Утро добрым не бывает? Я еле продрал глаза. Концерты в Ковентри отыграны, афтепати посещены, фанаты обласканы и оттраханы, но старушка Англия пока ещё не хотела нас отпускать, или мы её, как знать? Хотя пора бы и честь знать.
Следующий концерт нам предстоял в Кардиффе, столице маленького но гордого острова Великобритании под названием Уэльс, и куда убить три дня выходных, об этом стоило подумать, когда пройдёт наконец башка после моего вчерашнего активного лечения простуды.
Линдеманн оказался щедр на «прозрачную микстуру», потом свинтив, как обычно, со своим эскортом, и проворчав себе под нос, чтоб я не отобрал у Рихарда все носовые платки, а то он не хочет ему сопли своей рубашкой вытирать, и мне надо утром быть на связи, так как нам светят перспективные выходные, и у него есть определённые рациональные предложения.
Пока я раздумывал, стоит ли отрывать голову от подушки, или ещё подремать с полчаса, признаки жизни подал мой телефон. Для Тилля рано, Рихе не до меня, он судорожно проверяет в десятый раз свои ридикюль и смарт перед вылетом в Берлин, у Флаке и Олли свои заморочки, так что и гадать тут нечего, кому я понадобился, тем более что смарт четко отбивал барабанный ритм.
— Пауль! — с придыханием спросила трубка, — я тебя разбудил? Как самочувствие?
— Хай. Сначала будишь, потом спрашиваешь? — ответил я Шнаю.
— Настолько плохо? — голос украсился обеспокоенными нотками.
— Нет, вполне живой. Ты что в такую рань?
— Восемь утра — это рано?! Так и вчера не договорили, и Риха тоже сбежал.
— А что Риха, он постоянен. Как вобьёт себе чтото в голову — не переспоришь. Ты давай не кружи вокруг да около, сам что хотел?
— Завтракать пойдёшь? Или херово?
Вот о завтраке я пока не думал, до душа бы добраться, смыть ночной и алкогольный пот. Простыл-то я на самом деле и тиллева водка пришлась кстати, чтоб немного расслабиться и согреться после перепада температур огненной сцены, и холодных безликих гримерки да отельного номера. «Грелок» мне никто активно не навязывал, а сам я их искать не собирался. Да и нормально уснул я уже под утро, несколько раз за ночь просыпаясь мокрым от пота на сбитых простынях.
— Нет, чаю только хочу. — ответил я.
— Понял. Так я зайду? Обещаю разборки с портье взять на себя.
— На таких условиях? Заходи. — эх, зная тебя, ты уже топчешься на отельном коврике под моей дверью. Прощай спокойное сонное утро? Ночью все мы, мрачно переглянувшись на пати, решили, что сегодня нам лучше выспаться. Но раз ты сейчас явно настроен поездить мне по ушам, то так уж и быть, послушаю. Тем более, что обсудить выходные не помешает.
Но однако я ошибся: прошла целая вечность, то есть аж целых полчаса, пока в дверь загремели дверным молоточком. Еще один антикварный реликт, мать его так.
«Умных домов» тут для постояльцев еще не придумали, поэтому пришлось мне вылезать из-под тёплого одеяла, напяливать колючий махровый халат и открывать дверь, в которую кто-то ломился. Ключами мы толком не обменивались.
Пошатнувшись и попав в объятья моего неуклюжего барабанщика, я прикрыл глаза и расслабился — наконец-то и я могу на ком-то повисеть, кто меня нежно целует в шею, пытаясь не уронить поднос.
Сгрузив чайник и стандартную отельную жратву на журнальный столик, чучело в растянутой майке и шлепках на босу ногу, плюхнулось на мою кровать, на которую снова приземлился я.
— Ты всю ночь с Линдеманном пробухал? Я давно проснулся, хотел к тебе зайти и получил моральную травму — добудиться тебя было невозможно. Ну и несёт от тебя… Я уже на велике прокатиться успел с утра, а ты всё до душа дойти не можешь? Давай чайку, пока горячий.
— Заварка английская?
— Не знаю. Континентальный завтрак заказывал. Иди умывайся.
Я нехотя слез с кровати и меня шатнуло в сторону. Шнай ухватил меня за плечо.
— Тебя чего штормит? Сам до ванной дойдёшь?
