Не в ладу с собой

— Но ведь она служанка, Такума. А ты, мой дорогой подчинённый, благородных кровей. Не лучше ли тебе взять в жены одну из моих наложниц? Только попроси — и я отдам любую, кроме, разумеется, моей «четвёрки». Император глядел на Такуму с каким-то тайным удовлетворением, словно ждал от него выходки подобного рода. На его голове была тиара, вышитая пурпурными нитями. Она подрагивала каждый раз, когда император трясся от язвительного смеха. Вдоль стен стояли свечи, которые были призваны создать успокаивающую атмосферу, но Такуму распаляли лишь сильнее. Однако он стойко держал себя в руках. — Я считаю, что каждый заслуживает возможности найти и испытать любовь, независимо от его социального или культурного происхождения. — Вот как? — хохотнул император, почесывая бороду. — Ты интригуешь меня, Такума. Я подозревал, что ты вынашиваешь идеи, которые не одобряет общество, и ждал, когда ты покажешь их. Ах, вот в чем дело. Такума скрыл всезнающую улыбку. Император ждал развлечения и оправдания своих надежд — сегодня он получил и то, и другое. Остаётся молиться, чтобы его настроение не оказалось напускным. — Вы проницательны, как и подобает императору, — Такума подобострастно склонил голову. Если нужно угождать, чтобы получить желаемое, он будет делать даже больше, чем от него требуется. — Но кто бы мог подумать, что это коснется такой интимной сферы, как отношения с женщинами. Маомао — ценная служанка. Признаться честно, я не хочу ее потерять. Однажды она выходила Талантливую наложницу, когда у той погасла воля к жизни… Твое положение изменится, если ты женишься на ней, Такума. И это не секрет, что изменится не в лучшую сторону. Твой статус понизится. — Такие мелкие неудобства не страшат меня. Любовь стоит того, чтобы ждать. И я, наконец, дождался. — «Наконец»? Я бы сказал, что твоя любовь настигла тебя раньше многих. Даже я до сих пор не женат… — Император задумчиво уставился в потолок, но затем, точно опомнившись, криво ухмыльнулся. — Что ты можешь предложить мне взамен? — Верную службу, Ваше Величество. И некоторые уступки со стороны моего государства. — «Некоторые»? Тебе лучше прочих известно, как я не люблю неопределённость, Такума. Однако я уверен, что мы найдем общий язык, как и делали это прежде. Скажи-ка мне, Такума, ведь она не твоя родственная душа? Молчание было гробовым. Даже дыхание Такумы сделалось бесшумным. Зрачки сузились, взгляд в страхе забегал. Когда он открыл рот, то надеялся оправдаться, но все, что смог выдавить из себя, это жалкие обрывки вопросов: — Откуда вы… Как вы… Император усмехнулся. Он единственный, кого забавляла ситуация. — Женщины рождаются с превосходной интуицией, однако мужчинам не помешает ее развивать. Называй мое понимание интуицией, которая основана на жизненном опыте. «Интуиция, — заносчиво хмыкнул Такума. — Ну конечно. За кого он меня держит?» — Я даю добро на этот брак, — продолжил император, благосклонно махнув рукой, — но только при условии, что Маомао задержится во дворце ещё год, а ты в течение этого времени займёшь должность чиновника в провинции Хэнань и будешь исполнять мои прямые поручения. Если это устраивает тебя, то я немедленно отдам приказ сыграть вашу с Маомао свадьбу. — Провинция Хэнань — так далеко… — тень колебания отразилась на лице Такумы. — Буду ли я видеться со своей женой? — По праздникам и в случае чрезвычайной необходимости. Считай это проверкой на прочность ваших чувств. — Вы так великодушны, — с почтением Такума поклонился ещё ниже. — Ваше слово для меня — закон.

