Прямо перед тобой

Джури всегда считал себя если не самым просвещенным фанатом FED, то как минимум очень старающимся. Где-то дома, в Тояме, все еще лежали стопки журналов с интервью музыкантов, а в ящиках стола хранились распечатанные листы с интервью из интернета, которые даже спустя годы он не желал потерять. Джури ревностно берег свои сокровища, запретив матери выбрасывать все, что связано с любимой группой, и даже теперь, когда Far East Dizain не стало, постоянно выискивал новую информацию. Как и у других преданных фанатов, у него сложилось однозначное впечатление: группа распалась на хорошей ноте. С этим знанием было легче пережить невосполнимую утрату, а еще казалось, что так или иначе, а все на своих местах. Джури слышал много историй о том, как группы расходились из-за ссор музыкантов, из-за расхождений взглядов, из-за нелепых случайных беременностей их половинок или желания начать новую карьеру. С FED было совсем иначе. И хоть изначально Джури не воспринимал всерьез новые пути бывших одногруппников, со временем он пришел к выводу, что вся группа оставалась профессионалами и настоящими друзьями до самого последнего концерта. Поэтому признание Леды и последовавший за ним рассказ о том, как дела обстояли на самом деле, застали Джури врасплох. Он думал об этом еще не один вечер, прокручивая в голове слова своего кумира, пытаясь уловить что-то незыблемое в его признании и собственных ощущениях. И только спустя несколько дней, лежа в кровати без сна, Джури смог сформулировать свои чувства: он просто не мог поверить. Не в то, что нашелся повод для разлада, не в то, что идеальный во всех отношениях Леда поступил неправильно, а в то, что целая группа – успешная, любимая многими – могла перестать существовать из-за такой глупости, как чье-то настроение. Именно так он обозначил для себя признание, слова Леды, о которых он сам, вероятно, совершенно не раскаивался. Джури никогда не участвовал в чем-то групповом – во времена младшей и средней школы ему было неинтересно ходить в кружки и спортивные клубы, для участия в школьной группе он ни на чем не умел играть достаточно уверенно, и даже шумным компаниям он всегда предпочитал парочку близких друзей. Но даже несмотря на собственное отсутствие опыта, понимал, что решение Леды распустить группу было если не поспешным, то очень жестоким по отношению к остальным участникам. "Распустить его группу", – автоматически поправил себя Джури, тут же прикусывая губу. Возможно, у них с Ледой было кое-что общее, и тот тоже не имел особого опыта работы в команде до FED, потому общий проект он считал исключительно своим собственным и решения принимал самостоятельно, не пытаясь найти компромиссы. "Психануть – не равно принимать решения", – с горечью думал Джури. Он судил со стороны о давно прошедших событиях, но даже так было очевидно, что Леда действительно перегнул. А если бы заболел кто-то из его родственников? Даже накануне тура? Или кто-то умер – какие уж тут концерты. Неужели не нашлось бы иного выхода? Вопросов было слишком много, и ни на один из них воображаемый Леда ответить не мог, а спрашивать его Джури не набрался бы смелости. Да и о чем спрашивать, когда подсознательно он уже понимал, что Леда не самый терпимый человек в мире: чего только стоила сцена, невольным свидетелем которой Джури стал. Мальчишка, стафф студии, опоздал всего на несколько дней с какой-то там черновой записью, которую Леда, может, все равно бы переписал, но тот уволил его без шанса оправдаться. О чем было говорить, когда пришел Кейта и попросил отсрочить целый тур?.. Джури не раз приходил к выводу, что сам не знал, как поступил бы в такой ситуации. Вот только, как он ни думал, но так и не смог найти понимания в жестком отношении Леды ко всему, что связано с работой, и его предательских словах, даже при всем своем желании оправдать кумира. "Все к лучшему", – крутилось в голове Джури, пока он сам пытался найти хоть одну причину