***
Кларисса проплакала полночи. Дознаватель вытянул из нее все, фактически оформив признание в халатном отношении к магии призыва. Она даже рассказала, как лазала в кабинет к магистру и переписывала руны из запретной книги. Теперь, сидя в камере на холодном полу, мокрая и опухшая от слез, она не представляла, что делать дальше. Ее било крупной дрожью, а разыгравшаяся фантазия вовсю рисовала ей виселицу. Ее сосед через стену напротив был совершенно спокоен. Вернувшись с допроса, он сел у стальных прутьев, опершись о них щекой, и даже немного задремал. Иногда всхлипы Клариссы вырывали его из полудремы, но разум его все так же оставался спокоен. Он вообще ощущал некую странность последние часы. Будто взор покровительницы ненадолго перестал тяготеть над ним. Маркус зацепился за эту мысль. Потянувшись к нити, связывающей их с Госпожой Мечей, он напоролся на глухую стену. Она не просто не отвечала, она блокировала его призыв. — Это еще как? — Он попробовал призвать клинок. Изящное оружие договора появилось в его руках, стоило только о нем подумать. Значит, Эммир продолжала давать ему силу, но почему-то отказывалась говорить. — Ну и ладно. — Ты… что-то сказал? — охрипшим голосом спросила его Кларисса. Маркус, подкинув клинок в воздух, устроился поудобнее. — Да так. Что-то необычное для себя ощутил. Наверное, устал просто. — Я тоже. — Волшебница обняла себя за колени. — Долго они тебя пытали? — Ха, пытали. Так, раз сто один и тот же вопрос задали. Думаешь, у госпожи Альмы хватило бы влияния на полном серьёзе меня пытать? Тот факт, что меня вообще здесь держат, обойдется им очень дорого. Еще и обыском мне угрожать смелости хватило. У Клариссы задрожали губы. Ей было страшно неловко за свое поведение. Она была уверена, что подставила непричастного, еще и кучу гадостей ему наговорила. — М… слушай… — Она смахнула рукой слезинку и подвинулась ближе, чтобы тифлинг лучше ее слышал: — Я должна извиниться. Это ведь из-за меня все. Ты был прав, когда сказал, что я недоучка. Я и правда недоучка. И такая глупая. Возомнила себе, что заработаю своим мастерством на еще год обучения. А теперь мне не то что академии, мне и свободы то уже не видать. У Маркуса шевельнулась совесть. Где-то в глубине души ему было жаль юную волшебницу. Но с чужими он нежничать не привык и жалеть их не умел. Потому просто буркнул в ответ первое, что пришло в голову: — Далась тебе эта академия. — Возможно, ты не поймешь, но я всегда об этом мечтала, — поникла Кларисса. — Как только обнаружила у себя таланты в магии. Невесть какие, конечно. Но теперь я понимаю, что слишком сильно себя переоценила. Мне не светит титул магистра. — Она горько усмехнулась. — Только если… если не пойти другим путем. — Это каким? — нахмурился Маркус, придвинувшись к прутьям вплотную. — Только не говори мне, что вздумала брать с меня пример. — Ты сильный. Тебя все любят, — мечтательно вздохнула Кларисса. — А я всю жизнь так боялась за свою душу, так надеялась все сделать правильно. Осуждала таких, как ты. Мне даже не до конца верилось, что ты на самом деле герой. Думала: разве может колдун сделать что-то настолько хорошее? — Начнем с того, что любят меня далеко не все. И если хочешь знать, ты была права. Никакой я не герой и быть им не планировал. — Ой, да не скромничай, — махнула рукой волшебница. — Все вы так говорите. «Я не герой, который вам нужен»! А потом идете и мир спасаете. В вашу честь поют гимны, вам статуи ставят. Так почему же мне нельзя брать с тебя пример? — Потому что ты совершенно ничего не понимаешь, — помрачнел Маркус. — Я большую часть жизни проторчал в поместье. Учил начертание, между прочим, свитки листал, осваивал