~~~
В груди непрерывно кололо что-то неосязаемое. Гониль непрерывно ёрзал на месте, пытаясь найти положение, в котором боль не простреливала бы его тело насквозь, но такого просто-напросто не существовало. И в боли, и в переживаниях было бы куда больше смысла, если бы Гониль хотя бы понимал, чего ему стоит бояться. Он волновался обо всём сразу и понятия не имел, за какую мысль цепляться. Чонсу смешался со словами Гаона, загадочным Боссом, вчерашней истерикой, после которой подросток заснул, как убитый, и синяком под глазом, с которым Гониль успел намучаться утром, пытаясь замазать всем, что нашёл в ближайшем магазине косметики. И сейчас тот самый глаз следил за тревожно постукивающими по рулю пальцами. Гониль просто не мог оставаться спокойным, хотя именно ему следовало бы подавать пример и быть опорой для наверняка не менее взбудораженного парня. Но в голове царил полнейший хаос. — Ты в порядке? — уточнил Гаон, когда Гониль заёрзал на месте в девятый раз за те сорок секунд, пока они ждали зелёный сигнал светофора. Тот только кивнул, продолжая, впрочем, не понимать, как избавиться от нервного поведения. То, что его заметил Гаон, уже не означало ничего хорошего, а если его же заметят родители, к которым Гониль так внезапно решил отправить Гаона на несколько дней, станет совсем плохо. — Прости, — пробормотал Гаон, прикладывая голову к холодному стеклу. Кажется, даже у него закончились силы смотреть на мельтешащие движения Гониля. — Я правда не должен был рассказывать. — Совсем с ума сошёл? — фыркнул тот и откашлялся. Голос звучал так резко и грубо, что мог и напугать Гаона. Успокаивать ещё одну его истерику совершенно не хотелось, а значит, не следовало её начинать. — Хорошо, что ты рассказал. Иначе я бы даже не знал, что происходит что-то… серьёзное. Гаона его слова вряд ли успокоили. Он всхлипнул, то ли от вчерашней «прогулки» под дождём, то ли от подступающих слёз. Гониль настороженно поглядывал на него, надеясь предупредить приступ ненависти к себе, но Гаон, скрестив руки на груди, казалось, внезапно решил уснуть. Вчера, — меньше двенадцати часов назад! — Гаон чуть ли не избивал сам себя от осознания собственной беспомощности. Он бесконечно много раз пытался выпросить у Гониля прощение за то, что вообще упомянул какого-то Босса, собирающегося убить его. — Я даже не знаю кто и как собирается тебя убить, — пока Гаон говорил это, Гониль и представить не мог, какая истерика начнётся после. Он только слушал, настороженно следя за чужими движениями. — Я даже не знаю за что! Я вообще не должен был ничего говорить, если помочь тебе не могу. Гониль готов был закатывать глаза каждый раз, когда вспоминал эти фразы. Гаон обязан был рассказать об этом, и неважно, что он мог сделать. Только он сам, кажется, уж слишком сильно хотел спасти Гониля. Так сильно, что стал умолять переехать, обещал помочь финансово, как мог, а Гонилю оставалось только прижимать его к себе и гладить по голове, позволяя обмазывать своё плечо слезами и соплями. А потом пришлось ещё и насильно укладывать и без того валящегося с ног парня спать. Он всё рвался взять кухонный нож и провести всю ночь на коврике в прихожей, лишь бы поймать людей загадочного Босса раньше, чем те найдут Гониля. Тому казалось, что именно из-за чужих слёз он всё ещё не воспринял новость всерьёз. Было страшно, что осознание накроет его с головой, как волна солёной воды, которая щиплет глаза и самые маленькие ранки. Гониль боялся потерять из-за этого управление на дороге или самообладание, уже стоя перед родителями. Босс, о котором ничего не знал Гаон, но, видимо, что-то знал Од, собирался убить Гониля, и из мотивов в голову приходило лишь то, что следствие зашло слишком далеко. Разгадка таилась уже совсем близко и не имела прочной защиты. Гониль мог легко дотянуться до неё, и поэтому его пора было устранить. В голове, как мантра, повторялись слова Чана о том, что дело о смерти проститутки надо закрывать немедленно. И Гониль вдруг осознал, что он был прав… Только Чонсу не позволит, понял Гониль, когда уже хотел мысленно согласиться с Чаном. Чонсу поспешил бы закрыть дело, если бы сам был убийцей, но вряд ли он отступит, пока не отомстит, если Джуён умер от чужих рук. — А ты не думал остаться тут тоже? — подал голос Гаон ближе в самом конце поездки. Гониль остановился перед воротами, за которыми виднелся дом его родителей. С тех пор, как они вышли на пенсию, их квартирка сменилась тем загородным домиком, в котором Гониль провёл детство. В этом же дома когда-то не стало Кёнсу, и Гониль ещё несколько лет назад искренне верил, что здание продали. Жить там, где не стало близкого человека, было тяжело, но родители как-то справлялись. — Я ещё не обсуждал всё это с Чонсу, — выпалил Гониль, не задумываясь. — Не знаю, что он скажет про моё убийство, но пропасть, не предупредив его, я не могу. — Чонсу? — перебил Гаон, вдруг оживляясь, в противовес замершему Гонилю. Он затаил дыхание, внимательно следя за эмоциями