«Black Dahlia»

В первый раз они попадают сюда совершенно случайно. В эту часть ночного Сеула в целом, со всеми этими яркими вывесками полных неоновых огней, так и цепляющих каждый второй взгляд, и в этот район в частности, – каждая улица которого полна какого-то до сложно нечитаемого очарованием концепта. С одной стороны, у реки Ханган, чуть в отдалении на горизонте маячат офисные здания и, наверняка, днём здесь не протолкнуться от клерков спешащих во время обеденного перерыва в кафе и бары на соседней части от пешеходного перехода. А с другой, ночью здесь открываются ворота в одни из самых неоднозначных заведений столицы. «Чёрный георгин» – место, едва ли многопользовательского общественного посещения. Клуб с весьма узкой специфический направленностью и местным контингентом, который переливается всеми красками благосостояния: от людей богатых баснословно, чиновников высшего круга и чина, до более простых смертных, что поход сюда себе позволить могут, но расшедриться на вип, с одним из тех, кто здесь работает – не по карману. По общему мнению, здесь выступают лучшие танцоры. И если с ними не удаётся закрыться где-нибудь на втором этаже частных комнат, – это действительно неприятная упущенная возможность, что гнетёт таким вязким разочарованием, что едва ли можно её объяснить как-либо подобающе. Слов не подобрать. Жёны бы точно не одобрили поход сюда, если бы узнали, – усмехается наблюдая за буйством из музыки и полутона красных ламп из тени своего любимого тёмного уголка на диванчике Минхо, – владелец этого «притона дьявольских пристрастий». Не клуб, – а самый настоящий разврат обличённый в людей и сами стены. Отвратительно единогласно подавляющее любую волю и искры протеста местечко. Одно и непостижимо уму совсем: как сюда ещё не прописали полицию на ежевечерные рейды? Здесь бы наркотики и травка, – да за благодатью мрака скрыть всю ту гниль и похоть людских душ. И цены бы тогда вовек не сложить, – незадача однако неподъёмная, заведение, как бы это странно не звучало, абсолютно чисто. Какое мерзкое упущение и шанс ухватиться за причины его прикрыть. Во спасание ещё тех крох чести, что в ком-то глубоко внутри прятались, и имидже тех самых семей, о чьём существовании предпочитали забыть сразу после преодоления порога внутрь. Действительно, что притон всех падших и потерянных. И это ещё одно из самых приличных характеристик сия заведения, выдернутого из общего контекста возмущений тех самых жён, если они всё-таки про него прознавали. Ли, признавая откровенно, подобное сравнение весьма льстило лично, – он точно знал, что равных в Корее этому клуба не найдётся. А равных в творящемся ли здесь искусстве танца и движений, или поглощающей атмосфере с привкусами нот шоколадного ликёра и вишнёвых сигарет, – для себя каждый определяет сам. Клуб пользовался очень хорошей в определённых значениях славой. Танцоры здесь и вправду были хороши. Но и то, что к ним относятся подобно дорогому, элитному и всё же куску мяса, – неоспоримый факт. Если у тебя есть деньги, ты можешь попытать счастья и после выступления предложить одному из них уединиться, для приватного представления, – и если сам работник был бы не против, то и дальнейшее знакомство можно было бы перевернуть в горизонтальную плоскость всё тех же кроватей второго этажа. Любой каприз за ваши деньги. Но Минхо об этом предпочитал много не думать. Его девочки, и в подавляющем количестве мальчики, – в большинстве своём взрослые и самостоятельные люди, и сами могут решать с кем хотят спать, желают ли вообще, и что из этого будет вытекать. Ему главным была безопасность и конфиденциальность. Посетители свои имена на утро в прессе видеть едва уж бы захотели. Слишком велики были риски, но сладки ночи проведённые здесь. Слабы до них все эти примерные мужья, – что для прочих примерные отцы и управляющие компаний, а сами истекают слюнями и давятся судорожными вздохами от одного лишь пируэта на сцене. Как гиены, что не оторвут голодных взглядов от изящной грации ланей. Так и хочется съесть. Поглотить целиком и полностью. — Я бы завалил, – читается и без цепкого анализа поведения, на лице каждого второго, если не первого посетителя. — Таких только отыметь. Громко. Грубо. Беспощадно. Все они, – для прочих не больше, чем шлюхи. Такие вот шикарные и до звёздочек под закрытыми веками от оргазма и эстетического удовольствия непостижимые. В каком-то смысле и вовсе недосягаемые. Никто не говорит здесь о любви и великих чувствах, – всё до прозаичного банально. Красивенькие девочки и мальчики местного разлива, – этим богатеньким папочкам всего навсего такой вот запретный плод. Сладкий и влекущий. Ради них не бросают ревнивых жён и не увольняются из фирм по прихоти всё бросить и вдвоём убежать на край света. Ради таких, не переворачивают весь мир вверх дном. Их просто хотят. Как трофей, приз, достижение и победу в списке