*****
— Внуча?! Бабушкин голос раздался из кухни, приглашая меня на завтрак. По дому разносился пьянящий аромат свежеиспечённых ватрушек, которыми она любила меня откармливать. Её выпечка — это особенное лакомство, заслуживающее мишленовского пояса. Пряный запах сдобы, наверное, единственное, ради чего хотелось просыпаться и отрываться от нагретой постельки. Опять лёг почти под утро. Сегодня нужно было зачитывать перед всем классом ебучий доклад по истории. Блять, как же я не любил подобные моменты, когда стоишь около доски, а на тебя пялятся хитрющие глаза однокашников. Чувствуешь себя каким-то нудистом посреди многолюдного авеню. Как же я ненавидел всё это — этот день и эту гребаную школу! В свои восемнадцать лет ощущал неудержимое желание поскорее выпуститься. Последний год и всё… Свобода. Помимо освоения школьной программы и подготовки к выпускным экзаменам, я занимался факультативом в художественной школе. По выходным спешил в аудиторию художки, чтобы на время погрузиться в мир искусства; получал свой маленький кусочек счастья. Именно там, среди мольбертов и красок я чувствовал себя более комфортно. Спокойно и непринуждённо. Терялся в мыслях, молча выводя на белом холсте очередной натюрморт. Тихое, уютное местечко для затерянных одиноких душ. Таких же, как и я. — Техёша, ты проснулся? — вновь послышался голос бабулечки из глубин кухни. — Вставай уже… опоздаешь ведь. — Ба, не переживай, я еще ни разу не опаздывал. Уже встаю. — Громко ответил я и протёр свои не полностью разлипшиеся глаза. Спать всё ещё хотелось неимоверно, но от школьной программы никуда не денешься. В зашторенной комнате хорошо. А ворвавшийся запах свежей выпечки с корицей, заполнил воздух нескончаемой заботой и теплом. Я кинул взгляд на стоящий в углу мольберт. На белом полотне бумаги виднелись тонкие очертания фигур, напоминающие женское тело. Мечтаю научиться создавать шедевральные картины. Вот, чтобы взрывали мозги тех, кто на них посмотрит. Постоянно плавал в бреду собственных размышлений о том, как однажды стану знаменитым автором, а моя мазня будет висеть в картинной галерее среди классиков прошлых столетий. Мечтал научиться рисовать с натуры. Немного наивное желание, если не сказать, глупое. Кто ж согласиться мне позировать в обнажёнке? Вот я и говорю — глупое. Я пролежал в своём гнёздышке ещё несколько минут, размышляя о предстоящем докладе по истории. Немного волновался, ведь старался быть прилежным учеником для бабушки. Не хотел ее расстраивать пропусками занятий и, уж тем более, плохими оценками. Просто очень ее любил. Она мне и маму, и папу заменила, оставаясь самым родным и близким человеком, чтобы не происходило в моей унылой, уединенной жизни скромного одинокого художника со всё еще невзрослыми мечтами. — Тэхёша, завтрак стынет! — бабушка всё не унималась. Её голос прозвучал более настойчиво. — Ты чего это сегодня, опять не спал всю ночь? — Почти. Будильник пропикал повторно, оглашая моё опоздание к первому уроку. А я словно потерялся в пространстве, продолжая лежать на кровати и размышлять о своей поганой жизни, накручивая на палец лобковые волосы в трусах. Громкая ругань бабули из недр кухни оторвали меня от внеурочных занятий по укладке причёски в интимном месте. — Ну ты чаво там, уснул чё ль опять?! Щас дрын возьму. Быстро подскочишь! — Ба, щас через пять минут выйду. Я уже почти собрался. Впервые за мои одиннадцать лет обучения, очередной поход в школу станет для меня настоящим испытанием. Именно с сегодняшнего дня в школе ввели новый, тупорылый дресс-код: всем учащимся необходимо носить тёмно-синие брюки, чуть ли не обтяжку, белую или голубую сорочку с накрахмаленным воротником и кофту-безрукавку, которая подчёркивала красоту взрослеющего пацанского тела. По поводу сорочки я не против… только вопрос с брюками для меня, как серпом по яйцам. Ведь до сегодняшнего дня все одевались