when my thoughts kiss the highway

      У Дена трясутся руки, и Ярик молча протягивает ему одноразку, даже не вспоминая, что Сигитов не курит. Теперь будет. Потому что так сказал капитан.       — Успокойся, хуйня случается.       Голос у Ярика уверенный и ободряющий; Ден поднимает на него свой острый взгляд, дергает губами и затягивается так сильно, что вместе с дымом изо рта летит надсадный кашель, стеклянно-пыльный, пепельный. У Сигитова в глазах, светло-карих, смешливых и сверкающих готовностью ебашиться до последнего, в эту секунду — только грохот ломающихся внутренних опор.       Он молчит. Ярик тоже решает больше ничего не говорить.       Они на балконе одни: Мага, как упертый баран, в третий раз пересматривает реплей, Мира с Русланой тянут сигареты на улице, Дима выслушивает Илью, у которого на лице обида и вина такая, будто он соло проебал эту серию.       Но они все сыграли плохо. Плохо пикнули, плохо постояли линии, плохо держали позиционку, плохо коллили. Не пошло у всех, посыпались все, обосрались всем составом, но в комментах к последнему посту в телеге поминают только Ларла и его мать.       Ярик не знает, почему Денис все еще читает комменты; не понимает, почему люди не замечают очевидного; не хочет разбираться, как так вышло, что Сигитов в команде стал и громоотводом, и козлом отпущения, и мальчиком для битья.       — Сука, — выдыхает Ден; батарейка в одноразке садится невовремя и не к месту, и Ярик цокает, пытаясь улыбнуться.       — Здоровее будем.       У Дениса пышут отчаянием даже едва отросшие кудри. Ярик на это смотрит и понимает: словами не поможешь — никому из них, кроме Миры, слова не помогают.       Илья справляется со стрессом, безостановочно вжимая поиск, Мага — вжимая педаль газа в пол. Сам Ярик бестолково пинает стены, а Денис обычно выходит на задний двор повисеть на турниках. Но на улице ливень, и это единственная причина, по которой Сигитов ещё не убивает руки и плечи о собственный гнев.       Ярик подходит на шаг и, вообще не думая, хватает Дена за плечи, разворачивая к себе. Денис на рефлексах хватается за него всеми пальцами, впивается, как в металлическую перекладину — Ярику неприятно и больно, но он терпит, позволяя маленьким подушечкам вдавливаться в его ребра сквозь футболку.       Объятие странное, болезненно-нежное, пахнущее яблочным дымом и потом, щекочущее нервные окончания повисшим в воздухе предчувствием истерики. Ярик ощущает это, как озоновый привкус на языке перед первым раскатом грома.       — Все хорошо, — говорит он. — Сожми сильнее.       Денис сжимает, и они стоят, вцепившись друг в друга, как в спасательные жилеты. Кислородных масок нет — и не надо, пока снизу, с патио под балконом, тянет сигаретным дымом, и два мягких голоса шуршат в вечерней тишине, ласковые и заботливые. Руся с Мирой у них в команде — как мама и старший брат. И если Айрат в этой игрушечной семье отец, а Дима — вечно недовольный дед, то Ярику точно достается роль старого любимого кота: из тех, что всегда приходит, ложится на больное место и долго громко мурчит.       Денисовы руки расслабляются и падают вдоль тела, безвольные и бессильные. Его кучерявая голова продолжает лежать у Ярика на груди, а в тишку вдруг летит веселый смешок.       — Ты чего?       Сигитов не отвечает. Но его улыбку Ярик чувствует в воздухе.