Er brach zusammen.
— Так и живем, — протянула Марта, — Пивка бы, и забыть этот кошмар. — Эх, — Амелия не стала отвечать, затравленно глядя на кучу разбросанных по столу карт. Марте недавно исполнилось двадцать пять. Она работала в полиции, сейчас у нее на ремне висела кобура с пистолетом. Спортивная, подтянутая, если бы не давно затухший взгляд и постоянные мешки под глазами, то сошла бы за длинноволосую красавицу. — Мне лишь бы проебаться. Ну, и привычку ругаться как сапожник тоже никто не отменял. Еще и в присутствии несовершеннолетних. Впрочем, одноклассники Амелии ругались и похуже. Ей скоро заканчивать десятый класс политехнической школы. Но вместо учебы она пока сидит с покалеченным младшим братом. — Умный все-таки парень, не зря каску надел, — снова без причины сказала Марта, — Да и в траншею успел нырнуть. Это его Вилли такому научил? Вилли — старший брат Амелии. Долговязый, молчаливый. Он служит в Вольксармии и содержит семью. Его командир часто им помогает. И служебное жилье он им тоже подобрал получше. — Не знаю, — Амелия снова вздохнула. — Счастливчик все-таки. Думаю, тебе стоит радоваться, — Марта снова начала строить карточный домик. Каспар лежал в соседней комнате. Искалеченный, и без ноги. Выписали его пару дней назад. Он и пятый класс не окончил, а уже стал инвалидом. Собирал военный металлолом и сдавал за рационмарки. По версии, которую озвучили всей школе и написали в газетах, он подорвался на старой мине вместе с своим другом. Детям после этого запретили собирать металл.***
Хоронили Бруно буднично. Даже слишком. Вилли взял Амелию с собой на похороны. И все было совсем не так, как в книгах, которые они читали дома и проходили на уроках литературы. В этом шуршащем черном мешке с молнией мог лежать абсолютно кто угодно. Кто угодно мог быть обвязан этой черно-красно-желтой лентой с золотым телескопом на штативе. Кто угодно мог быть сложен там по частям, напоминая несколько бугорков, а не человеческий силуэт. И не обязательно это должен был быть мальчишка, который постоянно звал ее брата пинать мяч. Его родители. Зачем они сюда пришли? Это мог быть просто черный пакет с незнакомым ей человеком. Убитые горем, они молчали. Уже немолодые, а эти похороны сделали из них совсем уже древних стариков. — Я соболезную… — сказала поникшая ойле в скромной серой форме с черными вставками. И завезла тележку с мешком в крематорий. На Винете совсем не было места для кладбищ. День тот запомнился очень смутно. И слова родителей Бруно. Непонятные и жестокие, адресованные ее умиравшему брату. Амелия не стала их запоминать. На следующий день в классе была минута молчания. Учитель, зачитывая уже подготовленный текст, проклинала «империалистов», которые убили Бруно и покалечили ее брата. Это было еще до того, как его выписали.***
День стоял пасмурный, но достаточно светлый. Так что вся школа утопала в каком-то странном, мягком, сером свечении, которое сглаживало тени и притупляло очертания коридоров и кабинетов. Амелия бродила как во сне, слушала речи учителей как сквозь толстый слой воды, что обступала их город со всех сторон. Она не заметила как вошла в кабинет, в котором учился ее брат. Дети, она не видела их лиц, смотрели на нее как силуэты призраков, подрагивая и расплываясь где-то на границе взора. Парта ее брата была пуста. На парте стояла маленькая белая ваза с белыми же цветами, с тонкими, слегка прозрачными лепестками. Он ведь еще живой, ведь да? Амелия молча подошла к парте и вдруг захотела смахнуть со стола этот букет, будто говоривший своим болезненным, воздушно белым видом, что и ее брату осталось совсем недолго. Дети заметили, что она тяжело и злобно дышит, сверля взглядом ненавистную вазу. Но тут ее взгляд пал на какие-то бумажки, лежавшие кучкой вокруг вазы. Это были открытки и записки. Она подняла одну. Внутри сложенного пополам тетрадного листа была написано: «Мы тебя ждем и очень скучаем». Еще одна. «Будь сильным, пожалуйста». И еще. «Погоняем мяч вместе? Мы тебя ждем». Амелия молча вышла из кабинета.***