так, как было удобно, а не как прикажут. Лично я привык носить широкие джинсы и худи ниже пояса с удлинённым рукавом. Всё же было хорошо. Чё, не могли дождаться, пока я не выпущусь со школы? Обязательно было менять правила? Видимо, кто-то в министерстве образования решил сотворить из школьников однобоких цыплят инкубаторского типа. Только мне с этим было очень сложно мириться. Я напяливал на себя эти ебучие брюки практически со слезами на глазах. Пока корячил их на пухлую жопу, проклял всё и вся. Каким таким образом я должен запихать своего громилу в эту сдавливающую тряпку, где он едва помещался. Попробуй засунуть ногу сорок третьего размера в ботинок тридцать шестого. Вот примерно тоже самое испытывал и я. Ебланство высшей степени. Ненавижу себя! Ненавижу эти штаны! Ненавижу свой большой член! Ненавижу всего себя! Что за тупые извращенцы придумали такой безумный план по смене лука несчастных школьников. Лучше бы потратили деньги на разнообразие меню в школьной столовке, уроды! Жрать невозможно их кулинарные измывательства. Спустя несколько минут мне всё же удалось одеться. Стоял около зеркала и приглаживал на голове кучерявые, малость растрёпанные волосы. Посмотрелся в отражение — вроде неплохо сидит на мне костюмчик. Да я красавчик! Только выпирающий бугорок штанов дико смущал. Не дай бог училка заметит. Скажет потом, мол, Тэ, что за бесстыдство, а ну-ка убери. Да куда я блять его уберу?! В рюкзак положу что ли? Походу, я загоняюсь. Завтрака не получилось, так как время сильно поджимало. Ровно также, как в штанах. Наспех схватив со стола пару плюшек под недовольное ворчание бабушки, я шагал в сторону школы. Сухая листва громко шуршала под ногами, переливаясь в свете яркого утреннего солнца. Город гудел. Шумная серенада вокруг разливалась разносортной какофонией и рассыпалась где-то над головой. Пропитанный автомобилями воздух пышнился от выхлопов, заставляя морщить нос. Весь этот смрадный оркестр разбавляли сладкие нотки разбросанных по улочке пекарен. Уж что-что, а пожрать здесь народ очень любил — спрос порождает предложение. Оттого готовили на улице огромное разнообразие всевозможных блюд, дабы порадовать горожан вкусным сытным завтраком. Многие ведь жили в бегущем темпоритме и на домашнюю готовку времени, скорее всего, не оставалось. Куда проще отдать несколько вон за тарелку супа или кусок поджаренного мяса, нежели с утра корячиться возле плиты. Школа. Дикое место, где для меня начиналась очередная полоса препятствий в виде кучи домашки и новой порции унижений со стороны более продвинутых ребят, у которых мышцы накачены даже на пальцах ног. Обязательно ткнут меня носом в дерьмо, указав на мою никчёмность. Могли бы этого не делать. И без их соплей знаю, что я «очкарик», «умник», «задрот-неудачник», как они любили подзуживать. Попытался однажды постоять за себя, послав нахрен чувачка, что выбивал у меня ответы контрольной по химии и пожалел об этом… распластался посреди коридора от смачного удара в грудак. А у парня кулачище, как три моих. Вот куда мне с ним тягаться? И так каждый день. Достали все! — Тэхён? В шумном коридоре меня окликнула госпожа Наён — моя училка по истории, и по совместительству классный руководитель. Эффектная молодая тётка с четвёртым размером груди. По ней точно можно писать портреты. Невооружённым глазом заметно, что дамочка находится в активном поиске собственного счастья. Всегда ухоженная, строгая, с небольшой дозой высокомерия на лице. А ещё многим известно в школе, как она сохнет по нашему директору — господину ПакХуну. Только проблема заключалась в маленькой заковырке — он женат. Я остановился и обернулся, потерев под носом указательным пальцем. — Ты готов сегодня выступить перед классом со своим докладом, дорогой? — препод немного улыбнулась и поправила очки в тонкой золотистой оправе. — Если всё расскажешь, как я просила, поставлю тебе