Под луной тоже сгорают

Очередное пасмурное утро. Ноябрь все ближе, так что солнечных дней можно уже не ждать. Унылые серые будни тянутся долго и мучительно, день за днем, ночь за ночью. Дожди льют почти не переставая, еще недавно золотистая и бордовая листва окончательно облетела с деревьев и непреглядными кучками гниет на тротуарах. Из открытого окна доносятся протяжные завывания ветра, который загоняет в небольшую комнату запах дождя, прелой листвы и первых заморозков. Теперь Чанбин осознает, где находится, что происходит вокруг, как меняются дни и ночи. Постепенно возвращается контроль над телом, а физическая боль отступает. Он уже может устраивать небольшие прогулки от кровати до каминной полки или окна. С удовольствием наблюдает, как за стеклом люди занимаются своими делами, куда-то спешат, общаются. Да, физическая боль постепенно уходит. Чего точно нельзя сказать о боли душевной. Запертый в четырех стенах и немощности собственного тела, он захлебывается чувством пустоты и одиночеством. Ненадолго он выныривает из этого состояния только тогда, когда к нему приходит Джисон. С ним можно болтать о всяком, немного посмеяться и послушать свежие новости из жизни города. Другой, теперь Чанбин знает, что его зовут Чан, все еще не вернулся. Но Джисон просил не волноваться, потому что его друг просто в отъезде и скоро вернется. Хотя это не то, что волнует Бина сейчас, совсем не то. Не то чтобы судьба Чана ему безразлична, но есть другой человек, чья судьба занимает все мысли Со прямо сейчас. Успела ли она к этому времени добраться до нужного места? По времени уже должна была. На свой страх и риск, Чанбин попросил Джисона дойти до его прежнего дома и проверить почту, вдруг там что-то есть. Но узнал только то, что в его доме теперь живет кто-то другой. Даже если письма и были, скорее всего, они пошли на растопку чьего-то камина. Мысль о том, что его любовь может решить, что он забыл о ней, разрывала душу сильнее, чем раны разрывали его тело. Он не забыл. Он никогда не сможет забыть. В тот же вечер он попросил Джисона написать за него письмо, он пока недостаточно владел кистью руки, чтобы писать самостоятельно хоть что-то. По этой причине письмо было холодным и формальным. В духе: “со мной все в порядке, повредил на работе руку, не могу писать сам. Надеюсь, у вас все хорошо. Я сменил адрес, так что письма отправляйте на …”. Больше не оставалось ничего, кроме долгого ожидания ответа. Ждать ответа и успокаивать себя, внушая себе же, что все в порядке, что самый большой кошмар ее жизни позади. Что теперь она в безопасности. Хотя сам прекрасно понимал, что это совсем не так. Дороги никогда не были безопасным местом. Да и отправил он ее в путь в не самом лучшем состоянии. Они даже толком не попрощались. Мысль о том, что он мог умереть и больше никогда не увидеть ее, пугала. Еще больше пугала мысль, что, опоздай Чанбин на пару дней, потерял бы ее. Потому что выжить в этом мерзком борделе удавалось далеко не всем. От дурных мыслей отвлек короткий стук в дверь, обычно означающий, что сейчас сюда влетит хаос в лице щекастого, кудрявого и невозможно говорливого Джисона. - Привет, малыш, надеюсь, ты скучал! Принес тебе себя и свежие новости. И поесть. От Чанбина не скрылось, что Джисон чем-то встревожен. Выглядел он уставшим, если не измотанным, как будто не спал несколько ночей подряд, хотя все это время он точно был дома. Руки слегка дрожали, а обычная неуклюжесть сегодня была заметнее, чем обычно. - Привет, Джисон, - спокойно ответил Со, морщась и усаживаясь в кровати, - ты сегодня что-то рано. - Дела зовут, мой дорогой, скоро возвращается Чан, а мне до его приезда надо успеть закончить кучу дел. Весь дом на мне. Это тот еще стресс, знаешь ли. Пока Джисон буднично раскладывает принесенные предметы по отведенным им местам и привычно осматривает затягивающиеся раны Бина, Со ловит себя на мысли, что его новый (или уже не очень) знакомый, принес с собой кучу запахов. Это странно, Чанбин никогда не отличался чутким обонянием, но в последнее время некоторые запахи почти душили его. А от Джисона пахло приятно. Он приносил с собой странную смесь из запаха дождя и чего-то цитрусового. Забавно. Покой и энергия одновременно. И нельзя сказать, что этот запах не подходил Хану лучше всего. Он действительно много болтал и