на чужом лице. Им до сих пор не приходилось обсуждать связь Гониля с Чонсу и, если быть честным, первый даже не планировал этого, чтобы и дальше грызть себя за ложные обвинения в одиночку. Гаон вдруг поёжился. — Ладно, прости. Я подумал, ты про Кима Чонсу. — Да, я про него, — всё-таки признался Гониль после нескольких секунд сомнений. Рано или поздно им пришлось бы затронуть эту тему, если они оба планировали оставаться живыми и здоровыми. Гониль поджал губы, глядя на растерянно моргающего парня. Тот, кажется, не верил и ждал, когда ему расскажут смысл этой неудачной шутки. — Я дурак, да? — невесело усмехнулся Гониль, так и не дождавшись никакой реакции. Гаон неловко улыбнулся в ответ, будто отзеркалив движения старшего. — Он мой друг, вообще-то. А я его подозревал в убийстве. Молчание затянулось. Сколько бы Гониль не вглядывался в лицо Гаона, разглядеть в нём какие-то конкретные эмоции было просто невозможно. Он ожидал увидеть в чужих глазах что угодно: разочарование, презрение, злость, отвращение, но ничего из этого даже не мелькало. Глаза, взгляд которых медленно уплывал от Гониля к приборной панели машины, были пусты. В них даже не было жалости. Будто Гаон не слышал ничего из слов Гониля, будто проснулся только что и не понимал, как очутился в пригороде Сеула в машине с незнакомцем. — Боже, мне неловко! — воскликнул Гониль, устав дожидаться ответа. Даже глядя куда-то в сторону Гаон умудрялся буравить в нём дыру не хуже свинцовой пули. Только не убивал, а заставлял страдать всё сильнее и сильнее. — Просто скажи, что я кусок идиота, пожалуйста. — Да ладно тебе, — пробормотал Гаон после небольшой паузы, кажущейся вечностью. — Все ошибаются, а это… твоя работа вообще-то. Почему сразу идиот? Гониль резко выдохнул и откинулся на спинку кресла. В горле пересохло, но тянуться в бардачок за бутылкой воды не хотелось. Шевелиться вообще вдруг стало слишком сложно, а глаза сами собой закрылись, будто Гониль только вернулся из бара, где руководитель-ним говорил тосты один за другим. Гониль был абсолютно бессилен и даже не знал, против чего ему нужно бороться. С трёх разных сторон на него давили расследование, чувство вины и пугающие взгляды Босса, следящие за ним, чтобы убить в самый неожиданный момент. Если Гаон не знал о нём ничего, то и Гониль не мог быть уверен, что с противоположной стороны улицы на него смотрит обычный прохожий. И Гаон. Он не давил, просто обнимал со спины и молча просил о помощи. Тихо и робко, прекрасно понимая, что проблем много и без него. Вчера он почти ничего не сказал о том, что Босс намерен сделать из него проститутку вместо Джуёна. Он почему-то посчитал это совсем не важным, несмотря на то, что именно люди Босса избили его у выхода из клуба. Гониль так и не разобрался, чего они этим добивались, но понял, что парня надо спасать вместе с собой. Поэтому они и отправились в пригород. Им обоим больше не стоило появляться в городе, но, в отличие от Гаона, Гониль не мог себе такого позволить. Тем более, пока охота велась именно на него. Если его вдруг не найдут в Сеуле, дом родителей окажется следующим местом, где он может прятаться. Этим он поставит под угрозу не только Гаона, но и семью. — Ты всё равно можешь всё исправить, — теперь пришла очередь Гаона старательно подбирать слова, лишь бы заполнить пустоту. Гониль приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на то, как он вытянулся и сложил бровки домиком. От него за километр веяло такой надеждой в лучшее, что мужчина не смог сдержать слабой улыбки. Рядом с ним всё ещё сидел подросток, для которого Гониль стал героем. Неважно, сколько раз он оступился и свернул не туда. Он всё равно мог вернуться и исправить хотя бы часть своих проступков. — Ладно, — оставив себе несколько секунд на глубокое дыхание, кивнул Гониль. Преданность Гаона придавала ему сил. Оказаться в центре стремительно сужающегося круга врагов с кем-то ещё оказалось приятно, в противовес нежеланию подставлять других. — Пора идти. Мне ещё на работу… Было бы здорово, если бы в списке союзников значились ещё и Чонсу с Чаном, но как заполучить доверие обоих до того, как любая из цепких проблем сомкнёт пальцы на глотке Гониля, он не знал. Эти двое казались недосягаемыми, особенно в той ситуации, в которой находились сейчас. Чтобы привлечь внимание Чана, надо закрыть дело сегодня же. Чтобы вернуть себе хоть часть прежнего Чонсу, надо найти убийцу Джуёна. Выполнить оба условия одновременно — однозначно выше его сил. Тонкие пальцы потянули рукав пальто на себя, и, не успел Гониль обернуться, Гаон заключил его в объятия, неудобно извернувшись ради этого на сидении. — Ты со всем справишься, — неожиданно робко пробормотал он, пряча лицо в воротнике чужой одежды и заставляя Гониля снова улыбнуться. Иногда он совершенно не узнавал Гаона. Когда тот плакал или не пытался скрываться за шутками и колкими фразами, когда он не защищал свою душу от всего мира шипами. Каждый раз Гониль на несколько секунд