основы некромантии и всякое такое. Ночами я торчал в борделях, утром возвращался к обучению. И так годами. Я ни к чему не готовился, ничего не ожидал от жизни. Моя судьба уже была решена, перечеркнута договором с существом, у которого нет общепринятых понятий. Я и правда таскал ей души время от времени, иногда переступая через себя. Мне не доставляло это удовольствия, но угрызения совести меня мучали лишь единожды. Так себе портрет героя, не так ли? — Он снова подбросил клинок и подхватил его налету. — А потом меня похитили иллитиды. Договор сработал на меня, покровительница дала мне больше силы, и я смог собрать неплохую компанию, с которой мы победили Старший Мозг. Но это все никогда не входило в мои планы, я никогда не желал этой славы, просто спасение меня самого и моих близких совпало со спасением мира от Абсолют. И знаешь, единственное, за что я благодарю этот случай, так это за возможность встретить на своем пути всех тех, кто стал мне семьей. — Ты обрёл семью? — удивилась Кларисса. — У меня ее не было. Барону Итреду Хэллсторму не нужен был выродок, у которого проявились черты прародительницы-дьяволицы. Так что наше братство-сестринство или сестринство-братство, как угодно, заменило мне тех, кто меня вышвырнул. — Барону?! — чуть не подпрыгнула волшебница. — Ты рожден в семье барона? То есть ты хочешь сказать, что рожден аристократом, наделен потусторонней силой, умением собирать вокруг себя тех, кто готов стать тебе семьей и вести их против любой угрозы, выступая при этом абсолютным лидером? Ты еще скажи, что по пути любовь всей жизни встретил и непременно спас ее от какого-нибудь дракона! — Так и правда встретил. И спас, но, правда, не от дракона. От кое-кого похуже. И, к слову, умение собирать вокруг себя существ и вдохновлять на подвиги тоже даровано покровительницей. Но я все еще настоятельно не рекомендую продавать кому-то душу. Кларисса притихла, осмысливая все, что она услышала. Сложно было принять, что кто-то способен говорить о таких событиях в своей жизни будничным скучающим голосом. Лично она бы многое отдала хотя бы за то, чтобы не трястись от каждого косого взгляда. Любопытно, обретает ли душеносец вместе с силой хоть толику лишней смелости? — Пока что всё, что ты сказал, звучит как раз как рекомендация. — Это потому, что ты меня не слышишь, — тихо произнес Маркус, вглядываясь в свое отражение на зеркальной поверхности призванного кинжала. — Ты думаешь, что за какой-то пустяк получишь очень многое. Ну, подумаешь, загубишь кого-нибудь по указке покровителя. А то, что ты лишаешься главного, что есть в этой жизни — свободы, — тебя совершенно не волнует? — Но ты же на это пошел. Сознательно обменял свободу на силу. Или тебя зажали в угол? Принудили… отдать душу? — Не совсем. — Маркус закрыл глаза, возвращаясь к воспоминаниям давно минувших дней. — Мне было двенадцать. Много ли нужно, чтобы убедить ребенка принять любые условия? Особенно, если это делает та, кому ты доверяешь. В недрах памяти пробудилась картина беззаботного прошлого. Маркус видел все в красках и даже, кажется, мог вспомнить чем пах в тот день воздух Подлунного Мира. Металлом, оружейной смазкой и сладковатым ароматом орхидей, которыми были украшены окна ее мастерской. Владычица Эммир, Госпожа Мечей, наделившая его силой совсем ненадолго, с улыбкой наблюдала, как он пробует призвать полуторный меч. Ее тихий проникновенный голос звучал у него в голове, находя в душе принятие и желание получить этот дар навечно. — Не бойся, дитя. Возьми это себе. Возвысься над всеми. Получи то, чего жаждешь. Потусторонняя мощь насыщала его изнутри. Призванный меч, сияя заточкой, разрезал воздух в