пятёрку в диплом. Я больше, чем уверена, что ты справишься. Ведь ты у нас самый почётный ученик в классе. Я недовольно нахмурился и тоже поправил очки. Терпеть не могу всю эту хвалебную мишуру. Говорю же… не люблю быть популярным. Просто учусь, чтобы получить нормальное образование, а не находиться на пьедестале славы. — Хорошо, Госпожа Наён, — я сделал небольшой поклон в знак уважения. — Постараюсь вас не подвести. — Умница, Тэхён-и. Я знала, на тебя можно положиться, — училка легонько похлопала меня по плечу, блеснув отражением окна в своих окулярах, улыбнулась и застучала тонкими каблучками в сторону аудитории. Занятия еще не начались, а меня уже всего коробило от своего внешнего вида. Как же некомфортно было в этих блядских штанах. Я кинул короткий взгляд на свой ремень и мысленно выматерился. Бугорок топырился и определённо выдавал меня со всем потрохами, словно там был не половой орган, а запиханный свёрнутый носок. В качестве праздного интереса, я украдкой стал посматривать на проходящих мимо старшаков. Вернее, на то самое место, чтобы провести некое сравнение с собой. Снова за себя становилось невыносимо стыдно. Иду, пялюсь на ширинки ребят, как озабоченный придурок, ищущий ёбаря для быстрого перепихона в местном туалете. Чувствовал, как щёки стали постепенно наливаться краской от неловкости. Просто пытался найти хоть кого-то с такой же патологией, как у меня. Хотелось понять, каково ему быть «не таким, как все». А если найду… Не подойду же я к нему и не начну спрашивать, типа: «Привет чувак, как тебе живётся с огромным членом». Что за бред. Не нашёл, и слава богу. Разносортные парни вышагивали по коридору, делясь меж собой проведёнными накануне вечерами. Кто-то хвастливо рассказывал о том, как он до утра зависал с тёлками в баре, кто-то делился впечатлениями от недавно вышедшей компьютерной игры, а некоторые молчаливо проходили мимо, потерявшись в череде собственных раздумий. И все парняги такие разные. Одни худосочные, другие поджарые и крепкие. Странно как-то, но я раньше никогда на этом не заострял внимания. В голову давно залетала мысль о том, чтобы написать картину с мужской натуры. Ради эксперимента. Почему бы и нет? Вскоре эта идея показалась мне еще более глупой. Ни один уважающий себя молодой человек никогда и ни за что не разденется перед другим молодым человеком, пусть он будет трижды выдающимся художником. — Эй, ботаник? — меня окликнул громкий мужской голос. Вначале я подумал, что это обращение было не ко мне, поэтому я не стал останавливаться и продолжил свой путь в класс истории. У нас много кого здесь так называли, кто хоть как-то отличался хорошими оценками, прилежностью и особым уважением среди учителей. Что за дискриминация по образовательным признакам? Где справедливость? — Ты чё оглох, кудрявый лох? — парень обратился уже с некой дерзостью. — Я к тебе обращаюсь, Тэхён. Опять ОН. Опять этот Чон Чонгук. Как же он меня бесит, урод. Достал со своими тупыми подкатами. Я неохотно затормозил и повернулся, посмотрев на высокого крепкого юношу из параллели. Мой взгляд устремился вперёд сквозь сползшие кучерявые пряди, зависнув на его довольной победной улыбке. Постоянно ко мне цеплялся, показывая своё превосходство в школе. Ничего нового. Среднестатистический гопник. Безусловно, если бы не его дрянной характер, ему цены бы не было. Красивый, статный, харизматичный и спортивный. Всё в нём идеально, кроме дебильной привычки доёбываться при каждом удобном случае. Уж с кого-кого, а с него бы я точно писал настоящие шедевры, поскольку Чонгук пылал немыслимым обаянием. Частенько представлял его в своей комнате без одежды, сидящим в какой-нибудь экстравагантной позе с большой алой розой во рту, а я в это время наношу на холст его бесподобные черты. Да куда уж там… Он только и умеет стебаться надо мной и выбивать домашку. Несмотря на весь буллинг со стороны