Бледный солнечный свет струится через распахнутое окно. Прохладный сквозняк монотонно посвистывает и гуляет по комнате. Серые стены комнаты больше напоминают склеп. Каспар лежит в постели, на спине. Тонкая простыня покрывает его низкую фигуру. Носок одной ноги поднимается маленькой неровностью из-под простыни. С левой стороны такой неровности просто нет. Лицо, покрытое шрамами, бледное и безучастное, губы плотно сжаты. Едва завидев в дверях Марту, сложившую руки в карманы, с слабо тлеющей сигаретой в зубах, мальчик оживился. — Ну, как ты тут, герой? — Фрау Марта! Подойдя к нему и приподняв сигарету над собой, она наклонилась пониже и аккуратно приобняла его. Следом зашла Амелия с подносом в руке. — Пора обедать, — сказала она. На подносе стояла миска с жиденьким супом, в котором плавала пара кусочков мяса и овощей, и ломти землисто-серого хлеба. А еще стакан воды и таблетки. — А это с меня, — усмехнулась полицейская и достала из кармана два маленьких рациона в бумажных упаковках, — Зубы-то тебе там не выбило? — Еще не все, — без обиняков ответил мальчик и улыбнулся, показав пару дырок во рту. Марта громко рассмеялась, с каждым звонким «ха» выпуская изо рта облачка сизого дыма. А потом резко стала серьезной. — Наверное, их все-таки придется перемолоть. — Хорошо, — ответила Амелия. — Мы с твоим братом все-таки решили пожениться, — таким же серьезным тоном сказала Марта, глядя на мальчика. — А? — Амелия чуть не выронила поднос, но все-таки пристроила его на табуретке у кровати. Они уже давно всей семьей общались с Мартой и их отношения с Вилли не были ни для кого секретом. Да и Вилли был уже давно взрослым. Но все равно, о том, что они когда-то поженятся она почему-то не думала. Марта была очень хорошим человеком, и все-таки… Глаза Каспара ярко загорелись. — Я вижу, как ты смотришь. Не надо называть меня мамой… — девушка засмущалась и поправила кобуру, а ее слегка порозовевшее лицо скрылось за дымом. — И не подумаю, — ответил Каспар, уже начавший жевать хлеб, — Ты — Марта. — Вот и спасибо.***
Карточные домики… карточные домики. Марта вышла на улицу и курила в переулке, опершись спиной на кирпичную стену и равнодушно смотря в одну точку. Карточные башни растут одна за другой, и рассыпаются от малейшего прикосновения… — НАРАДЗАКИ, СУКА, КУДА ТЫ ПРОЕБАЛАСЬ?! — громко захрипела рация. — Блять, я в патруле, — так же грубо ответила Марта, — Хули тебе надо? — НАРАДЗАКИ, ЗАРЯЖАЙ МАГАЗИН И БЕГИ К АЛЕКСАНДРПЛАЦ! ВСТАНЕШЬ У ПЕРЕКРЕСТКА ФРИДРИХШТРАССЕ И НОЙМАННГАССЕ! БЕГОМ! — Да поняла я! — крикнула Марта и швырнула только зажженную сигарету на мостовую, растоптав ее сапогом, — Я недалеко. Что случилось? — ЗАДАНИЕ ОТ ПРОТЕКТОРОВ, ПЕРЕХВАТ И ЗАДЕРЖАНИЕ! БОРОДАТЫЙ МУЖИК В БРОНЕЖИЛЕТЕ И БЕЖЕВОМ ПЛАЩЕ, ПРИ СЕБЕ «ДРАХЕ», ВОЗМОЖНО, ГРАНАТЫ! — И ХУЛИ Я ЕМУ СДЕЛАЮ?! — НУЖЕН ЖИВЫМ. НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО ПОЛУЧИТСЯ! — ДА ВЫ ИЗДЕВАЕТЕСЬ! — ПРОСТО ЗАДЕРЖИ ПРЕДАТЕЛЯ. БРИГАДА «ШТАР» У НЕГО НА ХВОСТЕ. — ПРИНЯЛ. Черт побери, я совсем выдохлась. Без пайков мне совсем хреново… Она ненадолго остановилась, не обращая внимания на испуганных прохожих, глядящих на нее со всех сторон, и достала из нагрудного кармана уставной стимулятор. Вскрыла уже отточенными движениями, расстегнула специальную застежку у локтя, растерла кожу спиртовой салфеткой и со всей дури всадила шприц. Запихала его обратно в карман и побежала дальше. Голова немного закружилась, а тело налилось огнем, сердце и мышцы заработали на износ. — НАРАДЗАКИ, ТЫ НА МЕСТЕ?! — снова закричал дежурный. — Твою мать, бегу со всех ног! — ДАВАЙ БЫСТРЕЕ, У ТЕБЯ ВСЕГО ПАРА МИНУТ! Да черт побери, во сколько заполненных бланков мне обойдется этот день? С этими мыслями (а стимулятор только распалял ее ярость и раздражение), она выбежала на проезжую часть и резко закинула ногу на капот машины, водитель которой еле успел затормозить, чуть не сбив полицейскую. Переведя взгляд с ее тяжелого ботинка, оставившего большую вмятину на капоте, он увидел, что она протягивает перед собой удостоверение. — А, что? Что вы делаете? — Нет времени, — с этими словами она бесцеремонно вытолкнула его из машины и бросила на тротуар, — Машину заберете у Энгельсплаца, полицейский участок. Едва он собрался что-то возразить, как она вдавила педаль в пол и сорвалась вперед, обгоняя все машины на пути, иногда выезжая на тротуар и встречную полосу. — Свали с дороги! — заорала она нерасторопному прохожему, который пулей скрылся в арке, метая ей вслед грязные ругательства. Лихо затормозив