🎧🎧🎧
— Не прилетит, думаешь? – тихо уточняет сомневающийся юноша, пока его рука делает быстрые, слегка неопрятные мазки кистью по пробору. — Завтра узнаем, – усмешка ползёт по лицу обёрнутого в полиэтилен Джисона, когда он с интересом смотрится в зеркало напротив. – Мажь ровнее, не хочу потом три часа исправлять последствия твоих кривых рук. — Конечно, Ваше высочество, – без особой злости хихикает Феликс, окуная кисть в краску для волос.🎧🎧🎧
Утро понедельника встречает промозглым воздухом и дующим из форточки ветром. Глаза неприлично тяжело открываются, а взгляд не фокусируется нормально даже спустя несколько минут с попытками пробуждения. Часы показывают поздний час для того, кто сейчас должен изо всех сил бежать на пары, чтобы не опоздать ненароком, но лень искренне, да и позавтракать хочется. Юноша собирается максимально нехотя и медленно, шаркает по полу тапками в форме пакетов молока, вещи раскиданные собирает, нюхая каждую, чтобы собрать нужное в стирку. На кухне мать в очередной раз ворчит, что парень вновь прогуливает начало учебного дня, причитает за синюю голову, но всё равно ставит перед ним тарелку с английским завтраком, который исчезает в животе Джисона за пару минут. Женщина смеётся, наблюдая, как резво он управляется с едой, уходит на второй этаж, откуда недавно её сын спустился, да прикрикивает, чтобы тот поторапливался и не портил посещаемость в конце семестра. У Хана выходить из дома желания нет никакого, чувствуется даже тут, какой сегодня холод, и настроение лежать в кровати не вылезая. Вон, как отец. Пропал на несколько дней: ни слуху, ни духу, мать на нервах, а Джисон в шоке от подобной безалаберности и эгоизма. Всё же вылетев из двери с наспех натянутой на голову шапкой, которая криво закрывает только одно ухо, парень застывает в сильнейшем ступоре. Вокруг белым бело, сугробы буквально по колено. Это снег. Снег в Корее. Ну как он мог проспать такое событие? И почему Феликс ничего не писал? Оскорблённый таким поведением от друга, он набирает сообщение уже краснеющими пальцами и молится о том, чтобы дойти живым и невредимым, потому что никто явно не удосужился посыпать лёд песком и поубирать снег с бордюров. Джисон искренне благодарит мать, которая когда-то настояла на том, чтобы добавить в критерии подошвы помимо того, что она должна быть тракторная, ещё и не скользящая. Отлично, это пригодилось. Хан зарывается в ворот куртки по уши, потому что даже медицинская маска лицо не греет, да бредёт практически наобум, ибо зрение скатилось в никуда недавно. — Джи, а ты бессмертие обрёл? – улыбаясь спрашивает староста Ким Сынмин, только что зашедший в аудиторию. Названный оборачивается с лёгким страхом на дне карих глаз, поднимается с места и подходит к Сынмину, чтобы мило побеседовать, но понимает, что этого не выйдет, когда на него смотрят убийственно. Всё, конечная, и шило в виде ребячества вновь в заднице Джисона, вылетающего из двери быстрее ветра. — Притормози, гад! – кричит практически сбитая с ног старшекурсница, поправляющая задравшуюся от потока воздуха юбку. — Прости, нуна, – синеволосый подмигивает и немного притормаживает, когда видит, что за ним не гонятся. — Найду – отведу тебя в деканат, придурок, – с этой фразой староста захлопывает дверь, а Хан со смехом уносится в нужную сторону. Конечно, бегать здесь не запрещено, но вот цветные волосы по уставу не положены. Поворот налево и в ушах раздаётся гул голосов тысячи студентов, бьющий по мозгам не хуже дешёвой водки. Стены противно серо-голубые, в белом свете коридорных ламп выглядят словно больничные, о чём уже все первокурсники (и Хан в их числе) успели пошутить. Хотя второй и старшие курсы говорят, что они в кошмарах вместе с преподами приходят. А что, «стены убийцы» звучит вполне хайпово. Ну вот ведущая на крышу лестница уж точно была взята со съёмок какого-то хоррора, потому что облупленная краска и неровное дерево с торчащими будущими занозами – вообще не эстетично. По крайней мере, не подходит под стилистику остального заведения. Тяжёлая металлическая дверь со скрежетом открывается после того, как минуту не поддавалась на попытки её отворить. Вдыхая холодный воздух, студент тут же жалеет об этом, потому что лёгкие в момент покрываются широким слоем обжигающего льда, аж задохнуться