***
Обещание, данное Ирине Алексеевне, требовалось выполнить в ближайшее время — пришел к выводу Олег Брагин, так как должником быть не любил. Попрощался с заполняющими в ординаторской карты Пастуховым и Майей Николаевной, у поста в приемном мотнул головой сменщице Нины, на что та тоже кивнула, не преминув бросить на врача суровый взгляд. До чего же безрадостная жизнь у нее, должно быть, раз каждую смену приходит смурная! У массивных дверей больницы хирург вспомнил, что не предупредил жену о позднем возвращении с работы, потому, хлопнув себя ладонью по лбу, набрал Нарочинскую: — Алло, ты дома? Как вы? — Где ж мне быть, Брагин! Тебя ждем, — ответила супруга. — Тут такое дело… — Начинается! — Марин, чуть позже приду, помочь коллегам нужно. — Сложный случай? — понимающе откликнулась Марина Владимировна. — Очень-очень сложный. Ты же знаешь, без меня тут совсем никак, — он обошелся без подробностей и, перекинувшись еще парой незначительных фраз, убрал телефон в карман теплой куртки. Вдохнув морозного воздуха всем объемом легких, Брагин поплелся к выходу из больничного дворика, и у самых ворот был окликнут приятным баритоном: — О, Олег Михалыч, подожди! Ты до Сухаревской? — Брагин кивнул. — Тогда нам по пути. — А ты разве не на машине сегодня? — Олег с любопытством посмотрел на Андрея Яковлевича Волошина. — Да в сервис отдал… Слушай, я весь день пытался тебя выцепить, но замотался как-то. Даже хорошо, что не на работе получилось, — Волошин натянул сбившуюся шапку на холодные уши. — У меня конфиденциальный разговор к тебе, только… — Да говори ты, что случилось? — нетерпеливо оборвал его Брагин. — Пока ничего. Но может, — серьезно ответил хирург. — В общем, мне стало известно, что есть некий список врачей (из нашего отделения, в том числе), которым грозит увольнение из Склифа. Я не знаю составителя, но процесс сокращений уже запущен, — Андрей Яковлевич замялся, подыскивая слова. — Олег Михалыч, я не сплетник и вообще не поднимал бы эту тему, но… ты тоже есть среди тех докторов. И далеко не последний. Между собеседниками повисла тишина; они молча продолжали путь к метро сквозь толпу москвичей и приезжих, идя почти плечом к плечу. Падающий снег приятно щекотал их лица, гул машин смешался с гулом назойливых мыслей в голове Олега Михайловича, и спустя чуть ли не сотню пройденных метров он произнес: — Вот как? А списочек-то не рукой Полонского написан, случайно? — Олег, я же сказал, что не знаю. Но, поверь мне, я говорю правду, мой информатор надежный… Брагин и не сомневался в этом. По разведданным Нины, Волошин уже некоторое время крутил роман с дочерью Полонского, которая как раз могла проболтаться любимому. — Ясно. Кривицкий, значит, тоже в черном списке был? А кто еще? — Олег Михалыч, я не в курсе, это не мое дело, — упрямо повторил Волошин. — А вот мне очень интересно, кто и за какие заслуги нас в такие ведомости вносит. Сам ли главный за нами следит денно и нощно, или у него есть соратник… — Брагин позволил себе усмехнуться, но на Волошина его тон не подействовал: хирург оставался мрачным и напряженным. — Ты думаешь, кто-то доносит на нас? — осторожно спросил тот. — Ну а как по-другому? Кто всю подноготную Кривицкого Полонскому выдал? Про сердце, даже про обморок в ординаторской? Нина сказала, там каких только гадостей не озвучили при увольнении. После непродолжительного раздумья Волошин неуверенно произнес: — Можно проследить, конечно. — Тебя же это не волнует? Они уже пересекли турникет в здании метро и спускались к платформе. Брагин стянул шапку и провел рукой по лысой голове, с интересом наблюдая за внутренними терзаниями коллеги. — Ну, если это тебе поможет, я готов. И потом, мне вполне нравится наш коллектив, я бы не хотел расставаться с коллегами, — без эмоционального окраса произнес Волошин. — Ладно, спасибо тебе, Андрей Яковлевич! До завтра. Мужчины пожали друг другу руки и разошлись по разные стороны платформы. Двери прибывшего поезда распахнулись, и Олег Михайлович, прежде чем поспешить за остальными пассажирами, в последний раз бросил тревожный взгляд на поджарую в черном пальто фигуру Андрея Волошина. Пазл из предположений Павловой и сведений, добытых Волошиным, складывался в весьма непрезентабельную картинку…***