Чонгука, он был для меня, как для натуралиста особенным идеалом мужской красоты. А несколько месяцев назад случилось то, чего я боялся больше всего. Об этот самый страх я споткнулся однажды, который теперь меня начинает преследовать при каждой встрече с ним. Я не понимал почему так происходило, но в моменты, когда он ко мне прикасался, дёргал за плечо… я испытывал странное ощущение: где-то внутри словно зажигалась яркая лампочка, а внизу как-то странно отозвалось приятными коликами. Да, точно, это было лёгкое возбуждение. После этого я стал бояться его буллинга ни как орудия устрашения, а как активатора моего подсознательного либидо. И ведь ни на какого больше в школе из парней не было такой неоднозначной реакции… только на него. На Чонгука. Что со мной не так. Почему именно Он? Я не понимал, откуда взялся этот странный пидорский фетиш, ведь раньше никогда за собой подобного не замечал. Меня вообще никогда не тянуло к мальчикам, как к объекту сексуальных желаний. Ничего подобного не испытывал ранее. Всю жизнь считал себя стопроцентным гетеро, хотя судить об этом наверняка, было бы, как минимум, глупо. Я всё ещё девственник, пытающийся найти себя не на поприще любовных историй, а среди акварели и масла. В какой такой момент произошёл сбой матрицы? Наверное, в тот самый, когда я впервые его встретил в коридорах школы. Чонгук — двадцати трёхлетний распиздяй с завышенной самооценкой. Несколько раз оставался в одном классе, оттого чересчур надолго задержался в стенах учебки. Видимо, с тех пор всё и началось. Но я влюбился в него ни как в парня, а исключительно в его отточенный до идеала яркий образ с крепкими мышцами и смазливым личиком. Бог ты мой — его глаза — это особое живописное творение природы, в которых заключены все вселенские стихии. В них можно утонуть и захлебнуться; сгореть и возродиться. Бля, о чём я опять думаю?! — Ты чё завис, патлатый? Я к тебе обращаюсь. И заметь, пока что по хорошему, — его скрежещущий голос вывел меня из глубоких параноидальных фантазий, заставив поднять на него свой угрюмый взгляд. Дыхалку тут же спёрло, губы начали постепенно высыхать. — Короче, мне надо, чтобы ты завтра принёс мне в школу готовые ответы по матеше, понял? — и протянул мне свою изрядно потрёпанную тетрадь с надорванным корешком. — Справишься, похвалю, а не справишься, сам знаешь… Гуляй, Тэхёша, бабушкин внучок! — Постараюсь. — Не постараюсь, а сделаю. Уяснил? — он приблизился, сжал своими сильными пальцами мои плечи и заглянул мне прямо в лицо. Его глаза сверкнули так, что ноги задрожали… нет, не от страха, а от появившихся знакомых ощущений. — Уяснил, спрашиваю?! — Уяснил. Если он начнёт опять меня тискать, я могу предположить, что мой организм может снова на него отреагировать, чего не очень-то хотелось. Уж точно не в коридоре школы перед началом ответственного урока. Случись такое где-нибудь в закрытом помещении, не было бы столь открытых переживаний. Скорее всего, просто бы стоял и терпел его прикосновения. Нет, неправильно… Я бы, наверное, не мог сопротивляться и, возможно, оргазмировал себе в штаны. А мне бы этого очень хотелось, ведь я уже и забыл, что это такое. Я громко шмыгнул носом и покосился на него исподлобья. А куда мне деваться. Придётся выполнить условия, иначе опять будет преследовать со своими несносными шуточками. Его химозные оскорбления слишком больно отдавались в душе… лучше бы раз отпиздил и мне было намного легче перенести унижение. Мои глаза внимательно разглядели контуры его охуенного тела так близко. Они божественны! Если раньше природную красоту Чонгука невозможно было полностью увидеть из-под балахонной одежды, в которой он привык ходить в школу, то теперь, когда правила дресс-кода изменились, естественные черты, как на ладони. Только за эти приятные кэшбэки стоит сказать спасибо гардеробным изменениям. Сквозь голубую рубашку проступали накаченные