двигался как ужаленный, но в моменты их вечерних разговоров за чаем Чанбин не мог не отметить, что Джисон гораздо сложнее и глубже, чем может показаться. За показной веселостью хранилась легкая печаль и вдумчивость, чуткость к другим и тонкая душа, свойственная поэтам или художникам. - Нет ли новых писем? - спрашивает Бин невзначай, а у самого сердце пропускает удар. А оно в последнее время, видимо из-за кровопотери, и так стучит еле-еле. - Какой ты проворный, малыш. Конечно нет, ты отправил письмо на другой конец страны, не жди ответа так быстро, - руки проворно меняют бинты, - поверь, как только что-то придет, я дам тебе знать. Или уже Чан, обычно почту он у нас перебирает, что ему еще, старику, делать. - Почему ты живешь с ним? Вы родня или что-то такое? Джисон отвечает не сразу, Чанбин уже успевает мысленно начать себя отчитывать за то, что лезет не в свое дело. А вдруг их связывает что-то такое, о чем не принято говорить вслух? Но сомнения быстро рассеиваются. - Мы давно знакомы. Встретились, когда у обоих был сложный период в жизни. Что там было у Чана - понятия не имею, не спрашивал. Да он и не рассказал бы. А вот про себя могу. Я тогда приехал сюда и попал в жуткую передрягу. Было так тяжко, что хоть вешайся. Никого не знаю, да и в целом людей побаиваюсь. Денег особо нет, связей тоже. Удушающее одиночество, - недолгая пауза, - зарабатывал тем, что выступал в дешевых тавернах. Вот там меня Чан и встретил. Предложил мне комнату у него за гроши, которые я в итоге ни разу ему так и не заплатил. Поддерживал, подкармливал. Потом я стал помогать ему в его работе по мере своих сил и следить за домом, когда он в отъезде. Дружим уже достаточно много лет, так что… Не представляю, как он будет выживать без меня, конечно. - А чем он занимается? - Эммм, - Джисон на минуту задумался, как будто взвешивая, стоит ли ему отвечать на этот вопрос, - чем-то… Чем-то вроде поиска людей. У него много знакомых в городе и его округе. Так что… Джисон делает паузу, убирая все, что больше не нужно и сматывая использованные окровавленные бинты, морща нос, как будто запах крови для него невыносим. - Я в основном помогаю с мелкими делами. Всякие незначительные поручения. Впрочем, если тебе очень интересно, спроси самого Чана, когда он вернется. Усаживаясь в кресло напротив кровати, в которой с комфортом устроился Бин, Джисон выдыхает, как будто проделал сложнейшую работу. Со не может не заметить, что его волнение как будто ослабло. - Как ты себя в целом чувствуешь? - тихо спрашивает Джисон. - Лучше, как видишь. Во многом твоими стараниями. Уж не знаю, чем ты там меня опаиваешь, но эта штука реально работает. Хан хмурится и отводит взгляд, покусывая губу. Как будто погруженный в свои мысли. - Я не про физическое состояние. Тут я и так вижу, что происходит. Не забывай, что я твоя лучшая сиделка и лекарь. я говорю про душевное состояние. Когда я попал в этот дом, мне было так херово, что хотелось выть. И я вижу, что ты в похожем состоянии, только контролируешь себя получше. На мгновение Чанбин задумывается, стоит ли грузить Джисона, которому и так забот хватает, еще и своими проблемами. Но понимает, что, если не поделится хоть с кем-то, то чернота внутри просто сожрет его, медленно, мучительно, без остатка. Он уже захлебывается. - Я умираю. Каждый день. Вот так. Буднично и спокойно. Чанбин сам удивляется тому, как спокойно звучит. - Перед тем, как попасть сюда, я чуть не потерял самого дорогого мне человека. И теперь не знаю, где она и что с ней. И ничем не могу ей помочь. И сама мысль о том, что я не рядом, чтобы оберегать ее, убивает меня. По ночам я вижу ее лицо в синяках и слезах. Мне просто нужно знать, что с ней все в порядке. Но я даже в этом не уверен. Пока я тут нежусь в заботе, она… Вот теперь голос предательски дрожит. Чанбин замолкает, потому что знает, что дальше контролировать себя просто не сможет. Но, похоже, Джисон и так все понимает. Он пересаживается из кресла на край кровати Со, слегка похлопывая по плечу. - Хэй, я думаю, что с ней все в порядке. Страшное позади. Получит твое письмо и обязателньо напишет. Поправишься достаточно и помчишь к ней. - Обязательно. Но сначала закончу некоторые дела здесь. *** Минхо возвращался домой в отвратительном настроении. Утро подступало все ближе, начинался мелкий и холодный