— Шнай, я пока в дом инвалидов не собирался. — огрызнулся я, пытась удержать равновесие. — Предлагаешь душ по-английски? Сначала умыться, потом хер и задницу помыть, потом чашки в этой же воде в раковине? Англичане любят воду экономить. — подмигнул я Шнаю.
— Окстись, с каких пор ты моешь посуду в отелях?
— Остальное, значит, тебя не смущает? Какой тут на хер душ, тут только ванны. Наберём полную с пенкой, пустим уточек…
— Ты меня с Рихой перепутал?! — возмутился Шнай.
Я рассмеялся, подмигнув ему.
— Тебе тоже понравится.
— Уговорил. Как-нибудь попробуем. — наконец расслабился Шнай.
Что у Шная было не отнять, так это умение позаботиться о ближнем, сказывалась размеренная семейная жизнь. Меня проводили в душ, заботливо повесив полотенце с халатом на крючок и настроив воду.
Несмотря на старинную вычурную чугунную ванну на ножках с двумя сверкающими латунными кранами, одним холодным, вторым горячим, душ тут был скромный и неудобный — гибкий хромированный шланг на крючке в скользком поддоне. Нет, поваляться в ванне было бы неплохо, но оставим спа-процедуры для других отелей. Я выкрутил напор до упора — контраст меня вполне взбодрил и разбудил окончательно.
Шнай уже жевал булочку, с кем-то переписываясь, успев включить телик и налить мне чай. Я отхлебнул из своей чашки. Для отеля терпимо. Положив смарт, Шнай обхватил меня за плечи и потёрся носом.
— Вот теперь ты свеженький и приятный. Чай вкусный?
— Да стандартный и остыл уже. У Олли экзотичней.
— Олли? Кстати, а он где? Он же обычно тебя отпаивает.
— Спать ушёл. Он вместо Кардиффа в Англси к океану поедет.
Олли, Олли… Я ненастолько был пьян вчера, чтоб ещё и его доставать. Отдыхать друг от друга тоже нужно.
— Так ты разве в Берлин не полетишь? — поинтересовался снова Шнай.
— А зачем? Погуляю по Кардиффу и Уэльсу.
— Значит ты всё-таки на сёрфинг на краю света с Олли собрался?
— Шнай. Мне и так достаточно соплей. В Кардиффе вполне занимательно: и к заливу на великах прокатиться, и замки с парусниками поглядеть, и съездить куда-нибудь недалеко, овечек погладить. Мне Уэльс всегда был симпатичен, разберёмся, чем заняться. Да и Тилль с нами остаться вроде собирался.
— Что-то вы все решили проникнуться английским духом и романтикой, Паульхен, что тут за атмосфера такая? Или я чего-то не знаю?
— Ты-то сам чего домой не летишь? Только из-за обещанной записи в Northstone?
— Ну да. Поработать ещё хотел. Уже неудобно перед Джейсом.
Да, конечно. Только работа. А зачем ты тогда скребёшься в мою дверь по ночам? Когда обсуждали на записи Lügen, херр Линдеманн, сладко ухмыляясь, заверял всех нас, что ему нравится такая экспериментальная обработка голоса и вообще песня актуальная…
Нет, в этом туре мы с тобой снова занимались любовью. С первого же концерта, ещё в Германии, когда ты остался без присмотра жены, ты этой же ночью вломился ко мне в номер без трёпа и сантиментов. Поебались мы той ночкой так, что меня потом полдня крыло и я ходил обкайфованный, то осыпая приятностями Риху, то измываясь над Тиллем, и кому я вру, еле удерживаясь, чтоб вместо Рихи не зажать или чмокнуть тебя, но уже не играя. Ночи стали обжигающими и томными, как в юности.
Иногда я ловил на себе понимающий задумчивый взгляд Рихи, иногда Тилль особо жёстко меня гонял по сцене, но ребята отмалчивались.
— Да в конце концов домой всегда успею, тем более, мои скоро и сами подъедут, к Италии. — ответил я.
— Согласен. Я и с тобой тоже хотел побыть, пока никто под ногами не путается.
— Побудем. Если ты сам не передумаешь.
— Нет, не передумаю. Я соскучился. — протянул Шнай, перегнулся через стол, потёрся носом о мой нос, легко поцеловав меня в губы.
