Что значит быть счастливым

Беннетт подтянул колени ближе к груди, отчего вода в ванне всколыхнулась, и крепко обхватил и их руками. Поставил на них подбородок, закрыл глаза. Его колотила мелкая дрожь. На коже всё ещё ощущались чужие прикосновения, мерзкие, грязные, отвратительные. Он чувствовал их везде: на шее, на плечах, на груди, под рёбрами и на бёдрах, и оттого ему становилось ещё паршивее на душе. Хотелось содрать себя кожу, лишь бы избавиться от этого проклятого ощущения, что его до сих пор трогают. Однако поступить так с собой он не мог, а потому всё, что ему оставалось, — это сидеть здесь, в наполненной горячей водой ванне, и пытаться смыть с себя следы грязи. Собственно, этим Беннетт и занялся. Неохотно отпустив колени, он взял мочалку, нанёс на неё жидкое мыло и принялся тереть-тереть-тереть. Он растирал руки и тело долго, до раздражения, до красных следов, до болезненного зуда. Сказать, что это ни черта не помогало, — значит ничего не сказать. Сколько бы он ни пытался, избавиться от последствий работы у него не получалось. Он по-прежнему чувствовал себя грязным, по-прежнему ощущал на теле чужие руки, которые всё трогали-трогали-трогали. Однако, несмотря на всё это, он всё равно не останавливался. Он продолжал отчаянно тереть-тереть-тереть, тщетно надеясь, что это хоть немного поможет ему. «Ну же, давай… Пожалуйста…» Однако усилия его совсем не приносили никаких плодов. Наоборот, ему становилось только хуже. Пока он до крови растирал руки, плечи и грудь, то невольно прокручивал в памяти события недавнего заказа. Сегодня у него было за раз несколько человек. Их было много, и Беннетт бы предпочел вообще никогда не вспоминать, что они с ним делали, но память, будто издеваясь, подсовывала ему всё новые и новые подробности. И чем больше их становилось, тем сильнее Беннетту хотелось умереть. Хотелось утопиться в ванне, или перерезать горло, или перегрызть вены, да что угодно сделать, лишь бы больше не существовать в этом мире. Однако ничего из этого он так и не сделал. Только продолжал сидеть, вперившись пустым взглядом в стену, и мелко подрагивал. В какой-то момент он даже остановился и перестал тереть: просто понял, что это уже бесполезно, да и бессмысленно. — Блять… — вслух негромко выругался Беннетт. — Блять, блять, блять, блять… Мочалка за ненадобностью полетела в раковину. Всё тело болело и неприятно зудело, однако он не обращал на это внимание. Только откинулся на стену и запрокинул голову назад, свесив руки вдоль тела. Именно в этот момент его взгляд и зацепился за лезвие бритвы, лежавшей на краю раковины. Оно маняще поблёскивало, и когда он его увидел, то в его голове что-то щёлкнуло. Он где-то слышал, что люди, которые не могли справиться с моральной болью, заменяли её физической. Раньше это казалось ему жутким и даже отвратительным, но сейчас он и сам начал о подобном задумываться. Теперь идея оставить на руках несколько кровоточащих порезов выглядела не такой уж и плохой. В конце концов, раз столько людей этим пользовались, значит, оно работало. Возможно, это и ему тоже поможет. По крайней мере, Беннетт хотел на это надеяться. «Ну, была не была…» Набрав в лёгкие побольше воздуха, он взял бритву с раковины и осторожно снял с неё лезвие. Занёс его над предплечьем, приготовился нанести порез. Однако, когда лезвие уже практически коснулось кожи, он вдруг остановился, и его с ног до головы охватил липкий страх. А что, если он случайно заденет вену? Что, если порез будет слишком глубокий, и он просто не сможет остановить кровь? Эти и многие другие вопросы моментально наводнили голову, однако он всё же смог справиться с собой. Нет, раз уж решился, значит, надо доводить дело до конца. Именно с этими мыслями Беннетт и закрыл глаза и полоснул по руке. От предплечья и до плеча прокатилась волна острая резкой боли, и он зажмурился, неприятно поморщившись. Посидел так пару секунд, привыкая к новым ощущениям, затем нерешительно открыл сначала один, а потом и второй глаз. Опустил взгляд вниз, на порезанную руку. По бледной коже тонкими струйками стекала алая кровь, падая в воду и окрашивая её в красный. Это должно было выглядеть жутко, должно было отрезвить его, однако ему подобная картина показалась завораживающей. Он даже невольно засмотрелся, напрочь позабыв о боли. Однако он быстро опомнился и нанёс новый порез, но уже в другом месте. А потом ещё один, и ещё, и ещё… Остановиться его заставила незамысловатая мелодия, доносящаяся из спальни. Тогда он замер, прекратив терзать руку, и прислушался. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что ему кто-то звонил. И, судя по музыке, это был очередной заказчик. При мысли об этом его передёрнуло, но он всё же поднялся и вылез из ванны. Отложил лезвие на раковину, быстро спустил воду, смыл следы крови с рук и, замотавшись в полотенце, вышел в коридор.

