четвёртый апостол.

“ или не знаете, что неправедные царства божия не наследуют? не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — царства божия не наследуют ”. 1 коринфянам гл.6 ст.9-10.

санён бы забыть об этом хотел – как от страшного сна очнуться, выпить стакан воды и поругаться на хисына, так нагло пробравшегося в дом для совместного завтрака очередным ранним утром. санён бы хотел. да не может. — детектив ли! подождите. ёнхун, сияя раскрасневшимися щеками от бега, с крепко зажатой папкой в руках догоняет ли, уставше опираясь ему на плечо замёрзшей рукой. в последние дни за ним приходится гоняться – почти никогда не догоняя, словно суетливость поможет отловить мерзавца, чья проделка не даёт уснуть. — говори быстрее, я спешу. осень с жадностью поедает сеул, окрашивая улочки в жёлто-серые цвета грусти и покоя, отчего выходить наружу совсем не хочется – там тяжесть и обиды, готовые упасть на головы прохожих проливными холодными дождями. ёнхуну осень нравится – он с удовольствием перед работой забегает в кофейню у дома, покупая концентрированное тепло в картонном стаканчике для себя и санёна. дожди только разжигают желание деловито сидеть в кабинете целыми днями, изучая странное дело, новостей о котором нет уже неделю. санёну осень не нравится – от неё голова болит и кости в уставшем теле промерзают, а слякоть и серые оттенки города нагоняют тоску по чему-то, чего у него никогда не было. дожди загоняют в бетонную коробку участка, заставляя сидеть в кабинете, ломая голову над делом, у которого нет шанса на разгадку. — нам в один участок, в любом случае. — новости по делу? санён оживляется взглядом сонных глаз – ливни и гроза за окном ночами совсем не дают спать, расковыривая старые раны грязными когтями – и кивает головой в сторону папки, зажатой в руке следователя. — да! нет. не совсем. — так да или нет? детектив хмурится, вздрагивая от порыва ветра – одеваться по погоде он никогда не умел. хисын бы сейчас прочитал целую лекцию. и на всякий всучил гору лекарств. — мне кажется это связано с нашим делом. санён недоверчиво бросает взгляд хмурых глаз на папку, зажатую в чужих руках – оживлённость и уверенность ёнхуна вызывает неприязнь и тревогу, начинает казаться что дело в чужих руках и вправду связано с тем, которое так бесчестно подсунул капитан бан на пару со всем полицейским участком. в папке – отчёт по делу о жестоком убийстве и. . его можно было бы назвать обычной проделкой ненасытной жестокости человеческих сердец, если бы не деталь, так сильно врезавшаяся в глаза детективу. — его. . раздавило водой? — нет, что вы! ёнхун машет руками поспешно и, суетясь на месте от предвкушения, подъезжает на стуле поближе – в нос тут же бьёт свежий, даже слишком яркий для такой погоды, аромат трав, смешанный с пряным кофе, который с особым удовольствием отпивает ким, готовясь поведать тайны, которые ему стали известны за время санёнового ‘безделия’. — он был мёртв ещё до того, как по нему проехалась волна из бочки. — из бочки? — угу. ёнхун с неприкрытым удовольствием поджимает губы после большого глотка остывающего, но всё ещё наполняющего кабинет коричным ароматом, кофе и принимается копаться в фотографиях в поисках того, что заставило связать это убийство с другими, совсем не похожими на это бесчинство. санён недоверчиво косится в сторону тихо напевающего детскую песенку младшего следователя – глаза того сузились до тонких полумесяцев, превращая безумно красивое лицо в такую же безумную гримасу. смотреть на ёнхуна не то что бы страшно – скорее жутко, удовольствие от смерти, кричащей о себе на фотографиях, доводит до дрожи и белеющих костяшек. “нет, конечно. . конечно нет. ” санён принимает свои опасения за сумасшедшие, захватившее мозг бессоными ночами – ёнхун не такой. — вот же оно! и вправду – на фотографии бочка для хранения жидкости, такие на заводах держут для удобства и запасов на несколько месяцев. тревога отступает, а за ней и подозрения – странные, безосновательные и совсем нелогичные. ли себя за это сварливо отчитывает, взглядываясь в простреленную в бочке дыру – она отзывается болью в каждом старом шраме на крепком теле, давно позабывшем ранения. — его убили и. . утопили? — снесли волной с ног! да. обратите внимание на эту рану, его