На мгновение он стал похож на самого себя, парня, который шутил и искрился, приставал к ребятам и ко мне, не строя из себя почётного гражданина немецкой деревни. Но почётный бюргер сейчас что-то нервничал.
Я отвлёкся на голубой экран. Новости в формате ток-шоу. Ведущий на фоне какойто карты орал на своего оппонента. Шнай проследил за моим взглядом.
— Поглядим?
— Хочешь себе аппетит и настроение окончательно испортить? Новостных обдолбанцев полный интернет и радио, включая нашего Флаке.
— Надо же знать, что творится в мире. — ответил Шнай.
— Надо. Но у тебя и так политинформация круглые сутки, разве не так? Начиная с твоих домашних и горничных и заканчивая нашими работниками и фан-менеджментом. Тебе этого мало? — ответил я.
— Да. Хочется непредвзятое мнение.
— Из телевизора? Очнись.
— Предпочёл бы послушать тебя.
— Зачем меня? Мое мнение для тебя не секрет. «Раммштайн» über alles». Приходится соответствовать. А вот визгливых баб лучше не слушать, и неважно какого они истинного пола и нации.
Шнай облокотился на стол.
— Я не узнаю Тилля в данном случае. Я ему сто раз объяснял, что надо поактивнее отметиться, чтоб к нам всем не было претензий. И был послан далеко и надёжно. А ты-то чего молчал?
— Блять. Дай чай спокойно допить. Ненавижу, когда ты придуряешься. — ответил я, найдя пульт и вырубив телик.
Надо совсем не знать Тилля, чтоб нести подобную херню. Усидеть на двух стульях сложно: тебе всё равно становится неудобно, то они под тобой разъезжаются, то кажутся жёсткими, то на них уже тесно, ищешь третий. И самое обидное, что каждый стул тебе по-прежнему нужен и дорог как память, пусть даже с него слезает обивка и позолота, а что останется — непонятно, то ли устойчивый и надёжный каркас, то ли трухлявые рейки. Время покажет. А ты всегда говоришь, потом думаешь.
— Тилль всегда достаточно прям. А требовать от него, чтоб он похерил часть своей жизни, прости, это скотство по отношению к нему.
— Так он делает всё возможное для того, чтоб к нему так относились.
— Не тебе об этом говорить. — вяло ответил я.
Шнай глянул на часы.
— Блять, скоро уже на выход собираться.
Я покрутил в руках лепёшку, отломил кусочек. Выпечка свежая, да. Как и мы с тобой походу. Но есть мне пока не хочется. Допью чай и хватит.
— У тебя что, тонна барахла? Всё равно остальных ждать придётся.
— Кого полдня ждать надо, так это Риху. Мало того, что сваливает рано или прячется, так ещё и не трогайте его, ему по телефону поговорить надо, указания семье раздать, а потом — парни, простите, я тут с Тиллем ебусь, мне не до вас, кончим — тогда созвонимся. Он окончательно ёбнулся на Тилле?
— Шнай! Ты решил фантазии наших фанатов переплюнуть? Так сейчас вроде как у нас другая возрастная категория.
— А когда Риха не был на нём помешан? Это Тилль хвостом крутит со своей ордой друзей и блядей. В приличное общество ему вход заказан.
Я выматерился пока про себя.
— Шнай, ты где агрессии наловил? И что за зверь такой — «приличное общество»? В нём обычно скучно и грустно, а если весело — то веселье в двойном дне и стульях.
— Пауль! Уж кто сидит на всех стульях, так это ты. Уже признайся тогда, что меня больше не хочешь.- огрызнулся Шнай, треснув кулаком по столу. Чашки с кофейником звякнули, минералка чуть не вылилась мне на халат.
— Зря так думаешь.
— А какого хера тогда разыгрался? То от Тилля, то от Олли оторваться не можешь, то Йенсу авансы раздаёшь? Ладно, с Олли ты всегда спишь, когда я занят, а с Тиллем-то чего мутишь?
Что-то я стал неприлично популярен. Ты, Олли, Кох, с какого-то хера вдруг Тилль осчастливил меня вниманием… Хорошо, что Рихе не до меня: его сладкие подмигивания я точно не переживу, хватит с него концертов.
— Тиллю бы своих партнёров не попутать.
— Хер твой Тилль кого попутает: всю жизнь продуманный что пиздец, на одном Рихе только сломался. Впрочем, кто из них на кого дрочит, по сей день непонятно.