Стуча ногами от холода, Брагин набирал на домофоне номер знакомой квартиры. Ответа не было продолжительное время, и Олег Михайлович с разочарованием подумал, что Кривицкий вполне себе мог отсутствовать — тогда он зря потратил время на поездку. При худшем сценарии Геннадию Ильичу могло стать плохо с сердцем, поэтому он так долго не отзывался, или же хирург принимал ванну, или просто-напросто спал. Наконец, из динамика зазвучал спокойный голос: — Кто там? — Геннадий Ильич, это Брагин Олег. Пустите? — Олег? — удивленно спросил Кривицкий. — Да, конечно, открываю. Теплота подъезда отозвалась приятными мурашками по телу хирурга. В лифте Олег Михайлович легким движением перекинул рюкзак с одного плеча на другое, от чего бутылка водки, спрятанная в нем, звонко ударилась о брагинские вещи. Двери распахнулись, и он заметил Кривицкого, что топтался у порога их с Павловой квартиры. Он был небрит и слегка лохмат, его сосредоточенное лицо все еще хранило былую мягкость, и улыбка челюстно-лицевого при виде бывшего коллеги принесла Брагину необъяснимое облегчение. — Геннадий Ильич, здорово! Как вы? — пожали друг другу руки. — Здравствуй, Олег, да ничего. Проходи, — хозяин пропустил гостя вперед себя. Кривицкий терпеливо ждал, пока Олег избавится от зимней куртки и ботинок, хотя искреннее любопытство, вызванное неожиданным визитом, не давало ему покоя. Они прошли в кухню, где на барной стойке одиноко дымилась кружка с чаем. — Чай будешь? Или кофе? — подал голос Геннадий Ильич. — По правде говоря, у меня с собой напиток получше, — с этими словами Брагин достал водку из недр своего поношенного рюкзака и водрузил напиток на стол. — Ого, — только и произнес Кривицкий. Брагин не торопил челюстно-лицевого в раздумьях, спокойно ожидая приглашения к столу. — Видимо, разговор будет серьезный, — сделал вывод Геннадий Ильич и побрел за рюмками. Бросая то и дело рассеянный взгляд на гостя, он молча выложил на барную стойку сырные и колбасные нарезки, выловил оливки и маринованные огурцы, и, когда потянулся за другими закусками, был остановлен Брагиным, протягивающим наполненную стопку. — Геннадий Ильич, не суетись, сядь лучше, — они чокнулись и выпили первую рюмку до дна. — Я пришел к тебе по просьбе Ирины Алексеевны. Кривицкий с недоумением поглядел на мужчину: — Что? Признание Брагина испугало его. Кривицкий прекрасно понимал, как расстраивало жену его удрученное состояние, вызванное унизительным увольнением. Он не мог ничего с собой поделать: было тошно от того, что сократили именно его, что он больше не приносил денег в семью и жил за счет супруги на ее же собственной жилплощади. Геннадий Ильич знал, что его вынужденное безделье долго продолжаться не может, но с упрямством продолжал изводить своей меланхолией и себя, и Ирину Алексеевну, будто нарочно проверяя ее терпение на прочность. Она же в свою очередь была нежна, тактична и лишних разговоров не заводила. Кривицкого поражала такая ее сторона и доставляла странное удовольствие. Он любил новую привычку супруги проводить по его небритой щеке каждый раз перед отходом ко сну и прижиматься к нему утром перед тем, как встать с постели. Ирина Алексеевна вела себя нетипично, и это определенным образом беспокоило Геннадия Ильича. Он совсем не понимал ее сдержанности. Павлова, которую он знал, давно бы