согласиться с Ледой. Рю нашел новую группу – возможно, удачнее, хоть Джури и не утверждал бы этого. Кейта нашел себе занятие – тоже спорное и уж точно не настолько далеко идущее, но хотя бы что-то. А вот Сойк… В мыслях Джури Сойк занимал особое место. Его образ всплывал перед глазами все чаще, и вечерами Джури не только переосмысливал слова Леды, но и нередко вспоминал о Сойке и времени, проведенном с ним. Он казался теперь некой константой, укрепившейся в сознании, и вместе с этим Джури понял, как незыблема была его позиция. Сойк – вот кто не предал любимую группу, единственный, кто не предал. Сойк действительно остался верен себе, как теперь понимал Джури, и его глупое упрямство оказалось ничем иным, как искренней обидой и верностью уже несуществующей Far East Dizain. Леда сказал, что потерял последнего союзника, когда решил заменить участников их общей группы, но теперь, спустя часы раздумий, Джури приходил к мысли, что Сойка Леда потерял гораздо позже – тогда, когда решил, что все случилось к лучшему, и спокойно занялся своими проектами, позабыв о друге и коллеге. И чем был лучше теперь сам Джури, явно предавший Сойка, он ответить себе на этот вопрос не мог, отчего легче не становилось. В голове было слишком много мыслей, Джури постоянно пытался отвлечься, но у него ничего не получалось. Сойк не выходил из головы, в памяти всплывали какие-то отрывки из разговоров, его мимолетные и не слишком положительные упоминания Леды, и теперь для Джури все встало на свои места. И больше всего ему хотелось рассказать об этом Сойку – поделиться тем, что он все понял, что уважает его решение. "Да кто мне теперь поверит?" – подумал Джури, со вздохом роняя голову на руки, ловя на себе встревоженный взгляд официантки, что пару минут назад поставила перед ним чашку кофе. Джури смотрел на свои руки, на уже привычно молчавший телефон, снова на руки, и думал, бесконечно строил в голове варианты разговора, которому все равно не суждено было состояться. Он не был умелым оратором, как ему казалось, тем более в настолько подавленном состоянии. Когда он бросил очередной взгляд на экран мобильного, на сей раз чтобы проверить время – Леда не любил опозданий, и на все их встречи Джури приходил как бы не на десять минут раньше, – телефон завибрировал. Сердце забилось чаще за те пару секунд, что Джури наклонялся ближе, пытаясь прочитать имя звонившего. – Черт, Агги, – огорченно пробормотал он, тут же чувствуя, как накатывает чувство вины. Джури явно был не самым приятным другом – только такой, как он, мог настолько увлечься своей неожиданно изменившейся жизнью, что полностью забыл о приятеле. Джури не помнил, когда они в последний раз с Агги пили пиво или болтали, или когда Агги привычно осуждал его жизненные решения. – Да? – вместо приветствия произнес он в трубку, надеясь, что голос не выдает его чувств. – Жив? В трубке что-то зашуршало, и Джури почти сразу догадался, что Агги жует. – Жив, – запоздало подтвердил он, – прости, был занят, совсем забегался… – Ага, так я и поверил, – не слишком отчетливо возразил Агги. – Чтобы ты и бегал. Джури хмыкнул, аккуратно отпивая из чашки. Вообще-то ему уже следовало уходить, если он не хотел опоздать к Леде – сегодня они договорились на шесть вечера, а до студии от кафе нужно было еще дойти сквозь потоки возвращавшихся с работы людей. – Ты как сам-то? – Мой геккон сдох. Джури едва не подавился кофе, замолчав и ошарашенно глядя на стол. Он уже хотел было сказать, как ему жаль, но Агги опередил: – А нет, и он живой. Спал ты, что ли? Диалоги с Агги нередко вызывали у Джури смятение, но сейчас от сердца вдруг отлегло от этой несмешной шутки. – Что там у тебя нового? – откинувшись на спинку стула, спросил Джури. – У меня вообще-то переезд, и ты обещал помочь. Через неделю, в воскресенье. Забыл или совсем забыл? Открыв и тут же закрыв рот, Джури чуть не признался, что забыл напрочь. Агги, которому не хватало денег заплатить службе