хочется. Всё-таки, после бега плохо на зимний мороз выходить, ещё и в одном худи. Пробираясь сквозь высокие сугробы, Джисон взбирается на борт крыши, смотрит вниз и тут же чувствует это тянущее низ живота чувство. Когда сердце заходится в волнении, а внутренности скручивает от него же. Приятно чувствовать это, играя со своей жизнью вот так просто. Интересно, отец тоже "играл", пока отсутствовал? Никто даже не подумал рассказать Хану о том, где на самом деле был его родитель целых пять дней, а он ведь ждал объяснений, наблюдая за тем, как после двух дней мать перестала переживать совершенно. Будто и не было у неё мужа. «Дерьмо, а не день» - думается Джисону, пока он сталкивает несчастный снег на суицид, заведомо загадывая самые плохие вещи, которые сегодня могут с ним приключиться. Дерьмо, а не мысли. Дерьмо, а не жизнь. Да всё дерьмо короче. Хан лишь раскрывает рот, пускает клубы дыма прежде, чем залезть в карман за портсигаром и зажигалкой, да закурить свой красный мальборо. Дым приятно жжёт глотку, оседает на языке и отключает голову, позволяя наконец ощутить то необходимое мнимое расслабление. Он мычит мотив песни, шагает дальше и краем глаза замечает какую-то фигуру немного поодаль, у противоположного бортика крыши, но значения не придаёт, тихо напевая первые лезущие в голову строчки. — I’ve been thinking ‘bout my live, – думает он о жизни, на самом деле, каждую свободную минуту, чисто из привычки и потому что ничего другого делать не хочется, разве что может отвлечься на запись в блокнот каких-то рифм, которые в течение размышлений могут всплыть в голове. – Is it better, if I die?– всерьёз задумываться над смертью ему, безусловно, приходилось не раз. Когда сверстники налетали на маленького мальчика, называя его толстым и уродом лишь из-за чуть более пухлых, чем у остальных, щёк. Когда его творчество высмеивали, называя музыку способом заставить уши кровоточить, или когда, уже в более старшем возрасте, девушку, которая нравилась Хану вновь уводили буквально у него из-под носа, чтобы лишний раз посмеяться над тем, насколько парень жалок и неудачник. Он работал над собой вплоть до девятнадцати лет, чтобы на выпускном полюбоваться слезами девушек и парней, которым он отказал в танце. Свершилась месть и сейчас, уже будучи первокурсником одного из самых престижных институтов Пусана, он наконец чувствует себя частью системы, а не её отбросом. В груди предательски колет, когда противные мысли переполняют голову, и теперь хочется только забить огромный хер на предстоящие пары, да уйти в ближайшую, уже полюбившуюся, кофейню около универа. Из мыслей выводит относительно тихий вскрик со стороны. — Хэй, – голос парня мягок и мил. – Придурок недоразвитый, боже, – он закатывает глаза, ругаясь себе под нос, когда через сугробы пробирается к всё ещё стоящему на борте Джисону. – Понарожают с отклонениями, а нам спасай их, – уже шёпотом выдаёт незнакомец, чем вызывает у Хана только смешок. А после он тянет к нему руки. Синеволосый только бровь вверх вскидывает, не понимая, чего от него хотят. – Что уставился? Слезай давай, – как бы приглашая, он слегка сжимает свои пальцы и удовлетворительно кивает, когда другой спрыгивает к нему, удерживаясь за вытянутые ладони. Хан поднимает голову, когда убеждается, что стоит по колени в сугробе, и встречается взглядами с очаровательным невысоким парнем-старшекурсником. Волосы рыжеватые, в принципе, соответствуют уставу, но всё равно явно окрашенные; форма лица поразительно идеальная, немного острые линии, хотя в совокупности это выглядит мягко; аккуратный нос и на вид мягкие, бледно-розовые губы, но всё это не привлекает внимание так, как кукольные глаза с кошачьим разрезом. Сияющие и завораживающие. — А? – первое, что выдавливает из себя Джисон, немного посмеиваясь, когда понимает, что увлёкся разглядыванием чужих🎧🎧🎧