— Оба. Риха сам кого хочешь сломает. Вот тебе не по хер они, а? Или сам Тилля хочешь?
— Так поговаривают, что ебёт он сладко, да и даёт тоже сладко. Может просветишь?
— Заебал! Ты так отсосать у меня хочешь? Начинай! — отгавкнулся я.
— Нет, в очереди я стоять не буду! Чеши к Тиллю. Если тебя ишо до его тела допустят.
— Шнай! Улин ПМС тебе, что ли, передался?! Ты же прекрасно знаешь, что это не так.
Блять. Что мне делать с этим идиотом? Выгнать? На сцену тупой ревности я не рассчитывал, как и делать утренний минет, когда во рту как коты нассали. Чувствую себя одалиской в гареме, ёб вашу мать, только султан свалил, а наложницам надо самим развлекаться.
Я посмотрел стакан на просвет, потом на Шная. Синева его обиженных глаз манила и затягивала. Шнай угрюмо добавил себе чая, подумал и плеснул остатки мне в чашку. Поорать он любил всегда, но дуться долго не мог в отличие от меня и других моих согруппников. Но не на глупости же обижаться.
— Спасибо. — поблагодарил его я. — Дай поцелую и всё пройдёт. — перегнувшись, я притянул его за уши к себе. Шнай нехотя ответил на мой поцелуй, потом всё-таки растаял и мы целуемся уже взасос, языки начинают свою возбуждающую игру, колючая щетина добавляет контраста к сладким губам и желания, мне перестаёт хватать воздуха. Смешно. Изо всех моих любовников больше всех любишь целоваться ты.
— Ты чай допил? Обидно, что времени уже ни на что не осталось. Или минетик по-быстренькому? Хочется… — простонал Шнай, тесней придвигаясь ко мне.
Минетик? Утречком? С похмелья — тот ещё квестик иногда. Только сейчас я понял, что мой халат распахнулся и Шнай с жадностью смотрит туда.
— Минет хочу… — облизывается Шнай, теперь глядя мне в глаза, — вы его так вкусно всегда обсуждаете, а Риха на сцене расстарался для Тилля.
Да ё-маё, мне лень! Может ты меня поласкаешь? Риху я убью потом за его раскрывшиеся таланты. То, что его кроет от желания, когда он дразнит Тилля на камеру и как они потом гасят своё возбуждение — ни для кого не секрет.
Но охеренно, конечно, так полежать на тебе, когда ты внизу уже возбуждённо ёрзаешь и щупаешь мою задницу, но дальше пока не рвёшься продолжать. Придётся тебя слегка остудить, или возбудить ещё больше, это уж сам решай. Хотя нет уж, старайся.
— Пауль… возьми в рот, ну… я полночи проворочался, будить тебя не стал, а дрочить тем более. — стонет Шнай, — кончить хочу, пососи, сил уже нет терпеть…
— К Тиллю зашел бы. Мы же с ним бухали.
— Заебал! Если ты настолько его хочешь, я могу уйти.
Я снова усмехнулся. Хочу. И всегда хотел. Горячие умелые губы и руки Линдеманна слишком желанны. Но ждать, когда мне перепадёт его ласка и страсть — значит завязать член в узел и сидеть, пока яйца взорвутся. Мазохистом я никогда не был и навязывать ему своё общество, и тем более ловить момент чтоб с ним поебаться, с годами мне становилось всё сложней. Вчера был один из таких моментов, но успешно проёбанных в век молодежи, водки и доступной видеосвязи.
Хотя предвкушение наполняет мой рот терпкой слюной. Ты вкусный… И мне всегда нравится тебя дразнить, когда ты охотно откликаешься на мои ласки. Нравится играть с тобой губами, легко целуя, слизывая солёную капельку, уже выступившую на кончике, а тебе уже не терпится чтоб я взял поглубже, посильней, уже не терпится кончить…
Но тебе об этом знать вредно, кто больной, в конце концов, ты или я?
— Шаня, какой минет? Я ж могу быть ещё заразным и ты простынешь тоже.
— Так горло мы тебе сейчас полечим…
Я сползаю пониже, ставя пару засосов на твоей груди. «Путь блядства» открыт: целую дорожку от пупка до пушистого треугольника, из которого уже выглядывает твой набухший член.