бицепсы его крепких рук. Они так искусно играли в свете солнечного света, льющегося из окна коридора. Даже успел рассмотреть его ширинку, которая немного топырилась. Не так, как у меня, но… стоит выдвинуть гипотезу о том, что у него тоже большой член. И зачем я вообще об этом думаю? Чонгук еще раз похлопал меня по плечу и затопал по длинному коридору, тихонько посвистывая под нос. Я смотрел ему в спину, а взгляд волей-неволей прилипал к его походке, к его массивным плечам, к его упругим ягодицам. Чон гад, сволочь, придурок, но все эти низкокачественные пробы его внутреннего мира компенсировались эталонной внешностью. Этого парня будто слепили ангелы, вот только вставить мозги походу забыли.***
Сегодня в аудитории находилось немного старшеклассников. Сердце всё равно бешено колотилось от мысли, что через несколько минут мне придётся выйти к доске и вещать на тему возникновения территорий нашей страны. Я не особо любил выступать на публике, не любил находиться в центре всеобщего обозрения. Будут сидеть и глазеть на меня. Рассматривать, обсуждать, смеяться надо мной и обязательно обратят внимание на все мои физиологические недочёты. Руки стали трусить. Я стоял за дверью и ждал, когда меня пригласит госпожа Наён, дав возможность выступить и заработать себе пятёрку в диплом. Зачем я только согласился на эти уговоры? Сдал бы экзамен в конце года, как все и дело с концом. Ни переживаний, ни трясущихся рук, ни острых взглядов в мою сторону. Хотелось сорваться с места и сбежать с урока, чтобы только никого не видеть и не слышать. Закрыться у себя в комнате, и начать рисовать что-нибудь прекрасное… Чонгука… например. — Ты готов? — дверь класса приоткрылась и в проёме показалась эффектная фигура госпожи Наён. — Если готов, то заходи. Представь нашим ребятам свой доклад. Пусть берут пример с прилежного ученика нашей школы. Как же я завидовал дураку Чону. По доброму завидовал. Он не являлся предметом для поклонения, но его боялись и уважали все без исключения. Ему не дано быть занудой-ботаном, но, казалось, весь мир был у его ног. А я… А я всего лишь маленький лопух, который даже не в силах ему ответить. Трус несчастный! Трус. Трус. Я напоследок осмотрел себя, натянул безрукавку чуть ниже ремня, сделал глубокий вдох через нос и направился в класс. Настала гробовая тишина. Десяток глаз упорно пялились на меня, будто старались просканировать изнутри. Даже неловко стало от столь пронзительного внимания; жуткий холод пробежался по спине и осел где-то в грудной клетке. До меня не сразу дошло, что в аудитории находилась совершенно другая параллель. Утра хуже не придумаешь. К своим я хотя бы привык, а тут… совсем другие ребята и девчата отсиживали урок. Это потом мне объяснила госпожа Наён, что применяется образовательная практика взаимообмена: отличившееся ученики вроде меня резюмируют свои дипломные потуги перед публикой из параллельного класса. Сейчас всё бы отдал, чтобы откатить время назад и отказаться от неимоверного для меня испытания: не соглашаться на открытое выступление перед половиной школы. Я уж было начал немного себя успокаивать, как вдруг… На самой последней парте я приметил довольного, беззаботного Чонгука. Он демонстративно сложил руки на груди и сидел улыбался, поблёскивая колечком в губе. Мне показалось, что даже как-то с издёвкой дёрнул бровями в мою сторону: мол — ну чё, Тэхёша, давай уже — распинайся тут передо мной. Я тебя внимательно слушаю. И без того напряжённый момент обнажил свои острые штыки, воткнувшись прямиком в виски. На какое-то время мой мозг забыл про проблемы ниже пояса. Перепуганные глазёнки старались не смотреть в сторону Чона. Пытался абстрагироваться от него, чтобы поскорее отбалаболить и без оглядки покинуть аудиторию. Не очень-то у меня получалось отвлечься. Ну, почему, блять?! Ну, почему именно сейчас в голову залетели те самые безрассудные