застывал, не понимая, что вдруг произошло с несносным подростком, но, кажется, к этому можно было привыкнуть. — Спасибо, — усмехнувшись, ответил Гониль, кладя ладони на чужую спину. Наверное, Гаон хотел поддержать его этими объятиями, но сам сжимался в комок в сильных руках. — Может, всё же останешься? — не спеша отпускать Гониля, вздохнул он. — Тут же безопасно… — Если я пропаду из Сеула, Босс первым делом будет искать меня здесь. От Босса вряд ли можно было сбежать. Казалось, где бы Гониль не попытался затаиться, его найдут любыми способами. — Мне правда пора, — он попытался отстраниться, когда объятия затянулись, а Гаон снова начал всхлипывать. Мысли продолжали гнать его куда-нибудь подальше от самого себя, а спина начинала ныть от неудобной позы. — Обещай звонить, — попросил Гаон, только прижавшись ближе. Гонилю вдруг стало не по себе. Он широко раскрыл глаза, сверля взглядом окно за спиной Гаона, но там никого не было. Никаких наёмных убийц или Боссов. — Как можно чаще. И приезжать. — Обязательно. Обещай готовиться к экзаменам, — в тон парню отозвался Гониль. Он повернул голову, стараясь заглянуть себе за спину, но у него не получалось. — Обещаю, — выдохнул Гаон и, пряча взгляд, наконец, отстранился.***
Гониль прокручивал этот момент в голове снова и снова, то успокаивая себя воспоминаниями о чужом тепле, то снова вгоняя в панику тем, что не помнил ничего, что происходило дальше. Он точно знал, что времени с тех пор прошло много, но в тот момент, когда Гаон снова оказался поодаль, мир вокруг словно перестал существовать. Может, это было и неважно, раз уж совсем выпало из памяти. Вряд ли на работе было так же тепло, как в машине с Гаоном. Гониль повернул голову, и та заболела, будто развалившись на миллион острых кусочков. Всё тело отозвалось тем же. Казалось, кто-то стёр его в пыль, и, пошевелившись, Гониль себя разрушил окончательно. Даже вернуться в прежнее положение было страшно. Вдруг станет только хуже или он поймёт, что больше не способен на движение. Глаза не хотели открываться, став горстью опилок, как тело. Гониль даже не мог понять, открылись они или нет. То, что он видел, отличалось от черноты закрытых глаз всего на пару тонов. Кажется, это было небо. Странное, однотонное, одновременно тёмное и совсем голубое, с ещё более тёмной полосой где-то с краю. Стараясь думать о чём-то отвлечённом, Гониль повернул голову в другую сторону. Подушка стала твёрдой и холодной, как камень. Боль снова разлилась от головы до живота. С другой стороны небо было интереснее. В него оказались встроены окна, а прямо на нём сидел Чонсу, взглядом прожигая в Гониле дыры. Очень нескоро тот понял, как друг сохраняет равновесие там, где опоры никакой быть не должно. — Очнулся, — констатировал Чонсу, салютуя зелёной бутылкой. Та была полна наполовину, а этикетка даже в сумраке резала глаза. — Год спал. Я второй Хэллоуин из-за тебя пропускаю. Гониль открыл рот, чтобы удивиться, но не смог набраться сил сказать хоть что-то. Даже замычать было сложно, не говоря уже о других звуках. Что-то острое и мерзкое перекрыло горло вместе, а разум будто покрылся ледяной корочкой. Если бы он задумался хоть на секунду, понял бы, что и удивления не было. То, что сегодня был праздник, вылетело из головы совсем. Всё торжество сжалось до тревожного ожидания выговора за нераскрытое дело. — Ладно, прости, — Чонсу смутился раньше, чем Гониль успел осознать, что ему сказали. — Это плохая шутка. Ты всего часов двенадцать спал. Гониль всё равно не понял ни слова, но спокойствие Чонсу передалось ему и, снова уставившись в потолок тёмно-голубого неба, он попытался вспомнить события дня. А было ли хоть что-то, кроме Гаона? Казалось, что нет, но почему тогда сейчас его окружают темнота, белые стены и старый друг, а не салон патрульной машины и руки подростка, не желающие его отпускать? Вспомнить хоть что-то из пути в участок было почти невозможно. Гониль жал на газ, будто за ним уже кто-то гнался. Он хотел сбежать от дома родителей, вполне радушно принявших Гаона, так быстро, как только позволяли ограничения скорости. Будто только так он сможет защитить свой хрупкий мир. Только на въезде на парковку он подумал, что это лишь первый день, когда он знает о будущем покушении на свою жизнь. Вероятно, ему придётся тревожиться точно так же ещё сутки, вторые, третьи… Ему стоило найти укрытие. Или не стоило, чтобы это не задело его семью. Он не знал, что ему предпринять, чтобы сделать всё правильно. Он выглянул из окна, всматриваясь в каждую деталь парковки перед знакомым и уже родным зданием. Утро только начиналось, всё вокруг было таким светлым и чистым, что потенциальный убийца, казалось, бросался бы глаза сразу. Гониль хотел бы удивиться тому, что город ещё не накрывал сумрак предстоящей ночи. Он так устал, что не мог поверить, что впереди целый рабочий день. Уже не терпелось лечь в кровать и забыться беспокойным сном, но он сам предложил Гаону уехать рано утром, когда вышел в гостиную