Ты уже ёрзаешь, подставляешься, а руки тянутся сами к моему паху, да, да, у меня тоже стояк. Но впрочем, своё я тоже получу. Шаня, блять, ты всегда предсказуем и быстр, когда течёшь, но это только плюс, а растягивать удовольствие мне сейчас не хочется.
— Давай 69 тогда, я тоже кончить хочу. — разворачиваюсь, ложусь сверху и целую твои яйца, лижу промежность, а потом вбираю в рот член, начиная сосать, мешая грубость с лаской. Ты всё повторяешь за мной и меня кроет дрожью накатывающего волнами желания от наших ласк.
Ещё несколько привычных движений, и ты уже давишься стонами, толчками спуская мне в рот… Сперма слегка горчит, но мне охуенно вкусно… я уже… ааах…
— Пауль, блять, откуда столько?! — Шнай отплёвывается и тянется за водой, полощет рот, — Недавно же потрахались… Чего такая горькая?
— Ну прости, как-то не до ананасов с шампанским было, чтобы её подсластить. И вообще, ты же протеиновые коктейли пьёшь после спорта, что сейчас не так? — ехидничаю я и тоже полощу рот.
— Всё так. — теперь Шнай притягивает меня к себе, и мы расслабленно лежим некоторое время, потом он нехотя натягивает штаны.
— Ладно, тогда я пошёл собираться. Всё равно ты мне больше ничего не расскажешь.
— Шаня… В Кардифф доберёмся — поговорим. отвечаю. Да, времени осталось ещё поваляться чуток, привести себя в порядок и неторопливо покидать в чемодан три несчастные шмотки. Внизу увидимся, перед отъездом.
***
Мы ждали Тилля в кафешнике в холле отеля. Шнай наконец вспомнил что он на диете и от кофе с пироженкой отказался, я тоже попросил минералки.
Помятый и опухший Линдеманн в черных очках, ещё сильней прихрамывающий на левую ногу, наконец тяжело опустился на третий стул. Сегодняшний его эскорт, то есть верный Дэнни, остался неподалёку, помахав нам рукой. Баб на горизонте не наблюдалось.
— Водичку пьёте, meine lieben? А мне попить заказали?
— Заказали. Кофе. Или ты что-то против имеешь? — ответил я.
— Нет, вполне достаточно. Так что, в Кардифф едем все?
— Смотря что ты имеешь ввиду под «все», Риха же с Флаке в Берлин летят. А Олли на своей волне покататься хочет, в океане посёрфить.
— Правильно. Хоть отдохнём от них.
— Ты-то сам когда объявишься, на саундчеке? — спросил я.
Тилль глубоко вздохнул и снял очки.
— Ошибаешься. Хотел с вами всеми побыть и просто отдохнуть, без лишней суеты. Море, массаж, послеобеденный сон…
— Капельницы, клизмы…- продолжил я.
Тилль усмехнулся, но взгляд остался невесёлым.
— Это ты Рихе скажешь, не мне. Мне разнообразия тоже хочется, а не поддерживать вечный имидж рок-звезды, который вы все на меня свалили.
Это что-то новенькое, чтоб Тилльхен забил на своё отельно-туровое блядство. Настораживает. Или Рихин отьезд на него так подействовал? О причинах-то я догадываюсь, но чтоб наш озабоченный Тилльхен и решил остаться без горячего секса на выходные — такое разве бывает?
— Понял. — в ответ усмехнулся я.
— Разве мы тебе не надоели? — прищурился Шнай. — Какое море, оно ледяное тут.
— Взбодриться можно. Как будто ты на Балтике или в озёра не нырял.
— Нырял. Но тепла хочется, и уюта.
— Будет тебе уют у камина в сыром английском замке, готовься. Или ты всё-таки в Берлин собираешься?
— Нет. Я же барабаны обещал с Джейси Левисом в Northstone записать, да расслабиться хотел немного.
— Понимаю. Расслабишься, это я тебе гарантирую.
Таак, а вот это звучит уже совсем подозрительно. Расслабуха и Линдеманн иногда взаимоисключающие вещи.
— Чем поедем-то? На поезд я не подписывался. — сменил скользкую тему я.
— Чем, чем, этот раз машиной. С нами только Кох и Дэнни, остальные звукачи-техники уже все там. Скай мне только что звонил, сказал что погода и отель неплохие, и нас давно ждут.
