном плавно отошли на второй план, а сейчас последние события заставили ее пересмотреть свои взгляды, и оказалось, что вокруг фехтования была выстроена вся ее жизнь.       — Странно слышать от тебя такое. Ты же вечно защищаешь его, — иронично подметил он.       — Потому что Какаши достаточно взрослый и может принимать решения самостоятельно! Не забывай, он глава своей семьи.       Цунаде приучала приемного сына к роли главы семьи с детства. Специально ставила его перед выбором, следя, чтобы он принял правильное решение. В каждой ситуации он должен был просчитать наиболее верный ход и взять на себя всю ответственность, если вдруг что-нибудь пойдет не так.       Он часто строил планы на будущее: мечтал, как с матерью переедет в столицу, как будет учиться в университете, а когда закончит, откроют небольшую клинику на юге страны. Почти все, о чем он говорил, сбылось, за исключением клиники. Судьба распорядилась иначе, подбросив ему испытаний, однако сейчас, считала Цунаде, он уже добился многого. За небольшой срок сын получил повышение на работе, ему стало тесно в столичной больнице. Какаши хотел расти, но понимал, что открывать собственный медицинский кабинет или клинику было из разряда неосуществимых задач. Тем не менее дома все чаще звучали разговоры о самостоятельной практике, а еще — о юге.       Было заметно, что он не оставил своих намерений, вот только каким образом сможет осуществить желаемое? Цунаде поддерживала в нем любые стремления, даже если он пытался отказаться от своей мечты. В случае с уходом из медицины, скрепя сердце смирилась с его решением и быстро сориентировалась, предложив ему место в полиции. В случае с Сакурой пришлось играть от противного, потому что прежний опыт свести его с девушками потерпел фиаско. Постоянно задевала его самолюбие, спрашивая насчет намерений относительно девушки. Видела, как он раздражается от ее замечаний, и радовалась про себя, наблюдая их постепенное сближение.       Внезапное возвращение Сакумо заставило ее отвлечься от личной жизни молодых и заняться своей. Точнее, не заняться, а нырнуть с головой в чувства. То, о чем долгие годы заставляла себя забыть, с новой силой ворвалось в ее жизнь и изменило размеренный уклад навсегда.       Многое поменялось и в жизни Какаши. Глядя на то, как старшее поколение наслаждается каждой минутой, проведенной вдвоем, он сблизился с Сакурой еще больше. Заговорили о свадьбе, при том их торжество не могло обойтись простым походом в муниципалитет, как это было у нее и Сакумо. Даже если молодые доказывали, что им не обязательны буржуазные пережитки прошлого в виде старых традиций, Цунаде с Сакумо отправились к ее родителям, чтобы договориться о свадьбе, и совсем скоро в семье Хатаке было две супружеские пары.       Несмотря на кажущуюся со стороны идиллию, не всегда было все гладко в отношениях двух маленьких семей. Какаши с Сакурой верили новым прогрессивным идеям социального равенства и всячески пытались доказать свою правоту старшим. Посещали собрания своих единомышленников и, не стесняясь, приносили в дом запрещенную литературу коммунистического толка.       Пока Сакумо не было рядом с ними, Цунаде возмущалась для вида, но в целом закрывала глаза на их увлечение. Когда он вернулся в семью, взгляды отца были противоположными с сыном. Сначала она молча наблюдала за их спорами, а когда становилось слишком горячо, разнимала спорщиков чуть ли не кулаками. Что касается Сакуры, она редко вступала в их споры, но успокоить своего мужа ей было не под силу. Не будь в их семье идейного противостояния, отношения можно было считать идеальными. С каждым разом их споры были все жарче и жарче. Цунаде все чаще опасалась, как бы это не вылилось в более открытое противостояние.       Однажды так и случилось. Это было зимой, когда они только начали заниматься в додзе. Какаши принес целую связку книг и брошюр на русском языке. Портреты Ленина почти на каждой из них говорили о своем содержании сами за себя. Сын оставил книги на энгаве, собираясь их отнести в типографию: они с Сакурой задумали ни много ни мало — помочь японским войскам в Сибири и распечатать для них множество листовок, чтобы войска, возвратившиеся с войны, принесли в страну новые взгляды.       