смертоносном танце. Еще недавно неспособный удержать в руках тяжелое оружие тифлинг с невообразимой легкостью исполнял сложные выпады. Клинок будто был частью его самого, он слышал его мысли, повторял движения, точно блокировал воображаемые атаки. Конечно, сила заклинаний, которую он опробовал до этого, тоже его впечатлила, но все равно не шла ни в какое сравнение с мастерским умением владеть любым оружием. За такой подарок любой ребенок отдаст душу, особенно тот, кому много лет внушали, что слабые в этом мире не выживают. Хотя подарком это не было, это было сделкой. Условием, на которое он, не раздумывая, пошел. Разве можно упустить возможность получить такие навыки, дав в замен только одно обещание — иногда выполнять Ее поручения? — Я и не думала, что их интересуют дети, — хмыкнула Кларисса. — Какой прок от ребенка, даже если наделить его силой? — Обычно никакого, — ответил Маркус, не открывая глаз. — Но она — Великая Древняя, которая не только покровительствует над мечами, но и сама любит ковать оружие. Вот и меня ковала, как острый меч, который можно наставить на кого угодно. Оружие, имеющее волю, разум, чувства, но не имеющее права отказаться. Как истинный мастер, она взяла заготовку. Раскалила ее добела выданной силой, отсекла все лишнее и отправила на закалку. И вот с закалкой как-то не задалось. А знаешь, что бывает, когда плохо закаленный клинок встречается с препятствием? Он ломается. Следующее воспоминание резануло его ножом по сердцу. Этот день он помнил уже не столь ярко, скорее, наоборот. Он был поглощен туманом, лишен всех красок, кроме тех, что алыми реками растекались по потрескавшемуся полу. Молодой полуэльф, совсем еще мальчишка, стоя на коленях, плакал, умоляя не лишать его жизни. Рука Маркуса дрожала, клинок ритуального кинжала ходил ходуном. Слезы слепили тифлинга, но давящий на него приказ не оставлял раненному полуэльфу никаких шансов. «Ad tuam gloriam Emmir.» — Теперь это звучит не так вдохновляюще, — поежилась волшебница. Тифлинг молчал, не желая больше откровенничать. Время шло к утру, а значит, очень скоро Альма Киррит будет вынуждена его отпустить. А вот что будет с Клариссой, пока не ясно. — А знаешь, — вдруг нарушил тишину Маркус. — Я думаю: а что, если, допустим, какой-нибудь меценат выплатит за тебя залог. Как считаешь, у этой чересчур самоуверенной эльфийской дряни сильно лицо перекосит? Кларисса сначала не поняла, о чем он, но вскоре додумалась, что эльфийской дрянью он назвал чародейку Альму. — Не думаю, что ее особо обеспокоит мое освобождение. — Волшебница затаила дыхание перед тем, как задать вопрос. — Но… в бездну ее! Неужели за меня и правда может кто-то заплатить? — Может, — ответил ей Маркус. — Один герой-избавитель. Который ни то чтобы верит в справедливость, но иногда несет ее миру. Так. Для разнообразия. — Ты шутишь?! — подскочила на ноги Кларисса. — Ты что, правда… правда заплатишь за мою свободу? Но зачем? Разве… разве неправильно будет, если я отвечу за свой промах? — Да плевать, как правильно, — отрезал тифлинг. — Единственный твой промах в том, что ты использовала на наручах элементаля знаки круга регулус, которые сорвать проще простого. Тогда как для такого начертания лучше пользоваться кругами танатос или тахсип. Это сложно понять, если с детства не чертишь эти гребанные круги. Я бы дал тебе пару уроков, но следующей ночью я уйду из города на неопределенное время. Волшебница, улавливающая каждое его слово, надеясь запомнить малознакомы названия, вдруг с сомнением нахмурилась. — Я понимаю, что тебя удержать сложно, но ты уверен, что выйдешь отсюда к следующей ночи? — К следующей ночи? — ответил ей Маркус из-за стены. — Ты думаешь, меня смогут заставить торчать тут до следующей ночи? Да меня уже на рассвете тут не будет! — уверенно заявил он. Воодушевившейся Клариссе нечего было на это возразить.***