и увидел, что тот тоже не спит. Им обоим ночью было не до сна и медлить было незачем. Он глубоко вдохнул, надеясь успокоиться. Пока он в участке вряд ли что-то может пойти не так. Кто посмеет сунуться в место, где полицейских так много? Тем более, каким бы влиятельным ни был Босс, ганпхэ давно утратила своё могущество и влияние на страну. Оставалось только поговорить с Чонсу о том, что делать дальше. Сейчас Чонсу сидел совсем рядом. Когда, если не сейчас? — Меня хотят убить, — собрав все силы, прохрипел он. В горле будто забурлило что-то, едва пропуская слова наружу. Гониль попытался откашляться, не двигаясь, но стало только хуже. — Только сейчас заметил? — нервно усмехнулся Чонсу, глядя на Гониля со странной жалостью. Жестокость всё равно преобладала в его взгляде. — Ты хоть что-то помнишь? Вопрос ударил в голову новой волной боли и словно перевернул что-то. Тревога забилась в груди, как птичка в клетке, заставляя дыхание сбиться, а сердце заколотиться быстрее. Грудь болела, вздымаясь при каждом неровном вздохе. — Тише, тише, — нахмурился Чонсу, отставляя бутылку на узкий подоконник и подаваясь вперёд, будто в любой момент готовый напасть. — Не помнишь, я понял. Это нестрашно. Дыши ровно. Гониль постарался вдохнуть как можно глубже, приоткрыв рот, как рыба. Сердце не успокоилось за мгновение, пульс не выровнялся, но слова Чонсу медленно перекрывали попытки вспомнить. Тот был спокоен, значит, ничего плохого не случилось. Несколько раз моргнув, Гониль постарался сосредоточиться на комнате, в которой оказался. Это, без сомнений, была больничная палата, белая и маленькая, всего с одной койкой, хотя, при желании, можно было бы уместить и вторую. Дверь осталась в дальнем от Гониля углу. У кровати стояла белая тумбочка, которую не сразу получилось различить на фоне точно таких же стен. Всё пространство вокруг казалось настолько пустым, что Гониль почувствовал себя пылинкой в огромном банкетном зале. Только в таких помещениях не должно быть пыли, так и Гониль поймал себя на мысли, что он здесь лишний. Он зашипел от боли, слишком резко повернув голову. — Попросить обезбол? — уточнил Чонсу, тут же вставая со стула и направляясь к двери. Гонилю не нужно было отвечать, тем более, сделать это было проблематично. Что-то странное зародилось в груди, когда он остался в комнате один. Расслабленность Чонсу успокаивала и пугала. Был бы он так же хладнокровен, если бы с Гонилем случилось что-то серьёзное? Казалось, Чонсу сам выкрал его, чтобы сделать что-то плохое. Гониль зажмурился, всеми силами отгоняя эту догадку. Он не должен так думать. Ему пора прекратить подозревать друга во всех смертных грехах только потому, что начал однажды. Стараясь расшевелить мысли и вспомнить, что с ним случилось, Гониль снова прокручивал в памяти всё с самого начала. Гаон, машина, тепло. Та же машина, тревога и руль в руках, совсем не слушающийся и крутящийся с огромным нежеланием… Потом был участок и Чонсу, курящий на крыльце. Он смерил постоянно озирающегося Гониля недоверчивым взглядом и спросил что-то, когда тот подошёл ближе. — А это кто? — Гониль нахмурился, увидев в нескольких метрах от себя парня, как холм возвышающегося над землёй. Услышав голос, тот вздрогнул и повернул голову к источнику звука. Его взгляд остановился прямо на Гониле, и в нём смешалось столько боли, страха и отвращения, что у Гониля пробежали мурашки по спине. — Понятия не имею, — отозвался Чонсу, от чьего взгляда стало только хуже. Гониль смело мог сказать, что не трястись из-за безразличия, плескающегося в глазах старого друга, стало его новой мечтой. — Ни с кем не говорит, ни на что не жалуется. Гониль отвернулся, лишь бы не думать о том, как много времени ему понадобится, чтобы вернуть хоть что-то положительное в их с Чонсу отношения. Ему было больно от осознания, что никакого мгновенно действующего средства не существовало. Ему оставалось ждать и вести себя, как паинька. — У вас всё в порядке? — уточнил Гониль, делая шаг к незнакомцу. Ему нужно было отвлечься, и попытка помочь была бы отличным занятием для этого, несмотря на то, что, видимо, уже многие безуспешно пытались сделать то же самое. Незнакомец крупно задрожал и задышал так шумно, что, казалось, перекрывал слова Гониля. Его грудная клетка заходила ходуном, будто он готов был взорваться в любой момент. Гониль нахмурился. Позади напрягся Чонсу. — Что-то случилось?.. Он не успел договорить. Незнакомец упал на асфальт, выдернул что-то блестящее из-под куртки и направил на Гониля. Громкий хлопок, с которым пуля вырвалась из его пистолета, раздался в голове Гониля так чётко и правдоподобно, что тот вздрогнул, привлекая внимание успевшего прийти доктора. В него стреляли, но было ли это связано с Боссом? Мужчина, сидевший у крыльца, не выглядел профессиональным убийцей и будто впервые держал в руках пистолет. Вряд ли Босс оказался настолько незначительным человеком, что не смог позволить себе убить своего врага. Либо же ничего не значил