Всю ночь Фарида так и не смогла сомкнуть глаз. Опустошающие чувства, которые она испытала этой страшной ночью, навсегда отпечатались в её памяти и не дали уснуть.
Когда расцвело, к ней в комнатку ворвались Рогволод и Усыня.
— Пошли, бусурманка! — рявкнули на неё убийцы и, заломив руки за плечи, поволокли девушку за собой.
Миновав княжьи покои, троица очутилась в бывшей детской светёлке. Из дверей помещения в слезах высыпались Люда и Гнеда. У входа в светёлку стоял Ратомир. Его глаза были на мокром месте. Безусловно Фарида понимала, что его слёзы не иначе как крокодильи.
— Это Всеславур виноват!.. Это он виноват!.. Во всём виноват!.. Только он!.. Больше никто!.. Да и некому всуе… — суетливо щёлкая костяшками пальцев, сокрушался князь с броской и чересчур явной фальшью в наигранном голосе. — Посмотри, половчанка, что этот ублюдок сотворил с моей роднёй, с любимой матушкой и новоявленным брательником!
Он махнул рукой в сторону неубранной кровати, что стояла у распахнутого окна, чрез которое в светёлку поступал прохладный ветерок. Лучи солнца освещали пред вошедшей чудовищную картину, сотворённую ночными злодеяниями. Посреди светёлки лежал маленький трупик зверски убитого Мстислава. Перед гибелью он словно закрылся ото всего мира, который даже не успел познать, будучи скукоженным в позу зародыша. Чуть поодаль от него лежала Викентия в халате-ночнушке. Из-под мёртвой женщины натекла обильная лужа крови, струя которой скопилась в мелкую лужицу у противоположной стены. Череп бывшей княгини, куда пришлось смертельное ранение, был расколот надвое вдоль всего обезображенного ударом бердыша лица, принявшего неизъяснимое выражение предсмертного ужаса. Оно настолько было покрыто густой кровью, вытекшей из треснутого мозга через уши, нос и рот, что даже черты никто не мог разглядеть, но отчётливо виднелись наполненные ужасом потухшие глаза, смотрящие в сторону малыша.
Фарида собиралась было ему высказать всё, что думает (хотя что значит
голос женщины в царстве махрового патриархата?), но затем переменилась в лице и приняла туповатый вид, будто бы она не в курсе, кто на самом деле стоит за жутким душегубством. Но всё же она отдала должное и прониклась материнской доблестью Викентии. Ведь, когда она умирала, она до последнего думала о своих детях, а не о себе.
В этом месте половчанка даже невольно задумалась о том, каково это. Иметь детей — значит возиться с ними как с писаными торбами, воспитывать их, волноваться за каждый шаг, лелеять, пестовать, заботиться… Такой жизни она себе не хотела. Тем более Фарида не представляла всуе, от кого могла их зачать. Но кто знает, что ждёт её впереди?..
Неожиданно Ратомир перестал лить слёзы. Фарида заметила, как у него почернело лицо. Он двинулся к половчанке, схватил её за лицо и свистящим шёпотом прошипел:
— Ты наивно полагаешь, что добрейший души дядько Всеславур способен совершить эти зверства?! Все почести и благодарности — Усыне и Рогволоду! Что б я без них делал!..
— То есть, Всеславур на самом деле ни к чему не причастен? — с надеждой вопросила девушка.
— Да, — коротко бросил князь. — И вины его в случившемся нету никакой. Ни капли.
— Но почему он тогда на всё это смотрел? — вскрикнула Фарида.
— Потому что я повелел ему, — ответил Ратомир. — Ведь я не плохо убеждаю людей мне подчиняться, будто умелый кукловод, искусно дёргающий своих тряпичных болванок за нитки. У меня изначально был выстроен сговор, чтобы устранить Мстислава и матушку, а затем подставить Всеславура.
— Но зачем? Зачем ты убил своего брата и мать?! Мстислав был безобидным ребёнком — я знаю его с рождения! — он бы мухи не обидел. А Викентия, хоть и стервозной слыла, но она всё же твоя мать! Этот человек тебе жизнь подарил!
— Глупая девчонка! Она была шлюхой. Покойный батюшка никогда её и в грош не ставил. Я постоянно становился свидетелем её унижений со стороны отца. Какое там уважение! Конечно, в твоих словах много правды, но с чего я должен быть по гроб обязан какой-то, пускай даже родной женщине только за то, что она меня родила, кормила титьками и прятала за юбкой?! Не зря я их всегда презирал и буду презирать дальше! Ты для меня, как она для моего батьки, — всего лишь штучный товар! А Мстиславушку я устранил, чтоб у меня не было родственных соперников. Да, младенец никому не навредил бы, но в будущем, если б возмужал, то стал бы настоящей угрозой моей новой власти.