дождь. Порывы ветра сбивали с ног. Он устал и мечтал сейчас только о том, как погладит котов и выпьет кофе. Ночная вылазка оказалась почти бесполезной. Следов Бана он так и не нашел, хотя, в отличие от Феликса и Чонина, откладывать свои поиски на утро не стал. Зато теперь он знает, что у Бана огромная сеть информаторов по всему городу. Что самое печальное - они весьма ему преданы. И не похоже, что эта преданность строится на страхе или деньгах. Тут что-то другое. И что это значит? Да ничего хорошего, потому что переманивать таких людей на свою сторону довольно сложно. Они с Феликсом безоружны, а вот Бан и впрямь будет знать о каждом их шаге наперед. Минхо вспомнил того странного мужчину, с которым столкнулся в одном из районов. Во-первых, это определенно не был человек. Это один из них, причем обращенный давно. Во-вторых, настораживала его реакция на Ли. Не самая первая, когда они столкнулись нос к носу, а позже. Почему он так удивился? почему так внимательно вглядывался в лицо Минхо? Пытался разглядеть? Или запомнить? Еще один человек Бана? Ли вспомнил лицо незнакомца. Хитрый прищур, красивый, хоть и крупноватый, нос, чувственные губы. И ямочки на щеках, когда незнакомец улыбнулся. В нем было что-то располагающее. От таких не ждешь какого-то подвоха. Минхо тряхнул головой, отгоняя мысли о тепле чужого дыхания на своем лице. Нашел о чем думать. Вот с такими мыслями он вернулся домой. И продолжал думать о том, как теперь быть. Определенно, на руку играло то, что Феликс и впрямь вел свои поиски очень незаметно, Чонин вообще как будто бы нигде и не попадался. Хотя как раз таки его передвижения можно было бы отследить по тем трупам, которые он оставляет после себя. Минхо поморщился. Что ж, зато трупы не болтают лишнего. Про него самого вообще никто не знает, так что Ли-старший может подключиться к работе и вовсе незаметно. У него, конечно, не такая гора знакомых, как у Бана, но и совсем одиноким его не назвать. Вопрос только в том, готов ли будет Феликс принять его помощь. Минхо уже почти отправился в спальню, когда в дверь постучали. Чертыхаясь, он направился ко входу, прикидывая в уме, кого могла принести нелегкая. Кто бы там не был, видеть его Минхо не хотелось. Ему хотелось видеть сны. Хотя он и сомневался в том, что они будут приятными. К своему удивлению, он увидел на пороге своего дома Яна. И не наглого и самодовольного, как обычно, а уставшего и робкого. Кажется, впервые с того момента, как много лет назад Феликс представил их друг другу. - Могу я войти? - он даже звучал тише, чем обычно. На мгновение Минхо ощутил неприятный холодок паники, расползающийся по органам. Чонин никогда не приходил к нему просто так, да еще и в таком подавленном состоянии. Это не могло не наводить на мысль, что что-то случилось с Феликсом. Но здравый смысл подсказывал, что в случае проблем с его младшим братом Ян был бы не здесь. И не в таком состоянии. Ли-старший жестом пригласил младшего в дом, внимательно вглядываясь в тающую темноту улицы. Они все еще одни. Мнительность? Может быть, но Минхо никогда не пренебрегал безопасностью. До гостинной они добираются молча. Чонин медленно идет впереди, слегка ссутулившись. Минхо смотрит на эти опущенные плечи и впервые осознает, что перед ним совсем юный еще человек. Яна обратили не так уж и давно, да и по возрасту на момент обращения он младше Феликса, хотя и верилось в это с трудом. Чонин и сам по себе выглядит достаточно зрелым, а рядом с Ликсом так уж точно. Минхо удивляется тому, что ему почему-то хочется подарить этому жесткому и сильному парню немного тепла. Уже в гостинной Минхо молча наливает своему гостю горячего кофе. Странно, но молчание не тяготит. Возможно потому, что каждый из них погружен в свои тревожные мысли. Но крутятся они у них вокруг одного и того же: вокруг Феликса. - Что привело тебя снова ко мне? - спокойно спрашивает Минхо. Сил на колючесть не осталось, - кажется, ты еще ни разу не бывал у меня столько раз за одну неделю. Я в принципе твои визиты могу по пальцами пересчитать. Чонин косо ухмыляется, не поднимая глаз от своей чашки, в которой рассеянно пытается размешивать ложечкой сахар, которого нет и в помине. - Насколько я могу судить, ты и сам не так давно домой вернулся, Минхо. Я мог бы решить, что у тебя ночное свидание, но, во-первых, мало