именно Гониль, и тратиться на его смерть никто не собирался. Картинка не складывалась в паззл, как бы Гониль не вертел детальки. Они были будто из разных наборов, но вряд ли он успел нажить себе столько врагов, чтобы запутаться в том, кто хочет его убить. Или же незнакомец хотел пристрелить хоть кого-нибудь, а Гонилю всего лишь не повезло оказаться лёгкой целью. Тогда той смерти, которую обещал Гаон, предстояло ещё дождаться… — Боже, — прохрипел Гониль, боясь пошевелиться. Казалось, сколько бы обезболивающего не оказалось в его теле, оно не поможет. Тем не менее, мысли медленно приходили в порядок и прояснялись. Его вдруг тряхнуло, и он посмотрел на Чонсу в панике. — Какое сегодня число? Сколько времени? — Тридцать первое, — терпеливо ответил Чонсу. — Я же сказал, ты всего двенадцать часов тут валялся. — Сейчас девять? — так и не услышав продолжения, предположил Гониль. Чонсу удовлетворённо улыбнулся и кивнул, снова отпивая свой напиток. Прищурившись, Гониль даже смог узнать этикетку. — Почему ты не на корпоративе? — По той же причине, что и ты, — уклончиво хмыкнул Чонсу, пока на его лице расцветала хитрая уставшая улыбка. Возможно, в руках он держал уже не первую бутылку пива. — Никто больше не захотел проводить с тобой эту ночь. — Блять, — не дослушав чужие слова, резко выдохнул Гониль. Только потом он подумал, что должен быть благодарен Чонсу за то, что тот сидит с ним. Неважно, хотели другие или нет, главное, что Чонсу был рядом, но другая мысль затмила благодарность. — Гаон волноваться будет. — Гаон? — переспросил Чонсу и прищурился. — Кто такой Гаон, и почему он тебе интереснее, чем то, что с тобой случилось? Он ждал ответ, но Гониль потерял дар речи. И правда, он до сих пор не говорил о Гаоне. Они ни разу не поднимали тему человека, рассказавшего Гонилю правду о Чонсу, и, описывая допросы, Гониль не называл имён. Он был уверен, что Чонсу засмеётся, если узнает, что тот стал близок с другом проститутки. Гониль ведь дурак, который не доверяет другу, потому что тот знаком с умершим, но знакомится с точно такими же людьми, связанными с жертвой. — Я помню, что случилось, — попытался он уйти от темы. Чонсу склонил голову к плечу. — В меня стрельнул какой-то бродяга. — Его поймали, кстати, — кивнул Чонсу. Черты его лица стали резкими, когда он нахмурился, будто темнота расступилась, чтобы подчеркнуть грубые тени. Напряжённый вздох, вырвавшийся изо рта Чонсу, окрасил комнату в тревожно-красный оттенок. — Он признал, что это было спланированное покушение, сказал, что его заставил какой-то важный человек, но так и не рассказал, кто. Боится. Гониль поджал губы. Не было похоже, что у того мужчины был план действий. Он мог бы хотя бы придумать, как скрыться с места преступления или хотя бы совершить его не на крыльце полицейского участка. Всё в этом покушении было таким абсурдным и нелепым, что Гониль непременно засмеялся бы, если бы ему не было так страшно. Пока что это было похоже на плохую шутку, зашедшую слишком далеко, но что будет дальше? Шанс, что Босс успокоится на этом, стремился к нулю. — Он сказал, что от него обещали отстать после того, как он тебя убьёт, — продолжил Чонсу, не дождавшись бурной реакции на свои слова. — Но, ты и сам чувствуешь, что тебя не убили. А теперь… как давно и откуда ты знаешь, что ты перешёл кому-то дорогу? — Вчера узнал, — вздохнув, признался Гониль. Он заранее готовился к тому, что Чонсу не понравится ни один из его ответов. Тот вдруг начал казаться совсем взрослым и строгим, суровым и правильным, совсем не тем ребёнком, которым Гониль видел его до сих пор. Они были знакомы уже семь лет и всё это время взрослели, но осознать это не было времени. — Ехал, чтобы рассказать. — Дурак, — фыркнул Чонсу. — Не у тебя ли телефон всегда в кармане? Мог бы позвонить, был бы целее. — Я не думал, что на меня нападут сразу, — в тон ему отозвался Гониль. Конечно, Чонсу был прав, но утром Гониль и не вспоминал о телефоне. Он постоянно был занят чем-то, что казалось намного важнее организации своей безопасности. — Это же только первый день. — Откуда ты узнал об этом? — не вслушиваясь, продолжил допрос Чонсу. Гониль подумал, что, несмотря на семь лет общения, взаимной помощи, отношений и дружбы, сейчас они были друг другу никем. Жертвой и полицейским. Осознание осело горечью на языке. Гониль не тянул даже не жертву. Он, скорее, был коллегой-неудачником, который не умел включать мозги вовремя. — От Гаона, — невнятно выдохнул Гониль. Говорить про него не хотелось, казалось, это сделает только хуже. — Это друг Джуёна. Мы познакомились у клуба после того, как ты привёл меня туда. — Вот как, — медленно кивнул Чонсу и снова вытянул губы в недоброй улыбке. Горлышко бутылки тут же припало к ним. — На меня накричал и сразу же нашёл себе нового друга. — Я на него тоже кричал. Боже, сколько моих нервов он за один вечер убил, — перебил Гониль и, набравшись смелости пошевелиться, закрыл лицо руками, чтобы не видеть реакцию Чонсу. Он