Святая и неверующий

      Беременная женщина сидела у ворот церкви, опустив лицо на ладони. Ей сказали, что ей там не помогут, что нужно ложиться в больницу. Но как же так? Только Богу можно доверить своего ребенка, только Ему и никому больше! Ее трясло, трясло ужасно, и она не заметила, как кто-то сел рядом — прямо на грязный асфальт, шаркнув длинной черной юбкой. Ее обнимает сухая старушка, которую она не раз видела ранее в этой же церкви.       — Я помогу тебе. Мы поможем.       Она помогла. И с того момента все пропало.

***

      Зандик вошел в полуразрушенное здание загородной церкви, держа за руку отца. После смерти матери он увял, ушел высокооплачиваемой работы и поверил в бога. Постепенно из дома начали пропадать вещи, а потом…потом он собрал чемоданы и поехал со своим ребенком куда-то далеко-далеко на поезда. Их путь длился почти целую неделю, и место, в которое они приехали, было сложно назвать даже деревней. Полная старость, разруха и бедность. И что там забыл такой действительно умный человек, как отец? Он был похож скорее на черствого сухаря, провожающего презрительной улыбкой всех, кто ниже его статусу, так почему? Ответа на этот вопрос он так и не нашел за все время, которое они провели в полном молчании. У самых ворот он остановил его, взяв за воротник, прошептал «Поклонись Богу», начав шептать молитву. Задник послушался, сжав зубы, чтобы не сказать что-то острое. Раньше старик бы посмеялся, но что будет теперь — он не понимал.       Внутри была целая толпа людей в темных одеждах, потому глаз сразу привлекло единственное белоснежное пятно: на возвышении, будто на сцене, на коленях сидела девочка. Ее белоснежное платье скрывало все кроме ладоней, почти сливающихся по цвету, сложенных в молитвенном жесте. Ее волосы легкими волнами рассыпались по плечам, такие же белые, тусклые. Только глаза — два зеленых камушка — светились чем-то неземным. Она держала голову чуть вверх, а лицо ее было каменным. Мальчишка замер на пару минут, рассматривая ее, и в груди поднималось отвращение. Этот ребенок был недвижим, отстранен, выглядел немного надменно, особенно потому что выделялся по цвету так очевидно.       «Кажется, какая-то избранная дочка главы секты…» — он прошептал одними губами, наскоро отворачиваясь, только чувствуя на себе пристальный взгляд, от которого по спине проходили мурашки. Хотелось сбежать, хотелось проснуться в своем доме, где было тепло и светло, где была матушка, где отец не сошел с ума. Но, кажется, такое теперь будет только во снах.       К ним вышло несколько мужчин, они сразу увели их в сторону мужских спален, дабы можно было оставить вещи и пойти на обед в общую столовую. На деле это оказалось несколько длинных помещений с кроватями и тумбочками — словно общежитие для людей без своего дома. Именно в этот момент он понял, что дома у его семьи больше действительно нет. И, кажется, деньги за него ушли семье той самой противной особенной девочки. Вещей у него своих осталось мало, у отца — еще меньше. Руки сжались, когда он представил, как любимица секты играет с куклами, купленными на деньги с продажи его учебников. Почему-то других вариантов в его голову прийти не могло.             Столовая была мерзкая и грязная, на обед дали вареную пресную картошку с каким-то соусом, который был ничуть не лучше по вкусу. Внезапно ему захотелось проверить свою теорию — и вот зоркие глазки Зандика побежали по залу в поисках той самой. Конечно, же, ее тут не было! Это заставило победно стукнуть ложкой по тарелке, спрятав этот жест за случайностью под неодобрительные взгляды вокруг. Ну ничего-ничего, он еще выведет ее на чистую воду! Почему все вокруг так спокойно относятся к тому, что какая-то сопля живет лучше, чем все они?       