Ратомир отвесил Фариде оплеуху, после чего как ни в чём не бывало продолжил:
— Скоро Всеславур будет предан суду, а всему честно́му и тупейшему народу я пущу пыль в глаза, чтоб никто не усомнился в моём могуществе и законной власти! Увести её и заточить!
Девушка принялась сопротивляться, но опричники князя тут же вырубили её тяжёлым ударом по голове и унесли в комнату, предварительно заперев её.
⸻
Вскоре посадский люд Городища–Светлинского узнал жуткие подробности трагической кончины бывшей княгини Викентии Заполецкой и её сына Мстислава Радмировича. По всему стольному граду разлетелось: душегуб найден. Им оказался придворный страж Всеславур. Князь Заполья, Ратомир Заполецкий, приговорил его к мучительной смерти путём разрывания лошадьми.
Мёртвые тела были показаны на обозрение всему честно́му народу и с почестью захоронены в священной роще на капище возле тел Радмира, Ярополка и Пересвета.
В назначенный день на площади у лобного места собрался народ, по прежнему предвкушающий кровавые бесчинства самодурных властей. Ратомир зачитал приговор, написанный на бересте, и удалился, приказав привести смертную казнь в исполнение. Горислав спустил связанного Всеславура с помоста и подождал, пока его единственный сын Лобыня из числа дружинников привёл к площади двух тягловых тяжеловозов.
Оказавшись в горнице, окна которой выходили прямо на место казни, Ратомир поставил Фариду раком таким образом, чтобы она могла наблюдать за последними мгновениями жизни Всеславура, а сам пристроился сзади.
Горислав привязал конечности приговорённого к задним копытам впереди и позади стоящих лошадей. По условному знаку (Лобыня зашумел, дуя в трубу, чем знатно расшугал животных) они дёрнулись в разные стороны, и людей, стоящих ближе всего, забрызгало кровью. Всеславур превратился в кусок мяса и застонал во всю глотку от нестерпимых страданий, пока из-под него бескрайней рекой струилась кровь, исходящая из оборванных культей.
В тот миг, когда руки и ноги Всеславура отделились от его туловища, Ратомир кончил в Фариду, а она закричала от гадкого и до боли знакомого чувства беспомощности и невозможности вызволить нуждающегося из беды. Однако этого насильнику показалась мало, и он продолжил снова совершать возвратно-поступательные движения напряжённым половым членом среди ягодиц девушки.
Вновь половчанка вспомнила инфернальное убийство Бакиры, совершённое тем же Гориславом. Однако здесь никто даже не думал помочь умирающему или хоть как-то облегчить его обречённость. Всеславур мучался около получаса, пока полностью не истёк кровью, затем изнурённо уронил голову на землю и затих.
Поражённый люд разошёлся сам по себе, а особо любопытных прогнала и разогнала дружина. Лобыня и Горислав подвесили труп Всеславура за ребро и подожгли запалённым факелом. Огонь окончательно разложил его изрядно намучившееся при жизни тело. Кровь присыпали песком и смешали с землёй.
— И так будет с каждым, кто задумает пойти против нового князя Ратомира Радмировича! — пафосно провозгласил Рогволод, стоявший на помосте со скалящимся Усыней и бледным как полотно Светозаром.
— Дело говорит! — проголосил Ратомир, испуская в полость девушки новую долю липкого семени.
⸻
Минуло три с половиной недели. Фарида смирилась с кончиной невинно осуждённого, просто восприняв это как неизбежное.
Настали тяжкие времена. Впрочем, половчанке никогда не приходилось легко. Любострастный голод озверевшей Ратомировой похоти не утолялся, а лишь усиливался с каждым днём.
Когда в город вернулся отпрыск погибшего Остафий, которого князь отправил разведывать обстановку на границе, он стал новым надзирателем за пленной иноземкой. Улучив наиболее подходящее время, подневольная рассказала своему надсмотрщику о бесчинствах Ратомира и его подданных. Сначала Остафий не верил, но, пообщавшись с Гориславом, понял, что смертную казнь Всеславура подстроил и устроил именно князь. А о зверской двойной расправе над Викентией и Мстиславом Фарида рассказала ему сама как опосредованная свидетельница.
Против Ратомира зрел тайный заговор…