отчего-то думал, что станет легче от признания, что с Гаоном они далеко не сразу нашли общий язык. Но оказалось совсем наоборот. Воздух сгустился от невысказанного заключения: Гониль смог прислушаться к Гаону, несмотря на все сложности, пока Чонсу страдал один. — Мне жаль. Прости. — Ты это уже говорил, — пробормотал тот. В его голосе подрагивали обида и разочарование. — И что, вы с ним с тех пор общаетесь? И ты даже не подозреваешь его из-за связи с Джуёном? — Он мне сильно помог в расследовании, — сказал Гониль первое, что пришло в голову. Чонсу хмыкнул, но не ответил. Раздвинув два пальца над глазом, Гониль заметил, что тот перевернул свой напиток вверх дном, лишь бы все остатки, до последней капли, оказались в его рту. Гониль поморщился. Неужели разговаривать с ним было так тошно, что оставалось только пить? — Я знаю, ты обижен, но ему правда можно доверять. И, думаю, он в меня влюблён, это же хороший повод не врать мне. — Боже, ты его ещё и влюбил в себя, — Чонсу закатил глаза и икнул, плотно зажав рот рукой. — Говоришь, будто я специально, — Гониль отвернулся к стене, скрестив руки на груди. Тут же стало неприятно и больно, будто кто-то вонзил нож в живот. Приподняв одеяло, он впервые задался вопросом, куда его ранили. Весь торс был перемотан бинтом поперёк. Незнакомец был близок к тому, чтобы выполнить своё задание. Гониль прикусил губу. — Чонсу-я, что было между вами с Джуёном? — Тебе какое дело? — после затянувшейся паузы прищурился Чонсу. — Если хочешь ещё раз послушать про то, как я провёл те выходные, так и спрашивай. — Нет, я не про это, — глубоко вздохнув, Гониль повернулся, чтобы увидеть друга. Сознание настойчиво просило любым способом добыть телефон и набрать Гаону, чтобы спросить, как он себя чувствует, и сказать, что всё хорошо, но когда ещё у него будет возможность взять и спросить у Чонсу что-то такое? Когда ещё страх смерти пережмёт какой-то из нервов, запрещающий заваливать Чонсу слишком личными вопросами? — Я подумал, тебе хотелось бы высказаться. После всего, что произошло. — Как раз после того, что произошло, высказываться вообще не хочется, — признался Чонсу. Он сполз ниже на стуле, развалившись так, что скоро непременно столкнётся с болью в спине, и запрокинул голову назад. Из его горла вырвался хрип и в нём почему-то было больше боли, чем во всех словах, которые Гониль слышал от Чонсу за последнюю неделю. Он будто хотел кричать, но не мог, потому что ночью в больнице должно быть тихо. Если бы Чонсу высказал всё, что накопилось у него в душе, Гонилю стало бы не по себе от того, как много страданий он причинил другу. Если бы он закричал, что есть мочи, срывая голос, Гониль, наверное, не смог бы сдержать слёз от того, как сильно захотел бы забрать себе часть чужих мучений. Без всего этого ему хотелось провалиться под землю, чтобы уши забились землёй, а мозг постепенно потерял способность воспроизводить глухой звук снова и снова. Это было невыносимо, будто вместо обезболивающего Гонилю в кровь вводили все чувства Чонсу. Их было много, и все они были колючими и холодными. Гониль на секунду прикрыл глаза, чтобы представить, как он чувствовал бы себя на месте друга. Если бы Гаона и родителей убили, пока он лежал в больнице. Тревога снова забилась в сердце. Надо позвонить. Надо узнать, что они живы. Надо встать с койки и спасти их. Надо сделать хоть что-то, чтобы защитить их от опасности. Чтобы всё-таки дать Гаону возможность выбраться в люди. — Я тебя ненавижу, чтоб ты знал, — прервал Чонсу его поток сознания, громко хлопнув дверью. Гониль и не заметил, как он вышел из палаты, как оказалось чуть позже, за ещё одной бутылкой пива. Гониль сомневался, что в больнице можно было пить алкоголь, но Чонсу это, кажется, не волновало. — Потому что да, выговориться пиздец как хочется. — Я обещаю выслушать, — осторожно сказал Гониль, всеми силами стараясь увести мысли от загородного дома. С ним ничего не должно было случиться, а позвонить можно и чуть позже. — Ещё бы, — вздохнул Чонсу, снова разваливаясь на стуле. Он замолчал на минуту или больше, то и дело отпивая напиток, заставляя Гониля метаться между сомнениями из стороны в сторону и болезненно биться о них. — За что ты чувствуешь вину? В ушах застучала кровь, будто отсчитывая время на викторине. Гониль медленно перевёл взгляд на Чонсу, который выглядел неожиданно расслабленным, но смотрел так пристально, что, казалось, готов был разорвать на кусочки за неправильный ответ. — Я хочу знать, за что ты извинялся, — терпеливо, но всё более пытливо разъяснил Чонсу, когда Гониль переспросил. — Должен же я знать, за что тебя прощать. — За то, — начал Гониль, но слова давались тяжело. Он чувствовал вину, но все причины выскочили из головы, как из горящего дома, как только он попытался их озвучить. Возможно, они искренне полагали, что спасут этим своего хозяина от позора, но именно сейчас казалось, что снова слушаться свою гордость было бы лишним. Вздохнув, Гониль выпалил