перевозки, нанял какой-то транспорт для переезда, но таскать вещи ему предстояло самостоятельно, и о помощи он попросил Джури уже давно. Только переезд все отодвигался, Джури пообещал, что придет в любой момент, и напрочь запамятовал, когда именно ему надо явиться к прежней квартире друга. – Не забыл, конечно. Во сколько приехать, в девять? – Нет, в девять рано, в девять у меня медитация. – Что у тебя? – Джури решил, что ослышался. – Медитация. Я теперь серьезно занимаюсь йогой, а ты и не знал. – И как давно? – Джури почесал затылок, пытаясь представить Агги, выполняющего какую-нибудь асану. Получалось плохо. – Уже два дня, – и не успел Джури рассмеяться, как Агги добавил: – Приезжай, что ли, ко мне? Пива выпьем. Порадовавшись, что Агги незлопамятный и упрекать его в долгом исчезновении, видимо, не собирается, Джури еще раз мельком посмотрел на часы и быстро прикинул в уме: – Могу приехать сегодня часам… К девяти? – О, классно. И пива захватишь? – Захвачу, – Джури поднялся из-за столика, со скрипом отодвигая стул, а Агги в трубке уже диктовал, что еще купить к пиву и оказавшемуся живым и голодным геккону. Судя по его словам, пробудившийся древний ящер желал огромную пачку чипсов, острых сосисок и бургер, и Джури только глаза закатил на этот удивительный список пожеланий маленькой и безобидной рептилии. Агги, конечно, был тем еще придурком, но стоило признать, что встречи с ним так или иначе оказывались полезными. Джури уже решил, что должен все ему рассказать – и про Леду, и про Сойка, и про собственные чувства и терзания, и, может, вдвоем они придумают, как ему набраться смелости и поговорить с Сойком. Хотя бы позвонить. "Главное, не звонить пьяным", – строго наказал самому себе Джури. Сойк бы точно не оценил такое даже раньше, а как отреагирует сейчас, он боялся даже гадать. Однажды их посиделки с другом именно так и закончились. Тогда Агги разругался со своей девушкой, но его запала хватило ровно до третьей банки пива и двух шотов текилы. Теперь та давняя история казалась смешной, как и тогда, когда не менее пьяный Джури смеялся и что-то поддакивал в трубку, но повторять этот подвиг ему бы не хотелось. И все же, как ни странно, звонок Агги поднял ему настроение, пиво в хорошей компании манило, и день уже не казался таким скверным и долгим. К тому же на своих музыкальных занятиях Джури почти сносно исполнял все, что показывал ему Леда, как обычно, внимательно следивший за техникой его игры и стараниями, хотя чаще выходило наоборот: Леда что-то наигрывал, а Джури слушал и наблюдал, теперь даже не думая постоянно о том, что ему это снится. ~~~ Видимо, у Леды день тоже выдался неплохой – он выглядел довольным, когда Джури переступил порог студии, и теперь не менее добродушно улыбался, кивая головой в такт несложной мелодии. Он даже разговаривал больше обычного, комментируя все происходящее и показывая часть новой песни, которую только что написал, много улыбался и задерживал на Джури взгляд дольше обычного. Они уже стояли в коридоре, натягивая куртки, а Джури в уме прикидывал, через какую станцию ему будет проще добраться до дома Агги, когда Леда вдруг обернулся к нему: – Слушай, а пошли в караоке? Джури растерялся, а Леда, заметив его замешательство, быстро пояснил: – Я тут внезапно вспомнил, как давно там не бывал. А все школьные годы бегал в караоке после школы, воображая, будто это я снимаюсь в тех ярких клипах рок-групп. – Ты ведь и правда снимался, – улыбнулся Джури, и Леда кивнул. – Пойдем, представим, что это мы собрали Будокан? – И что это не я чуть гитару на ногу не уронил, – подсказал Джури, а Леда покачал головой: – Раз никто кроме меня не видел, не считается. Слушай, я бы еще спел что-нибудь из знаешь кого… Да хотя бы Asia! Миллион лет их уже не слушал, а мне всегда нравились их песни… Подожди, а ты никуда не спешишь? Джури бросил быстрый взгляд на часы на стене коридора, но даже не успел ни о чем подумать, как уверенно