Солнце поднималось над Вратами Балдура, заливая улицы светом. Холодный бриз шел со стороны залива, под ногами хрустели корки подмерзших за ночь луж. Город понемногу просыпался, по пути от крепости до Нижнего города встречались ранние торговцы, редкие прохожие и загулявшиеся до первых лучей завсегдатаи таверн. Маркус распрощался с сонной Клариссой у «Эльфийской Песни». За ее освобождение пришлось выложить шесть тысяч, и она даже обещала вернуть, но тифлинг особо на это не рассчитывал. Огненные Кулаки в любом случае расплатятся с ним, пусть не золотом, но своим страхом. Он решил ничего не доносить до герцога Ривенгарда и просто молчать, наслаждаясь тем, как меняется лицо капитана Дарса при встрече. Теперь он имел над ними власть. Теперь мог упрекнуть или вынудить что-то для себя сделать. А еще он не верил, что Альме позволят заявиться к нему с обыском, потому был спокоен на ее счет. Утренняя прохлада бодрила тифлинга. После ночи, проведенной в камере, глоток холодного воздуха приятно освежал голову. Полупустая улица, ведущая к Верхнему городу, понемногу наполнялась звуками. Из домов выходили горожане, на крыльце таверны дрались уличные коты, у сиротского приюта на углу галдели дети. Маркус остановился напротив, приглядываясь к разношерстной стайке. Голодной и одетой как попало. Перед глазами возник образ заплаканной Йены, и он рефлекторно сжал кулаки. Два года назад, после победы над Абсолют, он привел девочку сюда. Тогда это заведение можно было считать приличным, во всяком случае, бывшая хозяйка поддерживала порядок и не обделяла сирот. Но, к сожалению, она не пережила нападения на город, и во главе приюта встал настоятель Цирон. Маркус не интересовался судьбой Йены и, не встреться она ему в лесу, так и не узнал бы, что происходит за обшарпанными стенами приюта. Но теперь ему было известно, и вся его сущность требовала воздаяния. Он жаждал сотворить с Цироном что-то равнозначное. Что-то до отвращения ужасное. То, что заслужил тот, кто посмел обмануть доверие убийцы Старшего Мозга и забойщика дьяволов. Кожу содрать или сжечь заживо, заставить почувствовать страх бесправной жертвы, вынудить умолять о пощаде и слушать эти мольбы с упоением. — … уничтожить. Разорвать. Обратить в прах. Маркус тряхнул головой. Властный голос Эммир покинул его мысли, оставив после себя пустоту. Но покровительница дала знать о себе иначе. Что-то тяжелое легло на плечи, сдавило изнутри, заставив сердце сжаться. Чужая воля, угнетающая и всесильная, вынудила его обернуться, медленно, будто продираясь сквозь ставший тягучим воздух. Безжизненные черные глаза смотрели на него в упор. Бледное лицо прекрасной Госпожи Мечей выражало искренний интерес. — Ищешь мести, дитя? Мести за чужую кровь? — Она сделала шаг навстречу. Стальные чешуйки на ее платье отдались тихим звоном. Идущие мимо по своим делам балдурцы не смотрели на Великую Древнюю, хотя ее образ женщины-тифлинга с каскадом смолянистых волос и бледной светящейся кожей не мог не привлекать внимания. — Приветствую тебя, Владычица Эммир, — ответил ей колдун. Госпожа Мечей слегка склонила голову. Маркус в ответ поклонился ей в пояс. Теперь он понял, почему не мог до нее достучаться. Древняя разгуливала по материальному плану и, находясь с ним в одной плоскости, не желала разговоров сквозь пустоту. Такое случалось время от времени, но, на его памяти, Госпожа Мечей не посещала этот мир уже лет десять. — Какой же ты неуемный, мое прекрасное создание. Только что