кому нужны такие упрямцы, как ты, а во-вторых, ты выглядишь не менее озадаченным, чем я. Так что вывод напрашивается сам. Ты пытался узнать что-то еще. - Поразительная проницательность, - Ли усмехается в ответ, отпивая крепкий напиток с горчинкой, - именно так. Ты тоже разгуливаешь во вчерашнем. Так что давай признаем, что нам не хватает благоразумия. - Я был в порту. Это Феликсу с его запоминающейся внешностью там лучше не появляться, а вот меня в лицо мало кто знает. Я не хотел упускать время. - Узнал что-то? - Он хитер, - тяжелый вдох, - расчетлив. В порту был один, но, несмотря на тяжелое ранение, сумел скрыться. Уже к утру его там не было. Погано, что там половина портовых ни за какие деньги его не сдаст. Мне удалось надавить только на одного новообращенного. Буквально надавить, - Чонин улыбнулся слегка безумно. - Вообще, похоже, он всегда работает один. Но, по моим ощущениям, у него могут быть помощники, только на подхвате. Кто-то должен давать ему укрытие и помогать оправится. Даже с тяжелыми ранениями он не пропадает надолго. Сам знаешь, для этого нужна кровь. Охотиться же в таком состоянии проблематично. В общем, соваться в порт смысла нет никакого, никаких следов там просто нет. И куда он делся опять - ума не приложу. Что у тебя? - Так же паршиво, - Минхо нервно зачесывает пятерней волосы назад и встает, - ничего полезного. Но, Нинни, вынужден вас с Феликсом предупредить. У него везде глаза и уши. Вы были достаточно осторожными в своих поисках, но вам стоит быть максимально аккуратными. Я помогу вам. Меня никто не знает. Мало того, никто, кроме тебя и Сынмина, пока не знает, что Феликс мой брат. А я попробую поискать его через третьих лиц. Даст нам немного форы. За окном зашуршал ливень. Ветер кидался в окна мелкими ветками и жухлой листвой. Почти рассвело. Минхо поежился. - Что у вас произошло перед тем, как пришел? - Минхо внимательно следил за реакцией младшего, готовый уловить малейшую фальшь. Чонин слегка пожал плечами. - Ничего нового, Минхо. Я пришел домой, готовился лечь спать. Но услышал, что Феликс снова кричит во сне, - Ян тяжело вздохнул и потер лицо, - не могу выносить этого. Пошёл его будить, но немного опоздал, к моему приходу он уже проснулся. А он не любит, когда я вижу, как плохо ему после ночных кошмаров. О да, ему невыносимо тяжело каждый раз видеть, как Феликса трясет. Как реальность наваливается на него всей своей тяжестью. Тяжело видеть его слезы и ненависть к себе. Если бы Ян мог, он забрал бы ее себе. Стоя возле окна и вглядываясь в сырость на улице, Ли в очередной раз задумался, как вообще его брат умудрился найти себе вот такого друга. Жестокого с другими, но, очевидно, бесконечно преданного Ли-младшему. Похоже, только рядом с этим лисом Феликс может хоть немного расслабиться. Минхо испытывал сложные чувства к этому странному юноше, но был бесконечно благодарен за его заботу о единственном человеке, который был важен для Минхо. - Каким он был в детстве, Минхо? До того, как стать тем, кем он стал. Минхо невесело рассмеялся. Боль стальным обручем стянула сердце, которое и без того кровоточит уже много-много лет. - Солнышко. Я звал его “солнышко”. Ты же знаешь, что Феликс - буквально “счастье” в переводе? Вот он и вправду был маленьким и теплым комком счастья, - Ли делает паузу, пытаясь успокоиться, что получается едва ли. - Только вот не для себя, для других. Хрупкий, ласковый. Он готов был дарить свою любовь бескорыстно абсолютно всем. И до одури наивный, Чонин, если бы ты знал, как легко было обдурить его в любой игре. - Минхо незаметно смахивает слезу, которая предательски бежит по щеке. - Если бы я знал, что будет потом, я бы поддавался ему в каждой из всех его дурацких игр. Тишина в комнате была физически ощутима. Давила на плечи, не давая сделать вдох. - Что случилось потом? Почему вы не общались? С минуту Минхо раздумывает, стоит ли посвящать кого-то еще в семейные драмы. Или пора наконец признать, что Ян давно уже часть их жизни? - Феликсу было пять, а мне восемь, когда наша мать умерла. Отец отправил меня к своей тетке на воспитание, потому что не мог управиться с двумя детьми. Первое время я писал письма, но мне никто не отвечал. Тогда я решил, что никому больше не нужен. И перестал писать. А он был нужен. Он был ужасно нужен крохотному человеку с