***

Такума Сега прибыл в Поднебесную с целью получить знания о китайской религии, философии и культуре, чтобы применить полученные знания в собственной стране. Уже четвертый год он прилежно учился воинскому ремеслу, земледелию и праву, думая лишь о том, как сможет навести порядок в Японии, но в одно из посещений дворца с ним приключилось печальное и одновременно радостное событие, которое вывело его из внутреннего равновесия. Когда закончилась аудиенция у императора, он решил прогуляться по саду. Китайское общество было глубоко иерархичным. Возможно, из-за того, что на родине Такумы царили беспорядки, и рос он в атмосфере хаоса и смуты, его представления о порядочности и благородстве отличались. Он не был строг и предвзят, как китайская аристократия, которая, следует заметить, относилась к нему, чужеземцу, настороженно. Восемнадцатилетним юношей он прибыл в столицу Лоян с горящими, исполненными чувством долга глазами. Но вскоре его глубоким черным глазам предстояло налиться другим чувством. Изредка ему удавалось присутствовать на заседаниях совета, где, по мнению присутствующих, обсуждались безобидные вопросы не государственной важности. Такума вслушивался и учился, но нередко ему хотелось вмешаться. Однако его взгляд мог показаться консервативной знати радикальным. Такое новаторство не приветствовалось. «Если бы император узнал о моем вольнодумстве, он бы не был так доброжелательнен. Но я рад, что даже наместники богов не способны читать мысли, иначе многим пришлось бы ответить за дурные помыслы, которые, несомненно, одолевают даже самых достойных». Солнце пекло нещадно, и по спине Такумы градом скатывались крупные капли пота. Его дыхание затруднилось, и он повернулся, чтобы скрыться под навесом дворца, но рухнул на землю прежде, чем успел что-то предпринять. Очнулся он в скромно обставленной, тесной по сравнению с его покоями комнатушке. Он медленно, настороженно осмотрелся, пока не остановился на женской фигуре. Она пыхтела и, кажется, что-то месила, сидя к нему спиной. Будто почувствовав его пристальный взгляд, она обернулась и, встав, бесцеремонно потрогала его лоб. — Вроде жар спал… — пробубнила она себе под нос. Такума невольно улыбнулся ее детской непосредственности. Девушка была худощава и сложена угловато, как подросток. Ее нельзя было назвать ни красавицей, ни дурнушкой. На носу и щеках красовались забавные веснушки. Такума ощутил странную тягу прикоснуться к ее волосам и узнать, какие они на ощупь. Жёсткие или мягкие? — Следует ли мне называть вас спасительницей? — привстав на локтях, Такума воззрился на незнакомку сверху вниз. Она устало вздохнула и, положив руку на его грудь, мягко надавила, вынудив его лечь обратно. — Обойдусь и без громких прозвищ, — девушка как ни в чем не бывало пожала плечами. — Я всего лишь сделала, что было до́лжно. — Вам необязательно было приносить меня в свои покои. — Следовало оставить вас умирать? — Зачем же умирать? Меня мог бы найти кто-нибудь другой. Кто-нибудь более… сильный. — Или не мог. Тут вероятность поровну. Вы готовы настолько рисковать своей жизнью, лишь бы не обременять девушку? — Ради такой девушки, как вы, не только на риск пойдешь, но и… — Видимо, головой сильно ударились, — цокнула служанка, и Такума вспыхнул, словно спичка, укушенная пламенем. И правда, это не похоже на него — заигрывать с прислугой. Слуги обычно как тени. Он не обращает на них внимание. Но сложно игнорировать кого-то, кто спас тебе жизнь, даже если этот человек ниже тебя по положению. В горле Такумы запершило. Он просто старается быть вежливым, не более того. — Простите, — он извинился, чем немало удивил служанку: она сама сконфузилась и потупила взгляд. Ну вот, он вогнал ее в краску. Каков молодец. — Ничего. — Я бы хотел знать, как вам удалось доставить меня в ваши… покои. — Я попросила знакомого евнуха. — Очень мило с его