остальных успехов. Галочка напротив пункта "трахнуть". От этого правда мерзко. От всех этит липких, облизывающих с ног до головы взглядов, алчных и трясующихся до прикосновений рук, и подрагивающих и не держащих на себе неверных и подводящих ног. В это место не приходят просто так. Не сюда. И потому то, как по сторонам оглядываются только что вошедшие, – совсем не похожие на местных, – он примечает сразу. Ли Минхо потягивает медленно горький кофе, после отставляя чашку на небольший столик рядом, и закидывает ногу на ногу, прищуривая подведённые тёмно-мерцающими коричневым тенями раскосые, по-кошачьи выразительные глаза. Следит, как распахиваются внизу в непритворном удивлении и осознании куда именно попали чужие глаза. Как юркой змейкой бегают по очереди по пересохшим губам языки, смачивая их и тем самым открывая обзор на нескрытую нервозность. Такие юные, – вполне могут посоперничать с его младшим ребятами. Он не знает, что ему больше – жаль узнать как всё пойдёт по старому сценарию, где те падут жертвами в пьяную дымку восхищения и слепого обожания; или же напротив, заинтересованно закусив рвущуюся на устах ухмылку в предвкушении нового, где бы и вправду нашлось время и место для большего и сокровенного. Молодая кровь, и свежие жертвы льющегося тут рекой безобразия вперемешку с кроющим благодатным алкоголем, что разливают пара барменов внизу, – его несомненно привлекают. — О, да, — вздыхает Минхо, ухмыляясь самыми уголками своих губ в почти упертую в руку щеку, касаясь тех едва дыханием. — Здесь они точно знатно понервничают. Вечер обещает быть насыщенным на приключения. Эта молодая компания юношей, что устраиваются невдалеке от входа, за парой близстояющих уголков, – точно его сегодня повеселит. Таких гостей так давно не было в этом заведении, – но с ними всегда приходят перемены. Знает на собственном опыте. Остаётся лишь ждать и верить, надеяться, на лучшие из исходных. Может, наконец-то, пришло время всё закончить, и его обещание как никогда ранее близко к своему исполнению. Он правда любит их всех и желает для них счастья, – истинного и неопровержимого, которое, почему-то здесь и для здешних же и находится. Вот так до самопроизвольно возникающей сардонической улыбки от за столько лет подмеченной и наизусть выученной им лично приметы. Факта, не нуждающегося в ещё одном, в определённом плане болезненного, но облегчения от подтвердившейся правоты суждения. Вот такая вот ирония судьбы, – нужно стать самым худшим из падших, чтобы вознестись однажды за всё совершенные в былом грехи. Да вот только невдомёк некоторым, за что именно эти грехи считались грехами.Не всем дано видеть настоящую сущность вещей, за ширмой их натуральности и той морали, что им придаёт общество. И это тоже печально.Однако, «Чёрный георгин» это не о морали. Это об удовольствии. Безумном и заставляющим в него падать, медленно и тягуче до глубокого дна, сокрытом в мерцании поблескивающих в чарующей полутьме глаз, – каждый танец не просто соблазнение, открытая и точная, скрупулёзно выверенная формула соблазнения, – но тлеящая надежда, что в конечном итоге, после всего, выберут именно тебя. *** В конце концов придётся выбрать одного из. Это неминуемая, но безусловно закреплённая истина этого места. Безотказно проявившая себя за все эти годы процветания данного бизнеса концепция, – его ребята могли и не говорить ни о чём вслух, но он видел это по предвкушающим выражениями молодых лиц перед очередным открытием. Немое противостояние и извечный спор, – кто сегодня лучший? Кого сегодня попытаются заткнуть деньгами, за закрытыми дверьми частных комнат, – не важно за крики ненависти или томные стоны? Кого попытаются купить, не передавая значения большего, чем просто обескураживающее горячее тело и с ума сводящие движения бёдер и размах изящных рук? Кого возжелают против всех запретов, – заставят повиноваться, растлевая мнимой силой по бархату простыней постели, – пока следом виновника не вышвырнут прочь. Попытка насилия – тонкая грань на вылет. Такое здесь не прощается. Намеренное пренебрежение, – прямая дорога обратно, на улицу, без разрешения более вернуться. Мальчикам и девочкам страшно в мгновение, но ко всему привыкаешь после, — к касаниям наедине, к шепоту невнятному в уши, к рукам норовящим позволить нечто большее, чем они готовы дать. Не приходят сюда работать от хорошей жизни. И это то, что Минхо терпеть не может сильнее всего остального. Потому что осознанно идёт на это, – зная, что каждая уединённая пара наверху может обернуться концом. Крахом его чести. Ещё одним шрамом на кровоточащем сердце. Знает, и всё ещё покорно дозволяет, и лишь из раза в раз молится чтобы без происшествий. Чтобы не пришлось их крепко сбитым охранникам выкидывать какого-то зазнавшегося пьяного богача после, неизвестно какой в этих стенах по счету попытки, изнасилования. Гости здесь тоже