Риверхолд

Слайми вздохнул и свернулся калачиком. С одной стороны, неумение спать — вещь невероятно полезная. Больше времени в сутках, больше выполненной рутинной работы, больше времени на самокопание (та вещь, от которой Слайми с удовольствием бы отказался) и меньше переживаний от кошмарных снов. Сны… После того, как почти несколько месяцев каждую ночь Слайми, едва касаясь головой подушки, проваливался в самый худший вариант царства Морфея из всех возможных, он начал ощущать по отношению ко сну некую толику недоверия и глубинного отвращения. Момент соприкосновения сознательного и бессознательного, читай — сорванные с цепей гончие псы самых потаённых страхов и желаний, которые напоминают о себе самым бесцеремонным образом — то ещё развлечение для самых отъявленных мазохистов. Ну, э-э… Самых-самых отъявленных мазохистов. Да. Шутки шутками, но видеть одни и те же сны (кошмары) на протяжении долгого времени на деле очень утомляет. Отбивает всякую охоту спать. Валишься с ног, уже не способен отличить, где верх, где низ, но продолжаешь сидеть, уткнувшись носом в ладони, и молиться на одно, повторяя из раза в раз дрожащим шëпотом: «Только не уснуть, только не уснуть, только не уснуть…» Пока в прямом смысле не проваливаешься в сон носом в землю. И сном назвать будет слишком мягко — болезненное забытье с ознобом и бредом, которое, как тихушник, подкрадывается со спины и единым махом выцарапывает сознание. Мгновенно, даже понять ничего не успеваешь. Приходишь в себя ты уже в совсем другом месте. Кроваво-красное небо. Он отворачивается, он знает, что увидит, если посмеет поднять глаза. «Я… Я не хочу помнить её такой…» Тщетно — родная деревня навсегда отпечаталась в его памяти в самом худшем своём обличии. Изначальный образ восстанавливается со скрипом, точно нехотя, и, даже будучи чётким, он остаётся далеко не таким же ярким и полным (как бы иронично не звучало) жизни, как это жестокое огненное полотно. Сейчас самый разгар дня, но смог столь силëн, что с лёгкостью заслоняет солнце. Алое небо утопает в дыму, воздух неприятно жжëтся, будь у Слайми лëгкие, он непременно изошëлся бы в надрывном кровавом кашле. Впрочем, на земле и без солнца хватает жара. Крики. Льются со всех сторон, пронзительные и истошные. Разноцветные человечки в дыму пытаются убегать и прятаться, сливаются с местностью, запрыгивают в первые попавшиеся укрытия, но безуспешно. Одного располовинила секира, второго смерть настигла в глиняном сосуде, третий умер, потерявшись в дыму. Кап. Кап. Кап. И ещё три жизни долой. Все способные сражаться уже мертвы. Их задавили числом. Чистая математика. Нечестно. Не дали даже шанса. Стоишь на почве, и ступнями чувствуешь — земля влажная, похожая по ощущениям больше на болотную топь, чем на почву. Всё равно что залита литрами свежей крови. Ужас сковывает члены, но бездействовать больше нельзя. Сделай, сделай, сделай хоть что-нибудь! Он не привык отступать, он должен вмешаться, помочь. Это раньше он был жалким мягкотелым сопляком, неспособным разбить и глиняный кувшин, а теперь… Он покажет, что тренировки прошли не зря. Он разобьёт череп стольким гоблинам, скольких разыщет. Эти мрази заплатят за каждого, кого прикончили, и поплатятся вдвое большей ценой; он что, зря изничтожал их пачками, зря часами изучал их слабые точки и наиболее ранимые части тела, нет, черт возьми, всё это не зря! Рывок вперëд, рука принимает форму клинка и со свистом рассекает тело первого гоблина. Но крови нет. Ничего нет. Слайми ударяет снова, и вновь бесполезно. Он не участник этого