надавала ему по шее, чтобы взял себя в руки. Значит, он все-таки довел ее, раз прислала Брагина. — Геннадий Ильич, так нельзя, ты ведь понимаешь? Хочешь правду? Выглядишь ты не очень, — Олег Михайлович поспешил повторно наполнить рюмки. — Я сам из Склифа столько раз уходил, что уже и не сосчитать. Но никогда не сдавался, потому что я несу ответственность за своих любимых и могу, и хочу работать, — он потянулся за колбасой и снова уставился на опустившего в буквальном смысле руки Кривицкого. — Конечно, увольнение твое было несправедливым, но ты не можешь позволить Полонскому растоптать себя! Потому что ты выше этого, — Олег пытался поймать бегающий взгляд челюстно-лицевого, нервно потирающего ладони. — Ну хочешь, помогу тебе с работой? Подниму свои связи? — Да нет, Олег, — после долгого размышления выдавил из себя Кривицкий. — Я уже и сам все нашел. Завтра иду на собеседование. Меня давно в одну клинику звали. Просто я не мог вот так сразу мысленно с нашей больницей расстаться, вот и тянул до последнего, — он набрался сил, чтобы посмотреть на хирурга, и был встречен одобрительной улыбкой. — Ирина Алексеевна твоя очень переживает. — Знаю, знаю, — задумчиво закивал челюстно-лицевой. — Я перед ней виноват. Непременно исправлюсь! — торжественно заявил он. — Да уж, пожалуйста, верни нам прежнюю счастливую заведующую. Кривицкий повеселел, представив посвежевшего и деятельного себя рядом с ней завтра, как она вернется со смены. Он побреется и подарит ей цветы — решено. — Слушай, Геннадий Ильич, а что у вас с квартирным вопросом? — сменил тему Брагин. — У Ирины Алексеевны же сын иск подал в суд, если не ошибаюсь? — Ах, это… — с разочарованием протянул Кривицкий, насаживая ускользающую оливку на вилку. — Не ошибаешься. Я ищу адвоката, кто поможет нам выиграть процесс и предотвратить раздел квартиры. Сотню контор обзвонил, но большинство специалистов предполагает проигрыш дела. Есть и такие, кто якобы гарантирует победу, но репутация у них сомнительная, я им не верю… В общем, сколько бы денег я ни заплатил самым большим профессионалам, мы останемся без квартиры, судя по всему. Если честным путем решать… — многозначительно добавил он. Брагин поразился чете Кривицкого с Павловой: и дались же им эти взятки! — Геннадий Ильич, ну неужели нельзя договориться с Артемом? Ведь Ирина Алексеевна ему мать. — Нет, Олег, с таким дерьмом, извини за выражение, никогда ни о чем договориться не получится. — А если просто перевести ему денег, он же отзовет иск? Кривицкий вспомнил Павлова с его предложением о том, чтобы замять вопрос без суда и следствия, и поморщился. — Нам неприятно иметь с ним дело, Олег Михалыч. Брагин долго жевал колбасу, прежде чем снова заговорить. — Тогда ответь мне на вопрос: Ирина Алексеевна действительно хочет встретиться с сыном в суде и продать квартиру, к которой за столько лет должна была прикипеть? Нужно ли ей это? И как суд скажется на ее душевном равновесии? Если вопрос в деньгах, я готов помочь… — Нет-нет, Олег, спасибо. Деньги у нас есть, — быстро сказал Кривицкий, про себя отметив, что коллега в чем-то прав — до суда было доводить нежелательно. Они посидели еще некоторое время, пока Брагин не поднялся из-за барной стойки. Дома в конце концов ждала семья, а Кривицкого он, согласно плану, поддержал, привел в чувство, и теперь долг перед Павловой был выполнен. Мужчины выпили немного, поэтому на ногах держались твердо. В прихожей Олег Михайлович произнес: — Геннадий Ильич, давай не забрасывай себя. Устраивайся на работу, а мы будем продолжать попытки вернуть тебя в Склиф. Ты ведь в курсе, что Ирина Алексеевна каждый день к главному ходит, чтобы договориться о твоем возвращении? — Ты серьезно? — пораженно воскликнул Кривицкий. — Как это, каждый день? Эта новость и разочаровала, и обрадовала его. Какое же он ничтожество, раз позволил себе распустить нюни. А вот Ира не сдается, потому что… любит его, дурака. — Я, может, чуть преувеличиваю, но она за тебя борется. А ты, Геннадий Ильич, тоже борись — и за себя, и за нее. — Спасибо тебе, Олег, — искренне сказал Кривицкий, крепко пожимая Брагину руку. — Ты настоящий друг.***