пытались. . ким указывает на фотографию тела, которое неугомонный убийца пытался разрезать пополам – остановив кровавый неглубокий порез на середине живота, словно передумав. — разрезать пополам? — или развести в две стороны. ким неоднозначно мотает головой, играя с коллегой в загадки, которые тот, к несчастью первого, так сильно ненавидит. — говори прямо, ёнхун. — детектив ли. не думаете что это всё – похоже на библейские происшествия? помните того мужчину десять дней назад? — юрист? конечно. бедняге отпяли руки. — и ранили после 'погибели' как христа на кресте. под сердце. а те слова? вы искали откуда они? санён хмурится, скрещивая руки на груди, что придало ему не столь заинтересованный, сколько грозный вид хищника, готового напасть на жертву, дразняще виляюющую перед голодной опасностью пушистым хвостом. санёну нравятся запутанные дела – на стадии разгадки. санёну до скрежета челюстей не нравится когда ему указывают на то, чего он не знает или куда хуже – не заметил. — знаешь что. .нам нужно навестить моего хорошего друга. собирайся. — простите, детектив, но сегодня я не смогу. ким смотрит на часы, время на которых плавно подбирается к концу рабочего дня. — у меня есть дела после работы. — например? ли косится на коллегу, спрятавшегося с головой за монитором компьютера и бумагами, так кстати беспорядочно сваленными на столе, который мусора лишнего не терпит, тут же очищаясь от ненужных вещей дотошным и от природы хмурым хозяином. — церковь. бросает так – между делом – словно каждый подобный день заканчивался таким событием и для всех в округе это не было секретом. один лишь санён не знает, скептически оскаливаясь в раздражении. — и давно ты по церквям ходишь? — всю жизнь. ответы кима – простые и краткие, попадающие ровно в цель, чем только больше злят детектива, не понимающего человеческой глупости в отношении религии. ёнхун хороший парень – но, видимо, немного глупый. санён его оставляет с кучей бумаг позади, в сером сыром кабинете, на который надвигается вечерний мрак, хватая телефон и папку, в которую небрежно запихнули копии фотографий и документов, со своего стола. — встретимся в нашем баре через пятнадцать минут. — я занят, ли. — чхве. встретимся там. дождь нещадно заливал тихие, покрытые мраком и грустью, улицы сеула, когда обе стороны диалога столкнулись на пороге старенького, явно работающего на последние гроши, бара в дворах спального района. — ты зачем притащил с собой эту хвостяру? — это мингю, мой младший уже как пару месяцев. ты бы знал, если бы звонил не только когда тебе нужно. чхве плюётся ответом в уставшее лицо ровно так же, как и ли своим вопросом врезался в лоб старого друга, загоняя тихого подручного в краску неловкости и неповоротливости – он тут же врезается в двери, пытаясь открыть их для старших коллег, что заставляет санёна с трудом сдержать смех, тихо прыснув в кулак. — я бы звонил тебе на поболтушки, если бы у меня не завёлся в районе уродец с фетишем на библию. — быстрее к делу. детективы присаживаются за стол в углу, сопровождаемые внимательным взглядом глаз младшего коллеги, который не знал как подступиться чтобы показать свои знания и значимость в диалоге явно безумного характера – папка в руках санёна привлекает к себе внимание и утягивает в бумажные дебри остатки света в заведении. — минги, будь добр, сходи за пивом. — мне виски. и он мингю. ли раскрывает папку, заполненную записями и фотографиями, озаряющую спокойное и беззаботно скучающее лицо сынчоля тревогой, смешанной с неприкрытым отвращением. подобные убийства не пугают – скорее вызывают тошноту от мерзости, творящейся в голове столь тонко работающего убийцы. — он. . не просто уродец, ли. он влюблён в бога. ты только посмотри. в церкви – пусто. и лишь одинокая тихая молитва, сливающаяся с ливневым шумом в одну божественную мелодию, воспевает того единственного, кто даст спасение средь горящего мира. — ты должен. . должен меня спасти после. за то, что я делаю для тебя. он всхлипывает, дрожа всем телом – будто на улице не дождь, смывающий последствия грешника, падающего перед распятием в церкви поздним будним вечером. “спаси меня, спаси. спаси меня”. — ты должен мне даровать вечную жизнь за мою любовь. должен спасти. за то, что никогда не был неверным.