прямо на развороте (и, кажется, стерев все шины в труху), она выпрыгнула из машины, не дождавшись остановки и не закрыв за собой дверь. — Я на месте, с какой стороны ждать? — спросила она у голоса в рации. — НОЙМАНГАССЕ, СЕВЕР! — Принял. Она укрылась за углом дома, громко крича, чтобы все убирались подальше. Со стороны, откуда шла цель, уже слышались вопли и громкие хлопки. Вчера обстрел, а сегодня псих с автоматом. Когда это уже закончится? По улице, с совсем не человеческой скоростью, бежал человек в расстегнутом плаще, даже не думая скрывать, что под ним армейский бронежилет. «Драхе» был пристегнут ремешком к внутренней стороне плаща, похоже, чтобы носить под мышкой. За ним бежали две «штар» с компактными пистолетами-пулеметами, для стрельбы с одного плеча. Они дали пару коротких очередей, но беглец умудрялся избегать их, петляя между кучами хлама, сваленными по всему тротуару или забегая за припаркованные у края дороги машины. Марта быстро прицелилась (благо стимулятор перестал бить в голову, и после мимолетного головокружения все чувства обострились) и произвела два выстрела из своего «тип-75». Одна пуля выбила фару у припаркованного автомобиля, а вторая впилась в бронежилет. И, видимо, ничего не пробила, потонув в баллистическом геле. Заметив ее, стрелок дал ответную очередь, повыбивав крошево из кирпичей, а затем свернул во двор, крикнув что-то совсем нечленораздельное. — Свернул во двор, иду наперерез! — крикнула Марта в рацию и побежала вперед по Фридрихштрассе. Увидев вывеску «Столовая №31», она с разбегу прыгнула в витрину, разбив ее и прокатившись по кафелю и острым осколкам. Каску ей не выдавали, и где-то на краю сознания она почувствовала жжение на голове и струйки крови, стекающие по волосам. Может, что-то и в бедре застряло, хрен с ним. Перекатившись на полу, она, не теряя скорости, чуть ли не одним прыжком преодолела зал и перемахнула через стойку, распугав ойле, которые выкладывали обеды, а затем забежала на кухню, расталкивая персонал и огибая шкафы и столы. Черный вход был открыт, и Марта выскочила во двор, сразу увидев, как стрелок выбегает из арки и быстро захлопывает за собой ворота, застегивая на них замок. Бах-бах-бах-бах-бах-щелк! Преступник неловко завалился, но удержался на ногах. Одна пуля прошила ему ногу, еще одна стукнулась в стену. Еще три впились в бронежилет. Мужчина, взвизгнув и зарычав от боли, повернулся в ее стоорону и дал по ней очередь, а следом полетел целый град пуль. Марта, укрывшаяся за дверным косяком, отметила, что стреляет он совсем не целясь. Выглянув снова, она увидела, как он неловко переваливается в открытое окно, воспользовавшись стоявшим под ним мусорным баком, а затем захлопывает за собой хлипкую деревянную створку. Марта побежала за ним, запрыгнула на контейнер и махнула внутрь, с громким треском разбив преграду, и, еще падая выпустила весь магазин в узкий проход. Мужчина неловко развернулся и, подкосившись, рухнул на стену. Марта ударилась об пол, второй раз за день упав на осколки стекла. Все тело начало страшно болеть. Сквозь искры в глазах, она увидела как он нервно пытается пристроить в автомат новый магазин. Выглядел он совсем не как грозный террорист с плаката. Скорее жалко и никчемно, уже морщинистое запуганное лицо и какие-то непонятные клочки волос на шее ниже подбородка, лишь отдаленно напоминающие бороду. — Брать живым, — сказал холодный голос в голове. И Марта рванулась вперед из последних сил, проехавшись и так разбитым кулаком по его лицу и довершила разгром ударом ноги во всю ту же многострадальную голову. «Драхе» беспомощно отлетел в сторону и глухо стукнулся об стену, а магазин укатился дальше по коридору. Рука преступника потянулась к гранате на поясе. Марта в ярости ударила его кулаком по кисти, впечатав ее в пол. Из кулака Марты, между безымянным и средним пальцем, торчал большой кусок стекла. Стрелок завизжал от боли и плаксиво заматерился. А Марта, окончательно разозлившись и чувствуя, что действие стимулятора только что усилилось, начала методично его избивать, целясь в голову и открытые плечи, пока его лицо не превратилось в кровавое мятое месиво, а руки не перестали шевелиться от боли. Надеюсь, Вилли и младшенькие никогда меня такой не увидят.Wenn sie es nur nicht sehen würden.
