***
Сергей со Стёпой успели вовремя, им позвонила Рогозина как связь с экспертами прервалась. Успели, потому — местные жители (вместе с уцелевшим экипажем), нет никаких слов, кроме слова «пиздили», преступников, гоняя по окрестностям. Какая тут маскировка! К чёртовой бабушке: на Майского пёрло, немного взбалмошное, стадо баранов. — Назад! — Данилов успел забраться на дерево, видимо припомнил мидий, хоть и повод грустный; выстрелил в воздух. — Бля, ёб твою мать!.. Сергей повторил то же самое, но, а драка продолжалась, словно не было здесь никаких их; с пистолетами и в форме. С верхушек, от выстрелов, посыпались застрявшие кокосы, консервные банки и прочая ерунда. — Дождь из рыбы видел, но чтоб это... — теперь у дерущихся появились снаряды, все носились с дикими криками, всклокоченные, взмыленные и с перекошенными ртами, огромными глазищами. — Да, иди ты, — отшутился Майский, потирая ушибленный лоб, но внезапно улыбнулся; отыскал нечто жидкое и явно крепкое, отпил полбутылки, и с воплем, — Хэви-метал, бля! — полез в самую гущу событий.***
Дралось пьяное чмо, делало вид, что дралось; другое пьяное чмо делало вид, что очень больно. Они похожи на две скрюченные пипирки дохлого медведя, раскачивались как палочники или богомолы, вытянув вперёд руки; косили под восточные единоборства, но глаза узкие не нужны: и так опухшие, не то лицом упали куда, не то осы погрызли. — Ты хито? — возопило особо страшно-косматое чмо в грязных лохмотьях. Майский, шатаясь, но ещё не пьянея, ответил в тон. — Нихито, член обкома, боять, ебучее бюру... — Сука, ну, не в рифму же... Данилов, поняв, что товарища нужно вытаскивать, присоединился, предварительно отыскав в куче хлама херес. Хороший. И анасы с... — Ешь ананасы, рябчиков жуй... — пробормотал он под нос. Со всех сторон послышалось. — День твой последний приходит, буржуй. Хорошее образование. Советское.***
Преступники арестованы, они захотели сдаваться сами, с радостью встретили ФЭСовцев. Но эти двое так нажрались, что выручил участковый. Вздохнул и отправил проспаться. — А куда? Участковый почесал затылок. — Домик охотничий есть, шагов, — с сомнением посмотрел, — пьяные вы…вас докинет! Эдик, слышь? Мимо проезжал мужик на бричке, такой как из музея, материалы только новые. Майский аж перестал шататься. — Докинешь гавриков? Молодец, спасибо, тебе займу, ток зайди, — понял на что Сергей смотрит, пояснил, — не переживай, как тебя, ну, по имени там, по званию... — Он майор, я капитан, — ответил Данилов, — Степан, — подал руку, — Сергей, — указал на Майского. Участковый тоже представился, успокоил тем, что хоть Эдик и пьёт, точно уж не уронит.***
Тряслись мимо озера Казюля, просёлочная дорога всё время петляла. Лошадь (светлая, кстати, под цвет старых советских армейских палаток) шла спокойно: её мерно покачивающийся угольно-чёрный хвост, с глянцевым отливом, медленно покачивался, как и мощный круп. К слову, Эдик оказался немногословным, уравновешенным, но не угрюмым да замкнутым — кутался немного в свою безразмерную телогрейку, поправлял спутанные седые волосы, норовящие закрутиться; курил самокрутку и разговаривал (изредка, ласково) с питомицей. Наконец Степан, Майского конский хвост с качкой уморили, не выдержал и спросил, подаваясь вперёд и опираясь одной рукой о шершавый бортик. — Смотрю, Эдуард, — слова, если и отдавали лёгкой ехидцей, то не совсем; скорее налёт, дымка, — вежливо разговариваете... — немного смутился, потупился. —...она же лошадь. Эдуард притормозил, да не остановился, ход стал совсем мягким: на такое управление смотреть вечно, а жокеям по жизни (полжизни учиться) и не научиться. — Знаете, молодой человек, — голос как ласковая утренняя вода, роса свежа или колодец близок, — она мне всё: и друг, и партнёр, и враг, и смысл... «А в колодце ведь можно не только напиться?» Майский завозился, напоминая любимую шутку Тихонова и Андрея про то, что «накрыться и спать крышкой гроба». Данилов очнулся от своих мыслей: в глазах Эдуарда чистое серебро — толь мысли, толь слёзы, толь тоска в глаз попала...сам возница тонко, совсем почти невесомо, улыбнулся, делая неясное движение головой по кругу от одного пассажира к другому. Приехали. Их окружал старый непроходимый лес, с непередаваемыми звуками и атмосферой.***
Экипаж и местные получили предупреждение. Рогозина по телефону была сильно недовольна, обругала, особенно Майского как старого друга, опытного сотрудника и старшего по званию.