кивнул: – Нет, я свободен весь вечер. Как раз думал, чем бы заняться. "Бесстыдный лжец, лишивший лучшего друга пива", – сказал бы ему Агги, но, к счастью, его рядом не было, и он не мог помешать Джури так откровенно некрасиво менять собственные планы на ходу. Впрочем, если бы Агги знал о Леде, он бы все понял и простил – кто, как не он, знал, насколько это важно для его друга. "Позвоню ему позже", – пообещал себе Джури. Он шел рядом с Ледой, который уже искал по картам в телефоне ближайший караоке-центр, успевая одновременно рассказывать историю о том, как давно, в начале их деятельности, они с Кейтой и Рю ходили туда вместе. Джури слушал его, смеясь над шутками про голос Рю, которым тот не обладал, и почти не думал о том, как волнуется от одной только мысли, что через какие-то считанные минуты будет петь для Леды его же песни. Это было ни с чем не сравнимое чувство – лучше него было только осознание, что Леда выделил ему не только час на занятие музыкой, но и целый свой вечер, а это явно дорогого стоило. Джури сам любил караоке и нередко приходил туда в одиночестве, чтобы вдоволь напеться любимых песен. Знакомые говорили, что у него хороший голос, но со стороны себя Джури слышать не мог и потому не мог ни согласиться, ни опровергнуть, однако петь он любил. И им с Ледой повезло: в пятницу вечером обычно приходилось ждать своей очереди, но в караоке, куда они зашли, весело переговариваясь, на кассе как раз расплачивалась какая-то парочка, и их почти сразу пригласили в комнату. Джури неоднократно бывал в этой сети караоке и любил ее больше остальных: аппаратура была новой, звук – хорошим, а экран телевизора в каждой комнате был таким большим, что занимал почти всю стену, и это позволяло насладиться любимой музыкой и клипами. Им досталась небольшая комнатка с угловым диваном темного цвета и такими же темно-графитными обоями, которые сверкали блестками. Стеклянная люстра под потолком тоже неплохо вписывалась в интерьер комнаты, оформленной с претензией на дороговизну. И, тем не менее, в комнате было тепло и уютно, а Леда сел совсем рядом с Джури, касаясь его бедра своим, отчего по телу шли заряды электричества. Пока Леда уверенно рылся в планшете, ища себе песню, Джури быстро заказал им по пиву, надеясь, что алкоголь поможет расслабиться и не волноваться так сильно. Он не ошибся: пиво уже с первого глотка растеклось по телу, заставляя обмякнуть, и тревожные мысли сменились предвкушением веселого и уж точно не похожего на другие вечера. Но чего Джури точно не ожидал, так это что Леда весьма здорово поет. Конечно, у него был красивый голос, когда он говорил, но Джури прекрасно знал, что это совсем не одно и то же, а группа никогда не упоминала о том, что Леда не только играет, но и довольно-таки неплохо поет. "Круто", – хмыкнул про себя Джури, и от самой мысли о том, что он будто бы оценивает Леду, стало смешно. Леда ничего не замечал, пока глядел на экран, по которому бежал текст, и старательно тянул все нужные ноты, полностью увлеченный песней, которую Джури не знал. Он спел еще несколько, прерываясь на то, чтобы глотнуть пива, пока Джури изо всех сил старался запомнить каждое мгновение этого вечера, оставить у себя в памяти уникальный, недоступный другим образ поющего Леды. Этот момент, как сейчас понимал Джури, был словно квинтэссенцией всего, о чем он мечтал все долгие годы, но никогда не смел даже допустить мысли, что подобное может случиться с ним. Чтобы Леда вот так сидел рядом и увлеченно пел, как если бы на самом деле он всегда мечтал стать вокалистом, а не гитаристом, и иногда протягивал микрофон Джури, на что тот только улыбался, не зная песен, позволяя Леде петь их так, как он умеет делать все – безупречно, по-своему. – Уф, – выдохнул Леда, когда все песни, добавленные им в плейлист, закончились. Он потянулся к пиву, отпив сразу едва ли не треть, и белая пенка осталась над его губой смешными усами, отчего у Джури сердце защемило от