стороны. — Если бы вы слышали его ворчание, вы бы так не говорили. — Ох, как невежливо с моей стороны не представиться моей героине, — спохватился Такума и почувствовал странное, нежное любопытство. Вскоре он узнает ее имя… Но почему его это так волнует? Что ему это даст? — Меня зовут Такума Сего. Я возвращался от Его Величества и, похоже, получил солнечный удар. — Мое имя Маомао, господин Сего. Полагаю, вам лучше полежать, пока я не приготовлю вам отвар. — Благодарю за заботу. — Повторюсь: это мой долг, господин, — если Маомао так не упиралась и смиренно приняла благодарность, он бы оставил ее в покое, но чем больше она упорствовала, тем больше возбуждала его любопытство. — Маомао. Вы лекарь? — Всего лишь травница, господин. У меня недостаточно компетенции, чтобы называться врачом. — Тем не менее, вы так увлечены… — воспоминание о том, как Маомао усердно месила ингредиенты для отвара, вызвало добродушный смех, но Такума сдержал его, чтобы девушка не решила, что он над ней потешается. — Это не от большого ума, господин, — служанка скромно опустила ресницы. — Мне просто нечем заняться, и я стараюсь быть полезной своей госпоже, насколько это возможно. — Кто твоя госпожа? — Добродетельная наложница Гёкуё. — Наслышан. Свой титул госпожа носит явно не за красивые глазки. Если бы она не была столь великодушна, как о ней говорят, то столь талантливые слуги, как ты, не стремились бы ей угодить. — Не все толки оправданы, господин. И, прошу, не захваливайте меня — я того не заслуживаю, а если загоржусь, будет худо. Маомао вернулась к отвару, а Такума — к мечтам. Его глаза были закрыты, но перед ним по-прежнему стоял светлый женский образ. После непродолжительного, но неоднозначного разговора служанка казалась ему краше, чем прежде. И неожиданно ему захотелось прикоснуться не только к ее волосам… Она позвала его, когда отвар был готов. Он сел, и она напоила его. Маомао уже собиралась уходить, чтобы позвать слуг, сопроводивших его к выходу из дворца, но он удержал ее вопросом: — Почему ты стремишься казаться проще, чем ты есть, Маомао? Она вздрогнула вся как от удара молнии. Такума с жадным удовольствием наблюдал за ее реакцией. Кажется, он попал в яблочко, раз девчонка так напугалась. — Простите за дерзость, господин, но мне кажется, что вы наделяете меня качествами, которых во мне нет, — она заговорила, не оборачиваясь. Ее голос был ровным, но Такума готов был дать руку на отсечение, что по ее щекам катились слезы-ручейки. — Возможно, вам бы хотелось видеть во мне утонченную, возвышенную натуру, поскольку считаете себя обязанным мне. Я читала… Нет, мне рассказывали, что иногда господа очень полагаются на своих слуг и доверяют им страшные секреты. Я клоню к тому, что я не оправдываю ваше доверие. Все, что во мне есть — капля народной смекалки и некоторые знания о свойствах трав, но не более того. «Какой рассудительный, трезвый взгляд на жизнь, — восхитился Такума, глядя вслед уходящей девушке. — И какая обильная, насыщенная речь для женщины ее положения. Даже грубость может не противоречить благородству, Маомао». С той встречи Такума видел Маомао лишь раз и то со спины. Однажды, припозднившись за работой, он потушил свечу, взглянул на полную Луну — и понял: «Я не ошибся: ты не простушка. Разумеется, во дворце не живут, а выживают, и для этого лучше казаться глупее, чем ты есть — так ты привлекаешь меньше внимания. И все же, я не прощу себе, если упущу такую женщину, как ты — первую женщину, которую я не могу выбросить из головы больше, чем на несколько дней». Любой другой человек голубых кровей на месте Такумы мог испытать ноющую тоску и, возможно, даже стыд из-за того, что его тянуло к человеку с более низким социальным статусом, но Такума, в отличие от многих, принял свои чувства к служанке без угрызений совести. Как он и сказал впоследствии императору, каждый заслуживает любви.