Поняв, что такими темпами Протекторам он достанется уже мертвым, она встала и смахнула кровь, текшую из носа и разбитой губы. Под ногами хрустело стекло, а ботинки оставляли на полу кровавые отпечатки. Еще чистая утром форма после короткой погони превратилась в грязное и пропахшее кровью рванье. — Цель задержана, — уже севшим голосом сообщила она по рации. А в окне позади нее уже появились лица «штар». На секунду они застыли и, не меняя суровых выражений лиц, кратко переглянулись. В коридорах дома послышался звонкий, стучащий топот других реплик и более глухой стук сапог и ботинок, которые носили полицейские-гештальты.***
— Благодарим за содействие, — сухо сказала Шторх, глядя на уже перебинтованную и замученную Марту сверху вниз. — Служу Нации, — по уставу ответила полицейская, сидевшая на ступенях, вытянув вперед босые и забинтованные ноги. Когда протектор отошла, она едко бросила своему начальнику: — Я ведь все сделала за них. — И не сомневаюсь. Как всегда блестящая и самоотверженная работа, — сказал тот, хмуро посматривая на карманные часы, — Нормально тебе досталось. -… -… — Что-то не так? — Нарадзаки, ты ходячая катастрофа.***
Карточные домики, карточные домики… Один такой домик стоял у нее на столе, поблескивая гладким тонким пластиком. Рядом с ним же стоял целый ряд пустых пивных банок и бутылок, и несколько полных пепельниц. Марта, в форменных брюках и черном бюстгальтере, стояла на балконе, и неспешно курила, лишь изредка потягивая сигарету. В основном, она просто смотрела на ее тлеющий кончик и потирала фильтр, зажав его между большим и указательным пальцами. Лунный свет освещал ее гладкое бледное тело, тенями и бликами подчеркивая каждую мышцу, острые ключицы и выступающие ребра. Почти белая, слегка прозрачная кожа словно светилась изнутри, как мрамор, и ее сухое, подтянутое тело напоминало статую. То тут, то там она была замотана в бинты, местами виднелись уже старые шрамы, похожие на поверхностные сколы и трещины. Голова кружилась от алкоголя и принятого еще днем стимулятора, а тело неприятно подрагивало и болело от свежих ран и ушибов. В мысли как будто заполз огромный ледник, один из тех, что когда-то покрывали полюса Винеты, пока Империя не растопила их ядерными ударами. Мир вокруг потускнел, а холод и одиночество обрели над ним полную власть. — Так чего мы гоняли этого чудика? — Есть информация, что он наводил ракеты террористов на наши объекты. Этим вопросом займется служба Протекторов. Пока свободна, Нарадзаки. Вспомнив кусок разговора, Марта снова вздрогнула от боли. Дало о себе знать и чувство голода, уже привычное для всех жителей планеты. Не знаю сколько мне еще осталось… но уверена, что в таких условиях превращусь в развалину за считанные годы… Снова зазвучал сигнал воздушной тревоги и где-то со стороны моря снова засверкали всполохи и послышались раскаты, напоминавшие гром. Марта равнодушно следила за тусклыми вспышками и лишь думала о том, что и без ее работы жизнь на этой планете может прерваться быстро и в самый неожиданный момент. Карточные домики надо достраивать до того, как они рухнут. Надо торопиться жить. В этом была ее примитивная философия.