На паре Джисон искренне предпочёл бы не думать, но выходило с трудом. «Overthinking kills us» – как-то сказал ему Феликс, когда его друг в очередной раз утонул в размышлениях на добрую часть их прогулки. Кажется, это было в прошлую пятницу. Да, точно, Хан размышлял о местонахождении своего отца, который, к слову, вернулся на следующий день. Вспомнишь солнце – вот и лучик, хотя тут и другая версия подойдёт, несмотря на хорошие отношения между Соном и родителями. Иногда ему даже казалось, будто они не семья, а просто друзья, общающиеся только в редкие случаи, и не важно, что живут они под одной крышей. Во всяком случае, юноша знать не знает и даже не догадывается, где пропадал глава семейства Хан. А ещё парниша с крыши. Приветливый до боли в грудной клетке, заговорил так, будто они знакомы как минимум с утроб их матерей и всю жизнь провели бок о бок. Настораживает, но Хан в любом случае благодарен. Может, если бы не он, синие волосы сейчас развивались бы не из-за тёплого воздуха кондиционера, дующего в макушку, а от холодного и морозящего ветра, тело было бы распластано по снегу, мешаясь в крови и… Звон, оповещающий о конце пары вынуждает вздрогнуть и парень больше по инерции, чем искренне, чертыхается под нос, тут же накидывая на плечо ничего не весящую сумку. Ему надо отыскать этого кошкоподобного и угостить чашкой того, что ему по душе. Хан надеется, что это не молоко и не "не молоко", а то слишком предсказуемо выйдет. Нужный кабинет находится где-то на первом этаже. Несмотря на то, что Джисон с начала года был в деканате раз пять, всё не может запомнить, в какую сторону ему нужно пойти от входа. Никакого разговора не хочется. Сейчас бы сигарету, облепиховый чай и родного человека рядом. Таким званием мог похвастаться лишь назойливый Феликс, бегавший за Ханом с десятого класса хвостиком. Так и сдружились. Благо, общего у них больше, чем просто школьные обидчики, которых они вместе в конце концов втоптали в грязь. Дьявол, Джисону определённо надо поменьше думать, он даже не заметил, как на автомате пришёл в место назначения. Так, это точно левое крыло, не иначе. Снуют вокруг одни только дизайнеры и, похоже, хореографы. Они всегда отличаются от серой массы остальных факультетов, которые между собой не различишь. Кстати, паренёк с крыши безумно похож на того, кто учился бы на хореографа, мысленно отмечает Хан, планируя всё же спросить у него, кто он по специальности. — Хан Джисон, – громом среди ясного неба раздаётся голос декана, у которого, походу, хронический насморк, иначе он не может объяснить эту вечную гнусавость. Он проводит студента в кабинет, больше приказывая, чем приглашая, сесть на диван, пока сам усаживает свою тушку в кресло. – Вам повезло что вот это, – он крутит указательным пальцем у своего лица, подразумевая чёлку Джисона, что была на тон ярче остальной копны. – Не слишком яркое, чтобы я делал Вам выговор. Но всë-таки, скажите мне, что Вами движет, когда Вы так явно идёте против системы? — Мне захотелось, – отрезает Хан, замечая, как искажается в недовольстве лицо мужчины и готовится к последствиям своей прямолинейности, но, на его счастье, как только декан уж было открыл рот, собираясь словесно и БЕЗ (это правда стоит не малых усилий) матов втоптать студента в землю, как дверь в кабинет распахивается. А на пороге, не поверите, сам мистер без-суицидов-на-моих-глазах. — Здравствуйте, господин Мун, – так же приветливо, как и с Джисоном, здоровается рыжий, учтительно закрывая за собой дверь и останавливаясь там же. Кивком он приветствует и синеволосого. — Здравствуй, Минхо, – тон мужчины заметно смягчается, стоит только старшекурснику попасться ему на глаза. – Подожди немного, я сейчас договорю с этим молодым человеком и объясню, зачем вызвал тебя, – он прочищает горло, что особо ничего не меняет, и возвращает взгляд к нарушителю его спокойствия. – Я знаю, что перекрашиваться ты не будешь, но впредь постарайся обойтись без крупных нарушений. В конце года одно может наложиться на другое и это совершенно ничем хорошим не окончится, уверяю тебя. Джисон лишь кивает и спешно покидает слишком тёмный, по его скромному мнению, кабинет, и уже собирается зайти к Ликсу, но останавливается. Этот Минхо прямо там, а когда они ещё встретятся, если это вообще реально, – неизвестно. Поэтому он застывает на месте, так и оставив дверь открытой, да прислоняется к стене, выжидая, когда же к нему выйдут. Диалог бросается в уши совершенно случайно. — Так вот, Ли. Я знаю, что ты у нас достаточно бесстрашен, чтобы не переживать из-за неподтверждённой информации, но в данном случае я крайне обеспокоен. Не так давно, на совете, директор сообщил мне о предстоящем мероприятии, которое проводится