нежности. Такой Леда – беззаботный, в хорошем настроении, в этой интимной полутьме комнаты – нравился ему по-настоящему, гораздо больше того раздраженного Леды, который кричал и отчитывал недавно стафф. Хотелось сделать так, чтобы Леда всегда оставался именно таким, и никто вокруг его не выводил из себя, хотя Джури и понимал, что с перфекционизмом его кумира это было попросту невозможно. – Ты очень здорово поешь, – сделал комплимент он, а Леда усмехнулся: – Шутишь? Я думал, прямо здесь и разрыдаюсь – это же Styx! – он взмахнул рукой, едва не опрокинув собственный стакан пива. – Как сейчас помню, как обожал их в детстве, а эта песня вообще мне дороже памяти… – А я знаю, – внезапно перебил его Джури, набрав в грудь побольше воздуха от гордости за себя: не зря он столько лет фанатично изучал про Леду все, до чего мог дотянуться, и произнесенное им название группы всколыхнуло спящие знания. Но Леда не понял, о чем говорит Джури, покосившись на него со своего места, и пришлось пояснить: – Я же твой давний фанат, забыл? – Точно! – Леда хлопнул Джури по плечу, рассмеявшись своим бархатным смехом. – Ты еще, небось, знаешь, в каком журнале я говорил про Styx? – Ну… Кхм, – Джури деланно задумался. – Если дашь мне пару минут, то я точно смогу вспомнить. – Не надо, я верю, – снова рассмеялся Леда, и Джури улыбнулся, все еще гордясь самим собой и тем, что мог чем-то удивить его – пусть и на какое-то мгновение. Следующие несколько минут они сидели молча, попивая каждый свое пиво и лениво наблюдая за рекламой на экране. Леда не спешил заказывать новую песню, а Джури задумался о том, что, возможно, такой невероятный вечер бывает только один раз. Пиво окончательно отпустило все тревоги, и он расслабился рядом с Ледой, все еще чувствуя тепло его тела и уже знакомый запах парфюма. Он втянул носом воздух, прикрывая глаза, запоминая эту секунду, и медленно выдохнул. – А чего ты не поешь? – вопрос Леды застал его врасплох, и Джури выпрямился, запуская в волосы пальцы и разлохмачивая их – просто чтобы занять руки и не выдавать внезапно накатившее волнение. – Да вот услышал, как поешь ты, и теперь стыдно, – отшутился он, на что Леда уверенно покачал головой: – Нас же никто не слышит. Я никому не выдам твою тайну. Он весело подмигнул Джури, одной рукой двигая к нему планшет, и тот сам потянулся к нему, уже зная, что закажет. – Тогда тебе придется унести эту тайну с собой в могилу и никогда не рассказывать Кейте, что я пел его песни… – Мои песни, – поправил Леда как будто бы на автомате, и, если бы не общая расслабленная атмосфера, Джури бы обязательно зацепился за эти слова. – Разрешаю тебе петь их все. Каждое слово Леды звучало как особое позволение, непонятно за что выданное Джури, и хотя оно ему и не требовалось, а было приятно осознавать, что Леда выделил его. Снова. И Джури почти не глядя выбрал на планшете все свои любимые песни, начиная с самой первой, которую услышал и которая открыла ему дверь в мир Леды и его музыки. Джури как сейчас помнил тот день, когда он решил послушать подаренный другом альбом группы со странным названием, и то, что он почувствовал тогда, весь вечер проигрывая по кругу песни, которые потом еще долго не шли из головы. "Tonick Dizain" был для него особенным альбомом, субъективно самым любимым, самым заслушанным. И Джури увлекся, самозабвенно отдаваясь прекрасным мелодиям, закрыв глаза: он помнил все песни наизусть уже давно и прекрасно знал, как их петь – так, как они звучали внутри него все это время. Он так увлекся, что даже не заметил, как притих Леда и как смолкли все посторонние звуки, а перед мысленным взором будто разворачивался настоящий концерт – один из таких, на которых Джури бывал еще подростком, издалека глядя на музыкантов на сцене. Он бы не покривил душой, если бы сказал, что одинаково любил все песни – и наиболее драйвовые, со сложными вокальными переходами, и редкие, но такие мелодичные баллады, где можно было