Из пленницы в пленительницу

      Впервые в стане князя Радмира послушали слова женщины.        По велению Всеславура витязи с алыми лентами развели костёр и не прошло двух мигов, как тело Бакиры превратилось в пепел, а ветер развеял прах. Вдвойне мерзко Фариде было наблюдать, что этим занимались те, кто только что надругались над второй пленницей. И она бы с радостью попросила Всеславура, чтобы не они сжигали Бакиру, но боялась перечить в своём положении. Всё же она успокоилась, когда дотлевающие налету останки скрылись из поля её зрения. Всё-таки быстрая смерть — это лучшая награда за перенесённые муки адовы…        Конвоир отвёл девушку обратно в княжеский шатёр. Радмир, облачённый в любимую роскошную броню, поправлял седло на своём верном коне, приговаривая: — Ох, Горыня, ты мой Горынюшко! Сколько мы с тобой лет прожили, сколько бед пережили, сколько зим скоротали, сколько дней провели… А сколько мы вместе супостатов проклятущих перебили! Половцы-черти, печенеги-поганцы, монголы-гады… всех и не упомнишь! Я, значит, бью, а ты копытцем топчешь! Вот же потеха славная!..        И снова его рокочущий смех. Эти басовитые звуки всё больше делали князя похожим на обезьяну в дополнении к его мерзкому характеру. Но тем не менее крылось в нём некое… далёкое и неуловимое, что могла раскрыть и пробудить только она.        Заметив вошедших, князь недовольно вопросил: — Почему опаздываешь, Всеславур? — Прости меня, княже милостивый, я не нарочно задержался… В такой переплёт мы попали… — виновато отговорился конвоир, после чего в подробностях рассказал про покойную Бакиру, про воинов с алыми лентами, про рыдания Фариды и всё остальное. — Ну и правильно, что они в расход пустили сею шлюху старую! — равнодушно отозвался Радмир. — Вот порадовалась моя дружина! Пойми, Всеславур, они давно жён не видали, им женской ласки да тепла родименького хочется… — Извиняюсь за дерзость, милосердный князь, но какая может идти речь о «ласке и тепле», когда дружинники твои эту старуху всю на куски порубили?! — вступился за умершую Всеславур. — Пасть свою заткни! — взбеленился князь. — Не при на своего владыку! Неужто ты забыл, как давал мне клятву верности? Напомнить тебе, холуй непутёвый?! — Никак нет, — спокойно ответил холоп, не обращая внимания на прислонённый к горлу кинжал, который его владыка выхватил из оружейной котомки. — Верность есть подчинение своему владыке беспрекословно. — И ты подчиняешься своему владыке?! — Так точно. — Скажи мне, Всеславур, а входит ли в понятие «клятва верности» отсутствие неповиновения, если холоп перечит своему владыке? — Прошу меня простить, княже. Такого больше не повторится, обещаю, дав слово благородного витязя! — громко изрёк Всеславур как можно увереннее. — Вот теперь другой разговор, — довольно ответил Радмир и убрал кинжал от лица воина.       Ни тени волнения не промелькнуло на твёрдом лице Всеславура, преисполненного завидным хладнокровием. На одно мгновение Фарида даже почувствовала в этом витязе родственную душу. Как будто он тоже находился в кабале у Радмира, повязанный с князям клятвой верности.       Хотя нет! Это точно бред! Какой он ей товарищ по неволе?! Он — такой же враг, как и все остальные, находящиеся здесь! Тут никому нельзя верить, каждый может предать, обмануть, обвести вокруг пальца, солгать… И даже несмотря на убеждения, искра доверия к этому таинственному человеку всё же теплилась в сердце узницы. Ведь он всё-таки первый, кто заговорил с Фаридой как с человеком и принял её такой, какая она есть… — Поднимайся, басурманка! Поедешь со мной! — прервал её размышления голос Радмира.        Всеславур помог ей встать, одел на руки наручники и кандалы на лодыжки, после чего замотал её в то самое ненавистное полотно. — Ты уж прости меня, Фарида, — едва слышно пробормотал он на половецком. — Я не поддерживаю и осуждаю жестокость, которую насаждают мне подобные! Но я всего лишь исполняю волю своего владыки. — Да, я прекрасно понимаю, — ответила невольница. — Всеславур, я желаю вам, чтобы ваша семья, если она у вас есть, вас дождалась и чтоб с вами не случилось ничего плохого… — В каком месте я тебе, сука, слово давал?! — внезапно вскричал князь и со всей силой ударил пленницу по щеке. — Какого чёрта ты вообще посмела хайло своё басурманское разинуть?! Князь Заполья не терпит неповиновение, поэтому тебя ждёт очередное наказание, раз уж не умеешь себя вести! Я ещё обязательно научу тебя мне подчиняться! Уже Всеславуру эти слова говорены и молвлены не раз, а та тупая тварь ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза не поймёт! Ну а раз ты, холоп мой верный, можешь на ихнем наречии балакать, то сделай милость — научи эту сучку безграмотную нашему славянскому языку! Пусть падаль знает его как свои две титьки, с которыми я ещё развлекусь, и свой сикель, который мне ещё предстоит бороздить…        В такой злобе Радмир давно не находился. И так как князь давно не видел свою жену, верную Викентию, он решил справиться с одолевающей его безграничной похотью немного необычно.        