действа. Он лишь бессильный наблюдатель. Тело очередного плазмоида неподалёку разлетается в мелкие ошмëтки и осыпается по земле. Времени всё меньше. Думай. Думай! Чем дольше стоишь, тем больше жертв, тем меньше шансов хоть кого-то спасти… А возможно ли вообще хоть кого-то спасти? Слайми бежит прямо через залитые огнём улицы, спотыкаясь и теряя равновесие, тело несётся будто по инерции, не зная куда — в глазах стоит пелена от слëз. Спроси теперь, где его хвалëные грация и ловкость, с которыми он метался по крышам солнечного Риверхолда. Исчезли в небытие. Стëрлись перед лицом опасности. Слабак, слабак, слабак! Слайми едва не взвывает от отчаяния и обиды. Всё же иногда слëзы — это невероятно полезно. Видеть смерть деревни в тысячный раз было бы уже… Невыносимо. — Слайми, почему ты вернулся?! Нога подогнулась, потеряла форму и опрокинула мерцающее тело на землю. Слайми судорожно пропахал землю ладонями и сразу же вскочил, ошалело оглядываясь. Откуда? Откуда голос? Может быть, ему стоило убежать прямо сейчас. Может быть, стоило уйти, слиться с огнём, пуститься прочь. Только чтобы не видеть её. Иначе он запомнит и её такой. Но сдвинуться с места нет сил. Что-то приковало нутро к земле, взяло в обхват и безжалостно сдавило, грозя разорвать тело пополам. Снова. Каким был, таким и остался. Жалкий, жалкий идиот… Мама стоит в полуразрушенном проëме деревянного дома. Круглые глаза, похожие на его собственные, только в этих застыл один лишь остекленевший ужас. Слайми едва заставил себя подать голос, обычно такой громкий и весёлый, ныне охрипший и огрубевший. Говорить больно. Но явно не из-за дыма. — Я могу сражаться, мама. — О, зачем, зачем только он нашёл в дыму её мокрые глаза… Отвернуться бы, но путы сжались сильнее. — Я могу нам помочь. Всем помочь! Ты… — Он с надеждой приложил пальцы к груди. — Ты меня видишь? Видишь же?! Значит, и они должны! Я спасу всех, я помогу нам, всё будет хорошо! — Идиот, я говорила тебе бежать! — Швырнула наотмашь, как чужому. — А теперь они убьют и тебя… О, горе мне, горе! — Она воздела руки к небу, буравя пустым взглядом алые небеса. — Господи, за что! Где мы провинились перед тобой?! За что!.. Голос прервался резко, словно кто-то ударил в колокольчик тишины. Её силуэт в дыму покачнулся и потерял форму, так же бесшумно разлившись по земле голубоватой слизью. Господь-бог ответил на зов и явился собственной персоной. В образе скрюченного грязного гоблина. Убийца тряхнул головой и хищно огляделся по сторонам в поисках очередной жертвы. Само время потеряло свой ход и посыпалось, как песок из разбитых часов. В разуме что-то оборвалось, опустилась железная стена, похоронившая под собой последние остатки человеческого. Зверь, потерявший всякий контроль, взревел и затрясся, проклиная всё, что имело последнюю наглость существовать на этом неидеальном, тошнотворном, омерзительном, подколодном, порченом, гнилом, зловонном и не заслуживающем существования свете. Бессилие и злоба. Какое знакомое состояние потока. Расчётливое холодное убийство за убийством, без криков, без нервов, лишь методичная зачистка поселения от всех живых душ, что встретятся на пути. Никакой пощады (ибо что такое пощада?), никаких мыслей об их прошлом, личности (ибо что такое личность?), и никакой разницы, кто именно погибает от остервенелых ударов (ибо что есть благородство?). Простое выполнение механической работы. Руки сами сложились воедино и образовали собой длинное лезвие. Слайми взревел и бросился на врага. Точность никогда его не подводила, не подвела и сейчас — оружие прошло сквозь кожу ровно по линии шеи, но… — НЕТ, НЕТ, ЧËРТ, ЧËРТ, ЧËРТ!!! — Лезвие прошло сквозь тело, не нанеся убийце никакого вреда. Слайми свалился на землю, колени увязли в мëртвой голубой плазме. Вопль ужаса и отчаяния разодрал горло куда больнее, чем дым и пепел. Отвращение и беспомощность растянули губы в одичалой судороге. Гоблин заинтересованно хмыкнул, увидев какое-то движение вдалеке, и выскочил наружу. — Ты так не уйдёшь. Не уйдёшь!!! — Слайми, поскальзываясь, ураганом вылетел за ним. Вопли вновь наполнили воздух, ещё громче, чем прежде. Слева, справа, над головой, всё ближе, а то где-то вдали, они визжали отовсюду, а спрятаться от них было негде. Как нельзя было уйти и от осознания: «Ты всех подвёл. Всё было зря. Ты слабак. Ты ничего не сможешь. И любая твоя попытка мести будет обречена на провал.» Гоблин исчез. Будто сквозь землю провалился. Слайми озлобленно долбанул по остаткам сгоревшего дома, и те рассыпались в пепельную труху. — Где?! ГДЕ Т-

***

Стук в дверь. Слайми открыл глаза. Давно же ему не приходилось отдыхать за таким… Приятным занятием. Монах рывком поднялся с кровати и слегка зашатался, потеряв равновесие. О, ну, точно… С того момента, как Слайми отправился на продолжительный отдых, прошло несколько часов. Действие таблеток начинало стремительно ослабевать. Поймав точку опоры, Слайми раздражëнно прошипел что-то себе под нос, прочистил горло и громко позвал: — Войди. В дверь, извиваясь, как змея, вошёл юань-ти. Он осторожно прикрыл дверь и внимательно осмотрелся, будто опасаясь, что их могут подслушивать, но, не обнаружив ничего подозрительного, прошёл в комнату и уселся на стул. — Итак, добрый день. Мы обещали вам сообщить… — Новые авантюристы? — Так точно. — Уже успели выяснить, кто именно? — Слайми сложил руки на груди и привалился к стене. Юань-ти выудил из кармана небольшую бумажку и откашлялся. — Так… Да, выяснили. Достаточно известные лица, многие работают здесь давно, так что сложностей практически не возникло. — Юань-ти закусил раздвоенный язык и внимательно вчитался в написанное. — Итак. Первый — кованый. Стал наёмником, кстати, лишь недавно. Имя — Молот. Дальше… Бард коллегии созидания, Мадеус. Уголок губ Слайми еле заметно дрогнул. Но юань-ти, слишком погружëнный в чтение, невозмутимо продолжал: — Паладин. Ого, как интересно… Марк Гарроу. Чародей из дальних стран — Хью. — После этого имени он слегка скривился, но сразу взял себя в руки. — Дальше варвар, любопытно… Скаль. И колдун… Извините, колдунья — Элис. — Это всё? Юань-ти быстрым движением перевернул бумажку. — Я не упомянул тех двоих, которые были в Риверхолде ещё несколько часов назад. Ронни Сорроу и, чëрт, эти благородные фамилии… Да, Вернер де Ганс. — Хорошо. Очень хорошо. — Слайми задумчиво уставился куда-то в землю, слегка улыбаясь. — Это не станет нам помехой. — Тогда никаких действий не предпринимать? — Сообщите людям, что среди нас будет группа отщепенцев. И после фееричной кульминации их необходимо будет взять в окружение. — И убить? Слайми потëр подбородок. Простая застежка, подменяющая застëжку в форме весов, легонько звякнула. — …Нет, не думаю. Для начала мы можем дать им шанс присоединиться. — Думаете, они согласятся? — Юань-ти с недоверием исподлобья глянул на Слайми. — А я дам им выбор? — Слайми хихикнул, — Не согласятся — в ту же секунду будут растерзаны в клочья. Всë работает просто, как песочные часы. — Тоже верно. В таком случае будет сделано. — Юань-ти поднялся с места, слегка кивнул главе в знак уважения и тихо скрылся за дверью.