расслабиться и просто петь от души, отдаваясь лирике. Джури слышал со стороны свой голос, но ни на что не обращал внимания, прислушиваясь только к музыке, подстраиваясь под нее, стараясь не упустить ни единой ноты. Вроде бы он пел очень долго – даже в горле пересохло, когда закончилась последняя песня. Джури отложил в сторону микрофон, поворачиваясь к Леде и собираясь снова пошутить, но слова так и застряли в горле: Леда молча смотрел на него таким взглядом, будто видел впервые – и в сердце больно кольнуло от странной мысли, что такой взгляд Джури уже у кого-то видел, но он не успел задуматься, испугавшись такой ассоциации. – Кажется, я… – начал было он, сам не зная, что конкретно хочет сказать, как извиниться, но Леда быстро перебил его: – Джури, что же ты молчал, что ты так поешь? Он сделал акцент на слове "так", и Джури умолк на полуслове, не до конца понимая, как ему стоит трактовать слова Леды. Вроде бы он не злился… – Нет, мы уже почти месяц видимся по несколько раз в неделю, а я только сейчас узнаю, что ты, Джури, все время ходил рядом и скрывал в себе такой… Такой голос, – Леда пораженно покачал головой, и запоздало до Джури начал доходить смысл сказанного. – Где ты был, когда я искал себе вокалиста в группу? – Да я это… В школе учился? – полувопросительно ответил Джури, даже не осознав, как глупо это прозвучало, и Леда тоже замер, все еще глядя на него широко раскрытыми глазами, словно изучая, приглядываясь. От его взгляда по телу пробежал холодок, а щеки, наоборот, запылали, и Джури смутился, сам не понимая, чего больше – собственной глупой реакции или чего-то, что происходило сейчас с Ледой, который все еще рассматривал его, хмурясь, отчего на лбу у него залегли тонкие морщинки. Джури смущенно опустил взгляд, пальцами обхватывая полупустой стакан пива, только бы занять руки и остановить скачущие в беспорядке мысли. – Слушай, – чуть громче начал Леда и прокашлялся. – А ты никогда не думал записать что-нибудь? – Записать? – Да. Я думаю, – Леда замолчал на секунду, – твой голос отлично подошел бы к моим песням. У Джури перехватило дыхание, а ладони вспотели – он вытянулся словно струна, теперь уже глядя на Леду точно так же, как тот смотрел на него пару минут назад – удивленно, неверяще. – Если тебе это интересно, то мы бы могли попробовать что-то записать. Вместе? – предложил Леда, а Джури шумно выдохнул, чувствуя, как закружилась голова от неверия, а руки мелко задрожали. "Я точно сплю", – сказал он самому себе, не смея даже представить, будто все это происходит наяву. Джури даже незаметно ущипнул себя за запястье, но не проснулся – он по-прежнему сидел рядом с Ледой, который смотрел на него таким мечтательным взглядом, словно они были не в караоке, а за кулисами Будокана, собираясь вот-вот выйти к ликующей толпе. Впрочем, зная Леду, он бы не удивился, если бы оказался прав в своих предположениях. – Ну так что? – поторопил его Леда, когда молчание затянулось, и Джури спохватился, заерзав на своем месте: – Д-да, конечно, интересно, я просто… Я даже петь-то не учился никогда, куда мне… – Еще лучше, ты талантлив от природы, – мягко заметил Леда со знающим видом и кивнул самому себе. – Точно. У тебя отличный голос, Джури. Что ответить на комплимент, он не знал и снова замолчал как истукан, но казалось, что искренний и невероятный момент уходит, и очередные глупые слова сами пришли в голову. – Ты только Кейте не говори. Леда нахмурился на секунду, а потом рассмеялся, запрокидывая голову, придвигаясь к Джури ближе, теперь касаясь его еще и своим плечом. – Кейта с ума от зависти сойдет, – довольно сообщил он, отсмеявшись, потянулся за своим стаканом и кивком предложил Джури сделать то же. – Все сойдут, я нашел золотого вокалиста. Мы точно соберем Будокан. Звон стаканов, столкнувшихся друг с другом, эхом звучал в голове Джури, как подтверждение только что заключенного союза, а из колонок полилась новая песня, заказанная Ледой для Джури. Он