Всеславур усадил закутанную в полотно Фариду на коня. Радмир уселся в седло и притянул девушку к себе. По его зычному выкрику «но!» Горыня тронулся с места. В ином случае невольницу наверняка затошнило, но она до этого ездила на Дубыне Ильи и Бажена, каждый цок которого больно отзывался по всему телу. То ли конь Радмира скакал чуть мягче, то ли она уже привыкла, но так или иначе Фарида переносила подобные отправления как само собой разумеющееся.        Обернувшись назад, она взглянула на сопровождение князя. Вслед за Радмиром на Горыне устремились три коня: на первом ехали Всеславур с таким же громадного роста высоченным всадником, на втором — безликий витязь с серпом, оборвавший жизнь Бакиры, а на третьем — четыре ратника с алыми лентами.        Радмиру не понравилось то, что его пленница не может усидеть спокойно на своём месте. Поэтому — для острастки — он грубо дёрнул Фариду за ошейник, который больно уткнулся острейшими шипами в шею девушку. Она издала сдержанный стон. — Вот так, шлюшка иноземная! — рыкнул князь. — Не елозь, коли не дозволено! Кто тебе позволял Горыне мешать?! Тебе что, уже не терпится предаться со мной любви? Ну ничего… Когда мы доедем, куда надо, князь Заполья снова станет с тобой единым целым!        Опять этот похотливый животный гогот. Зная, что Фарида не понимает ни единого слова, им сказанным, из-за чего испытывает самый жуткий страх — боязнь неизвестности, Радмир наклонил свою голову к затылку пленницы. Он легонько облизнул языком её правое ухо и тут же принялся плеваться. — Тьфу ты! Вот курва немытая! Небось ещё и кунка вспотела, а я не люблю потных блудниц!        Руки князя скользнули чуть ниже и неприятно пощекотали нижнюю часть тела. Фарида сдерживалась изо всех сил, но всё же из её глотки донёсся сдавленный страдальческий вздох. К тому же она даже сквозь броню чувствовала, как ей в спину упирается мощный член мучителя.        Она старалась не обращать внимания на домогательства Радмира. А его непристойное поведение постепенно становилось для неё обыденным. Но отвращение ко всем, кто её окружал, но в первую очередь — к распутному похитителю, — до сих пор по понятным причинам не остывало в крови невольницы.

⸻

       Добравшись по пустынным пшеничным полям до густого леса, процессия пересекла несколько участков с поваленными деревьями. Был ли это бурелом, либо просто лесоповал — Фарида не знала. Хотя кому могли понадобиться дрова? Ведь до ближайших поселений версты и версты бескрайних полей. Впрочем, вполне возможно, что те, кто сажали рядом пшеницу, и ходили в этот лес — дровишек порубить, да на зиму запастись. А уж зимы наверняка суровые в этих краях. О них пленница также была наслышана от той же Бакиры, которую она никогда не забудет…        Наконец князь со своими верными воинами выехал на широкую поляну, бо́льшую часть которой занимало немалых размеров озеро. По его приказанию все остановились. Радмир слез с Горыни и спустил также Фариду на землю. К ним подошли Всеславур и высокий витязь. — Усыня, снять с неё ошейник! — рявкнул князь.        Высокий сначала аккуратно разомкнул соединения, чтобы себе любимому не порезать пальцы острыми шипами, затем резко дёрнул и сорвал ошейник с молчаливой девушки.        Радмир повелел Всеславуру спросить Фариду, умеет ли та плавать. Она ответила, что не может. Витязь перевёл. — Значит недаром я позволил басурманке остаться без ошейника! — недобро улыбнулся Радмир и самодовольно осклабился. — Так, распределяю обязанности… Всеславур, проследи за Горыней! Усыня, сторожи воду! Горислав, будь начеку! Остальные, сторожите береговую линию по всему обхвату озера! Приказ мой понятен? Разъяснения не нужны?.. Тогда всем приступить к выполнению! — Есть! Есть! Есть! Есть! Есть! Есть! Есть!.. — слившись воедино, отозвались голоса подчинённых.        