уже не дети

[ветрянка — pyrokinesis]

тимка, скучающим пустым взглядом, сверлит каракули учительницы на зелёной школьной доске. согнутой ладонью подпирает падающую щеку и старается не уснуть. нудно и душно. в голове совсем не великий русский язык и далеко не правила его правописания.  в голове киря болеющий ветрянкой, который сейчас торчит у себя дома и смотрит передачи про космос по телеку. противная зараза атаковала его внезапно. прямо под конец первой четверти.  и теперь осень для тимы ещё холоднее и тусклее.  без кирилла на уроках скучно и пустынно, словно в сложном механизме не хватает важной детали и работать без нее просто невозможно. пустота ощущается во всем. за соседним местом никто случайно не пихает локтем в руку, пока тимка пытается буквы выводить по-нормальному, а не как курица сломанной лапой. киря левша и ему нужно сидеть с другой стороны, но тимофею слишком нравится место у окна, поэтому и по-детски упрямится. они уже столько спорили по этому поводу. эдик, вызванный выполнять задание, снова паясничает у доски смеша этим колю, а костя, для которого все это представление и устроено, только глаза с места закатывает и переносицу раздраженно трет. и кого капраков пытается впечатлить своими выходками? костя круглый отличник и прилежный мальчик. до дурачков ему нет дела. так он сам тимке сказал. кеша спит на задней парте за своим учебником, а лёнька рядом ведёт записи за двоих.  толик и колян шепчутся о чем-то с димой, а стас влюбленно на виолетту залипает. тимофеев как-то краем уха слышал как береслава, мило округлив щечки, проповедовала: "вилочка, ну зачем тебе этот стасик-карасик. он же глупый мальчишка еще." он тогда не понял совсем сказанное, но зачем-то запомнил. тима грустно вздыхает и возвращается к своей тетрадке и упражнению. да уж, искать в словосочетаниях главные и зависимые слова не так весело, как смотреть дома телевизор и пить чай с пряниками. звонок звенит противной пищащей дрелью и все спешат покинуть душный класс под недовольное учительницы: «звонок для учителя». тимке глубоко плевать для кого звонок. он просто хочет поскорее приехать в другой конец города к старой девятиэтажке кири.  ткачев будет хмурится и устало ругать тиму. но последнему не страшно. ни ругань недовольного кири, который четко сказал не приходить, ни ветрянка. киря часто ворчит, когда беспокоится, так что к этому тимка привык, а ветрянкой уже переболел в детском саду. — тимоша, я же болею. — но пятерню все равно запускает в светлые до жути взлохмаченные волосы. знак того, что на самом деле сам очень рад визиту тимофеева.  забавно наблюдать кирю с этими зелёными точками по всему телу. одна даже ровно по центру лба. будто специально. тимка улыбается своим мыслям и поспешно разувается и следует на кухню за мальчишкой. — мама гречку с сардельками приготовила. будешь? — интересуется киря, набирая воду в чайник и ставит его на плиту.  — а сам-то ел?  кирилл мычит неопределённо и рассматривает узоры обоев на стене. совсем уже выцвели. тимоха вздыхает и ставит ультиматум:  — поем, если и ты поешь.  вполне справедливо. кирилл соглашается. мнется, конечно, но сил на споры у него нет. голова неприятно болит и слабость в теле выбивает из общей колеи. аппетита хоть и нет, но мальчик сам прекрасно знает, что покушать необходимо. организму нужны силы. обслуживание больного берет на себя тима, разогревая еду и доставая посуду со столовыми приборами. он так часто бывает в квартире ткачевых, что уже наизусть знает, что, где и как. краем глаза наблюдает за лежащей черноволосой головой на согнутых руках на столе. выглядит ткачев действительно не очень. бледный, помятый, уставший с красными глазами и залёгшими под глаза мешками. по телевизору гремит «криминальная россия» и тима улыбается, вспоминая как мама кири недовольно морщится и цокает языком, совершенно не одобряя выбор подростков для вечерних просмотров. мальчишки увлечённо погружаются в происходящее по телевизору, ведомые харизматичным закадровом голосом. киря ковыряет вилкой гречку и ломает сардельку на маленькие кусочки, через силу отправляя их в рот. тиму немного передёргивает от ужасных историй и кусок сардельки чуть не застревает в глотке. он кашляет и дышит со свистом, но киря, даже больной, соображает быстро. несколько раз ударяет мальчика между лопаток. и дышит тимка снова свободно, но киря отчего-то все равно хмурый.  тима виновато взгляд опускает в свою наполовину пустую тарелку и молчит, пока чайник свистом всю тишину не прерывает.  тимофеев, вкусно пахнущий ягодный чай, заваривает и вспоминает про вкусности, убегает в прихожую за своим потрёпанным жизнью рюкзаком.  — вот! — радостно вещает, доставая шоколадку в красной обертке и протягивает кире — это от коляна! беспокоится о тебе.  киря шоколадку охотно принимает, несмотря на свой кариес приставучий, а тимоха уже пакет апельсинов ему вручает.  — это от меня. — от чего-то смущённо и неловко чешет затылок.  а киря улыбку свою прячет в изгибе локтя.  — я как раз апельсинов хотел. — и шоколадку в конфетницу бросает. главное не забыть, а то младшая сестра таня себе присвоит. — спасибо. у тимки уши розовеют от одного только довольного вида ткачева. они уходят в комнату кири, прихватив с собой апельсины и кружки с чаем. кирилл комп запускает и они до самого вечера рубятся в разные игры, пока мама кири не приходит и говорит, что уже поздно и тиме домой пора.  — я провожу до остановки. — хватает тиму за запястье и в коридор проскальзывает, пока мама не начинает ругаться. болеет же, глупый. — тебе дома сидеть надо. — встревожено напоминает тимофеев, но киря не слушает.  — свежий воздух не навредит. я устал дома торчать. — так и сторчаться можно. они улыбаются. на улице сыро и темно. фонари тускло освещают небольшой дворик девятиэтажки и пробираясь по узкой тропе сквозь другие дворы, мальчики плетутся к остановке.  киря в шарфе зимнем перемотан и шапку свою любимую надеть не забыл. а вот тима как всегда и про шапку, и про шарф, и про перчатки забыл, когда утром в школу очередной раз опаздывал. мама называет его растяпой и бестолочью, когда ругается. киря называет его глупым, но не ругается совсем.  — хочешь руки погрею? — ни с того ни сего произносит кирилл и у тимы сердце в пятки ускакивает.  умеет же до с толку сбивать. так и до сердечного приступа недалеко. тима молчит упорно и на свои руки пялится. не знает что делать и что говорить в таких ситуациях. ему 14 и кажется он вообще слишком мало знает. слова славы и на тиму распространяются. он глупый мальчишка. а кире ответ и не нужен. на лице у тимы все итак написано.  бережно обхватывает ладонями чужие. руки у кири правда тёплые. согревающие. всегда такими были, а тут ещё и температурит. вообще горячие. трёт костяшки и фаланги пальцев чужих. аккуратно, растирая каждый по одиночке и тщательно, а после все вместе растирает и накрывает руками ладошки. просто стоят так, пока ветер шумит и листву по дорожкам гоняет.  тима не хочет, чтобы руки чужие его собственные покидали, поэтому он их перехватывает и в замок сцепляет. необдуманно, но искренно. киря не против. так и стоят, пока ткачев не вспоминает:  — на автобус опоздаешь.  тима фыркает. возразить хочется, но молчит. было бы классно опоздать и остаться ночевать у кири, но мама ткачева сердиться будет, да и кириллу покой и отдых нужен. поэтому смиренно тянет кирю за руки в сторону злополучной остановки.  доходят, к сожалению тимы, слишком быстро. и чувство неизбежного расставания накатывает липкой тоской. поэтому, следуя порыву, обхватывает кирю руками крепко, сжимая мальчика в объятиях.  на остановке никого, поэтому и спокойно. обниматься никто не мешает. бабки фыркающие и плюющиеся уже поднадоели. тима их искренне не понимает.  они же ничего не делают. просто обнимаются. возможно дольше и чаще положенного. но что в этом такого?  внезапно киря голову склоняет и ко лбу бледному губами прикладывается. всего секунда. но этого достаточно, чтобы все лицо и шея покраснели, а нижняя губа предательски задрожала.  — в лоб покойников целуют — тихо мямлит тима, пытаясь не смотреть на чужое лицо.  киря хмыкает, волосы тимы взъерошивает под недовольное ворчание. хочет уже отстраниться, но тима за шарф хватает и притягивает к себе ближе.  долго в тёмные глаза напротив смотрит, губу изнутри кусает и мысленно решается. столько за и против. и непонятно почему так тянет к кире постоянно. простое касание к губам все разъяснит. только он набирается храбрости в глазах кири, как последний, ладошкой губы чужие накрывает.  — я болею, дурачок. — у тимы сердце разбивается на тысячу осколков.  — давай, в следующий раз. — и вновь склеивается и бьется чаще обычного. в следующий раз. так много обозначает. очертания автобуса и его яркие фары уже виднеются на перекрёстке и два мальчика понимают: пора прощаться. улыбаются друг другу, ещё раз обнимаются и под скрежет автобуса, киря надевает на чужую голову свою синюю шапку с дурацким желтым помпоном.  тима теряется, запрыгивает на ступень транспорта и киря говорит напоследок:  — пускай согреет тебя, пока я болею.  и двери закрываются, увозя тиму, с бойко бьющимся о ребра сердцем, в центр города. он долго не сможет уснуть этой ночью, думая о кире и о следующем разе. без ветрянки.