— Тилль, ты в своём репертуаре. Опять Йенс всю дорогу будет подлизываться ко мне, чтоб я тебя с нами уговорил остаться?
— Нет уж, Паульхен, за фоторепортаж тебе отвечать. Я вообще выспаться хочу. — отмахнулся Тилль.
Наконец к отелю подали машины. В одну загрузились Флаке и Риха со своей группой поддержки — ехать в аэропорт. Во вторую набились мы — путешественники до Кардиффа.
***
Три часа езды всё-таки нас укатали ещё больше. Однообразные английские пейзажи-луга с пряничными домиками и изредка возникающими овечками и коровками энтузиазма за окном нам не прибавили. Йенс тоже не пытался нас развлечь, уставившись в окно на своём сиденье.
Приехали как варёные мухи. Сбросив вещи в номере, я снова спустился вниз в кафе при отеле. Мне есть так и не захотелось, хотя мои попутчики что-то вяло пожевали. Тилль молча ушёл в номер, Кох со Шнаем тоже испарились из поля видимости. Слава богу, отель оказался современным, постель удобной и не помпезной, несмотря на общую стилизацию под старину. Я знал, что отдохнув, один из парней меня наберёт и предложит чем-то развлечься.
Однако позвонил мне только Олли — ещё раз предупредить, что едет на Англси к океану и может прихватить меня с собой. Оно-то было заманчиво — свалить с ним, подальше от остальных умников, заняться сёрфингом и иными ништяками, но холодные морские заплывы меня сейчас смущали — новая простуда и ор «заботливых» согруппников мне были совсем ни к чему. Пришлось отказаться.
Шнай отмалчивался: видимо сморило после дороги, лёгкого обеда и ежевечернего созвона с семьёй. Я ему мешать не стал, но и сидеть вечером в номере одному мне совсем не хотелось.
Осматривать вечерние достопримечательности Кардиффа Тилль идти со мной отказался, сославшись на то, что лазить по крутым ступенькам и сырым подземельям замков он не хочет, так как разыграется радикулит, фотографий на фоне богатых интерьеров, придворных болванов и статуй у него и так немеряно из всеми сейчас проклинаемой, но любимой им страны. Но в плане культпросвета молодого поколения я могу Коха забрать с собой, всё равно тому делать нечего, а его жалобные звонки с вопросами «а какие у вас дальше планы и могу ли я вам помочь» Тилльхену уже надоели, он хочет тишины и покоя.
Кардиффский замок оказался могуч и дремуч в лучших английских традициях. Мы с Кохом еле-еле успели за час до закрытия, да и мнения — стоит тут что-то посмотреть — у нас разделились. Йенс сделал пару фоток на фоне живописного зелёного холмика, зубастых каменных стен и ворот и заявил, что надо определиться, куда мы хотим зайти.
Сам замок нас не удивил: мосты, решетки и рвы, требушеты, колодки для туристов и вылизанные апартаменты — всё это было знакомо и давно виденное нами в Германии. Отличалась лишь стилистика помпезности, библейских мотивов, витражи, уютные камины и на удивление аскетичные спальни с уэльским колоритом, но всё это быстро приелось, особенно мне, любившему Баварию с её родными замками, моими друзьями и пивом.
Поэтому, отсняв десяток будущих глянцевых фоточек, мы решили перекусить в кафе у каменных стен и вернуться в город, а потом в отель.
— Йенс, кто тебе не давал австрийско-германскую архитектуру дома исследовать, вместо журналистики? — спросил я, пока мы ждали заказ, сделанный Кохом на его усмотрение.
— Дома вечно не до старины, а тут вроде как нужно разнообразить отдых.
— Ну естественно, в Баварии Нойванштайн побогаче и посолиднее выглядит, в Шверине замок победней и попроще. Ты туда ездил?
— В Баварию — да, в Шверин нет. Снаружи-то он монументален, а внутрь Тилль отсоветовал, да и сказал, что раз сейчас там земельный парламент обитает, то нечего мне там делать, внутренние съёмки вряд ли меня порадуют. — ответил Кох.
— Средневековая Европа практически везде одинакова. — ответил я. — А за разнообразием иди как раз к Линдеманну, а то он меня уже заебал намёками.
— Намёками на что? — сразу оживился Кох.
— Если б я ещё сам их понимал… — ответил я.