огромными доверчивыми глазами и веснушками на щеках. Минхо никогда не простит себе этого. Кофе допивали молча. Примерно через четверть часа Ян тихо попрощался и ушел. Даже не стал пережидать дождь. *** Тяжелый выдох прозвучал слишком шумно в тишине неосвещенной спальни. Как только Феликс покинул Чонина и Минхо и скрылся за тяжелой дверью, силы как будто бы покинули его. Ночь была тяжелая. Значит, наконец-то они набрели на след Бана. Эта мысль немного пугала. Они так долго искали хотя бы следы. И вот наконец-то цель стала немного ближе. Феликс только удивлялся, как Бан Чану удавалось так долго исчезать прямо из под носа у тех, кто его ищет. Хотелось отправится в порт сразу же. Но нельзя недооценивать противника. Феликс не боялся за себя. Но совершенно не было готов ставить под удар близких ему людей. Не хотелось снова терять Минхо. Да, их отношения нельзя было назвать близкими, тем не менее, факт оставался фактом, никого ближе брата у Ли-младшего не было. И он не простит себе, если собственноручно отправит брата в ловушку. Никто не знает, правду ли ему рассказал кто-то там, или, пользуясь случаем, заманивает в порт, где так легко скрыть все, что угодно. И Чонин. Его Феликсу было не менее страшно потерять. Ли прикоснулся к губам, которые как будто все еще горели после поцелуев. Он и сам не до конца осознает, что вообще произошло в этой спальне накануне визита Минхо. Как теперь вести себя с младшим, чтобы не оттолкнуть? Ликс не ожидал, что все может обернуться вот так. Но ему так нужна была эта капля тепла. Пусть ненадолго. Пусть нечего дать взамен. Кажется, Яну тоже нужно было получить хоть крохи чужого внимания. Если бы Феликс мог, он дал бы ему значительно больше. Его лис заслуживает большего, чем жадное желание. Хотя бы потому, что Ли-младший знает, что тепла никто Чонину никогда не давал. Никогда. Кого-то может удивлять жестокость и своенравность младшего, но не Феликса. Он видел не кого-то пугающего, а того самого недолюбленного юношу, которого встретил много лет назад. Росшего в одиночестве и чужом безразличии. Вот потому-то его лучше оружие - нападение. Если бы он только мог, то подарил бы этому человеку с лисьими глазами ту любовь, которую он заслуживает. Но в самом Феликсе не осталось, кажется, совершенно ничего. Ничего, кроме желания отомстить. Вряд ли он еще кому-то признается, что, помимо здравого смысла, в порт его не пускал еще и страх перед своим же прошлым. Не хотелось вновь переживать весь тот ужас, хватит того, что он преследует его в кошмарах. В тех самых, из-за которых прямо сейчас он зажигает свечи одну за одной и расшторивает окна, впуская свет только-только начинающегося утра. Он опять уснет только на рассвете. *** Вернувшись домой, Чонин чувствует что-то похожее на облегчение. Промокший насквозь плащ и остальные вещи он снимает уже у себя в спальне, развешивая на каминной решетке. Он дрожит от холода, но на это сейчас совсем наплевать. Зато холод отвлекает от навязчивых мыслей. Он зашторивает окна поплотнее, чтобы ни один луч солнца не проник внутрь и не потревожил и без того беспокойный сон. Ему надо выспаться настолько, насколько это возможно. А после пробуждения обдумать все, что произошло, и все, что он узнал. Беспокойно мерит комнату шагами, как загнанный зверь, но старается ступать как можно тише. Долго взвешивает, стоит ли делать то, что сделать хочется безумно. И проигрывает своей слабости. Тихонько ступая, Чонин заглядывает в комнату Феликса. И чуть усмехается от контраста. Его собственная комната тонет в сумраке, в то время как спальня Феликса все ярче освещается утренним солнцем. От множества горящих свеч в комнате немного душно. Чонин медленно гасит каждую из них, как будто оттягивая момент, когда ему придется уйти, потому что дел в этой комнате больше нет. Мимоходом он складывает халат Феликса, аккуратно укладывая его на пуф возле кровати, где он обычно и дожидается своего хозяина. Ли крепко спит. Ночью его лицо кривилось от ужаса, а сейчас на нем поселилась безмятежность. Обнаженная грудь мерно вздымалась от глубоких и медленных вдохов. По ключицам были хаотично разбросаны следы, оставленные губами Яна. Виновник слегка встряхивает головой, прогоняя приятные воспоминания. Блондин выглядел таким мягким и беззащитным. Солнышко. Вот сейчас он действительно выглядел