***

Беннетту повезло: оказалось, звонил не заказчик, а Флоренс. Звучала она воодушевлённо, сказала, что у неё есть хорошие новости для него. Также она предложила ему встретиться, и Беннетт, поразмыслив немного, согласился. В конце концов, ему сейчас не помешало бы развеяться. В первую очередь потому, что находиться в квартире совершенно не хотелось. Поэтому у Флоренс он был уже через двадцать минут. Она встретила его с распростёртыми объятиями, напоила в этот раз чаем вместо мыла и потащила в комнату. По дороге она всё щебетала о том, что сегодня к ним кто-то приедет, однако Беннетт слушал её вполуха и совсем не вникал в смысл сказанного. В итоге она заметила, что он всё время витает в облаках, и спросила, в порядке ли он. Он сначала вздрогнул, явно не ожидавший такого вопроса, но потом лишь отмахнулся. В целом, если не считать этого, посидели они довольно-таки неплохо. К тому времени, когда Беннетт вышел от неё, на улице сделалось совсем пасмурно. Небо затянули тяжёлые свинцовые тучи, готовые вот-вот разродиться целым ливнем. Ледяной осенний ветер постоянно пробирался под воротник, больно обжигая кожу, и Беннетту приходилось сильнее кутаться в куртку, дабы хоть немного согреться. Впрочем, он не особо обращал внимание на холод. Голову его занимали совершенно другие мысли. Он думал о многом: о будущем, о том, как ему всё это надоело, но больше всего о Феликсе. Феликс… Господи, как же он всё-таки по нему скучал. По его ласковым прикосновениям, по тёплым объятиям, по нему самому. Каждый день он буквально жил мечтами снова увидеть его, но сегодня ему хотелось этого особенно. Потому что он устал. Он чертовски сильно устал существовать, а не жить, подкладывать себя под мужиков, чтобы хоть как-то прокормиться, и компенсировать недостаток положительных эмоций наркотиками. Беннетт хотел, отчаянно искренне хотел, чтобы Феликс Хониккер в один день приехал, нашёл его и забрал к себе, далеко-далеко отсюда, туда, где больше не будет слёз и страданий. Но он всё ещё осознавал, что этого не произойдёт, скорее всего, никогда, и оттого чувствовал себя отвратительно. Вот и сейчас тоже. — Эй, осторожнее, принцесса. В то мгновение, когда Беннетт услышал этот голос, он подумал, что ему просто послышалось, что у него уже начались галлюцинации. Однако, когда голос повторился, он осознал, что это всё реально. Тогда он остановился на месте и резко вскинул голову, после чего осмотрелся по сторонам. Взгляд наткнулся на знакомую рыжую макушку практически сразу же. Сердце забилось быстрее в груди, больно ударяясь о рёбра, из лёгких будто выбило весь воздух. Это был он. Это определённо был он. Те же рыжие волосы, те же необыкновенные красные глаза, такой же низкий рост. Это точно был Феликс Хониккер. Несколько секунд Беннетт ещё стоял, пытаясь переварить полученную информацию, а после его губы растянулись в непроизвольной улыбке. С ног до головы его захлестнула радость, и он было уже рванул к Феликсу, дабы крепко его обнять, однако в самый последний момент остановился. Сердце ухнуло куда-то вниз, по грудной клетке начало растекаться нечто странное и необычное. А всё потому, что Феликс был не один. Он шёл по улице с какой-то невысокой светловолосой девушкой и держал её за руку. Держал за руку… При одной только мысли об этом сердце болезненно сжалось, и Беннетт до крови прикусил нижнюю губу. Однако он тут же мотнул головой, дабы отогнать непрошенное наваждение, и быстрым шагом направился к ним. Нет, он слишком долго ждал, чтобы так просто отступать. А девушка… Неважно, кто она. Главное, что Феликс здесь. — Феликс! Феликс, подожди! — нарочито громко, чтобы он точно услышал его, выкрикнул Беннетт. Параллельно с тем он ускорял шаг, чтобы как можно скорее их нагнать. — А? — Феликс, услышав, что к нему обращаются, вздрогнул. Они с девушкой наконец остановились, и он обернулся на голос. Их взгляды встретились, и сердце Беннетта пропустило удар. На мгновение оно остановилось, а затем забилось в груди с бешеной силой, так и норовя проломить рёбра. На лице Феликса же, напротив, отразилось лишь искреннее недоумение. Он, казалось, был удивлён и не понимал, что ему от него нужно. Беннетту показалось это странным, однако он не стал заострять на этом внимание. Зря. Очень зря. — Феликс, — снова позвал он, когда наконец приблизился к ним обоим. Лёгкие горели после быстрого бега, дышать было тяжело, однако это беспокоило его в последнюю очередь. На первом плане стоял вопрос, который сейчас волновал его более всего и который он тут же поспешил задать: — Феликс, ты… Ты помнишь меня? — Фели, вы знакомы? — так же удивилась девушка. От того, как ласково она назвала Феликса «Фели», у Беннетта внутри поднялась волна какого-то неизвестного, но жгучего чувства, однако он всё же смог его сдержать. Нет, куда важнее сейчас был ответ. — Я… Эм… — Феликс явно растерялся. Пару мгновений он смотрел то на девушку, то на него, видимо, раздумывая, что ответить, а потом сказал то, от чего у Беннетта внутри всё рухнуло: — Нет… Нет, простите, вы, должно быть, ошиблись. Пойдём, Шарлотта… После этих слов он покрепче взял девушку за руку и, ещё раз тихо извинившись, потянул её за собой. Уже за считанные секунды они скрылись в толпе. А Беннетт так и остался стоять на месте, машинально протягивая к нему руки и чувствуя, как в груди, прямо на том месте, где ещё несколько минут назад бешено колотило сердце, разверзалась глубокая бездонная дыра. Он даже и не заметил, как пошёл дождь, холодные капли которого смешались с его слезами.