принял из рук Леды микрофон, касаясь его пальцев своими, и послушно запел, теперь чувствуя, что поет не только для себя, но и для Леды, который легко покачивал головой в такт мелодии, сидя все так же близко. В этот раз Джури не успел увлечься песней: он едва начал петь второй куплет, как Леда вдруг наклонился к нему, кладя свою руку на шею и мягко заставляя повернуть голову, и словно в замедленной съемке Джури увидел, как приближается лицо Леды, а в следующий миг почувствовал, как теплые губы касаются его. Рука с зажатым в ней микрофоном невольно опустилась ниже, а Леда прижался сильнее, целуя с все большим напором, заставляя Джури приоткрыть губы. Он все еще обнимал его за шею, и Джури чувствовал, как большой палец Леды поглаживает его кожу, отчего по спине бежали мурашки, пока Джури позволял себя целовать – глубоко и страстно, – но не в силах ответить на этот невероятный поцелуй. Еще недавно Джури бы отдал все на свете за этот миг, о котором не смел и мечтать, но сейчас он не мог даже закрыть глаза и обнять Леду в ответ – что-то внутри словно сковало его, не позволяя пошевелиться. "Все не так", – прозвучало в голове, и Джури зажмурился. Все было не так – но Джури не мог сформулировать четче это ощущение, парализовавшее его. Леда целовал его еще какое-то время, будто не замечая, что Джури не отвечает, но, когда тот шумно вздохнул, медленно и неохотно разорвал поцелуй, все еще не выпуская Джури из своих рук. – Что-то не так? – спросил он хриплым голосом, и Джури снова резануло этими словами. Он уже слышал их – не так давно, но от совсем другого человека. Парфюм Леды был таким знакомым и вместе с тем таким чужим, а его губы были мягкими и настойчивыми, и все же Джури ничего не мог с собой поделать, не до конца осознавая происходящее, пребывая в странной заторможенности. Он неловко дернулся, и Леда убрал руку, позволяя отстраниться, глядя на Джури внимательно и обеспокоенно. Он даже прикусил губу, о чем-то думая, и тут до Джури дошло, что прямо сейчас он разрушает все, что между ними выстроилось, но эта мысль испугала его куда меньше, чем собственные чувства. – Прости, я… – Леда верно истолковал его странную реакцию, но, испугавшись самого себя и того, как все разворачивается, Джури замотал головой, не давая ему договорить. – Все в порядке, – выдавил он, хотя это точно были не те слова, что стоило говорить человеку, которого он так давно любил и который секундой ранее горячо целовал его губы. Человеку, который появился в его жизни и ответил взаимностью, что само по себе было невероятно. Но Джури ничего не мог с собой поделать. – Правда. Просто я как бы… Занят. Последнее слово далось ему с трудом, голос предательски дрогнул, и Джури замолчал, не веря собственным словам. А точнее, не веря тому, что он сам моментально принял эти слова как истину и что это было самое правильное, что он мог сказать. – Оу, – прокомментировал Леда и, подумав немного, кивнул, будто соглашаясь с чем-то. – Прости, я этого не знал. "Я тоже не знал", – мог бы ответить Джури, если бы не пребывал в таком глубоком шоке. Его жгло изнутри от какого-то чувства, которое силилось вырваться, и одновременно с тем – от горечи. Неловкость момента словно повисла в воздухе невидимой пеленой, а в ушах стучало. Джури хотел сказать что-то еще, как-то объясниться перед Ледой, но слова не шли, а гнетущее молчание ничем ему не помогало. Так глупо Джури себя не чувствовал еще никогда, но решение само родилось в голове. – Мне нужно идти, – тише произнес он, избегая смотреть Леде в глаза. Леда вроде бы понимающе кивнул, а потом что-то сказал Джури вслед, но он не слышал, так поспешно выбегая из их полутемной комнаты, что чуть не врезался в официанта, несущего поднос с напитками. Уже позже Джури понял, что не соврал – ему действительно было нужно идти, уже давно. Идти и вернуть того, кто ушел из его жизни, перевернув ее с ног на голову перед этим, чего Джури не понимал вплоть до этого вечера.