так. Спокойный, без привычной колючести. Таким мало кто видел его. Светлые волосы разметались по подушке, губы слегка приоткрыты. Чонин смотрит с жадностью, стараясь впитать в себя этот образ. Он даже не сразу замечает, что дождь кончился. Редкое сейчас солнце выглядывает из-за туч, легко касаясь чужих скул в россыпи поцелуев. Феликс улыбается во сне. Чонин невесомо касается губами его обнаженного плеча, укрывает одеялом и возвращается к себе. *** Очередной скучный день Сынмин начинает с разбора почты и карточек-визиток. Скукота. Одно и то же, одни и те же. Он уже готов заброситть это все и спокойно продолжить свой завтрак с вкусным свежим кофе, который, вообще-то, остывает, и новой книгой, когда натыкается на записку с малознакомым аккуратным почерком. “Здравствуйте! Мне передали, что в мое отсутствие вы заходили ко мне в мастерскую. С опозданием, но я готов встретиться с вами, если ваш вопрос еще актуален. С уважением, Хван Хёнджин” Внезапно пропал, внезапно нашелся. Сынмин отмечает про себя, что Минхо был прав. Видимо, парню просто надоел весь великосветский треп с его бестолковостью, и он тихонечко сбежал. Так что они с Чонсу зря подняли панику. Надо будет сказать об этом Чонсу, когда тот вылезет из своей мастерской, в которой вот уже третий день пишет очередной портрет какой-то красотки, которую повстречал на балу. Ким изо всех сил старается дождаться вечера. Он и сам не ожидал, что из-за какой-то записки день будет тянуться еще медленнее, чем обычно. И тем не менее. Уже в сумерках он добирается до мастерской Хвана. В самой мастерской темнеют окна, не подавая признаков жизни, а вот этажом выше в окне мерцает тусклый желтый свет. Хозяин дома. Сынмин почти весь день прикидывал, что могло заставить художника исчезнуть на несколько дней. Вот наконец представится возможность проверить, насколько близок он был к правильному ответу. Он стучит в дверь и наблюдает, как гаснет свет наверху и загорается на первом этаже. Ким, сам от себя того не ожидая, чувствует легкое волнение. Особенно когда привычный уже запах кофе и черешни ударяет в нос, сначала едва-едва, а потом все сильнее. А Ким вспоминает, что сумел почувствовать этот вкус немного иным способом. От этого воспоминания по коже идут мурашки. Перед глазами мелькает образ: мягкий наклон головы, красивая бледная шея, пухлые губы… Из мыслей выдергивает открывшаяся дверь. На пороге стоит Хван, немного растрепанный и как будто заспанный, но очаровательный, как всегда. Сейчас, наверное, даже больше обычного, потому что нет вот этой продуманности образа и стремления произвести впечатление. Хёнджин мягко улыбается, когда видит Кима. - Добрый вечер! - он улыбается еще шире, приглашая гостя войти, - не ожидал увидеть вас сегодня, но очень рад встрече. Сынмин не может сдержать улыбки. Хотя и отмечает, что Хван выглядит слегка уставшим и бледным. По привычке оглядывает чужую шею, отмечая, что на ней нет никаких следов. Зря он себя накручивал. И тем не менее, что-то в Хёнджине настораживает, только вот понять, что именно, не получается. Пока. - Здравствуйте! Да, простите, стоило, наверное, отправить хотя бы записку. Впрочем, я совсем ненадолго… - А жаль, - Хван роняет это так спокойно и буднично, а спокойное сердце Сынмина отчего-то пропускает удар, - я отсутствовал в городе несколько дней, мне, если честно, немного не хватало общества. Они проходят глубже в мастерскую. Помещение совсем простое, мебели почти нет. Несколько мольбертов, на одном из которых стоит прикрытый тканью холст, видимо, новая работа. Вдоль стен стоят пока еще пустые холсты или законченные работы, еще не вставленные в раму. Небольшой стол, весь заставленный банками краски, стаканами с кистями, палитрами, мастихинами и другими вещами, привычными для художественной мастерской. На другой стене висят пока еще карандашные наброски. Сынмин старательно пытается не рассматривать все вокруг, но выходит плохенько. Работы Хёнджина правда завораживают его. И чем больше он в них всматривается, тем сильнее тонет. И в работах, и в их авторе. - Осмотритесь, если вам интересно, - немного робко произносит Хван, - я не против. Мне нравится, как вы всматриваетесь в мои работы. Вы один из немногих, кто видит в них не только красоту. Пойманный с поличным Сынмин не может отнекиваться, так что с радостью