Официантка принесла предлагающийся тут «фастфуд». Ну конечно, местный поджаренный хлеб с сыром и луком-пореем, куски жареного ягнёнка и яблочный сидр? Йенс, тебе пиво надоело? Хотя мне, глядя на довольного парня, тоже захотелось выпить чего-то сладенько-лимонадного, и погрызть валлийский коржик, которые тут жарят на раскалённых камнях.
— Только не говори, что сидр безалкогольный. — подмигнул Коху я. Тот смутился.
— Ну нет. Пробовать-то надо что-то национальное, и напитки тоже.
— Йенс, это ж в глубинку ехать надо. Здесь всё так же предназначено для оголодавших туристов.
— Может смотаемся? — спросил Йенс.
Я покачал головой.
— Далековато. Тогда надо было по замку не шарахаться, а сразу туда ехать. Недалеко ещё есть замок твоих родственников, там любят свадьбы проводить, но сильно он от этого не отличается.
— Моих родственников?
— Ну может и не твоих, но называется он Кастел Кох — Красный замок. — ухмыльнулся я. — Так что думай, станешь ты красненьким как валлийцы или останешься немцем с гордой фамилией.
Кох уплёл свою порцию, запив сидром и облизнулся.
— А что, вкусно. Нет, я всё-таки немец. Какие там у нас дальше планы? Народную музыку послушать?
Я выматерился.
— Где я тебе сейчас арфу найду? Традиции тут соблюдаются весной под парусами и на летних народных фестах или осенней охоте. Мы не в высокий сезон сюда попали. Ну может пара трубадуров и болтается по центральным подворотням.
— Так в кардиффском же замке лиричные мелодии включили в витражных залах, а в тронном даже местный гимн. Но я считаю, что в подземелье лучше всего б звучали ваши Wo bist du или Wiener Blut — съязвил Йенс.
— Лучше подай эту идею где нибудь у нас в Германии, но вряд ли широкая общественность её оценит. — ответил ему я. — А прогуляться ещё я не против.
Сначала мы прошлись по старинным улочкам. Да, на самом деле пара местечковых бардов и женщин в народных костюмах попались нам по пути. Мелодии были слишком по-уличному романтично-грустны и слегка заунывны. Такие хороши тогда, когда ты гуляешь с девушкой, ахающей от окружающей романтики, а ты мечтаешь побыстрей найти дешёвый номер в гостинице или хотя бы стог сена. Мельком вспомнил о Рихе с Тиллем, которых обеих иногда заносило в такую историческую тоску.
Потом отправились в современный город, к заливу, полюбоваться красавцами парусниками и яхтами, месяцами ожидающими регаты или случайного дурака-путешественника, оплатившего плаванье. Уже день клонился к закату и огни призрачного маяка в тумане намекали на скорую неуютную или загадочную, кому как, ночь.
В целом прогулка удалась и мы наконец вернулись в отель. Шляться по ночным барам Кох не предлагал, да и я современный ночной Уэльс дальше исследовать пока не собирался.
Йенс напомнил про инстаграм. Да, пост можно сделать, можно не делать. Пару видео он прислал мне в номер после прогулки, съёмки МТ «рыбьим глазом» мне показались забавными, как и напоминалка фанатам, как нас с Рихой зовут, я с чистой совестью опубликовал его и выключил смарт.
На приглашение Коха присоединиться попозже к их уже потеплевшей мужской компании со Скаем, остальными техниками и уже выспавшимся Линдеманном я ответил согласием.
Пьянка оказалась ламповой и спокойной. Мы трепались обо всём, обсудили пару аппаратных концертных косяков, послушали отмазки Линдеманна про «забытый» текст, ага, конечно, я-то знал, что разбуди его ночью — он тебе его наизусть оттарабанит. А путаница на концерте с подложками, нашими бэками и глючащими микрофонами - это естественный процесс.
Мало-помалу градус повышался, но обсуждать экологию с ветряками и ебанутыми активистами, глобальное потепление или оледенение, не менее ебанутую мировую обстановку уже всем надоело: своё тайное знание не озвучишь даже пьяным, а поддакивать кому-то лично мне претило, тем более нашему всезнающему Линдеманну.
Поэтому после того, когда Тилль откланялся, я тоже пошёл спать. Ну как спать — пришлось поискать ещё выпивки в номере, чтобы вырубиться без сновидений.
