Очкарик

       Забыл, когда в последний раз я настолько крепко засыпал, прижимаясь к Чонгуку маленьким ласковым котёнком. Уютно. Наконец-то понял, чего мне не хватало в моей ботанской надломленной жизни — дыхания… ЕГО обжигающего дыхания в шею; ЕГО тяжёлой руки на плече; ЕГО гладкой кожи грудных мышц, едва прикасавшейся к спине — сбылось. Не верил, что однажды такое может свершиться по мановению волшебной палочки паскудницы судьбы. Находился в зыбучем трансе, ведь еще совсем недавно грубиян-громила-макнэ муштровал меня в коридорах школы, выбивая домашку: унижал за мои особенности и недочёты; давил своим кошмарным авторитетом и поливал грязью на глазах у одноклассников. А сейчас он лежал за мной и тихонько посапывал в две дырки. Непривычно. До мурашек.       Может снилось, а может, и нет, но я вроде бы чувствовал чужую ладонь, изредка прикасающуюся к моему животу, резинке трусов и обратно возвращавшуюся в исходное положение — к груди. Как бы невзначай, легонько, невинно… Навряд ли было именно так: во сне и не такое нафантазируешь. Эх, скорее всего, это просто проказы Морфея. А жаль.       Не могу сказать точно сколько я проспал, но вырубило капитально. Конкретно провалился в сонное царство, даже не почувствовав некоторых передвижек рядом. Разлепил глаза и с грустью осознал, что Чона не было на диване. Неужели снова потерял? Неужели его прикосновения мне показались? Да нет же… Квартира точно не моя. Фух… значит, я у Гука дома. А где он сам?       И через секунду услышал бубнящий голос со стороны кухни: мой зайчик тихо беседовал с кем-то по телефону, периодически посылая абонента нахуй. Из его разговора я понял лишь одно — у него явно серьёзные проблемы, потому что чётко распознал странную фразу — «ска, надо валить». Кого валить? Или куда валить? Ничего непонятно.       Я тихонько встал с дивана, поправил боксы и практически на цыпочках пошёл на голос в сторону кухни. Макнэ сидел ко мне спиной, уже быстро набирая пальцами сообщение. А я стоял и сверлил дыру в его широких плечах, смакуя каждую мышцу, красиво перекатывающуюся от малейших движений — чудо моё прокаченное.       — Чонгук-а? — осипше, стоя позади, и потирая от холода плечи в ознобном мандраже. Что-то мне подсказывало, что макнэ нажил неприятностей на свою красивую задницу. — У тебя всё хорошо?       — О, а ты чё подскочил, очкастый? — он резко обернулся, как-то улыбнулся по странному и отложил мобильник в сторону, положив его экраном вниз. — Я специально ушёл, чтобы тебе не мешать. Ты такой милаха, когда дрыхнешь.       — У тебя что-то произошло? — волей-неволей я положил ему ладони на крепкие плечи и вдохнул запах его волос.       — Забей, Тэ… — отмахнулся он, — это так, хуйня. Свои мелкие тёрки. Тебе не надо о них знать. Поставь лучше чайник. Кипяточку бухнём.       — Не доверяешь мне, да? — я с обиженным видом нажал на кнопку электроприбора. Огонёк на дне засветился синим цветом, вода в колбе зашумела. — Если не говоришь, значит, не доверяешь.       — Да всё норм, чё ты доебался! — шутливо, но давая понять, чтобы я не лез, куда не следует. — Говорю же, всё тип-топыч. Тебе не за чем знать наши внутренние форсы.       Я заварил ему пакетик черного-крепкого, а сам снова вернулся в исходное положение — за его спину. Положил руки на плечи и чуточку сжал мышцы около шеи, слушая, как Чонгуки громко сёрбал.       — Охтыжбляженах… Очкастый, ваще по кайфу! — он даже выгнулся от удовольствия, похрустев шеей. Кружка с чаем временно зависла в воздухе. — Может, массажик мне замутишь? У тебя офигенски получается. А то в последнее время у меня плечи стали затекать. Давно ни с кем не пиздился.       Он решил меня проверить на вшивость? Или реально хотел, чтобы я ему сделал массаж? Либо таким неординарным способом старался скрыть некую тайну, переведя тему в иную отстраненную плоскость. Пофиг. Сегодня я хочу быть с ним и готов на всё, лишь бы прикасаться к сексуальному телу. Знобить стало сильнее от возбуждающего предвкушения чего-то особенного, манящего и таинственного.       — Ладно, сделаю. Иди ложись, а я пока уберу со стола, — уверенно, с отблеском надменности в голосе. Мне хотелось немного поиграться с ним: в некотором роде посмотреть свысока и представить себя важной личностью, без которой он не сможет получить свой истинный гормон счастья.       Дело пахло интимочкой.       Макнэ встал со стула, хлопнул меня по заднице со словами: «ух, красивая жопа», чуть усмехнулся и исчез за косяком. Диван в гостинной скрипнул под его могучим весом. А я стоял ни жив, ни мёртв, намывая стакан под струйкой воды: совсем растерялся, ибо раньше Гуки вообще не позволял ничего подобного в мою сторону. А сейчас, как-будто заигрывал. Да что же с ним, блять, такое творится?! Но мне его заёбы начинали прельщать.       — Готов? Тогда расслабься, — я чуть ли ни с разбегу запрыгнул к нему, с воодушевлением потирая свои немного вспотевшие от волнения ладони. Понимал, что сейчас мне предстоит устроить неимоверное испытание своим предрассудкам и сексуальному влечению. Удастся ли вообще себя адекватно держать в руках в процессе, ведь каждое прикосновение к его бархатистой татуированной коже отзывалось магнетическими импульсами, заставляя яички сжиматься до состояния горошин.       — Надеюсь, тебе понравится, — с гордостью отчитался я.       — Бля, прям сервис пять звёзд! — снова его припизднутый сарказм лился в мою сторону. — Ты рили полезный чувак, очкастый, — он улёгся на живот, уткнулся лицом в подушку и просунул под нее руки, чтобы было удобно смотреть телевизор. А я уселся на его бёдра, широко расставив колени: старался умоститься поудобнее, по максимуму открывая обзор на самую прекрасный неписанный шедевр перед моими глазами — сладкую попку.       — Вот это кайфульки! — по дому разлетелся первый надрывистый стон, когда я надавил ему ладонями на поясницу и повёл руки к шее. — Ска, я ща точно обкончаюсь.       А потом просто пыхтел, наслаждаясь моими манипуляциями с его «ска-охуенным-ска-телом». Аппетитная задница меня периодически вводила в оцепенение, но она была спрятана под тканью боксеров, которые я так и порывался с треском порвать. Как оказалось, контроль становился менее управляем, поэтому руки сами собой переместились со спины на его ягодицы и смяли их в полуэкстазном порыве. Мои боксы начали постепенно натягиваться. Кажется, началось!       Я уже не спрашивал разрешения, хотя понимал всю опасность ситуации. В висках бомбило, шаловливые культи подрагивали от прекрасного завораживающего вида, когда я постепенно стягивал с Чонгука трусы, сантиметр за сантиметром оголяя мускулистые ягодицы. И меня накрыло окончательно после того, как сам Чон, не говоря ни слова, приподнял бёдра, дав мне возможность избавиться от мешающих тряпок. Боже!       Что он со мной делает?! Неужели он сам хочет, чтобы я поигрался с его попочкой своим…?       — О да, разомни мне булки, кста, — оборвав все нативные мысли, откомментировал макнэ. — И бёдра, если не сложно. У тебя пальцы офигенские, творческие и эластичные, — почесал нос о подушку и снова в неё зарылся, чуть раздвинув ноги. — Ток не присунь там случайно, — расхохотавшись на всю гостинную.       А я-то уж было чуть реально не поверил в порыв заняться чем-нибудь приятным. Вот же, наивный дурачок.       Как это всё выдержать, когда Чонгук лежал перед тобой такой открытый и доступный. Как пересилить свои блуждающие эмоции, когда собственный член уже стоял, как жандарм на карауле, прижимаясь к ноге резинкой узких трусов: долбился пульсацией вскипающей крови.       Я вобрал побольше в лёгкие воздуха и принялся разминать фактурные ноги макнэ от колен до самого паха. Пальцы пробегались по его мышцам и касались промежности, откуда виделись крупные волосатые, тугие яички. Старался к ним притронуться, дабы немного понежить вспотевшими от волнения подушечками. Нет, я точно не сдержусь… Уже старался не смотреть в ту сторону, ибо чувствовал, как у меня текли не только слюнки, но и густая смазка по ноге — ещё немного и я испачкаю хозяйскую постель, излившись прямо на неё. Если раньше я мог возбудиться только от прикосновений макнэ и физической боли, то теперь мне хватало лишь простого взгляда на его самые восхитительные упругие части тела.       Слушая кряхтения и постанывания Чона, меня пробирало морозом до самых глубин тёмной душонки. Старался уделить внимание каждой линии на его ногах, бёдрах, ягодицах: не мог отказать себе в желании аккуратно провести пальцами между ними… словно забылся, пережёвывая свои пересохшие губы — чувствовал притягательную пушистость у самой дырочки и продолжал течь, как дворовая сучка, выворачивая фантазии наизнанку. Жажда и стыд загоняли меня в грязный угол возбуждения — хочу и не могу: боюсь и ненавижу себя за всё это! Чтобы откровенно не палиться перед Чоном мне пришлось прикрыться уголком одеяла — не хочу, чтобы светить перед Чонгуком своей чертовой эрекцией. Слишком трудно себя держать в руках. А ещё сложнее, приструнять своё взорвавшееся либидо. Не знал теперь, чего хотел больше — либо самому трахнуть моего грозного Аполлона, либо чтобы он трахнул меня. Хочу всё. Хочу всё и сразу. Одновременно. Конечно, если бы такое было возможно физически.       — Ну вот. Я закончил, — громко сглотнул напоследок, с трудом оторвав ладони от его магнитной кожи.       — Зашибонс! — промычал в подушку макнэ. — Просто улёт, очкастый. Я умер. Меня до утра не кантовать.       Чонгук молча лежал минут пять, продолжая демонстрировать округлую пятую точку. Он-то на расслабоне, а у меня всё по швам трещит. Голову снова посетили необузданные мыслишки сгонять до сортира и быстренько сдрочить в унитаз. Но следующее предложение голожопого хозяина напрочь лишило меня возможности думать о чём-либо ещё.       — Тэхён, если тебе не сложно… — и тут он взял, и перевернулся на спину, скотина такая…! — По прессухе пройдись немного и норм. Прям мышцы конкретно разомни.       Нет, парень точно издевается. Я итак уже на грани потери сознания, а он меня провоцирует всё больше и больше. Вот зачем он так сделал, а?!       Пальцы коснулись гранёных, сногсшибательных кубиков, дыхание перешло в режим экономии воздуха. Голова плохо соображала от осязания его могучего тела с татухами на руках; с этими тёмными кругляшами сосков и контурами его пиздецки-правильной фигуры. Устоять супротив своей жажды становилось труднее с каждой секундой. Какой же Чонгук шикарный — мой дворовый воин отряда «Гоп-стоп». И что больше всего меня удивило — его член был каменным, подрагивая в полной боевой готовности. Он встал, будто по команде смирно. От живота до раскрытой головки натянута леска густой смазки. Я понимал, что наконец-то настал мой истинный звёздный час. А может, я снова играю не в те игры со своим воображением. Но ведь я смог его возбудить, а это уже о чём-то говорило. Получается, ему приятны мои прикосновения?       Я и сам не понял, как мой проворный язык нагло прилип к его животу… к той самой капле предъэякулята возле пупка, что взорвалась во рту солоноватой приятной терпкостью. Не осознавал, насколько упорно мои руки гладили его пружинистые бёдра с проступающими мышцами; не замечал, как виртуозно обцеловывал каменный, жилистый член и тугие яички, щурясь от щекотания носа густыми чёрными кучеряшками лобка — я не видел уже ничего, кроме люто-охуенного образа Чона, раскрывшегося передо мной весенним цветком на рассвете.       — Бля, очкастый, ты рили это по кайфу делаешь, уфф… — хриплым возбуждённым голосом, посмотрев на меня туманными глазами из-под локтя. — Ска, как тебе это удаётся.       — Правда нравится? — я хищно улыбнулся в глаза, сильнее сжимая пальцы на твёрдом стволе.       — Бля, отвечаю… — проведя языком под нижней губой. — Мне много тёлок сосало, но ты — это что-то с чем-то.       — Значит, я признанный хуесос? — причмокнул и облизнул головку, потянув за собой еще одну тонкую нить смазки.       — Да лан, ты… Я ж тогда не в адеквате был, вот и ляпнул с дуру, — стал оправдываться он, продолжая покусывать губы. — А ты это… можешь помочь мне это… короче… ну… короче…       — Кончить, что ли?       — Ну, типа да… — стыдливо прокашлялся и спешно скрылся под рукой. Раскраснелся так сильно, что положи рядом с его лицом ломтик томата, вряд ли отличишь по цвету. Несмотря на свою бойкую харизму, в делах интимных по открытости он явно проигрывал. А может, всё еще стеснялся факта прикосновения чужих ладоней. То есть, мужских.       — Тебе правда нравятся мои ласки? — я до боли закусил себе язык, с замиранием сердца таращась на подпрыгивающий член макнэ с раздувшимися венами по сочному стволу.       — Хорош, не смущай! — чуть улыбнувшись и заалев щеками еще больше. — Просто помоги расслабиться. Сам я как-то не алё. Не канает.       — Чё, сам себе подрочить не можешь, если совсем невтерпёж?       — Бля, ска, сказал же, не смущай! Это ты можешь себе, а я никак, — напористее. — Нет такой привычки дёргать самому себе за перец. А моя меня обломала с этим делом. Давно уже сливался.       Пальцы смело обхватили твёрдый ствол и задвигались в медленном танце: то пряча, то полностью раскрывая аппетитную влажную головку, с которой продолжала сочиться прозрачная карамель. И Чонгук ощерившимся котом зашипел на всю квартиру, когда мои губы погрузили в себя член практически до основания, а язык сначала прошёлся по уздечке, а следом по уретре. Мне жалко того пацана через стенку, которому, наверное, частенько приходилось слушать нечто интересное — все ладони подикась стёр. Пусть и сейчас слушает. Пусть знает, насколько крепка и сладка любовь к моему покровителю.       — Ска-а… вот это кайфище! — со сдавленным стоном, приподнимая бёдра. — Не. Моей шмаре до тебя далеко, очкастый. Бля-я! Ты охуенен! — с протяжным шипением.       Я был доволен собой. Насасывал ему лёжа меж его ног, а сам улыбался, продолжая обнимать языком твёрдый чонгуковский пенис. Смазки во рту становилось всё больше, что означало близость разрядки. Видимо, у Чона и впрямь не всё гладко в половой жизни и давно не было секса, если сегодня он проявил инициативу, попросив меня об услуге. Ворчливый, но родной. Брутальный, но сладкий. Местами невыносимая сволочь, но в этом весь ОН. Кажется, я начал постепенно приручать моего страстного гривастого льва — моего главу городского прайда крутых и отмороженных.       — Тэ, бля, я, кажется, щас… ай, бля! — макнэ начал тихонько толкаться мне в рот в такт с движением моей головы и раскатисто дышать, подогнув одну ногу. — Смари, а то ливану, — заботливо, — уже почти. Ска, как же охуенно.       Я ускорился, помогая одной рукой. Хотел, чтобы он кончил в меня: хотел ощутить вкус его спермы, хотел его всего и сразу. Мой член продолжал истекать подо мной на постель, находясь на пике агрессивности — я сам готов был расплескаться на простынь от безумной страсти, которая исходила от Чонгука. Я чуть приподнял задницу, свободной рукой провёл по своей влажной головке, собрав с неё скользкий «урожай» и пошёл на слишком отчаянный шаг — смоченные пальцы прикоснулись к анусу моего мальчика, отчего тот готов был и вовсе захлебнуться воздухом. Даже не успел ничего сказать или возразить. По морде потом получу за нарушение его неприкасаемых границ, но это будет потом.       — Нихуя ты какие фишки знаешь, очкастый! — ахнул доведённый до крайности макнэ и ещё больше толкнулся.       Скользкий палец чуть проник внутрь, а следом, второй. Совсем немного. Я желал доставить парню максимум удовольствия: пусть испытает со мной взрыв спящего вулкана; пусть насладиться красочным фейерверком чувств и познает мою истинную любовь. Ведь в любви можно всё. Нет границ и фантазий.       — Тэ, ебать, это полный пизде-ец! — он приподнялся на локтях, схватил меня за волосы словно дешёвую шлюху, вдавил свой член в самое горло и громко застонал, запрокинув голову. Его мышцы одна за другой напряглись. Я заметил, как его скулы затрепыхались и натянулись все жилки на шее.       — Охуеть, ска-а-а! — с дребезжанием в голосе и дрожанием тела. — Ох, бля-я-ять!       Мой рот мгновенно наполнился горячей спермой, с тем самым маслянистым привкусом. Обожгло горло острой струйкой брызнувшей несколько раз, а потом язык прочувствовал горечь. Но на этот раз я не пролил ни капли… проглотил всё. С трудом, но проглотил. Противненько и вкусно одновременно.       — Ну ты пипец, очкастый! — часто дыша, распластавшись по кровати морской измученной звездой. Будто он не кончил, а отработал несколько раундов в боях без правил. Даже испаринами пота покрылся от сильнейшего выброса дофамина. — Нихуя меня вынесло.       — А то! — я гордо встал на колени, вновь прикрывшись одеялом. — Я еще и не то могу.       — Бля, ска, ты ебанутый, Тэ, но я в полном ауте, — глубоко и часто дыша. — А пальцы мне в очко обязательно было пихать? — с некоторым недовольством.       — Я просто пытался усилить эффект, надавив тебе на простату, — с довольным лицом, отодвинувшись к противоположной боковине дивана. — Тебе же понравилось.       — Хах, ну есть немного. Типа, я смог получить свой гормон счастья, — продолжая лежать неподвижным столбиком и тяжело дышать. — Бля, можно я покурю в постели после такого? Вставать ваще вломы, ноги словно ватные, — и глянул на меня умоляющими глазами. — Притащи пепельницу и сиги захвати со стола на кухне. Заодно и мобилку мою цепани. Ты же не против, если я разок пыхну в хате? Ну, пли-и-из!       — А можно, ты сам сходишь? — теперь уже я покрылся холодным потом. Понимал, что не могу встать, ибо по-прежнему боялся открыться Чонгуку во всей красе — член всё еще стоял колом. А учитывая его внушительный размер, во мне снова просыпался жуткий социофоб: не хотел, чтобы парень предъявил мне за несанкционированный стояк и начал давить авторитетностью. Вспомнил случай из школьного туалета и первую эрекцию, после которой получил отменный пиздюль. — Я устал. Мне лень вставать.       — Чё, ссышь засветить свой экскалибур? — рассмеялся Гуки, почесав яйцо и закинув руки за голову. — Угомонись. Хули теперь стесняться, если мы итак нагрешили, дальше некуда. — Сгоняй, очкастый, будь человеком.       — Ну ладно, если ты настаиваешь.       Откинув одеяло в сторону, я шмыгнул в сторону кухни, но инстинктивно прикрываясь обеими руками. Всё равно не по себе.       — Красссавчик! — прощебетал мне в след довольный Чон, ещё успел игриво щёлкнуть по заднице ладошкой, пока я слазил с дивана. Точно заигрывал, шалунишка мой.        Из-за угла кинул ему то, что он попросил и кузнечиком скрылся в туалете, чтобы немного успокоить свой разъяренный пыл.