принимается осматривать работы. В Хёнджине так много прекрасного. Он чутко видит красоту вокруг. И не только внешнюю. Тонко подмечает особенности характера людей, которых изображает. Его картины - собеседники. Если сумеешь задать вопрос, они дадут тебе ответ. У стены с набросками Сынмин удивленно замирает. С небольшого клочка на него смотрят давно знакомые глаза с хитрым кошачьим прищуром. - У вашего друга прекрасные глаза, - раздается почти над самым ухом, отчего Сынмин едва не вздрагивает, - он весь колючий и острый, а в глазах много-много тепла. Жаль, что я пока не придумал, как это точнее передать. Ким не знает, что ответить, поэтому просто кивает и продолжает рассматривать зарисовки. А вот и Чонсу. Вернее, его губы. - Обаяние Чонсу в его речи, вы не находите? Когда он говорит, его губы меняют положение десятки раз, то растягиваясь в улыбке, то обиженно надувшись. Хотя форма совсем заурядная, от них невозможно взгляд отвести. - Да уж, - тихо соглашается Сынмо, вспоминая своего болтливого друга, - еще этот его забавный вздох, когда он говорит так быстро, что не успевает вдыхать… - Да-да, ужасно милый. Я соскучился по нему, - Ким не оборачивается, но в голосе позади слышится мягкая улыбка. Вот чего Сынмин никак не ожидал, так это увидеть на одном из набросков свой собственный профиль. - Таким я запомнил вас при первой встрече. Рассматривающего мою картину. Сам не понимая почему, Сынмин смущенно отходит от стены и просто озирается по сторонам, пока Хёнджин не указывает на единственное кресло. - Простите, у меня тут немного беспорядок… - он осекается, - то есть, тут чисто в смысле пыли и грязи, но просто все лежит не на своих местах. За мастерской присматривает моя подруга, но картины она никогда не трогает. Хотя тоже их любит. - Она тоже художник? - О нет, она писатель. И очень незаурядный, хотя пишет очень грустные вещи. Но ее тексты такие красивые! Обязательно добуду вам что-то из ее работ, уверен, вам понравится. Я хотел бы однажды что-то нарисовать для неё. Чудесная, хоть и странноватая, - Хёнджин мягко смеется, - все время грозится меня украсть и съесть мои губы. Причуды творческих. Оба тихо смеются. Почему- то сложно отделаться от ощущения, что они знакомы очень давно. И вот так в сумраке мастерской болтать по душам вошло в привычку. Они много молчат, но эта тишина не гнетущая, а теплая и обволакивающая, баюкающая в своих объятиях. - Я… - тихо начинает Сынмин, - я хотел бы посоветоваться. Ваша картина сейчас висит у меня в кабинете, но мне кажется, что ей подошла бы более строгая рама… Надеюсь, я не обидел вас! - Нет, что вы! - быстро успокаивает его Хёнджин, - я же подбирал раму, не думая, что картина будет висеть у кого-то. А вы совершенно правы, рама должна подходить не только картине, но и комнате где она висит. Вот только… Смогу ли я посмотреть на помещение?.. Боже, я, наверное, напрашиваюсь, извините… - Нет, все хорошо! Я, на самом деле, был бы рад вашему визиту. Думаю, ваши розы по вам тоже скучают. Сынмин наблюдает, как Хёнджин пытается скрыть довольную улыбку, и сам почти смеется. Сколько же чистой наивности в этом прекрасном темноволосом юноше. Разговоры дальше льются сами собой, прерываемые тихим смехом. Слишком тепло. Только через пару часов Ким замечает, что художник выглядит уставшим, значит, пора уходить. Хотя не хочется, чертовски не хочется. Договорившись о следующей встрече, они медленно направляются к выходу. Уже в дверях, слегка прикрывая ладонью лицо, Хёнджин внезапно закашливается. В нос Сынмину ударяет удушающе сильный запах свежей крови. Такой манящей, такой желанной. Той самой, которую он с наслаждением попробовал на балконе во время бала. И нашелся наконец-то ответ, откуда она там появилась. Хван Хёнджин болен чахоткой. *** На город медленно опускаются сумерки. Чан сильнее укутывается в плащ и выходит к прохладе ночного города. Срок его добровольного заточения в меблированной комнате подходит к концу. Сегодня утром он наконец-то будет спать у себя в комнате. Раны больше не беспокоили, оставшись на теле небольшими царапинами. Джисон забегал утром, оставил бутылёк свежей крови и немного рассказов о жизни в доме. Бин пришел в себя достаточно, чтобы узнать то, что Чан, вообще-то, должен был рассказать ему довольно давно. Разговор обещает быть тяжелым. Очень тяжелым. Впрочем, не