фантазии, что нахлынули на меня в коридоре: «Он в моей комнате… голышом… держит цветок зубами…». Как же я его ненавидел! Ненавидел лишь за то, что не мог к нему прикоснуться по-настоящему, попросить оголить передо мной свой накаченный торс с кубиками на животе и отдаться на растерзание моему вдохновению. Эти самые завораживающие кубики я впервые увидел около полугода назад, когда он вместе с одноклассниками играл в волейбол в школьном спортзале. В тот день за окном стояло невыносимое пекло, а кондиционеры были на техническом обслуживании. Тогда команда из одиннадцатого «Б», билась против одиннадцатого «А», в котором собственно я и учился. Некоторые ребята обливались потом, носясь по залу с оголённым торсом. Именно в тот момент мои глаза не могли не испытать эстетический оргазм от его спортивной фигуры, намертво приклеившись к покрытой большими каплями пота коже. После того, как из-за моих сковывающих тормозов было пропущено несколько мячей, меня дисквалифицировали с поля. Но просратая тупая игра — ничто, по сравнению с неподражаемым образом Чонгука, ради которого я готов пропустить хоть сотню мячей. Наконец прозвенел долгожданный звонок. Какое же облегчение наступило в один момент: словно с меня съехал камаз гружённый щебнем. Толпа ребят в миг загудела и направилась к выходу, куда поскорее желал направиться и я, но не успел. — Тэхён, задержись пожалуйста, — огласила преподаватель по истории и подняла руку для пущей убедительности. — И ты… Чонгук тоже притормози. — А я-то зачем? — Чон пожал плечами и недовольно закатил глаза. — Я в буфет тороплюсь. Есть хочется. С утра ничего не ел. — Не умрёшь, — стебанулась госпожа Наён, чуть сдвинула очки к носу и посмотрела на него исподлобья. — В конце-концов, это в твоих интересах, мой мальчик. Ты в курсе, что в этом году у тебя опять выходит двойка по истории? А ты знаешь, что можешь остаться ещё на один год? Если не исправишь оценки за месяц, то я буду вынуждена подать петицию в педсовет. — Да, я понимаю, госпожа Наён, — Чонгук обречённо покивал головой, закусив нижнюю губу словно маленький напакостивший мальчишка. — Я исправлю. — Конечно исправишь. В противном случае тебе придётся задержаться у нас в школе ещё на годик, — напирала училка. — Придётся приложить немало усилий, чтобы исправиться. И на этот раз, отлынить не получится. Тебе всё понятно, Чонгук? — Да, понятно, — он недовольно выдохнул. — Так вот, дорогой мой, чтобы ты не отстал от школьной программы перед выпускными экзаменами, с сегодняшнего дня я нарекаю Тэхёна твоим куратором, — шарахнула обухом по голове преподаватель. — Он лучший ученик школы по моему предмету. — Но госпожа Наён… — Чон пытался возразить, — а нельзя обойтись без него. Может, я лучше сам, чем с этим шизиком. — Сам ты не справишься, а Тэхён знает мой предмет на отлично. Ты же поможешь товарищу, Тэ? — женщина с хитрецой посмотрела на меня. — К дипломной пятёрке, мы от оргкомитета напишем тебе рекомендательное письмо. Мой косой взгляд пробежался по стоящей посреди класса фигуре Чона и столкнулся с его хищным взором. Смотрел на меня, как коршун на добычу перед трапезой. По телу пробежала мелкая дрожь, губы произвольно стали сминаться. — Хорошо. — Я скрипнул зубами. Даже не знал, то ли радоваться, то ли плакать. Сейчас меня обуяли двоякие чувства: с одной стороны — Ад для меня только начинается, а с другой, я буду видеть Чонгука довольно часто. Практически всегда. Ради того, чтобы изучить его тело, а потом перенести мысли на холст, я готов выдержать даже это испытание. Но обольщаться не стоит — от Чона я ещё нахлебаюсь унижений.***