Витязи с алыми лентами рассосредоточились по периметру всего озерца, а воитель с серпом неспешным размеренным шагом отправился прохаживаться вдоль берега суши. Перед тем, как разойтись, Усыня спросил Всеславура: — Слухай, товарищ, а где это ты так насобачился разговаривать по-бусурмански? — Батюшка Сталий меня учил. Сам его знаешь. Воля железная, характер прочный, ум нержавеющий. Только вот ушёл он рано… То был бой ожесточённый… Но да это всё дела давно канувшего в лету прошлого… — Кстати, эта шлюшка половецкая на вид девка сдобная, я бы её трахнул, да плевать куда — что в цицы, что в гузно, что в куну — у меня бабы нет, только и остаётся, что окаянный отросток малаковать! — хрипло крякнул Усыня. — Да ты с дуба рухнул что-ли, Усыня?! — возмущённо спросил Всеславур, покрутив пальцем у виска. — Фарида принадлежит князю нашему, а мы, рабы его презренные, не то что бы говорить, но даже думать о таком не смеем! — Не воняй, заладил, — поморщившись, отмахнулся Усыня. — Как ты глуп иногда, Всеславур! Тоже мне… Понимаешь, я тоже человек и не лишён всех желаний! Я тоже хочу быть князем Заполья и ночами совокупляться с целками! Потребность отыметь бабу во все мыслимые и немыслимые дыры для любого настоящего мужика вотще естественна! А ты всё продолжаешь корчить из себя девственника целомудренного… — У меня так-то есть любимая супруга и даже трое отпрысков от неё, не забывай. А верность, як известно, надо хранить… — устало ответил Всеславур.        После этого разговора телохранители Радмира разошлись каждый на положенное ему место. А сам князь тем временем, никого не стесняясь, будто бы находился он здесь один, а не в окружении своих слуг, разделся на глазах у Фариды. Второй раз она увидела его огромный член, который дёргался и истекал влагой в предвкушении очередного развратного пиршества.        Обнажённый Радмир подошёл к Фариде и сорвал с неё полотно, затем бесформенную грязную хламиду, которая всё время укрывала её тело. Под ней Фарида осталась совершенно нагой. В таком состоянии Радмир увидел её впервые. И не только Радмир. Развратное чреслобесие и самые грязные мысли, которые только могли прийти в голову изголодавшегося по женщине ратника, отчётливо читались в глазах воинов, даже на большо́м расстоянии. И лишь один Всеславур, сын Сталия, не смотрел в сторону лесного озера, возле тихих вод которого раскинулась сея срамная картина маслом.        Она понимала, почему он спросил её про умение плавать. Витязи были рассосредоточены вдоль суши таким образом, что даже если бы пленница задумала слинять, то попытку удрать они бы успешно пресекли.        Князь обнял рукой олицетворение немыслимого распутства и принялся быстро ей орудовать, водя потной ладонью по всей длине органа. Когда из зияющего глазка заструилась прозрачная жидкость с белёсым оттенком, он схватил другой рукой голову невольницы и уткнул её лицом прямо в уд. Девушка поняла, что нужно ему подыграть, поэтому неуверенно раскрыла уста и сама ввела туда член.        На вкус он оказался солоноватым, с резким неприятным привкусом. Плоть точно ожила во рту, она затеребилась и затанцевала в извращённых изгибах, тыкаясь влажной головкой в нёбо, складки, язык, дёсна и зубы. Радмир застонал и объял голову Фариды уже обеими руками, после чего стал насаживать её ртом на член. Как бы девушка не старалась, теперь стонов она тоже сдержать никак не могла. Эти звуки раззадорили князя, и он принялся толкаться в неё ещё более остервенело, чуть ли не попадая концом в дыхательное горло, из-за чего девушке не хватало воздуха, и она задыхалась. Хозяин долбил свою рабыню аж до боли в яйцах, которые судорожно бились о гладкий подбородок Фариды, вызывая больше омерзения в придачу.        Спустя непродолжительное время Радмир разрядился Фариде глубоко в глотку. В этот раз из его члена вышло настолько много семени, что бедная девушка не успевала его проглатывать, захлёбываясь в горькой жиже с тяжёлым неизъяснимым вкусом. — А всё-таки Викентия моя сосёт получше этой подстилки кожаной… Ещё учиться и учиться те до подобного мастерства, блядина ты дремучая! — недовольно гаркнул князь, освободив чресла из уст невольницы. — Всё только впереди…        Не обращая на Фариду никакого внимания, Радмир отошёл в воду и как ни в чём не бывало стал резво плескаться в озёрке, словно ребёнок в тазике с водой. Подошедший Всеславур умыл её несколько раз водицей из озера и снова закатал в полотно поверх разодранной хламиды, явно олицетворяющей её вечное рабство…