первое, что пришло в голову. — За то, что не помог спасти Джуёна. И за то, что не выслушал тебя. И обвинил в убийстве. — Вот это да, — хмыкнул Чонсу, обдумав чужие слова. К тому моменту, когда его голос зазвучал в пустоте больничной палаты, Гониль успел уплыть на волнах своих мыслей куда-то в небо, так далеко, куда, по его мнению, посылал его старый друг. — Много ты на себя берёшь. — Так ты сможешь меня простить? — не веря в утвердительный ответ, уточнил Гониль, прожигая взглядом потолок. Тому стоило уже упасть от той жалости, которую вбивал в него взгляд. Если бы на Гониля так посмотрели сейчас, он точно не выдержал бы. — Посмотрим, — уклончиво ответил Чонсу, совсем не удовлетворив этим Гониля. В груди разлилось бессилие. Что ему нужно делать, чтобы заслужить прощение? — Тебе повезло, я злюсь на убийцу больше, чем на тебя. Когда этого гандона поймаем, поговорим. «А если не поймаем?» — истерично взвизгнул голос в голове, но его Гониль постарался запихнуть как можно дальше, завалить прочими мыслями, чтобы не было слышно. Даже если действительно поймать его будет сложно, как и заранее поверить в успех, сейчас не время сомневаться. Гониль хотел бы поддержать его, заверить, что они вместе смогут сложить цельную картину из всех осколков, которые удалось найти прежде, но все слова казались фальшивыми. Непонятно откуда взявшееся отчаяние окутало Гониля плотным туманом с ног до головы. Сможет ли он сделать хоть что-то, кроме как перенимать на себя гнев Босса, отдавая Чонсу безопасную тень? Долго ли Гониль сможет оставаться живым? — Я всё думаю… — не дождавшись возражений, продолжил Чонсу. — Ты то же самое чувствовал, когда меня на учёбу тащил из клубов? Гониль выдохнул с долей облегчения, тут же проваливаясь в воспоминания. Он не мог знать, что имел в виду Чонсу, но сам мог с уверенностью сказать, что помогать ему казалось чем-то до волшебного правильным. Особенно, когда Чонсу перестал противиться и признал, что сдать сессию для него важнее, чем погулять с друзьями. Тогда Гониль понял, что старался не просто так. Тогда он убедился, что имеет дело с чудесным парнем, которому просто не повезло оказаться в плохой компании. — Тебе тоже нравилось быть нужным, да? — вдруг добавил Чонсу. Его дыхание участилось, грудь то и дело вздымалась и опадала, как после марафона. — И я поначалу… просто подумал, вдруг ему помочь смогу? Я знаю, Од таких предложений не любит, а Джуён такой напуганный был. Я думал, ему даже шестнадцати нет, честно. Гониль прикрыл руками лицо. Ему отчего-то стало стыдно. Увидев несовершеннолетнего в борделе он сбежал, оклеветав друга, а Чонсу захотел помочь. Но зачем он вообще сунулся в бордель? Видно, ему совсем нечего было делать, хотя, казалось бы, работы выше крыши… — А потом я начал думать, был ли у тебя хоть шанс не помочь мне? — шумно вдохнув, задал вопрос Чонсу. Бутылка со звоном опустилась на пол, и сколько бы Гониль ни приглядывался, он так и не смог рассмотреть там остатки пива. Неужели Чонсу так быстро опустошил её? — Тебя заставили ведь. А я так хотел, от чистого сердца… Его речь с каждой секундой становилась более спутанной. Гониль ещё раз осмотрел комнату, пытаясь придумать план действий на случай, если Чонсу станет плохо. Вряд ли помочь получится хоть чем-то, пока рана болезненно ныла при каждой попытке двигаться, и эта беспомощность его убивала. Кто вообще разрешил Чонсу пить в больничной палате? — Я из-за этого иногда думаю, — продолжал Чонсу. Его дыхание становилось всё тяжелее, а потом и вовсе стало прерываться всхлипами. Гониль зажмурился и несколько раз глубоко вздохнул, заранее представляя, как совесть сожрёт все его внутренности после того, что скажет Чонсу. Потому что до сих пор происходило именно так. От всех слов друга в груди становилось так больно, что хотелось руками вырвать сердце. — Я же не должен так скорбеть по человеку, которому просто хотел помочь. Да, у меня не получилось, но разве я виноват? — Чонсу заговорил быстро, будто боялся не успеть высказать что-то. Только что могло ему помешать? Гониль уж точно не собирался перебивать его, даже если станет совсем плохо. Он собирался тихо умереть от разрывающих грудную клетку чувств, но позволить Чонсу говорить так много, как он сам хочет. — В первый раз я так же думал. Когда его снял. Потому что он не поверил и отшил, а потом… я не знаю, что такого он сделал, но я даже не разозлился, что заплатил кучу денег ни за что. Рвано выдохнув, он забил себя руками по карманам и поднялся на ноги. Снова искал сигареты, чтобы оставить Гониля один на один с тяжёлым воздухом, наполненным острыми словами. — Помнишь же таблетки, которые он в кармане носил? — уточнил Чонсу, уже стоя на полпути к выходу. Гонилю хотелось бы его остановить, попросить не уходить и поговорить с ним ещё на другую, более спокойную и безболезненную тему, но он не мог подобрать слов. Они, казалось, пытались заткнуть Чонсу, забрать у него право выворачивать душу и делиться наболевшим, но ничего такого