До начала следующего урока оставалось ещё минут пять. Я сидел в школьной столовке, уплетая бутерброд с сыром и хлюпая горячим сладким чаем. С утра ведь так и не поел. А я не могу мыслить, если в желудке пусто. Ко всем моим несчастиям, на мою головушку ещё и Гук свалился. Вот на кой он мне сдался со своими двойками, как-будто у меня своих дел нет. Теперь что — придётся отодвигать некоторые планы? Он же тупой, как валенок… чем я ему помочь?! Нет, надо как-то отбрехаться. Пусть уж лучше лупит меня по заугольям школы, нежели у меня снесёт крышу от его беспросветной тупости. Проще научить летать пингвина, нежели его основам истории. Вспомни о нём, оно и появится. Уголком правого глаза я заметил, как в столовку влетел Чонгук и, судя по недовольному виду, направлялся он ко мне. По пути поздоровался с парой ребят, обменялся шуткой с какой-то девчонкой, потом глянул на меня и резко изменился в лице: нахмурился, сдвинул брови, прочистил горло и присел за мой столик напротив. Принесли черти! — Слышь, умник! — Чонгук сложил руки в замок на поверхности стола и выстрелил своим пронзительным чёрным взглядом. — Меня вообще не радует перспектива с тобой тусоваться. Поэтому, чтобы минимизировать наш контакт, напиши за меня и тогда я тебе обещаю, что больше не стану тебя задирать. — А что я скажу госпоже Наён, она же спросит, как идёт процесс подготовки. — Ты чё, тупой? — склонился над столом Чон и ткнул мне в плечо своим крепким пальцем. — Тебя всему учить надо? Скажешь, что занимаемся с тобой после уроков в библиотеке и всё. Не еби мозга, Тэхёна! У меня другие планы на будущие вечера. Меня тёлки ждут. Уж точно нет никакого желания видеть твоё ебало каждый вечер после уроков. Его ладонь сжалась на моём предплечье, вроде как он пытался принудить к тому, чего мне не очень-то и хотелось. Я боялся пошевельнуться. Чувствовал его руку на себе, а у самого бабочки в животе защекотали крыльями. Странное ощущение такое… опять всё повторяется. Холодная волна прокатилась по спине. А сам сижу и ощущаю, как внизу погорячело… стало постепенно вздыбливаться. Хотелось вырваться из его оков, но, как-будто что-то мешало. Не мог. Такие неоднозначные и противоречивые осязания: плечу вроде больно, а в штанах под столом горячо и неспокойно. Нет, только не сейчас. Глаза не могу отвести от его надувшихся бицепсов, которые, то напрягались, то ослабевали. Даже аппетит пропал за секунду. — Ну как, договорились? — спросил меня Чонгук и ослабил хватку. — Чё, ботанов учишь уму разуму, Чон? — какой-то парень, видимо, из его класса прошёл мимо с подносом, посмотрел на нас и заулыбался. — Правильно, так им всем и надо, чтоб не умничали. — Да, есть немного… — кратко ответил макнэ и вновь уставился на меня. — Ну что, заключим с тобой договор? — Нет. Не заключим. Я демонстративно взял свой поднос, встал из-за стола, пока наша беседа не привела к более серьёзным последствиям и направился к окну раздачи. — Не понял! — ошарашенно выдавил в след Чонгук. — Ты чё, бессмертный? Я молча поставил поднос и вышел из столовки. Думал, сейчас за мной ринется и начнёт втирать за жизнь, как он это бесподобно умел делать. Но, нет. Остался сидеть на своём месте. Достал мобильник из кармана, а его пальцы быстро забегали по экрану. Честно говоря, я не знал, как правильно поступить. Не согласиться, значит, стать для него объектом для непрекращающегося дерьма в мою сторону… а то, и побоев. Согласиться, значит, быть к нему ближе, но в то же время, засунуть свою голову в петлю. Внутри боролись противоположные чувства, которые становились только мрачнее.***
Один день в школе, а такое ощущение, что прошёл девять кругов Ада. Я скинул с себя школьный рюкзак и плашмя завалился на кровать любимой комнаты, в которой стоял терпкий запах красок и масла. Дикая усталость трепетала в теле, как-будто лопатой весь день работал. А из головы никак не выходил образ Чонгука. Такой футуристичный, правильный и, по-своему, инфантильный. Ну почему он такой вредный? При всей своей неизмеримой красоте, макнэ должен быть более чувственным… нежным, ласковым; плыть свободной звездой в ночном безоблачном небе, одаривая теплотой. Но нет же… Природа распорядилась