должны проходить проверку выдержкой, – красотой можно и нужно насыщаться, испивать терпким вином, но не ломать себе в угоду чужие судьбы и души. Многое возможно простить, не предать огласке во вне, откупиться, – но жертве уже легче не станет. Горько, но это правда их жизни. Такова работа, – быть живой бабочкой, что желают разорвать на кусочки так же, как и они со сцены. Только в разных смыслах. Это так же горько, как и слышать проходя мимо гримерок перед выступлением очередное пари, – кто воссияет звёздной на ночном небосводе сегодня. Получит сотое предложение стать чьим-то любовником и заменой, – потому что за деньги, по некоторому мнению, можно купить всё. Любовь, вожделение, похоть. Его ребята стойкие и бравые солдаты для себя, с силами собирающиеся перед новым выходом в зал, – с номером, что заставит кого-то задыхаться от восторга, но потом неизвестно чем обернувшимся. Для него же все они, – люди потерявшие безвозвратно кусочки души, с каждым очередным насилием меняющиеся. Крошащиеся. Но не смеющие уйти, – потому что платят здесь слишком много. И что же... Можно стерпеть многое, если верить, что тебя вовремя спасут. За ночью ведь по пятам утро, – не так уж и страшно должно быть? Такая же работа, – просто немного не в рамках приличия. Они в силах это выдержать. Каждый из них. И Минхо никогда не скажет никому, что он настолько же горд, насколько и опечален этим рьяным читающимся в их фигурах решительным настроем продолжать, чтобы не творилось за завесой второго этажа, сколько бы их не старались ломать. Главная суть, с чьей застывшей на губах репитом фразой выходят те в свет, полные желания что-то кому-то доказать. В первую очередь самим себе, – что переживут ещё одну ночь, встретят ещё один рассвет. Это – зависшая в воздухе над ними немая черта, разламывающая всё над «до» и «после». Каждая ночь, – такая вот попытка всё ещё остаться на плаву. Ставка в игре, – кто же станет лучшим. Чимин – первый предвестник конца, зачинщик еженочного апокалипсиса чьей-то вопящей на все тона совести. Ты ещё не понимаешь, куда и зачем попал, но музыка на тебя уже давит, и пока ты не можешь ей сопротивляться, вяжет тебя путами по рукам и ногам, связывая цепями падения во сладкий грех, запутывая обманчиво лёгким очарованием движений. За ним по пятам след в след на свет себя явят Вонён, Юна и Йеджи, – единственные девушки во всём клубе, что своим влиянием могут поставить на колени кого угодно. И ты умрёшь за один взмах их густых чёрных ресниц, – прежде, чем поймёшь, что попался на их крючок, уже плотно на нём засядешь. И не сорваться впредь, как не рвись. Следом из огня разожженого по праву ведьмами этого места, – мелодия сменится на первые мотивы пряного сумасшествия. В отметку за полночь, в уже витающий в самом кислороде опьянение и дикий кайф вступают они. Ёнджун и Хёнджин – влажная мечта любого из здесь пребывающих по ту сторону кулис. Такая пленительная и невыносимо притягательная, убивающая без шанса на спасение, влекушая за собой, и так и манящая пылким шёпотом на ухо – «Забери меня. Сделай меня своим всем. Давай же, подари мне себя, – без оглядки упади в омут.» Но когда под свет приглушённо-неоновых софитов выйдут Феликс и Сону, – ты просто морально кончишься как человек, останется лишь жаждущее обладать ими нутро, демоны, о чьём существовании ты мог доселе и не подозревать, – сами без спроса выйдут наружу, влекомые этим неуёмным соблазном юных тел. Гораздо раньше, чем сможешь сказать слово «стоп», – уже порабощён. Ты вернёшься сюда в беспамястве прежде, чем осознаешь зачем. Почему. Забудешь о всём остальном, – проблемах, семье и детях. Останется лишь наваждение создаваемое дьяволами георгина. И ты не сможешь найти ответа ни на один из вопросов, что будут гложить на утро. Злость и отчаяние, – но всё равно возвращение. Проклинания в пустоту и клятвы, что это – последняя блажь. Потому что риск, – кто знает скрывается ли в тени ухлый репортёр, точно чующий сенсации и росчерком пера, одной фотографией способный разрушить годами выстраеваемую репутацию примерного и доблестного горожанина. И вновь, не взирая на опасность, на почти явную и мучительную смерть от беспощадных статей и последствий при раскрытии деталей своего здесь пребывания, – шока общественности за своих кумиров, на кого равняются и работают. Все вновь вернутся. Устроятся на излюбленных местах с первыми минутами открытия на ночь, купят по бокалу, а может и не по единому, и падут в бездну. Греха, похоти, разоблачения. И снова один и тот же вопрос, в лицах всех, кто заглядывает сюда в поисках отвлечения, а гибнет пленённый красотой. Кого ты выберешь сегодня? Будь готов продать душу. Остаться в случае поражения ни с чем. Разбитым на осколки. Отрицать их влияние – бессмысленно. Ты попал. Добро пожаловать на изнанку Ада, – двери в «Чёрный Георгин» всегда для тебя открыты. Сумеешь ли вовремя уйти?