впервые Бану вести такие беседы. Это не первый обращенный, который появляется в его доме. Джисон сегодня вечером должен встретится с Ли, чтобы узнать, чего тот хочет от Чана. Вряд ли он ищет в его лице приятного собеседника. Бан на иголках от этой мысли. Что если тот Ли, из его давнего прошлого, связан с Ли Минхо? Что тогда? Зачем им искать его? Изводить себя бесполезно, нужно просто дождаться сегодня Хана и все узнать из первых рук. Ключевое слово - дождаться. Это сложнее всего. Слишком долго сидя в четырех стенах Чан чуть не сошел с ума. Так что сейчас немного прогуляться кажется довольно хорошей идеей. Кажется, все грозящие ему опасности он предусмотрел, так что опасаться нечего. Тот, кто искал его в порту, следов явно не нашел, потому что в последние несколько дней никто его не искал ни в одной из частей города, иначе ему бы уже сказали. Из приятного - нашелся Хван. Уезжал на несколько дней в пригород, поправить здоровье. Чан грустно покачал головой. Юношу было до одури жаль, такой красивый и такой чистый, а угасал на глазах. Да еще и был почти в постоянной опасности. До ноября оставалось совсем немного дней. Ночи становились все холоднее и прозрачнее. Совсем скоро по городу в темное время суток будет слоняться преимущественно всякий сброд и такие, как он сам. Хорошее время. Поздняя осень и зима редко бывают богаты событиями. Так что можно будет заниматься мелкими делами и жить спокойно. Квартал за кварталом Бан обходил город, который знал как свои пять пальцев, если не лучше. Каждый его закоулок. Каждую крохотную замусоренную улицу. И любил его любым. Гнетущим и вонючим в трущобах, чистым и роскошным в районах, где жил высший свет. Потому он и был так трудно уловим. Он не просто имел связи в городе. Он имел связь с самим городом. Они давние друзья, так что укрыться можно было где угодно. Ноги сами несли Бана, погруженного в свои рассуждения куда-то в знакомом направлении. Пока Чан не увидел недалеко от себя уже знакомую фигуру. Уверенный пружинящий шаг, ровная осанка. Дикий кот, не иначе. Ли Минхо. Видимо, как раз направляется на встречу с Джисоном. Чан ускоряется и почти что ровняется с ним, но идет по другой стороне улицы. К счастью, в этом районе еще достаточно людно, чтобы легко затеряться в толпе и незаметно следить за кем-то. Затеряться настолько легко, что Бан даже не сразу замечает, что за Минхо, вообще-то, следит не только он. На достаточном расстоянии от Минхо следует еще один мужчина, Чан не видел его раньше. Но по некоторым признакам может с уверенностью сказать, что это не человек. Кто-то новый в городе? Интересно. А Минхо им зачем? Дистанция между Минхо и его преследователем становится все меньше. И Чан прекрасно понимает, почему. Еще пара кварталов и город серьезно изменится. Начнется довольно тихий и мрачный район, где перейти к активным действиям будет легко. Сам до конца не понимая, почему, но Чан принимает решение действовать. Да, возможно он пожалеет. Возможно, в нем опять, если цитировать Хана, проснулся мистер “я всех спасу”. Но Бан кожей чувствовал угрозу и не вмешаться не мог. *** Минхо спешил на встречу. И уже непозволительно опаздывал, чего просто терпеть не мог. Хорошо хоть, что успел отправить записку в клуб и предупредить Джисона, что немного задержится. Так что приятный вечерний променад придется заменить на короткую перебежку по не самому приятному району, чтобы сократить время. Настроение было крайне скверное, отчасти потому, что он чертовски устал. отчасти потому, что разговор предстоял непростой. Просить у кого-то помощи он терпеть не мог, но ради Феликса придется придушить свою гордость. Поворот, еще один. И вот до нужного места осталось всего минут семь. Чего Минхо никак не ожидал, так это внезапного хлопка выстрела почти над ухом. Чего Минхо не ожидал еще больше, так это того, что он окажется в какой-то подворотне, прижатым к грязной заплесневевшей стене чужим и довольно сильным телом. Он тихо выругался и попытался освободиться. Но его лишь сильнее вдавили в стену, еще и накрыв рот теплой ладонью. В нос ударил знакомый запах ванили и табака. Тот самый странный мужчина, с которым он столкнулся в городе не так давно. - Тшшш, котёнок, не дергайся, пожалуйста. У того парня еще пять пуль в запасе. И, уж не знаю, почему, но приготовлены они явно для тебя.