Гониль не подразумевал. — Он думал, с ними легче будет. Может и было, но, боже, какое лицо у него было, когда я послал его от стояка избавиться, думать не хочу, что с ним обычно делали. Гониль тоже не хотел, но подобные мысли периодически сами появлялись в его голове и преследовали часами, пока их не смещало что-либо другое. Редко новая тема для размышлений была приятнее, но, по крайней мере, она не заставляли сожалеть о прошлом. Думая о Джуёне, Гониль готов был взвыть от сострадания, которое не мог выплеснуть. Он хотел бы помочь ему. Он готов был сделать что угодно ради его свободы, но опоздал. Ему бы выражать сострадание Чонсу, но в прошлый раз, когда он попытался посочувствовать ему, ответ был весьма жестоким. — Любишь же ты страдать без повода, — губы Чонсу скривились, показывая миру презрительный оскал. Гониль резко поднял на него вопросительный взгляд и только в тот момент понял, что успел сложить брови домиком и готов был пустить слезу. — У тебя на лице всё написано. Сколько угодно вини себя в том, что меня не выслушал и обвинил, но смерть Джуёна от тебя не зависела. Мы вдвоём всё равно не смогли бы спасти его за день. Понял? Не строй из себя мученика. Гониль тяжело сглотнул и отвёл взгляд. А если они могли? Если они нашли бы способ за несколько часов вызволить Джуёна из плена? — Если ты хочешь возразить, лучше заткнись, — Чонсу будто прочитал мысли Гониля по одному короткому и резкому вдоху. — Хватит переписывать прошлое, займись чем-то более реальным. Родителям позвони, Гаону своему. Только представь, как он, влюблённый, волнуется. Гониль возмущённо вздохнул, но проглотил в себе все едкие ответы, которых в голове, собственно, и не было. Он сам выложил Чонсу всё, что думал о Гаоне, который сейчас наверняка не спал, а может и вовсе сидел в гостиной у телефона, надеясь, что о нём не забыли. Но то, как легко Чонсу принял факт его влюблённости в Гониля, заставляло смутиться. Чонсу снова полез в карман, на этот раз за телефоном, а в голове Гониля завертелись противоречия. Гаон ничего не говорит прямым текстом, он всего лишь поцеловал его после всех своих бессовестных предложений переспать. А потом обнимал так, будто боялся, что они никогда больше не увидятся. Мог ли он действительно влюбиться или Гониль всё выдумал? — Нравится? — усмехнулся Чонсу, неправильно трактовав странный взгляд Гониля. Тот не сразу понял, что телефон, который он принял из чужих рук, едва ли не блестел от новизны. — Я купил. На последние деньги. Классный да? Его голос разил гордостью в противовес словам, совсем не несущим достойного смысла. — А жить ты на что собираешься? — прищурился Гониль, но от него с лёгкостью отмахнулись. — Забей. Зато, может, курить брошу, — пожал плечами Чонсу, уже открывая дверь. Его голос, казалось, гулом отразился от стен коридора и на секунду Гониль засомневался, точно ли там есть хоть кто-то готовый помочь в экстренной ситуации. Слушая удаляющиеся шаги, Гониль не мог вдохнуть полной грудью. В одиночестве ему мешал не только страх почувствовать ноющую боль, но и мысли, роящиеся в голове. Он хотел снова стать близким человеком для Чонсу, но изо дня в день надежды на возвращение дружбы не становилось больше. Стараясь ровным дыханием выдавить ненависть к себе за пределы тела, как прыщ, Гониль большим пальцем гладил кнопку вызова. Отбросить телефон на тумбочку и забыть о нём до завтрашнего утра захотелось невероятно сильно, будто это помогло бы очистить голову. Будто завтра рана сама собой затянется, и огорчать Гаона и родителей первой попыткой убийства не придётся. Сколько ещё раз ему придётся расстраивать и заставлять их беспокоиться? Гониль тяжело вздохнул в последний раз и с силой вдавил кнопку в корпус телефона. Он успел несколько раз прочистить горло, дожидаясь гудков, и проверить, ровно ли звучит его голос. Кто бы ему ни ответил, нужно изображать спокойствие. Будто никакие незнакомцы с пистолетами никогда не встречали его у полицейского участка. Будто он лежит на своей кровати и пятился в бежевые ромбы на обоях, а не сходит с ума в окружении белых простыней и стен. — Алло? — голос из трубки раздался так скоро и внезапно, что Гониль замер на секунду, не сразу осознав, кто с ним говорит. Даже раньше, чем осознание, на лицо заползла улыбка, когда голос шёпотом уточнил: — Хён, это же ты? Гониль несколько раз кивнул, будто Гаон мог его видеть. В голове вдруг стало совсем пусто, будто весь прошедший день за секунду стёрся из памяти. — Ты что, у трубки сидел? — пробормотал Гониль первое, что пришло на ум. На миг захотелось, чтобы Гаон стал отнекиваться, чтобы все серьёзные темы сразу прошли мимо их разговора. — Да, — тут же признался Гаон, ни секунды не думая. — Я волнуюсь, вообще-то. Всё нормально? Избежать неприятного диалога не удалось, но Гониль всё равно улыбнулся ещё шире. Ему вдруг стало легко, и матрас показался тёплым, нагретым солнцем. Гаон был похож на лето, в котором ничего не было страшно и хотелось остаться навсегда.