***

      Вечерело. Назойливый дождь не прекращался, постукивая в балконное стекло, но теперь он уже не казался холодным и мерзким: на душе потеплело. Мой неприступный лев постепенно прятал когти, становясь более ручным — не рычал, как раньше от каждого моего действия, больше не смотрел на меня исподлобья зверем и не унижал самыми последними словечками. Потому что прекрасно понимал, что в действительности сам погряз в грехах однополых игрищ, к которым он относился с особой одиозностью — не принимал их ранее ни под каким сладким соусом. А тут… словно хер забил на всё — сдался. Скорее всего, ему просто не хватало любви и ласк, которые я могу ему дать. Но это не делало нас близкими, чего я добивался изначально. Да, он стал более снисходителен ко мне, вот только взаимности я пока что не ощущал. Ну, подумаешь… отсосал ему в очередной раз. А что дальше-то?       Вот именно — ничего. Кончил и забыл. Выражаясь художественным языком — «Почонгучил и в туман съебучил!».       Но меня прельщала чрезвычайно забавная ситуация, которая вызывала искреннюю улыбку: мы лежали на диване абсолютно голые, поскольку я всё же решился закинуть свои труселя, куда подальше, поскольку всё успокоилось и оба дымили в потолок, молча разглядывая парящие рисунки. Словно пытались отыскать в этих клубах сигаретной завесы нечто особенное. Наверное, решали главную задачу века — а как быть дальше с нашими отношениями. Вроде бы всё уже почти случилось, а вроде, ничего и не было. Вроде бы приблизились друг к другу, а вроде, оставались всё также далеки. Всё непонятно и размыто. Неопределённо. И этот факт меня особо настораживал: кто я Чонгуку — простой очкарик? Пацан, умеющий услужливо делать отменный минет? Или всё же некто больший, чем просто научное чмо с большим «коллайдером»? Хотя последнее его мало интересовало.       — Тэ, скажи честно, — внезапно заговорил Чон, сминая окурок в пепельницу, что стояла между нами на диване и разделяла наши обнажённые тела. — Нах я тебе сдался, если ты так упорно добиваешься моего внимания?       — А тебя это расстраивает? — я не смог докурить целую сигарету и затушил ее, с интересом потупив на него свой недоумевающий взгляд. — Зачем ты это спрашиваешь?       — Бля, ну ты симпотный пацан, творческий, у тебя вон… (кивнул в сторону моего паха), — член, как у гладиатора, а ты столько времени ищешь встреч не с девчонками, а со мной. Чем я тебя так привлёк? Не совсем понимаю. У меня характер дерьмовый, я бухаю как чёрт, да и сам понимаешь, что все наши игры в любовь не могут длиться вечно.       — А тебе разве плохо, когда я рядом? — насторожился. Внутри кольнуло.       — Да не в этом дело, очкастый, — Чон выдул струйку воздуха сквозь раздутые щёки. — Чем я тебя так сильно привлекаю, что ты готов меня терпеть?       — Терпеть?! А кто сказал, что я терплю?       — Твой дружок, как его… Чинчи, — покосившись в мою сторону.       — Неправда, Чинчи не мог тебе такого сказать, — я шлёпнул Чона по плечу ладошкой. — Я знаю, что он такого тебе не говорил.       — Ладно, не говорил. Эт я чуток спиздел, — вновь заулыбался своими красивыми губками макнэша. — А всё-таки… За какой такой хер ты в меня втрескался, а?       Если честно, то мне нечего было ответить Чонгуку, поскольку я и сам не имел понятия, за что конкретно его люблю. Просто люблю до беспамятства и всё. Нет сему феномену разумного научного объяснения. Наверное, за то, что несмотря на жёсткую натуру макнэ, он в душе совершенно другой — тёплый, милый, пушистый. Во всяком случае, я его таковым ощущал. Если бы было иначе, он никогда бы не стал со мной лежать рядом без трусов и разговаривать на откровенные темы. Я прекрасно чувствовал, что за его бетонной стеной могучести прячется страх и переживание. А в брутальном, стальном теле трепещется практически детская наивная душа, которую он упорно прятал под маской ассоциала. Но эта сволочь мне никогда ничего не расскажет. Таков уж ОН — мой любимый гопничек.       — Ладно, закрыли тему, очкастый, — прохрипел Гуки и достал из пачки вторую сигарету. — Не хочешь, не говори.       — А давай-ка, ты теперь на балкон будешь ходить! — я забрал у парня папироску, недовольно насупившись. — Хорош превращать квартиру обратно в хлев. Ты сказал, что только раз покуришь.       — Слышь, ты… дерзкий перец! — в охуевании. — А ни много ли себе позволяешь? — пытаясь отобрать у меня свой никотиновый трофей. — Говорю же, мне вставать вломы. Дай сюда. Это последняя.       — Не дам! — я упортно махал руками, увиливая от его хватки. — На балкон пиздуй.       — Ща сам попиздуешь, очкастый! Спать будешь там же, понял? — играючи прижал мне голову к подушке одной рукой, а второй надавил на запястье. Сигарета выпала сама. Какой же он всё-таки сильный.       — Сказал же, я не дам тебе курить в квартире! — настырно и напористо теперь я прилагал все усилия, дабы отобрать у него сигу. — На балкон, говорю, иди. Ну правда… Итак дышать нечем.       — Не закоптишься, проветрим потом.       — Дома итак холодина.       — Бля, откисни, очкастый! Заройся в одеяло и грейся, сколько влезет.       — На бал-кон! — настырно настаиваю на своём.       — Ска, я чё, в таком виде пойду? — Чонгук хлопнул себя по животу. — Увидит кто, изнасилует.       — Я сам тогда того изнасилую, — хватаясь за его руку. — Надень труселя и кури на здоровье. Но на балконе.       — Да ну нах, там дядька Ебунец ругается!       — Кто?       — Ну, бля, дядька, который яйца может отморозить, — рассмеявшись.       Он заводит руки взад себя, я тянусь вслед за ними и каким-то образом оказываюсь сверху Чона, оседлав его, словно бравый наездник. Даже не сразу понимаю, как так могло получиться, но в следующий момент наши лица оказываются в опасной близости, в то время, как тела плотно соприкасаются. Наступает немое молчание: секунда, две, три… десять. Тело прошибает холодный пот, нутро сжимается в непонятном прессинге. Ничего не соображаю. Дыхание спёрло. Перед глазами пелена из мириады мелких искр.       — Не заберёшь, — тихо, почти в губы прошептал Чонгук, бегая глазами по моему раскрасневшемуся лицу. Он не пытается меня скинуть, а просто молча смотрит своими чёрными бусинами, спокойно и ровно дыша. — И долго ты на мне собираешься лежать, очкастый?       — Всю оставшуюся жизнь, любовь моя!       Воздух вспыхивает подожженным порохом.       Больше не хочу ничего говорить. Накрываю его уста своими губами, взорвав пространство немыслимой энергией чувств. Чонгук прикрывает глаза и робко отвечает на поцелуй, набирая побольше воздуха в лёгкие через нос. Мир остановился. Завис во времени и пространстве. Томный выдох. Глубокий вздох. Язык протискивается сквозь его зубы и касается чужого языка. Сердце. Стучит. Нет-нет… Оно притаилось где-то в глубине грудины и напряглось от сладости этих прикосновений, пропитанных дымом и феромонами. Боже! Я сейчас умру… Я горю.       Мои руки ослабли. Совсем ослабли. Тряпками лежали на Чонгуковских плечах, едва сжимая мускулистость под кожей. Медленно переместились на его горячие щёки. Нежили. Ласкали. Пытали. Глубже. Поцелуй становился глубже и напористее. Тонул. Я весь в нём тонул, чёрт возьми! Хочу. Ещё хочу. Не могу остановиться и не собираюсь. Трусь своим членом о живот и грудь макнэ, ощущая, как под моей задницей закипает жизнь. Чувствую, как там становится твёрдо и плотно упирается мне в промежность. Это сон. Наверное, это просто сон. Самый лучший сон в моей жизни, иначе нельзя объяснить то полётное состояние, которое накрыло меня с головой. Непослушное тело буквально пылало от осязания чужих, но таких родных ладоней на моей спине, что безвольно стискивали худощавую фигуру.       — Чон? — находясь на грани сознания и потираясь булками о его каменный стержень. — Я больше не могу, — дыхание срывается на сип. — Пожалуйста, не отвергай. Можешь сделать со мной всё, что захочешь. Ты же сам этого давно хочешь. Не обманывай себя.       — А если тебе будет больно после того случая? Не хочу, чтобы ты…       — Сказал же, не волнуйся. Я сам этого желаю. С первых дней мечтаю о твоём теле, — на выдохе, утыкаясь ему в шею. Страстно целую в татуировку. Прикусываю мочку уха.       — Бля, очкастый, не знаю, как тебе это удалось, но это полный пиздец! — сжимая мои раздвинутые бёдра у самых ягодиц и прижимаясь пахом ко мне.       — Не говори, что ты сейчас меня не хочешь, — глубоко дыша и сминая его длинные пушистые волосы на затылке.       — Всё заткнись! — крайне растерянно и чрезмерно возбуждёно. — Я вообще не втыкаю, как могло всё до этого дойти, — стискивает мои ягодицы, продолжая тереться увлажнившимся членом о мои яйца. — Бля, если хоть слово скажешь про это своему дружку, клянусь, я вас обоих закопаю.       Я всем нутром чувствовал, как Чон боролся внутри. Рвался на две части, ибо противостоять простым человеческим инстинктам в таком пылающем состоянии практически невозможно, но его тормозил факт предстоящей близости ни с привычной очередной тянкой, а парнем, которого он раньше шпынял и унижал.       Прохожу языком по колечку в его губе, отрываюсь от поцелуя: уже не страшась того, что мой коловой член лежит на груди Чона и снова сочится.       — Бля, очкастый, охуеть у тебя монстр! — улыбается, толкается языком в щёку. — Девки бы просто в очередь стояли за таким трофеем.       — Не нужны мне девки, мне нужен ты. Только ты и никто больше. Возьми его в руку, прошу… поласкай его чуть-чуть, — продолжая тереться промежностью о каменный член макнэ. — Пожалуйста.       — Вот, давай только без энтузиазма, ок? — вспыльчиво. — Я бабам-то никогда этого не делал. И в ебало мне не шмальни из своей гаубицы.       — Как получится, — с усмешкой.       Я чуть приподнимаюсь, ответно обхватив ладонью стояк Чонгука под собой и чуть надрачиваю. Вижу, как глубоко и резко вздыхает мой гривастый лев, издавая лишь тихое мычание и прикрывает глаза. Я оттягиваю крайнюю плоть на члене макнэ, размазываю густую смазку и провожу головкой между ягодиц. Специально дразню, доводя его до изнеможения. Хочу поиздеваться над его обострёнными ощущениями. Не всё ему меня драконить… теперь моя очередь.       — Ска, ты долго издеваться будешь? — шипит, толкаясь мне в руку. — Садист, ей богу.       — Трахни меня по-взрослому, жёстко! — провокационно, сжимая его пенис рукой. Снова надрачиваю, и снова сжимаю головку, заставляя парня вздрогнуть.       — Бля, ска, очкастый… Ты же не тёлка, хули динамишь. Раз уж начал и возбудил, давай уже! — на сорванном вздохе.       Я склоняюсь, прикусываю ему сосок, а после губы медленно ползут вниз и легонько касаются влажной головки раскочегаренного члена: обводят его по кругу, щекочут. Макнэ заходится в дыхании, млеет, чуть поскуливает:       — Ты точно садюга, очкасты-ы-ый!       Мне было очень важно довести его до такого состояния, чтобы уже наверняка подорвать его либидо. Чтобы он не смог сдать назад, а погрузиться в недра сладострастия. Я хотел подарить Чонгуку неопровержимый факт — я могу быть горяч и безбашен в постели.       Видя, как Чон уже умолял меня глазами подарить ему долгожданную разрядку, я снова его оседлал и приставил раскрасневшийся член к анусу. И по закону подлости, в этот самый момент телефон макнэ издаёт сокрушительный звонок.       — Ща, погодь. Ток тихо! — Гук замирает, прикладывает палец ко рту и свайпает по экрану. — Да, чё хотел.       — Ты сильно занят, Чон? — глухо и сумбурно слышится в трубе.       — Есть немного, — глядит на меня, потом на мой дрогнувший пенис, томно ждущий апогея, — а что?       — Ясно всё с тобой. Потом потрахаешься. Срочняк на точку! Тут на наших наехали какие-то уроды! Бля, походу мочилово наклёвывается.       Чонгук мне импульсивно машет рукой, давая понять, чтобы я с него скоренько слез. Я пожал плечами, глубоко выдохнул и всё-таки нехотя сполз, облокотившись спиной о стену. А он вскакивает с дивана, по дороге натягивает трусы стараясь уложить стояк, который топырит ткань, а потом и вовсе закрывается в туалете.       Вот тебе и скачки по-чонгуковски. Облом, страшнее некуда. Всё ведь так хорошо началось. Наши тела успели воспылать огненным факелом, практически соединившись в единое целое. Какой-то сраный рок постоянно ставил подножку, не давая нам остаться вместе и побыть заложниками своего искушения. Нет же, обязательно должно было случиться нечто, что в итоге растащит по сторонам от эпицентра желаний. Чёрт бы побрал все эти его тусовки и друзей: вот, ни раньше, ни позже — именно сейчас, когда дьявол похоти овладел нашими душами, утаскивая в адский котёл надвигающейся страсти. Блядство несусветное, одним словом!       — Тэхён? — парень вылетает из сортира и закидывает мобильник в карман куртки. — Короче, будь дома, никуда не уходи, я скоро, — в спешке напяливает футболку и джинсы. — И пожрать чё-нить приготовь.       — Продукты нужны для начала, чтобы я приготовил. У тебя там артиллерия мышей висит.       — Ладно, я решу этот вопрос, — накидывает на себя куртку, брякая замками. — Продукты будут. Тебе доставят.       — Ты куда? — я не свожу с Чона глаз, наблюдая за каждым его нервным движением. — Ты надолго?       — Сказал же, я скоро, очкастый, — он ковыряется в тумбочке, а потом что-то прячет в карман: нечто, напоминающее кастет. — Не скучай, лады? И дверь никому не открывай.       — Опять ты меня бросаешь, — с отчаянием в голосе, опустив голову. — Я буду тут один?       — Всё, не гунди, Тэ. Нарисовались кое-какие проблемки, а своих пацанов я не могу бросить, сам понимаешь, — он подмигнул, чуть улыбнулся, но не услышав от меня ответной реакции, подошёл и склонился передо мной, оперевшись кулаками в диван. Пружины со скрипом прогнулись под его весом. — Вернусь и закончим начатое, идёт? Ты меня рили возбудил, сучонок. До сих пор стоит. Слышь? Ну? — и приподнял мою голову за подбородок, сверкнув чёрными пуговками.       — Ты правда недолго? — шмыгая носом.       — Всего пару часиков.       — А можно тебя поцеловать наудачу… в губы? — робко, поглядывая на его приоткрытые чуть улыбающиеся уста.       — Ладно, валяй, если тебе станет немного легче от этого, — ухмыльнувшись. — Чтоб я сдох, что вообще это произнёс парню в глаза.        И я нежно прикоснулся к этим пухлым лепесткам, потянув нижнюю легким прикусом.       — Ну всё-всё, хорош! А то меня пацаны ждут, — отошёл от дивана, застёгивая свою именитую косуху. — Главное, хавку сваргань. И дождись обязательно. Не спи.       — Чон? — остановив его практически на выходе. — Погоди.       — Чё?       Я спешно натянул на себя трусы, вскочил с дивана и кинулся к нему в прихожку, положив руки на его талию. Заглянул преданно в глаза, огладил ладонью щёку, вкусив теплоту мягкой кожи:       — Чонгук, я тебя очень люблю! Правда. И всегда любил. Всё, что тебе рассказал Чинчи — всё правда. Я не могу жить без тебя. Я дышу только тобой, оттого, может быть, и терпел твои издёвки в школе. И да, я всегда на тебя возбуждался, а потом плакал по ночам, что ты вне зоны моей досягаемости.       — Лан, не смущай, — прокашлялся Чон и отвёл заблестевший взгляд в сторону, — а то стояк ток-ток начал затихать.       — Вруша ты… — мои губы натянулись, когда рука припала к его ширинке, почувствовав всё тот же каменный, подрагивающий член. — Нифига не стихает. Ты сам хочешь того же, что и я, — пальцы сжались сильнее и сделали наглый ход конём, поездив по всей длине. А вдруг передумает и останется. Чонгук снова вздрогнул и даже на секунду прикрыл глаза, испустив еле слышимый стон. — Вот видишь, ты сильно возбуждён… — пытаясь расстегнуть ему ширинку. Обуяла невыносимая жажда: хотел, чтобы он взял меня силой прямо в пороге, отымел по всем законам порноиндустрии и испачкал лицо своей горячей спермой.       — Всё, хорош, сказал! А то прям тут обкончаюсь, — макнэ оторвал мою руку от своего паха и, отвернувшись, поправил своего малыша в штанах. — Сказал же: всё потом. Мне идти надо.       И вышел, закрыв за собою дверь на ключ. А я остался стоять в прихожей, втупляя на золотистую ручку. Ну надо же… прервать на самом интересном месте — это просто чудовищно и кощунственно! Мне хотелось зарыдать от опустошённости и разочарования. Рвать обои на стенах и швырять вещи по сторонам: выйти на балкон и крикнуть в безликую пустоту дождливой тьмы тем самым пацанам, которые прервали такой охуенный момент: «Уроды недоделанные, я вас ненавижу!».       Во рту ластился вкус чонгуковского поцелуя, осев на губах мягкой, пряной пудрой. Боже, как же он вкусен. Долгожданный поцелуй, вперемешку с сигаретным дымом, призывающий к беспределу и полному хаосу. Я готов был заниматься сексом с макнэ всю ночь напролёт, без перерыва и передышки — настолько сильно клинило. Но теперь остаётся лишь собрать волю в кулак и ждать, пока мой глава уличного прайда распиздяев не вернётся домой с очередного побоища.       Я уткнулся в подушку носом, на которой совсем недавно лежал макнэ. Всеми лёгкими вдохнул этот терпкий запах его кожи, пропитанный каплями вкусного пота. Настолько пряного и манящего, что очередное возбуждение накатывало с особой упёртостью — давило безбожно. Только за сегодня эрекция возникала несколько раз, чего никогда не происходило: организм словно сидел на энергетиках. А всё потому, что рядом был самый красивый мальчик во всём городе. Не могу больше! Нет сил. Два часа я просто не выдержу. Слишком трудно. Но я потерплю еще немного. Совсем чуть-чуть. Два часа — это же, не двое суток. Дольше терпел.

***

      Кажется, я снова задремал. Опять провалился в лощину сна, обнимая подушку пахнущую Чонгуком. Но странный звонок в дверь вырвал меня из этой неги, перепугав до чёртиков: у Чона есть свой ключ, а значит, это точно кто-то чужой. Кто бы это мог быть? Не стал реагировать, укрывшись одеялом с головой. Пусть себе звонят. Электронная птица назойливо пиликала в динамик, вынуждая оторваться от постели.       — Вот блядство!       Я нацепил штаны и футболку, нехотя зашаркал в сторону входной двери:       — Кто там?       — Это ваш сосед через стенку — Хонсэ, — глухо послышалось по ту сторону. — Мы виделись на лестничной площадке сегодня утром.       — Чё хотел? — я заглянул в дверной глазок.       — Да тут это… Чонгук попросил кое-что передать.       Замок повернулся. На пороге и вправду стоял тот самый мальчишка, в том же сером расхлябанном худи и держал большой пакет из супермаркета. А сам как-то странно улыбался.       — Можно войти?       — Ну заходи, — я широко зевнул и отошел в сторонку. — А что это?       — Чон сказал, чтобы я отнёс это ему домой и передал тебе. Тебя же Тэхён зовут?       — Ну да.       — Значит, тебе.       — А где он сам? Почему он сам не пришёл? — я шёл на кухню, сопровождая неожиданного доставщика. — Почему тебя-то заставил?       — Не заставил, а просил купить, — парень поставил пакет на стол и уселся на табурет. — А сам он помчался на какие-то разборки. Не в курсах, ес честно. Мне он такие подробности не рассказывает. Короче, тут чек… Скажи ему, он теперь мне 416 вон торчит.       — Не надо ничего ему говорить. Я сам тебе отдам.       Поковырявшись в своём рюкзаке в соседской комнате, я отсчитал нужную сумму и протянул деньги парнишке.       — О, ништяк! — Хонсэ довольно улыбнулся и засунул купюры в карман джинс. — Слушай, а мне почему-то знакомо твоё лицо. Мы раньше нигде не виделись?       — Не могу знать. Навряд ли, — я не отрываясь раскладывал продукты в пустой холодильник, громко шурша пакетом. — Может, и виделись. А что? — на секунду обернулся в сторону сидящего гостя.       — Да так… просто спросил, — он закинул ногу на ногу и на некоторое время залип в телефоне, перелистывая страницы. Явно пытался что-то найти на просторах всемирной сети. — Тут курить можно?       — Ещё чего выдумал! — я злобно захлопнул холодильник и нахмурился, сминая в руках пустой пакет. — Я Чонгуку-то не разрешаю курить в доме. А тебе бы вообще не советовал: тебе лет-то сколько?       — Бля, так и знал, что ты это спросишь, — отчаянно выдохнул парень, потерев лицо руками. — Да мне восемнадцать уже. Заебался в магазе паспорт предъявлять продавцам, чтобы сиги купить. Просто выгляжу, как малолетка. Со мной даже тёлки не всегда хотят знакомиться, считая меня сопляком.       — Серьёзно? — мои брови приподнялись в удивлении. — А я думал, что тебе всего четырнадцать.       — Пипец, ну хочешь, могу паспорт показать, если не веришь… — настаивал Хонсэ. — Могу сбегать домой.       — Ладно, верю, но курить всё равно не позволю.       — И откуда ты такой дерзкий, Тэхён? — рассмеялся соседский юноша, пристально на меня уставившись. И мне его взгляд совершенно не по душе: слишком назойливый. Слишкой откровенно пялился: пытался изучать, словно древнегреческую статую в музее. Но я старался не обращать на него внимания: достал кусок мяса и, повернувшись к нему пятой точкой, начал нарезать на кусочки. Нужно приготовить ужин. А спиной прям чувствовал, как Хонсэ сверлил меня глазами. Упорно сверлил.       — Если ты всё сказал, то спасибо за продукты и можешь идти, — продолжая разделывать говядину.       — Я знаю, кто ты, — внезапно обмолвился гость. — Я вспомнил. Ты же Ким Тэхён. Тот самый…       Нож выпал из рук.       — Что, значит, тот самый? — вытерев лицо обратной стороной ладони, обернулся.       — Очкарик. Просто ты сейчас их не носишь и выглядишь чересчур хайпово. Это же у тебя хер большой, от которого девчонки в школе с ума сходят. Но ты же непреклонен, ибо ты у нас особенный… мальчиков любишь.       — Тебе чего надо?! — мои щёки пыхнули, внутри закипел гейзер. — Шёл бы ты отсюда, сосед!       — Да лан, не парься, я итак щас пойду, — плюнул дерзинкой Хонсэ. — А твой типа родственник Чонгук в курсе, что ты сладкий?       — Чего пристал ко мне? — я снова начал кромсать мясо, шмякая его в раковину. — И не вплетай сюда Чона. И вообще, это не твоё собачье дело. Тебя попросили принести продукты, вот и не нарывайся. Принёс и досвидос!       — Люблю таких дерзких. Может, пока Гука нет, поиграем в кухарку и клиента, который очень хочет кушать? — совершенно внезапно Хонсэ подошёл сзади, обхватил руками и прижался своим пахом к заднице. Его руки стиснулись на моём члене, а булки ощутили дернувшуюся твердость в чужих штанах. — Накормишь своим блюдом?       — Ты что делаешь, упырь?!       — Да лан ты, чё как тёлка ломаешься, — страстно выдохнув мне в шею и нагло продолжая сминать ткань штанов. — Я же знаю, что тебе нравится, когда тебя пацаны клеят. Давай немного поиграемся, пока нет никого. Так сказать, потрёмся друг о друга, мм?       Я даже не сразу сообразил, как реагировать. Всё случилось быстро, нагло и напористо. Изначально забылся, на секунду представив руки Чонгука, оттого эрекция постепенно оживала. Шутка ли, весь день сегодня мучался от перенапряжения. И парень прижался сильнее, почуяв мой твердеющий ствол в его руке.       — Не парься… я тоже би. Люблю девчонок с характером и таких же мальчиков. Так что, никто не узнает. Охуеть, у тебя рили огромный, и ты вроде ничё такой, — его ладонь прошлась по всей длине. — Кажется, у тебя почти встал. Ну вот, а то ломаешься.       — Послушай, ты… ебантроп однофазный! — я резко развернулся, схватившись одной рукой за его стояк, а во второй держал нож, приставив к горлу. Наблюдал, как у парня округлились глаза. Видимо, он абсолютно не ожидал такой неадекватной реакции с моей стороны, но я никому не позволю со мной разговаривать, как со шлюхой. Это дозволено только Чонгуку. — Откуда ты про меня знаешь, одноклеточное? — рука на стоячем члене паренька сжалась сильнее, кончик ножа слегка впился в шею.       — Пиздец, ты псих конченный! — запищал не своим голосом Хонсэ, прижимаясь к стене. — Я же пошутил.       — Откуда, говорю?! Если не расскажешь, я этим самым ножом разделаю тебя как рождественскую утку и скормлю бездомным собакам, а из твоей вонючей пипетки (чуть прокрутив член пальцами) сделаю свисток и повешаю тебе на шею, — громче, глядя ему прямо в глаза. Меня разрывало от негодования. Переставал себя контролировать. — А хочешь, я тебе подрочу? Ты же меня хочешь?       — Ш-што? — на лице несчастного паренька пронеслась вся его жизнь. — Ты серьёзно?       — Угу, только дрочить буду до тех пор, пока ты раз пятьдесят не кончишь, и пока у тебя кровь из ушей не польётся, — и для правдоподобности сказанных слов, начал быстро ему наяривать. — Как тебе идея, Хонсэ? Нравится?       — Из нашего чата о тебе узнал. Только не надо мне пятьдесят раз! — быстро затараторил парнишка. — У нас с друганами есть свой чат. Там была история недавно, где кто-то из вашей школы выложил пост о том, что некий Ким Тэхён трахается с пацанами. А по поводу твоего члена, девка какая-то писала. Мол, ей рассказывала подруга, с которой у тебя вроде ничего не получилось. Расписывала тебя, какой ты классный типок и что все тёлки тебя хотя. Но ты, мол, не обращаешь на них внимания. А я тебя сразу узнал.       — Что ещё писали? — продолжая держать вспотевшего от ужаса парня на мушке острого ножа. А вот его член давно обмяк, но оставался быть зажатым в моей руке. Это для подстраховки, чтобы лишний раз не дёргался.       — Писали, что парень по имени Сичхон и его кенты пустили тебя по кругу. Что ты им сосал по очереди. И что теперь двоюродная сестра Хона хочет отомстить тебе и Чонгуку за смерть брата.       — Погоди, погоди, какая ещё сестра? Разве у Хона есть сестра? — меня шарахнуло обухом по голове, нож повис внизу вместе с рукой. — Ты про кого сейчас говоришь?       — Про девушку Чона.       Вот это поворот, так поворот! Жопой чуял, что с этой дамочкой что-то не так. Значит не зря переживал. То-то я думаю, откуда мне знакомы ее ебланские замашки. Дело приобретало совершенно иной и чрезвычайно опастный оборот.       — Может отпустишь мой член? Или он тебе понравился? — прокряхтел Хонсэ, кривя личиком от боли.       — А, да… извини, — рука разжалась.       — Пиздец, ты отбитый. Я думал, Чонгук унесённый, но ты вообще зверюга, — зажимая пальцы на своем паху на полусогнутых ногах и шипя от дискомфорта. — Чуть хуй не оторвал и глотку не перерезал. Фашист, блять!       — Сказал же, извини! — монотонно, раздувая ноздри от услышанного. Гордился тем, что смог дать отпор. У Чонгука научился. — Могу чаю предложить для успокоения.       — Не-не-не! — завертел говой парнишка, раком пятясь назад. — Я лучше домой. Если чё, то ничё не было. Забыли. Извини, пожалуйста. Ток Чону не говори, что я тут… это… короче… Иначе он меня с лестницы скинет. Я просто хотел убедиться в своих догадках.       Хонсэ наспех надел свои кожаные боты и исчез за дверью квартиры. А у меня в голове взорвался мозг. Я даже не знал, как правильно трактовать всё вышесказанное. А главное, совершенно не понимал, что делать. Попытался набрать Чону, но у него выключен телефон. Окровавленные от мяса пальцы пробежались по контактам и открыли чат сообщений с Чином. Благо, он был в сети. Значит, не спал. Переписку вести долго, да и навряд ли смогу что-либо адекватное накатать, поэтому нажал на кнопку видеовызова.       — Чинчи?! — взволнованно, глядя на появившуюся в экране симпотную мордашку, лежащую в постели. — Чи, ты меня слышишь?       — Привет, чувак! Рад слышать, ток ты не много не вовремя, — шёпотом, посмотрев в сторону, и приблизив лицо к экрану. Наверное, чтобы родители не услышали. — Прям пипец невовремя. Я тут немного на расслабоне, — и в камере мелькнул его торчащий колышек. — Понял теперь? Давай, я сейчас закончу и перезвоню.       — Погоди, не отключайся! Тут кое-что случ… — пытался договорить, но не успел. Чин разорвал соединение.       Вот пиздюк, солёные уши. Опять поди со своим красавчиком на связи, если дрочит в одиночестве. Ладно, чуть позже созвонимся. А пока стоит вернуться к готовке ужина, чтобы не загружать себе процессор чрезмерно шоковой информацией. Если тот парень не спиздел, то у Чонгука могут быть очень серьёзные проблемы. Нужно его дождаться и всё рассказать. Ну и дела, как сажа бела.       Кусочки мяса отправились на сковороду и зашкворчали в растительном масле, отозвавшись ароматным паром на всю кухню. А после добавленных специй и вовсе вскружили голову, заставив желудок подпрыгнуть. Жрать хотелось жутко, но теперь вряд ли что-либо полезет в глотку. Ну надо же… Бывшая невеста макнэ — сестра Сичхона. И ведь раньше никто об этом даже не заикался, что они родственники. Теперь понятно, откуда у неё такой поганый характер — явно родственники. Если это в реальности так, что могилу она может вырыть очень глубокую для нас двоих. Дело пахло пиздецом. Прям разило за километр.       Отмытые овощи мелко покрошены и засыпаны в мясную мешанину. Острый шкворчащий звук сменился на более раскатистое шипение, а к запаху специй подмешивался более утонченный аромат помидор, лука, цукини и баклажанов. Хочу, чтобы было вкусно, ведь готовлю ни для себя, а для моего любимого гривастого, вредного львёночка.       Ох уж этот соседский парень. А я сразу понял, что он не совсем такой, каким хотел казаться… Ещё там, на лестнице понял. Повадки слишком предсказуемые. Хотя изначально подумал, что ему реально четырнадцать. По его поведению уж точно не скажешь, что он малолетка. Ещё не хватало, чтобы меня посадили за совращение несовершеннолетнего. Зато теперь пусть знает, что ко мне лучше не лезть с тупыми подкатами. Дрочит за стенкой, вот и пусть дальше дрочит. И меня разобрал дикий смех от ситуации с ножом и его испуганным, мраморным лицом.       Но по-прежнему не отпускала еще одна кусачая информация. Получается, обо мне уже давно гуляет слава гомосексуалиста среди соратников школьной массовки. Хотя, некоторые вещи, сказанные Хонсэ — пиздёшь. Ну, или, почти пиздёшь. В любом случае, неприятно и гадко. Я могу только предположить, кто именно распустил все эти слухи. Но об этом позже. Мясо сейчас пригорит.       Спустя пару часов на телефон поступил звонок. Я выключил плиту, накрыл сковороду крышкой и, распластавшись на диване, свайпнул по экрану.       — Теперь рассказывай, — лицо Чина светилось от счастья. — Я готов тебя выслушать, дружище Тэ.       — У тебя руки поди уже в мозолях? — с издевательской улыбкой.       — А у тебя разве нет, Тэ? — перекинув шуточку в мою сторону. — Ну что, как у вас там дела с любимым?       — Да никак, — злобно и опечаленно. — Он где-то на стрелке со своими братками.       — Вы так и не переспали с ним?       — Чин, ты чё, еврей?       — С чего ты взял?       — Отвечаешь вопросом на вопрос.       — Ну-у, у моей прапрабабушки отец жил в Израиле, а после госпереворота…       — Бля, это был риторический вопрос, — сделав раскатистый рык. — Чи, короче, хорошо, что ты лежишь. У меня чересчур взрывная новость и мне нужно с кем-то это обсудить. Срочно.       — Ты узнал, что у Чонгука есть семья и внебрачный ребёнок? — ковыряясь в носу, прогнусавил Чинчи. — Или выяснилось, что у твоего макнэшечки три яичка?       — Ты можешь помолчать?! — настойчиво в экран. — Нормальные у него яйца и их два, как у всех. Тут другое. Чон не женится.       — Поздравляю, бро! — пожал плечами одноклассник, перекинув мобильник в другую руку. — Ты убил его невесту и теперь не знаешь, как сказать об этом любимому, а мне звонишь, чтобы я помог тебе спрятать труп девушки.       — Не совсем. Оказывается, его пассия — это двоюродная сестра Сичхона.       — Пиздишь?! — всколыхнулся Чинчи, вытаращив глазёнки в камеру. — Как? Но ведь никто никогда об этом не говорил.       — И я о том же.       — А теперь я тебе кое-что скажу, Тэ, держись крепче, — парень перешёл на шепот. — Я знаю из-за чего повесился Хон. В школе все об этом говорят. Я сам только сегодня узнал. Этот придурок под наркотой всё-таки пытался приставать к младшекласснику. Говорят, что даже вроде как что-то там было, но об этом мало что известно. Типа тайна следствия. Самое главное, что случилось это полгода назад. А узнали сейчас. И теперь мой еврейский вопрос к тебе… Кто выбил из него показания?       — Могу только догадываться, Чин. Чонгук.       — Бинго, бро! — сипло воскликнул тот. — Видимо, он его прижал к стенке и тот случайным образом раскололся. Скорее всего Гуки подловил негодяя и поставил ему условие: либо он сам вздёрнется, либо окажется за решёткой. А ты сам прекрасно понимаешь, что с такими уродами сделают в тюрьме. Чонгук-а пошёл против закона, потому что живёт по справедливости. Но теперь он тоже в опасности, если сестра Сичхона возжелала отомстить. Так что, мой друг, вам надо обоим валить из города.       — Всё, конец связи. Кажется, Гуки вернулся.       — Удачи и жду звонка.       Я сбросил вызов и кинул телефон в сторону, лишь услышав, как в замочную скважину протискивается ключ. Пипец. Время уже три ночи, а он только-только соизволил появиться, явление народа Кореи. Дверь открылась и в дверном проёме нарисовалось полуживое тело макнэ.       — Чонгук? — я бросился к нему и немного опешил от его неприглядного вида.       Куртка и джинсы порваны в нескольких местах. Косточки на кулаках сбиты до крови, на лице виднелись тёмные засохшие кровавые потёки. Такое ощущение, что ни он бил кого-то, а его пинала ногами целая улица.       — Чонгук, что случилось? Господи, родненький, что произошло? — я начал помогать ему раздеваться, стараясь удержать на ногах грузную пьяную тушу. — Кто ж тебя так?       — Наман сё, — промямлил Чон и плюхнулся на обувную тумбу, посмотрев на меня сквозь хмельной прищур с какой-то загадочной ухмылкой. — Ну щё, нравлюсь тебе таким?       — Ты мне любым нравишься. Давай я тебя отведу на диван, — пытаюсь поднять с места, но выходит с большим трудом. Тяжёлый зараза. — Пошли, я помогу тебе раздеться. У тебя все вещи грязные и рваные.       — Отвали, я сам! — отпихнул рукой и попытался встать, но теряя равновесие, снова прилип задницей к тумбе. — Бля, хата кружится. Чё ж так хреново-то… — И громко запел: «Вертолёты, вертолёты — вы предвестники блевоты. Не кружите жизнь мою: а иначе, а иначе, я Тэхёна заблюю».       — Фу… Чо-он, прекрати, — я скуксился.       — Ну чё стоишь, глаза пучишь очкастый, эвакуируй меня до ванной, — икая, пыталась оторвать задницу моя любимая пьянь.       — Вот что бы ты без меня делал? — раздосадовано выдохнув.       — Очкастый?       — М?       — А ты будешь меня ждать, если меня посадят?       — Чего?! — я даже завис, переваривая его невнятный вопрос.       — Лана, шутю. Забей. И это, Ик.. Дудь бобр… В смысле, будь добр… Во! Наеби мне ванну. Бля-я… Набер-р-ри мне ванну. Помыса хощу.       — Да как ты будешь мыться, если на ногах еле держишься? — качая головой.       — Ну ты же, Ик, потрёшь мне спинку щу-щуть?       — Ладно, щас.       Я выдохнул и направился в ванную, открыв воду. Слышал, как Гуки в коридоре пытался раздеться, но постоянно падал, путавшись в своих штанах. Приучил-таки я, однако, его к порядку, если он даже в таком недвижимом стоянии заботился о чистоте.       — Тэхёна, а щё у меня три штанины? Нищё не понимаю, — сидя на полу прихожей и разглядывая свои рваные, наполовину спущенные джинсы. — И щё за хуйня тут мешается? — выкидывая из карманов бумажки, деньги, следом полетели кастет и нераскрытая пачка презервативов. — О, прихинь, Ик… у меня даже касатр… кансантр… хасатрептивы завалялись, прикинь? Целые. Тебе нада?       — Нет. Мне-то они зачем? — я усмехнулся из ванной комнаты.       — Ну-у, мало ли, Ик… Вдруг захочешь с балкона покидать. Хотя, не… не дам. Ещё мне присунешь ночью, — со смехом.       — А ты против? — пробуя воду на температуру.       — У тебя хуй слишком большой, насквозь проткнёшь, — и засмеялся, продолжая шуршать в своей куртке, сидя на полу с полуспущенными штанами. — Бля, Тэ, прикинь, — аж с писком в голосе. — У меня в кармане кузнечик сидит, гы. Ух ты, красивый какой. Смари, ощкастый, кузнечик. Бля, а какие у него лапы длинные, ебаа… — и с детской наивностью начал его разглядывать косыми пьянючими глазами. Дитё, ей богу.       Видя, что у Чонгука так и не получилось избавиться от грязных вещей, мне пришлось ему помочь.       — Хорош тут в ботаника играть, пошли, ванна набралась, — пытаясь поднять с пола. — Ну вставай ж-же!       — Встаю, встаю, чё крищищь на меня ваще, ащ-ащ-ащкастый, — бурча недовольным старичком. — Щас вот только кузнещика выпущу и…       — Блять, да какой кузнечик! — я заводился, начиная потеть от измотанности. И всё равно люблю его гада. — Пошли уже, энтомолог проспиртованный.       Оставив рваньё в коридоре, которое чуть позже отправится в мусорную корзину, я придерживал макнэ и вёл его к купели. Он постоянно икал, шатался и что-то бурчал под нос: всё время на кого-то ругался, вспоминая всех матерей и богов.       — Я ужин приготовил, как ты просил. Мойся и за стол.       — Хонсэ принёс продукты? — буркнул макнэ.       — Принёс. И деньги я ему отдал.       — Какие деньги? — Чон на меня непонимающе посмотрел.       — Ровно по чеку. Он же заплатил за покупки.       — Вот же жук смердячий, — снова икнул Чон, снял с себя трусы и торжественно вложил их мне в руку. — Он тебя на бабки развёл. Продукты оплачивал я, если что. Ладно, зубы ему завтра пересчитаю. Помоги лучше забраться в мою джакузю. Всё тело от грязи чешется. Ща моюсь и спать, спать, спать.       И в этот самый момент Чон подскальзывается, хватается за меня, чтобы удержаться и мы оба благополучно летим в воду. Брызги плещутся по всей ванной комнате. Чона пробивает ржач, я в полном ахуе.       — Пиздец, я вообще-то не планировал принимать водные процедуры! — вытирая лицо. — И одежда теперь мокрая. Блин, Чон, ну ёперная ария!       — Лан ты, не ощкуй, высохнет, — стебается макнэ, усаживаясь поудобнее, и рассматривая свои сбитые руки. — Ай, бля, жжёт.       — Аптечка дома есть? — выбравшись из ванной, снимая с себя всю одежду. — Я тебе ранки обработаю перекисью хотя бы.       — Хз, в шкафу на кухне посмотри, — и разлёгся по-барски, сделав усталый выдох. Король прайда, мать его в гриву.       Мелькая голой жопой, я направился на кухню и стал рыться в хозяйских запасах, пытаясь отыскать аптечку. Мда уж, тут бы тоже не мешало навести порядок — чёрт ногу сломит. Спустя пару минут, достал с верхней полки коробку, в которой отыскал перекись, бинты и пластырь.       — Давай сюда руки, боец, — улыбнувшись, я склонился над парнем, принявшись обрабатывать сбитые косточки. Видимо, очень сильно махался, если его кулаки в таком ужасном состоянии. Мне бы его пожалеть, но толку-то… Кровь, побои и прочая дворовая белиберда — и есть смысл жизни Чонгука — он не может без этого. Остаётся лишь смириться и надеяться на то, что я смогу удержать наши с ним отношения. Но его вопрос: «Будешь меня ждать, если посадят» — напугал не на шутку. До озноба пугал. Только сейчас бессмысленно о чём либо разговаривать с Чоном: парень пьян и может проявить агрессию за ненужные расспросы. Об этом поговорим завтра, когда протрезвеет.       — Давай другую руку, — я смочил ватку перекисью и принялся очищать от крови очередную ранку. И тут завис на секунду, когда почувствовал, как чужая ладонь стала нежно оглаживать моё бедро и ягодицу. Лёгкие замерли. Забыли, как дышать. Я старался проявлять равнодушие, продолжая врачебную экзекуцию, а у самого начинали порхать бабочки в животе и корябать крыльями кишки. Кинул мимолётный взгляд в лицо Чонгука: он так пристально на меня пялился, аж сердце заходило ходуном.       — Ты чего так смотришь? — тихо, немного испуганно.       — Ты классный, Тэ, — также тихо, на лёгкой улыбке ответил макнэ и сжал ягодицу сильнее. — Ты единственный, кто меня не бросил в трудную минуту. Ты правда классный. И пох, что гей. Зато охуенный чувак. Бля, очкастый?       — М?       — Мне впервые за всю жизнь кайфово рядом с парнем. Извини, что я так открыто, но бля… мне рили с тобой комфортно и охуенно.       Интересно, а это говорил ОН или алкоголь?       — Тэ?       — М?       — Ты намного лучше, чем я думал. Прости, если принёс тебе много боли. Я устал быть негодяем и повесой. Я просто хочу жить спокойно, — всё также наглаживая мне бёдра и касаясь промежности. — Ты правда меня любишь? Только честно.       — Я же тебе говорил уже тысячу раз и скажу еще, — устало закатив глаза. — Я всегда тебя любил. А с недавних пор, намного больше.       — За что, ведь я же хуевый чел.       — А я именно таким тебя и люблю, понимаешь? Я готов на всё, чтобы тебе было легче.       — Иди сюда, — он схватил меня за руку и повалил на себя. В мгновение ока моя тушка оказалась в ванной, распластавшись на нём сверху.       Меня шарахнуло током так сильно, словно в воду опустили оголённые провода прямиком из трансформаторной будки. Я понимал, что сейчас не самое удачное время для интима, ведь в поведении макнэ перевешивало большое количество алкоголя. И возможно, завтра он может об этом пожалеть. Но и не воспользоваться сладким моментом я тоже не мог — слишком многообещающе. Мой член тут же вздулся, когда задница ощутила твердеющий пенис макнэ. Секс в воде — это пиздецки романтично — заводяще — мокро и сладко. Как от такого отказаться? Вот именно, никак.       Я снова вгрызался в губы Чона, ответно получая жар его языка. Как же он классно целуется — слишком классно, чтобы быть правдой. А главное, он весь мой, без остатка. Только со мной и ни с кем больше. Мне хотелось дать волю своим изощрённым фантазиям, дабы погибнуть под натиском собственного искушения — разлететься белым пеплом по ветру от крепких рук моего могучего льва. Елозя задницей по вставшему члену моего мальчика, я только желал одного — чтобы больше никто не позвонил и не врывался в наши с ним минуты уединения. Только наши.       — Тэ? — на возбуждённом выдохе.       — Что? — отвечая также взвинченно, обцеловывая чужую мокрую шею.       — Я хочу тебя! Прям сильно хочу, — и страстно толкается своим «камнем» мне в промежность, отчего я готов уже сейчас закричать. Конечно же, я сам этого хочу уже долгое время, вот только мы никак не можем добежать с Чоном до финишной ленточки. Постоянно что-то становится преградой между нами. — Мне нравится, как ты со мной себя нагло ведёшь. Ты не против, если я случайно кончу в тебя? — сжимает мне бёдра, придавливая к своему члену.       — Я буду только счастлив, если ты это сделаешь со мной! — прошептав ему в губы, я привстаю и чуть подаюсь вперед, чтобы пристроится поудобнее и ввести в себя раскрытый ствол. Но получается так, что мой большой дружочек касается лица Чонгука… И меня пробирает жаром до самых костей, когда происходит то, чего я вообще не ожидал: макнэ яро обнимает губами головку и неказисто водит головой, обхватив его побитой рукой. Он на пределе своих ощущений.       О, божечки!       Это что-то с чем-то! Мой стон, наверное, слышали соседи по всем сторонам квартиры. Не будь Чонгук под градусом, навряд ли на такое бы сподобился, но сейчас в его крови играло спиртное, вперемешку с адреналином. А я и не знал, что он так умеет… Скажу его словами: «Ска, я просто на седьмом небе!».       — Ну всё, хорош, а то привыкну, — причмокивая улыбается Чон, несколько раз проводит своей рукой по моему члену с томным взглядом и придавливает меня к своему паху. — Бля, ска, кончить хочу побыстрее, — рвано дышит, смотрит на меня умоляюще своими осоловелыми глазёнками и мучается от дичайшего стеснения.       Меня снова трясло. Не мог сосредоточиться от угнетающего переживания. Всё как во сне: я с Чонгуком в его ванной, он осуществляет попытку сделать мне минет; откровенно заявляет о готовности заняться небольшим развратом. Верил ли я в реальное? Нет. Всё еще думал, что это мираж. Утопия. Зрительный и тактильный обман. Но чувствуя под собой твёрдый «коготь» львёнка, я понимал — это по-настоящему. Хочу его.       Пытаюсь ввести в себя ствол, но безуспешно. Не могу. Зажатость. Странная и необъяснимая зажатость. Не входит. Слишком больно. Жопа словно окоченела… от переизбытка счастья, наверное. Снова ввожу… Не получается — пиздец больно. На члене макнэ не было смазки, поэтому задача усложнялась. Как назло и я не теку. Скорее всего, из-за сегодняшнего многоразового перевозбуждения организм дал конкретный сбой.       И тут я вспомнил, что в моем рюкзачке лежит лубрикант, который я тайком выписал по интернету, а потом и вовсе про него забыл. Знал же, куда еду и зачем. Предвидел, что искусственная смазка мне может пригодиться.       — Ща погодь, — я выбираюсь из ванной и вытираю мокрые ноги о коврик. — Пять сек.       — Ты куда? — Чонгук-и на меня непонимающе покосился. — А щё, ебаться не будем?       — Да будем-будем, щас приду.       Я выскочил из ванной, забегав по квартире в поисках своего рюкзака. Совершенно запамятовал, куда его положил. А потом дошло, что он валялся на кровати в дальней комнате, куда редко кто заходит. Молния звонко лязгнула, трясущиеся руки зашуршали внутри, пытаясь отыскать нужное. Чёрт возьми, да где же он?! Перевернул сумку, вытряхивая оттуда всё содержимое. Среди посыпавшихся носков, трусов и прочего барахла, последним выпал заветный тюбик с запахом банана. Вот же он, родненький!       Вскрыл упаковку, выдавил на ладонь густую жидкость, в нос ударил яркий фруктовый аромат. Чону должно понравиться. Пальцы бегло прошлись между ягодиц, тщательно смазав дырочку. Выдавил на руку еще, чтобы нанести смазку на член макнэ. Теперь готово.       — Ну всё, я уже тут, — врываюсь в ванную комнату и вижу самую милую и, в тоже время, гадкую картину — Чон отрубился. Довыебывался, Тэхёша!       Попытки разбудить парня не увенчались успехом. Он лишь давал храпака, развалившись во всю длину своей джакузи. Заебись закончился вечерок. Весело. Я спустил воду, чтобы Чон ненароком не захлебнулся. Поцеловал его в губы, в грудь, в пупок и в мирно спящего малыша, который обмяк и распластался на кудрявой шапочке лобка. Теперь нужно каким-то образом перекантовать моего льва до дивана. Ну не оставлять же его спать тут.       От размышлений прервала громкая смс-ка в телефоне. Я сначала подумал, что это мой гаджет давал о себе знать, но нет. Это беспокоилась мобила моего сладкого парнишки. Я достал смартфон из куртки, чтобы поставить на беззвучку и наткнулся на очень интересное сообщение от некого абонента по имени Барс, которое заставило меня содрогнуться:       «Чувак валить нада. Минты на хвасте. Папытасся где нибуть спрятаца».       Ну и орфография у Барса, мама не горюй. Теперь точно надо спасать моего львёнка и увозить его отсюда к чёртовой бабушке. Подальше от города. Опять макнэ куда-то влип по самые яйца. Вот никак не может без этого. Но я обещал себе, что сделаю всё, чтобы уберечь его от беды. Сберечь для себя.       Самое время звонить Чину, вызывать помощь и активировать наш продуманный план действий, под названием: «Побег в Йосу-хуёсу».