между пятыми курсами хореографов нашего и университета Донгсо, с которым, тебе известно, у нас натянутые отношения, – мужчина сделал паузу. Джисон знает, что он ждёт кивка от того, с кем говорит, и, видимо, он следует незамедлительно. – А также мне сообщили, что один из студентов… Скажем так, точит на тебя зуб. Это просто предупреждение, я тебя ни к чему не обязываю и прочее. Ты можешь идти, скоро начнётся пара, – Хан сверяется с часами на телефоне и кивает. — Благодарю, господин Мун, до свидания, – улыбка Ли слышна в его голосе, но Сон слишком поглощён новой пищей для размышлений, чтобы заметить, что дверь вот-вот откроется. Поэтому дёргается, как ошпаренный, когда ребро дерева практически проезжается по скуле, а перед ним с немым вопросом в глазах останавливается рыжеволосый. М-да, со стороны выглядит так, словно он подслушивал. — Не подслушивал – опережает будущий вопрос Хан, отмахиваясь ладонью прямо перед чужим лицом. — Ага, – Минхо закрывает дверь и смотрит на младшего более пристально, словно на крыше не успел рассмотреть достаточно хорошо. – И чего ты хотел? — Ну, если кратко, – издалека начинает юноша, продумывая, а стоит ли. – Ты, по сути, спас мою тушку. Не хочешь выпить по кружке кофе? Или что ты там предпочитаешь, – он неловко усмехается, заводя руку за голову и вплетаясь пальцами в корни волос. Хореограф смотрит испытывающе, тело ёжится от липкости того взгляда. – Могу, не знаю, угостить рамён… Я не то имел ввиду! – вскрикивает громко, закрывая лицо ладонью с громким шлепком, но в ответ лишь усмехаются. — Идём, суицидник, – Ли хватает юриста за локоть, утягивая его за собой на выход из коридора. Хан сопротивляться не хочет. Чувствует, будто сейчас действительно должен пойти с этим парнем, а потому следует за ним практически вслепую. Потому что реально не видит ничего – зрение. Мысленно Джисон ставит себе пометку забежать в больницу к бабуле Феликса и записаться к окулисту, потому что становится невыносимым отсутствие возможности банально понимать, куда идёшь. Последние пол года он двигался на автомате, научился узнавать людей по силуэтам, да и в большем, кажется, не нуждался. Но когда Минхо вдруг сказал про красивый букет цветов в руках у девушки, который, по его словам, явно собирал опытный флорист, захотелось их рассмотреть. Когда он стоял за кассой, заказывая по просьбе Хана их напитки и десерты, захотелось видеть его профиль, а не пятно вместо головы. Просто захотелось видеть. — Ну так? – Ли садится напротив, ставит напитки около принесённых недавно шоколадного чизкейка Джисона и его медовика, да элегантно ногу на ногу закидывает и улыбается своей кошачьей. – Хотел угостить меня, или на самом деле ты просто искал компанию? – Джисон может точно сказать, что в этот момент его передёрнуло. Кто этот парень? Он знает о Хане больше, чем он сам? — А ты… — Глаза. Я просто по глазам увидел, что тебе одиноко, вот и пошёл, – объясняется тот так спокойно и уверенно, словно понимает, насколько прав. А Сон даже не подумал о том, что дыру заполнить пытается. Бред всё это. — Да ну, сонбэ. Считай, это как плата за мою жизнь, – подмигивает синеволосый, делая глоток своего неизменного айс-американо из трубочки. — Дёшево же ты стоишь, Джисон, – посмеивается Ли, получая в свою сторону свирепый взгляд, который передразнивает тут же. Предпочитает он, кстати, лавандовый латте. Хан не знает, сколько за те пару часов он улыбнулся, сколько закатил глаза, а сколько смеялся, надрывая живот. Оба на удивление были увлечены разговором, темы которого скакали с одной на другую. Минхо действительно танцор, предпочитает хип-хоп и контемпорари, но иногда с одногруппницами танцует что-то около джаз-фанка, ибо им он более присущ. У него есть два кота, которых он сначала спас, а после тайно, под курткой, протащил в общежитие. Он рассказал, что на осмотре комнат кто-то из котов мяукнул и их спалили. Хан слушал это с замиранием сердца, но, благо, всë обошлось и люди оказались не такими тварями, как всегда. Джисону начало казаться, будто его жизнь отошла на второй план, пока он наслаждался обществом этого любопытного танцора, который, как назло, оказался лучшим собеседником из всех, с кем Джисон когда-либо говорил. Ему нужен номер этого парня, но так просто он просить его не будет.