Около недели он старался не попадаться на глаза взрослым, в свободное от уроков на домашнем обучении время пытаясь проследить за маленькой обманщицей, притворяющейся святой. Однако не было ее на уроках, не было в столовой и не было даже в женских спальнях, в которые он попал, навязавшись в помощь отнести туда чистое постельное белье. Была она только в одном месте — на своей сцене во время каждой из молитв. Выводы он сделал такие, что она жила в своей спальне, ходила в обычную школу и питалась нормальной едой. От этого все больше и больше ненависти поднималось в нем к этой таинственной девочке, чьего имени он так и не узнал — ее будто никто кроме него не замечал. В какой-то момент он даже подумал: вдруг она вообще призрак? Но проследив, как два священника берут ее под руки и уводят через спрятанную в стене дверь, он понял, что не сошел с ума. Она точно существовала. И теперь он даже знает, где.       В один из праздников все взрослые на несколько часов покинули церковь. Зандик посчитал, что это знак «свыше» специально для него, что пора начать действовать. Он пробрался к сцене, и первым, что его напрягло, было прямо на ней. Два красновато-бурых отпечатка ровно там, где сидела девочка. Он не придал этому особого значения, выискивая дверцу. Она была не заперта, поэтому мальчик с легкостью открыл ее, но перед глазами его не было ни спальни, ни коридора…       Там была лестница в подвал.       Сырая и темная, она вела глубоко вниз. Туда, где не было даже пола. Грязь чавкала под ногами после каждого шага, а Зандик все шел и шел, ожидая увидеть спрятанные богатые покои маленькой святой. Он дошел до единственной двери, железной и запертой на навесной замок. Ключ находился прямо в нем, поэтому проблем с открытием не было. Открыв дверь, он замер от шока, и сначала даже не заметил саму девочку, сидящую на полу в углу. Там было темно, сыро, грязно. Почти у самого входа стояла собачья миска с какой-то мерзкой на вид зеленой кашей, рядом — такая же, металлическая и грязная от ржавчины, с водой.       Но церковь не держала ни одного животного.       Из невеселых мыслей его вырвал тонкий и тихий, хриплый, надрывный голосок:       — Я знала, что ты умный малыш.       Он посмотрел в дальний угол и увидел Ее. Ранее белоснежное платье было мокрым и грязным, но девочка сидела ровно так же — немного подняв голову вверх. Он подошел и сел на корточки рядом, взял ее лицо в ладони и опустил вниз — просто чтобы посмотреть в глаза. На воротнике растекся кружочек крови, хотя лицо оставалось неизменно отстраненным. Он тут же убрал руки, отодвигая кусок ткани вниз. К шее тонкой резинкой были прикреплены самые обыкновенные иголки, впивающиеся в кожу, стоило девочке поменять положение головы.       — Нет, я дурак, прости, — Зандик не знал, что ему делать, потому только сжал в кулаках свои светлые волосы, с ужасом смотря на условия проживания «святой».       — И вовсе нет. Никто до тебя не пытался понять, кто я, почему меня нигде нет, — она улыбается нежно уголками губ, поднимает руку и гладит его по ладони. Сначала у мальчика был вопрос — почему она не встает — но вскоре ответ нашелся сам по себе, буквально через секунду. Рядом с ее рукой что-то прозвенело. Это была цепь, тянущаяся через ее рукав под юбку к ноге, а от нее — к стене.       — Но я верил, что ты особенная… Избранная! И стоп, тебе же не больше десяти лет?       — Я родилась тут ровно восемнадцать лет назад, мой маленький друг. Меня выбрали избранной за цвет волос и кожи, за яркие глаза. Но выбрали для того, чтобы я страдала за грехи людей. Не простых, но богатых, власть имеющих. Тех, кто закрывает глаза на то, что это секта. Тех, кто размывает взгляд людей на то, что дети не ходят в школы и больницы. Я маленький ангел, а ангелы не питаются, потому я получаю только перемолотую траву с водой. Ангелы не нуждаются в друзьях, поэтому я живу тут. Ангелы не похожи на обычных детей, потому меня не обучали вовсе. Говорить я училась сама — по книге молитв. А теперь, — она замолчала и прислушалась, прислонившись ухом к земляной стене, — тебе пора уходить. Скоро придут служители.       — Меня зовут Нахида. Приятно познакомится, мой умный первый друг.       — С днем рождения, — прошептал он, оставив на коленях девочки кусок хлеба, который стащил у толстого мужчины на завтраке, — меня зовут Зандик. Приятно познакомиться, Нахида.