Минула неделя, и дела на Большой Сухаревской площади шли своим чередом. Алексей Кривицкий бодро прохаживался туда-сюда перед постом регистратора, пока недалеко от него рабочий на стремянке что-то вкручивал в стену. Нина, уставшая от мельтешения молодого мужчины, с насмешкой обратилась к нему: — Алексей Геннадьевич, тебе, смотрю, совсем нечего делать сегодня? Кривицкий вмиг прекратил пустое занятие и молниеносно оказался у стойки. Он, напустив загадочности в голос, заговорил: — Ниночка, поверьте, мой рабочий день распланирован от и до. Я караулю вон ту очаровательную лестницу, — он махнул рукой в сторону стремянки. Дубровская понимающе мигнула ему: — Решил специальность поменять? Что, тяжка служба санитара? — трель телефона отвлекла ее, и женщина спешно бросила Кривицкому, прежде чем снять трубку: — Кстати, отнеси ее потом в подсобку. Леша кивнул и метнулся к рабочему, приметив, как тот спустился на пол. Они перебросились парой фраз, и Кривицкий понес стремянку в сторону поста регистратора. Поставив ее в устойчивое положение, санитар спокойно стоял подле, пока наконец приемное не начало наполнятся врачами, гурьбой повалившими из дверей лифта и с лестничных проходов после внепланового собрания в конференц-зале. Алексей привстал на первую ступень, чтобы лучше видеть прибывающих. Наконец заметил нужные лица: из лифта выплыла Майя в сопровождении главврача Полонского. Пора было начинать. Кривицкий-младший резво поднялся на верхушку лестницы, и в очередной раз убедившись в ее устойчивости, громко выкрикнул: — Коллеги, товарищи, минутку вашего внимания! Что же это делается на белом свете? — он с удовлетворением отметил, что взгляды всех присутствующих в отделении скрестились на его нескромной персоне. Полонский и Захарова успели остановиться рядом с постом Нины, и вид у главного был по меньшей мере ошеломленным. — Врачей увольняют только потому, что они не понравились вздорному начальству! И не только врачей, и медработников сплошь и рядом сокращают по самым немыслимым поводам! Заверяю вас, раньше такого не было в стенах этой больницы. Имя этим ужасным переменам одно — Игорь Яковлевич Полонский! Вот он, товарищи, перед вами, — Кривицкий выставил прямую ладонь в сторону главврача, который за всю пламенную речь санитара даже не пошевелился. Шум в отделении поутих, даже пациенты и их родственники будто забыли о цели визита и внимательно следили за черноволосым мужчиной на лестнице. — Приведу наиболее актуальный пример, — продолжал никем не останавливаемый санитар. — Доктор Сергей Анатольевич Куликов, хирург-травматолог, на днях был изгнан из стен больницы за мнимую профнепригодность. Сергей Анатольевич работал в нашем институте десять лет, не меньше! И я выяснил, что главный врач принял решение об увольнении доктора Куликова на самом деле потому, что тот когда-то проходил подозреваемым по одному судебному разбирательству. Дело было никак не связано с профессионализмом врача. Поэтому я называю сокращение Куликова настоящим насилием против кадров! Алексей кожей почувствовал вибрацию воздуха: отделение с интересом зашепталось о деле Куликова. — Также санкциям подвергся и мой отец, челюстно-лицевой хирург с тридцатилетним опытом работы в Израиле — Геннадий Ильич Кривицкий. На счету моего отца сотни, тысячи успешно прооперированных пациентов… — Это немыслимо! — отмер Полонский, перестав слушать Кривицкого и уставившись на Нину, которая