Сакумо, не зная об их смелых планах, увидел стопку книг около печки и употребил макулатуру по назначению — развел огонь.       Какаши не принял извинений отца. Цунаде вступилась за Сакумо, ведь знала, что он действительно не хотел вредить сыну таким подлым образом. Но куда там! Они начали выяснять отношения на повышенных тонах. Не оставалось ничего, кроме как забрать Сакуру к себе в комнату и оставить спорщиков наедине.       Пока выспрашивала девушку о ее здоровье и развитии будущего ребенка, со стороны комнаты для тренировок послышались звуки поединка. Помнила, что мечи, привезенные Мадарой, так и лежали там мертвым грузом, некогда было развесить на стену или же соорудить подставку, как в настоящем додзе. Только бы они не решили воспользоваться ими! От одной мысли об этом по коже пробежал мороз.       Цунаде метнулась к комнате и едва не снесла деревянную створку фусума. Ее взгляду предстала следующая картина: на полу валялись катаны, Какаши и Сакумо сцепились в противостоянии, по их лицам была размазана кровь, но, слава всем богам, они держали боккены в руках. Никто не хотел проигрывать, но разнимать их было опасно, и она ничего не придумала лучше, чем окатить дерущихся холодной водой. Это ненадолго отвлекло их, но не помешало вернуться к тому, на чем остановились.       — А двоим на одного слабо? — крикнула им и схватила боккен.       Заехала палкой по плечу Какаши и в развороте ударила Сакумо. Какаши ответил на ее атаку, сзади подключился Сакумо. На смену раздражению пришел азарт, и с каждым новым движением было все интереснее бороться одновременно с двумя противниками. Ловко уворачивалась от ударов, лавируя в небольшой комнате между двумя мужчинами, и не забывала атаковать их. Сакумо и Какаши были примерно на одном уровне по части фехтования, но недооценивать их сложно, особенно когда оба выше и сильнее, а еще норовят угодить палкой.       Попробовала наносить удары по всем правилам, которым обучали в додзе. Какаши принял это как поблажку и принялся атаковать так, как она учила его раньше — без всяких правил. И сделал ей подножку. С таким противником бессмысленно следовать правилам. Отбросила все, чему учил инструктор в додзе: поднырнула под его руку, проехав ногами по разлитой воде, развернулась и ногой выбила боккен из рук. Один противник был поражен. Второй замахнулся на нее и прокричал, что ее ход был нечестным. Вместо ответа Цунаде выбила боккен и из его рук.       — Какой смысл заниматься в додзе, если сражаться без всяких правил? — возмутился Сакумо.       — Вы оба в своем уме? — хрипло прикрикнула на мужа и сына, отправляя боккен на место. — Дрались на мечах, чтобы доказать свою правоту друг другу?       — Сначала до первой крови с настоящим оружием, потом взяли боккены, — нехотя, но с толикой гордости заявил Какаши. Соскреб высохшие капли крови с лица и поморщился — задел небольшую царапину от брови до века с правой стороны. Сакумо коснулся его мечом в бою, да и сам хорош — наградил отца почти такой же царапиной. — Зачем ты облила нас водой?       — Будь моя воля, высекла бы, да боюсь испортить боккен об тебя! — пригрозила ему.       Какаши усмехнулся на ее угрозу и вышел из тренировочной комнаты вслед за Сакумо.       Пока она мирила мужчин, Сакура начала готовить обед: поставила вариться рис, обжаривала мойву, готовила соус и собиралась спуститься в погреб за овощами-цукэмоно. Видя ее суету по хозяйству, приказала бросить все.       — Сегодня очередь наших мужчин готовить обед! — специально выкрикнула погромче, чтобы быть услышанной, и забрала Сакуру обратно к себе: их разговор был прерван на самом интересном месте.       Несмотря на прошедший скандал, оба недавних спорщика приготовили обед и накрыли на стол. Понять, насколько была голодна, Цунаде смогла только за столом, хотя планировала рассказать кое-что о поездке на Эдзо и в Сеул. До этого момента они с Сакумо рассказывали молодым только то, что видели, но старательно умалчивали обо всем, что было связано с ее сенсеем. Собственно, она и сейчас не собиралась раскрывать его личность, только лишь упомянуть о своем прошлом.       