иначе. Впихнула в совершенный телесный сосуд скомканную, пронизанную едкой гарью дебилизма душонку. Сидел и демонстративно расхваливался про своих девок, с которыми он планировал провести вечера. А я тут должен ему, видите ли, помогать исправлять оценки. Нет уж! Не стану я перед ним распинаться и идти на поводу у госпожи Наён ради сраных отзывов на бумажке, которой потом останется только подтереться. Решено. Завтра же скажу ему, что пусть сам читает книги, а не шараёбится по ночам, в поисках удовлетворения своих пубертатных изъянов. Или… это заиграла ревность? Вряд ли. Вряд ли я настолько проникся к нему, что теперь лежу и злюсь на самого себя. Бред несу полнейший. Кто ОН, а кто… Я. Меня всё никак не отпускала странная реакция, которая проявлялась исключительно рядом с ним. Хуйня какая-то… бессмысленная и совершенно невообразимая. Чем больше он на меня наезжал, и, чем сильнее становились его тактильные выпады, тем сложнее мне становилось с собой совладать. Я напрочь переставал себя контролировать. Прошибал холодный пот, коленки дрожали, а ещё… там… под тканью узких штанов прилично оживало. Прям чувствовал, как член наливался кровью и постукивал. Неужели Чонгук — этот гадкий тип мог вызывать во мне столь неуправляемые сексуальные желания? С чего ради? Да, я люблю смотреть на него, как на объект своего творческого источения, но не более того. Или всё-таки… Школьная одежда аккуратно свешана на плечики и запрятана в высокий шкаф до завтрашнего утра. Между ног всё натёрло от этих ебланских узких штанов. Просил же бабушку купить чуть больше, но она сказала, что других размеров не было. Только такие оставались в запасниках магазина. После того, как объявили о смене школьной формы, родители толпами потянулись в торговые павильоны, в надежде успеть приобрести для своих чад подходящие брюки и сорочки. Вместо того, чтобы немного передохнуть и хорошенько подкрепиться, я первым делом сорвал с мольберта начатый рисунок некого женского образа. Скомкал его и отправил в мусорное ведро. На сей недошедевр у меня нет времени распаляться. Больше не хочу его писать. Хочу другое! Вернее, только один единственный образ — тот самый образ, который открывал во мне невообразимые фантазии. Кисти сами просились в руки. Требовали. Кричали. Умоляли. И я стал наносить на чистый лист широкие мазки красок. Пытался создать хоть что-то похожее на брутальное тело Чона… только хер на полочке в шоколадной глазури! Ничего не получалось. Он слишком прекрасен, чтобы, руководствуясь одними лишь воспоминаниями о нём, была возможность изобразить все его шикарнейшие нюансы. Не так… Всё совсем не так! Ещё линия, а потом ещё одна… всё равно хуйня получается. Блядство! Два часа потрачены впустую. А в итоге с листа смотрели мутные глаза. Совсем не такие, как в реальности: дерзкие, яркие, проникновенные. Руки злобно скомкали испорченное творение и разорвали художество на мелкие куски. Не получится. Ничего не выйдет, ведь его образ совершенен и невозможно запечатлеть Чонгука только по памяти. Он чересчур прекрасен, чтобы запомнить каждую ложбинку на теле, каждую родинку; его плотные ягодицы и то, что скрывается под остальной одеждой. Пытался всеми силами представить скрытое, но это всего лишь мои больные фантазии, абсолютно не связанные с реальностью. Мысленно ловил его злобный взгляд, который смотрел на меня в коридоре школы; пытался представить крепкие накаченные руки, что сжимали моё плечо. Всё не то! Очередной лист был разорван в клочья и отправлен в мусорку. Нет! Мне слишком нравится состояние, в которое я впадаю во время контакта с несносным гадом-Чоном. Да, возможно, я фетишист, но меня прельщает, когда я возбуждаюсь от его физического контакта. Мне слишком хорошо, даже, если больно. Поэтому, ничего не остаётся, как согласиться на уговоры госпожи Наён — я буду помогать ему в обучении, лишь бы находиться с ним рядом.