исподтишка старалась записать выступление санитара на телефон. — Вы что, снимаете? — Нет, — не моргнув и глазом, Нина заблокировала экран и обернулась к главному врачу. — С чего вы взяли? — С чего я взял?! Я видел! — вскипел он. — Немедленно заставьте охрану прекратить этот балаган! Где Павлова? Полонский принялся обеспокоенно осматривать толпу, желая поскорее засвидетельствовать пристыженный взгляд заведующей. Тихий голос Дубровской вернул его внимание: — Охрана, Игорь Яковлевич, вон позади вас стоит и слушает с большим интересом, по-моему. А у Ирины Алексеевны выходной, вы же на собрании только что были, разве не заметили? — Заместителя тогда ее сюда срочно! — не сдавался главный врач. — Заместитель направился на встречу с поставщиками медоборудования еще час назад, — увольнение Куликова стало спонсором особо скверного настроения Нины, и она не заботилась о неудовольствии начальства. — Сплошной бардак! — кровь прилила к лицу Полонского, и он ощутимо покраснел. Майя Николаевна постаралась незаметно проскочить за спиной Нины к подножию стремянки. — Вам разве не интересно, что на душе у подчиненных, Игорь Яковлевич? Акции протеста не возникают на пустом месте, — заметила Дубровская. — Много вы понимаете! Институт Склифосовского — это имя прежде всего, репутация, — размахивал указательным пальцем мужчина. Его дыхание участилось и на лбу выступили первые капли пота. — Так вы будете что-нибудь делать? — Нет. — Как вас зовут? — с нажимом спросил главврач, и Нина продемонстрировала свой бейдж. — Ну, я запомню! — Ну, запоминайте, — просто ответила Нина и, отступив от начальника, вновь включила камеру. Игорь Яковлевич, осознавая критичность момента и уже давно не слушая, что вещает санитар, выступил вперед и решил взять ситуацию под контроль: — Молодой человек, сейчас же прекратите ломать комедию! Если у вас есть что-то, что требует обсуждения, я всегда открыт к разговорам, и вам это хорошо известно. Не саботируйте работу отделения неотложной помощи. — С вами, Игорь Яковлевич, без толку разговаривать, — отозвался Кривицкий. — Вы самодур. И этим все сказано! Гул голосов затих, десятки глаз устремились на красное лицо только что оскорбленного главного врача. — За свои слова вы должны будете ответить. — Лучше сначала вы ответьте всем нам: за что вы так обошлись с Куликовым? Кого еще выставят за дверь по вашей прихоти? Из-за вопросов Кривицкого Нина почувствовала себя участницей скандального ток-шоу, экспертом в которых раньше частенько выступал Сергей Куликов. Она постаралась как можно более незаметно перевести камеру на главного врача, который определенно был доведен до белого каления. — Охрана, немедленно займитесь делом! — с яростью шикнул Полонский. — Коллеги, разойдитесь по рабочим местам сию же секунду! Вас ждут пациенты. А вы, — ткнул он в сторону Леши, — следуйте за мной. — Никуда я за вами не пойду! Я гордо ухожу из больницы в знак великого протеста! Перед этим же требую вернуть докторов Кривицкого и Куликова! Вернуть! Вернуть! — сжав ладони в кулаки, он возвел руки вверх, хмуро оглядывая толпу. Майя Николаевна поспешила поддержать возлюбленного и подняла элегантные руки на уровень головы, запустив волну аплодисментов. Свободной от телефона рукой Нина также захлопала по своему предплечью. Вскоре некоторые медсестры и врачи, и даже пациенты присоединились к нестройной мелодии хлопков. Полонский, не веря собственным глазам и ушам, растерянно крутил головой. В груди неприятно закололо, стало невыносимо душно, и он постарался ослабить узел галстука. Толпу разогнали, и зачинщик беспорядка стремительно покинул стены больницы. По пути в свой кабинет Игорь Яковлевич со злорадством думал: «Ну ничего, Павлова еще получит на орехи за своеволие подчиненных, ох как же она получит!».