Струны души

      Все живое родом из моря. Курту повезло быть сыном сразу двух морей.       Его родной город мостится к побережью Флоридского пролива. Субтропики. Жара и влага. Толпы туристов на раскаленных песчаных пляжах Майами. Муссонные дожди обрушиваются на голову в разгар рабочей недели, одинокий аллигатор лениво шествует поперек дорожной полосы. Аромат болотных цветов, привкус кокосового молока, запашок свежей рыбы… Здесь его первый страх, первая кровь и первое унижение.       Ему семь, он падает с отцовской лодки в одно из местных болотистых озер. Там водится прорва опасных тварей: крокодилы, аллигаторы, аспиды, питоны, гремучники — но не это пугает его. Его пугает тьма. Непроглядная удушающая тьма, в одно мгновение смыкающаяся над ним, как челюсти дикого зверя. Вместо крика из горла вырывается вода.       Ему тринадцать, один из одноклассников — Тедди Данмер — так бьет его в лицо, что из носа хлещет кровь, а изо рта выпадает молочный зуб. Всю следующую неделю ему покупают мороженое и жалеют со всех сторон — но не это приносит ему удовольствие. Ему приносит удовольствие воспоминание. «Мэри сказала, что ты похож на облезлую гориллу. Мы целовались с ней. С языком». По щекам Тедди бегут злые слезы.       Ему шестнадцать, он решается лишиться невинности и позорится так, что месяц не может смотреть Мэри в глаза. У нее тонкая талия, грудки-бутончики с острыми коричневыми сосками и тугая гладкая щелка в обрамлении светлых курчавых волос — и ничто из этого не способно поднять его из штанов. Только когда Мэри течет, когда на его пальцы капает густая жирная влага, член чуть твердеет. Но так и не встает.       Воды Флориды будят в нем страсть к рептилиям и теплу и отвращают от темноты и женщин.       — А какая цена проживания на Уст-Палм-Бич? — спрашивает как-то Влад под аккомпанемент горячего рома и гавайской пиццы. — Навскидку.       «Мое увольнение и инвалидность».       — Пирог с почками и три поцелуя, — отвечает Курт, ежась под холодными лучами нью-йоркского солнца. — В неделю.       — Пф, — Влад ловит его за лодыжку. — Дай мне часок — и я пропишусь у тебя на всю жизнь.       Врет — успевает минут за сорок.       Родители эмигрируют из Британии — матери переходит по наследству дом близ Палм-Сити — но родня все равно время от времени выпрашивает Курта себе.       И все они, как один, живут близ Ирландского моря. Умеренный пояс. Дожди, снег и солнце. Угрюмый народ Туманного Альбиона. Разбитые аббатства впиваются в небо заросшими мхом зубцами, охотничий пес с лаем ухает в мокрый камыш за застреленной уткой. Горечь домашнего пива, сладость баранины под мятным соусом, кабинет покойного деда, пропахший старым табаком… Здесь его первый выбор, первая ночь и первая трагедия.       Ему восемь, дед дарит ему акустическую гитару, за которой следует электронная, а с ней — кассеты, пластинки, диски, плакаты, браслеты, кулоны. Восьмилетний мальчик подрастает, красит ногти и складывает пальцы в «козу». Свой первый доклад по органической химии Курт защищает с потекшей подводкой для глаз, в помятой кожаной куртке и тяжелых берцах со сколотыми шипами. Рок-н-ролл или хирургия? Портупея или халат врача? Что выбрать?..       Ему семнадцать, к нему прилипает паренек, футболист, пониже его, помоложе и покрепче. Еле шевелит языком, и не понимает вообще ничего из органической химии, квантовой биологии или теории генетики. У него широкие гладкие ладони, мощная рельефная спина и изогнутый длинный член с темной выпуклой веной. «Ты очуменный», — шепчет он, с трудом дыша, и раскладывает на дне лодки в рыбацком домике, пока на море бушует шторм. Эта одна из тех ночей, что делят жизнь на до и после.       Ему двадцать, пятидесятикилограммовая балка падает ему на руку…       Воды Уэльса прививают ему тягу к року и парням и вживляют боль от первого проникновения и раздробленного локтевого сустава.       — Хочешь анекдот? — Влад вваливается к нему в кабинет с широченной лыбой. — Заходят в паб англичанин, шотландец и валлиец…       «Великий Господь».       — …И валлиец говорит…       — Если там будет хоть слово об овцах, я выставлю тебя из спальни, — монотонно произносит Курт, проверяя последнюю строчку в последнем — на этот вечер — отчете. — Будешь спать на коврике перед дверью.       — А давай на спор? — хохочет Влад, хлопнув себя по ляжкам. — Если засмеешься, то я сплю в кровати. А если нет… Ну, так и быть!       Курт соглашается — и проигрывает. Впрочем, неудивительно: Влада подпитывают воды не двух, а целых четырех морей. Жизнь бьет из него ключом — пей, пей большими глотками, пока не напьешься.       И Курт пьет, окунается с головой, и открывает рот, готовый захлебнуться.