покинул чертоги темницы, и снова рвешься назад. Разве стоит тот грешник, чью душу ты так жаждешь достать, тех бед, что достанутся на твою долю? Та остроухая следит за тобой. Ждет, когда ты оступишься. И ты это знаешь. Так чего ради? — Она подошла ближе, положив Маркусу руки на плечи. В бездне ее глаз томилось любопытство, которое она хотела унять. — Ради чужого чада? Чужой крови? Или же тебя разгорячило совершенное над ней зло? — Мне просто этого хочется, — безэмоционально произнес Маркус. — Ты ведь сама так учила. Получать все, чего хочется. — Хочется разорвать на части существо, которое ты никогда не видел? Просто так? Не сгорая от ненависти ко всем насильникам? Не пламенея от злобы на всех, кто пользуется своей властью? Воистину, дитя, ты с каждым годом все кровожаднее. — Твой верный клинок и должен дышать кровью. Разве не этого ты хотела? Эммир медленно кивнула, растягивая губы в улыбке. Приложив ладонь к щеке колдуна, она произнесла сладким полушепотом: — Мой клинок так красив. Ты самое совершенное, что я когда-либо сотворила. Но и ты еще не идеален. Тебя ведут идеи, кои нельзя назвать зрелыми. Но я знаю, что однажды ты отбросишь это все. Ты наконец повзрослеешь. И тогда я дам тебе больше, чем ты можешь себе вообразить. — Она величественно задрала подбородок. Будучи на голову ниже, она все равно смотрела на него сверху вниз. — Ну, а пока ступай. Оставь этого грешника своей щедрой покровительнице. Я даром исполню твое желание. В этот раз. И ничего не попрошу взамен. Маркус недоверчиво прищурился. Щедрость Госпожи Мечей скорее пугала, чем радовала. Да и в ее словах скользило нечто совершенно определенное, указывающее на ряд событий, разбивших на осколки некогда чистую душу любимого и самого дорогого тифлингу создания. Он боялся об этом думать, убеждая себя, что ему показалось. Эммир, тонко чуя его страх, загадочно улыбалась. — Как тебе будет угодно, Госпожа Мечей, — ответил он сухо. — Но не сочти за дерзость, однако, чем я заслужил такую честь? — Я выковала меч, — пожала плечами Древняя. — Дала ему имя — «Плач грешников». Но вот в чем дело. Грешники не плачут. — Хочешь закалить его в чьем-то теле? Тогда ты не ошиблась. Нет в округе другого такого грешника, как настоятель Цирон. Но я все же не понимаю, почему ты просто не прикажешь мне принести его тушу? Эммир потянулась к нему рукой, погладив по голове, а после, приподнявшись, поцеловала безразличного к происходящему тифлинга в лоб, почти не касаясь губами. — Я так давно не была в этом городе. Не чувствовала жизни. Я желаю развеяться. А ты, мое мятежное дитя, волен идти. Ну же, ступай домой, негодное создание, — похолодела вдруг Эммир, блеснув стальным взором. — Твой красавчик эльф заждался. Наверное, соскучился по тебе. Так не вынуждай его ждать дольше. — Что ты… — У Маркуса упало сердце. Он вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным. Пульс бешено заколотился в глотке, взгляд застыл в одной точке и перед глазами на мгновение ожило воспоминание, залитое невинной кровью. Он снова был там, в каменных залах Стонвуда. Он снова шел, ведомый чужой волей, и его душа разрывалась на части от ужаса перед тем, что он должен был совершить. — Прошу… Эммир… — произнес он беззвучно, но покровительница уже исчезла. Центральная улица, посреди которой он стоял, давно наполнилась жизнью. Каждый был занят своим делом, и шумный народ не обращал внимания на застывшего от страха тифлинга, который думал только о том, что нужно бежать. Бежать к нему и умолять судьбу о том, чтобы Госпожа Мечей ничего с ним не сделала. Иначе он сам сломает клинок, который она так долго ковала. Который так жаждала довести до совершенства.