Едва отложила в сторону хаси, похвалила Какаши за обед — он всегда восхитительно готовил. Приготовление пищи всегда помогало ему справиться с ненужным волнением, так и сейчас: Цунаде видела, что не осталось и следа после перепалки. Осторожно поинтересовалась, много ли уничтожено листовок?       — Совсем нет, ока-сан, — ответил он.       «Тогда зачем же ты устроил эту истерику?» — мысленно возмутилась, но постаралась сохранить видимое спокойствие и сказала:       — Да-а, если бы в мое время тайные общества выпускали литературу, наверняка добились бы большего результата…       Ее слова не остались без внимания: Сакура вмиг перевела взгляд на нее и насторожилась, Какаши перестал есть, и только Сакумо делал вид, будто не слышит разговора.       — Я ведь тоже раньше посещала тайные собрания с Орочимару, — продолжила говорить. — Тот кружок был не таким известным, как коммунисты сегодня, однако их цели были не менее серьезны.       — Кто же это, Цунаде-сан? — воскликнула Сакура.       — Члены общества «Рассвет» собирались на том месте, где сейчас учиховский отель. В него входили некоторые из самых знатных и родовитых семей нашей страны. Их объединяла одна идея — восстановить порядки старой Японии: вернуть власть сёгуну и помочь ему изгнать варваров. Сонно Джои, слышала о таких, Сакура?       — Это… фанатики? — быстро нашлась с ответом, но потом спохватилась и спросила: — но причем здесь вы? Неужели, а?       — Нет, Сакура. — Интерес и неподдельное беспокойство девушки вызвали легкую улыбку. — Мы с названным братиком в то время были бедными студентами и ходили играть на деньги, чтобы свести концы с концами. Позже нас пригласили в тот кружок, обещая постоянные выигрыши. Благодаря деньгам от азартных игр мы получили возможность тратить время на обучение, а не на поиск заработка, но у этой медали была и другая сторона.       — Какая же?       — Нас пригласили в узкий круг не просто так — моя фамилия имеет очень древние корни, фамилия Като не менее знатная. Они планировали выдать меня за своего старшего отпрыска и тем самым заявить о правах на власть.       — Подождите, я читала недавно в газете про семью Като! — звонко проговорила Сакура. — Женщина отравила своего больного мужа и приняла яд сама. Получается, вы ее знали?       — Она училась на одном потоке со мной, — дополнила Цунаде. — И долгое время не оставляла попыток свести меня и своего старшего дядю.       — Кто бы мог подумать, что дела давно минувших дней напомнят о себе, — вступил в разговор Сакумо. Цунаде перевела взгляд на него, ожидая, что он скажет дальше: — За время поездки нас трижды пытались убить.       — Ну-у, в третий раз вышло случайно, — улыбнулась Цунаде, глядя на мужа. — Просто под руку попались.       — Но в первый раз было весьма умышленно, да и во второй тоже, — хмыкнул Сакумо.       — Вы поэтому вернулись из Саппоро в Хакодатэ? — прямо спросил Какаши.       — Отцу нужно было долечиться, он сломал два ребра в драке, да и мне тоже, — уклончиво ответила ему и продемонстрировала побелевший шрам от стрелы на ладони.       — Что с вами там случилось? — его голос почти пропал, так было с ним всегда, когда пытался сохранить лицо, скрывая эмоции.       — Пока мы искали семейные свитки Сенджу, нашли того человека, за которого Като пытались выдать ее. Он скрывался у озера Шиккоцу, на месте бывшего имения Сенджу. Мы едва встретились, он осыпал нас отравленными стрелами, отец бросился на него, а дальше я помню урывками — стрела была с ядом. Нам оказали помощь, но пришлось вернуться в Хакодатэ на время. Не хотели вас с Сакурой расстраивать.       — Меня больше расстраивает то, что ты никогда не говоришь начистоту! — в голосе Какаши прозвучала явная обида.       — Мой мальчик, — ласково обратилась к нему, — не все и не всегда нужно знать. Мы искали свитки Сенджу, а когда приехали в Сеул, оказалось, что их не существует и в помине. Сенсей на Эдзо обучал нас Теннен Ришин Рю.       — Я это уже знаю, — бросил Какаши. — Речь шла о тебе, ока-сан!       — А ты все такой же! — улыбнулась, несмотря на его недовольство. Больше не стала ему ничего говорить и поднялась из-за стола, показывая всем, что обед закончен. Нехотя поднялись и остальные.       — Какаши! — позвала его. — Останься, помоги убрать посуду.       — Не переживай, я сам все сделаю. — Он повязал на себя передник и принялся за уборку. Когда освободил стол, Цунаде пригласила его присесть — разговор между ними еще не окончен.       — Если хочешь, выйдем на улицу, — предложила ему.       — Может быть, пройдемся по городу?       Она согласилась и несколько минут спустя вышагивала под руку с ним по широкой улице в сторону моста. Когда только переехали в Токио, часто ходили гулять вместе. Разговаривали обо всем на свете: Какаши мечтал вслух о будущем и строил планы на жизнь. Потом он стал посещать собрания, и времени не осталось, чтобы без дела ходить по улицам. С каждым годом их прогулки случались все реже и реже, пока не прекратились совсем.       Сейчас они шли по улице вместе впервые почти за десять лет. Ночь выдалась ясной, слабый мороз пощипывал кончики ушей. В конце улицы был деревянный мост, сохранившийся со времен Эдо.       Какаши хотел ей рассказать очень многое, как раньше, но спотыкался об ее тайны и недоговорки. Знать, когда от тебя что-либо намеренно скрывают, было неприятно.       — Сильно расстроился? — спросила, будто считала его мысли.       — Знаешь ли, я иногда чувствую себя чужим.       — Но почему? — в ее голосе послышалось неподдельное удивление. Может, и в самом деле его слова стали новостью? Но чувство отчужденности возникло не вчера и даже не год назад. Какаши тянулся к ней с самого детства и даже сейчас не мог приблизиться. Своими тайнами она выстроила вокруг себя непробиваемую стену.       — Ты никогда не говоришь начистоту, — быстро сказал, ожидая ее реакции.       — Вот как? Но я никогда ничего не скрывала от тебя, — сказала, будто не ожидала таких слов, и посмотрела на него сквозь вуаль. — А вообще, многие знания — многие скорби, слышал такое выражение? Сейчас я бы с удовольствием поменялась с тобой всем, что знаю.       — Разве так можно? — Он растерялся. Всегда жадный до любого знания, его интересовало абсолютно все, особенно когда дело касалось близкого человека.       — Поверь, мне было бы намного легче жить, не знай я всего. Это очень тяготит.       — Того, что стало известно в поездке? — закончил говорить за нее.       Она подтвердила свои слова кивком головы и спросила:       — Что бы ты хотел узнать из того, что кажется для тебя тайной?       — Я бы хотел, чтобы ты впредь делилась со мной всем.       — Хорошо, — улыбнулась она. — Только у меня есть к тебе встречная просьба. Выслушаешь?       Цунаде начала свой рассказ издалека, интересуясь состоянием Сакуры. Какаши понял слова матери как отголосок ее многолетнего занятия, смешанный с беспокойством, пока не начало просачиваться сомнение. Она ловко повернула разговор к тому, что его ответственность сейчас намного больше, чем раньше — он не только женат, но и ждет пополнения в семье, а это обязывает ко многому. Снова пересказала ему то, о чем говорила за обедом, только сейчас подвела к той мысли, что они с отцом чуть было не поплатились жизнями за ее участие в опальном кружке. Если сначала он сомневался насчет ее слов, то теперь стало ясно: мать снова пыталась отвадить его от кружка единомышленников. Только на этот раз делала настолько мягко, как только могла. Внутри начало разгораться раздражение, но он обещал ее дослушать.       — Можешь себе представить, если бы твой отец вернулся с войны здоровым и невредимым? — спросила его напоследок и сама же ответила на свой вопрос: — Если бы не тот проклятый «Рассвет», это было бы возможным! — на последней фразе голос пропал, она перешла на шепот. Сквозь полупрозрачную вуаль на ее шляпке он заметил слезы в глазах. Он развернулся к ней и взял за плечи.       — Не вини себя, прошу!       — Раньше в самурайских семьях вспарывали себе животы и за более мелкие проступки! — прошипела ему в лицо.       — И думать не смей! — глухо выкрикнул и выпустил ее плечи.       Тень ритуального самоубийства черной тучей слишком долго висела над ними двоими. Оба оплакивали отца, не зная о том, что он жив. Какаши никогда не слышал от матери таких слов. Это было пугающе. Пусть она и нашла ответы на свои вопросы в поездках, но никогда не ожидал, что она придет к подобному выводу. Раздражение утихло, ему на смену пришло непонятное чувство, в котором еще придется разобраться. Он казался себе рекой, которая нарушила свое привычное течение и обратилась вспять. Мысли, похожие на потоки воды, крутились на месте, образуя завихрения, маленькие водовороты, не желая возвращаться в родное русло.       — Не хочу, чтобы ты жалел о прошлом также сильно, как я!       — Ока-сан! — окликнул ее, но продолжить фразу не смог: слишком многое сфокусировалось на этом моменте, заставляя мысленный поток стоять на месте.       — Сынок, жизнь будет учить иначе. Прислушайся, пока говорю тебе я!       — Значит, ты не оставила мысли, что я должен прекратить посещать собрания?       — Тебе в твоем возрасте бесполезно что-либо запрещать, — уклонилась от прямого ответа. — Я могу только предупредить, а решать тебе, Какаши. — Она повернулась к нему и, приподнявшись на цыпочках, смахнула его волосы с глаз, также, как и делала ему в детстве.       На этот раз хотелось действительно прислушаться. Впитать каждое ее слово, ведь она редко говорила почем зря и так его еще никогда не предупреждала. Он и сам отлично все видел и знал, как ее прошлое сплелось с настоящим.       — Пойдем домой, на улице холодает, — сказала ему, поёжившись.       Остальную часть пути они прошли молча, но в этот раз Цунаде показалось, что ее слова достигли цели. Очень хотела заглянуть в будущее, чтобы проверить, насколько была понята им, ведь меньше всего хотела, чтобы Какаши начали преследовать за убеждения. Так происходило по всей стране: социалистов и всех причастных к ним арестовывали и подвергали наказаниям вплоть до смертной казни.       Сейчас, полгода спустя после их разговора, Цунаде, затаив дыхание, наблюдала за молодой семьей странные изменения: запрещенная литература исчезла из дома, а они сами больше проводили времени в синематографе либо в джаз-кафе. Не хотела спрашивать напрямую, но все никак не было нужного момента — разговоры на вольные темы прекратились. Зато его споры с отцом никуда не делись. Поборники жизни по ими установленным правилам нашли друг друга и спорили из-за всякой мелочи.       — Цунаде! — окликнул ее Сакумо. — Собирайся, сходим в магазин, надо позвонить, справиться, где они так долго ходят.       — Может, лучше сразу пойдем к ним? — спросила на ходу, а сама поспешно одевала уличные гэта.       — А если разминемся?       — Я готова, побежали!       Еще никогда в жизни она так не спешила. Надеялась и одновременно успокаивала себя — Сакура и Какаши просто задерживаются, они так делали часто, — но под ложечкой растекалось гнусное предчувствие: что, если их задержали?       Успели забежать в магазин едва ли не в последнюю минуту. Сакумо бросил монеты на тарелку и уже набирал телефонную станцию. Посреди лета по спине пробежал холод.       — Девушка, соедините, пожалуйста, с номером… — Цунаде не слушала его, вцепилась рукой в деревянный поручень у витрины. Пока ожидали ответа, рассматривала товары, чтобы отвлечь себя от тяжелых мыслей.       — Будьте добры, доктор Хатаке на месте? — спросил по телефону, но его взгляд, да и он сам выглядел на зависть спокойным. Да разве можно так? — Его спрашивают родители.       — Да! — В его взгляде полыхнула незнакомая гамма чувств. — Так! — Он приоткрыл рот и медленно растянул губы в улыбке. Глаза засияли неподдельными эмоциями. — Ох, вот это новость! Благодарю! Благодарю вас, девушка! — Повесил трубку и бросился к Цунаде, обнимая за плечи.       — Сакумо?       — Сакура сегодня родила девочку! Пойдем скорее проведаем их!