Треки к главе: Nessa Barrett - keep me afraid Welshly Arms- Legendary
Тусклая комната освещена единственной лампой, горящей слишком теплым светом, от которого через время глаза начинало щипать. Хрупкие тонкие длинные пальцы аккуратно берут телефон, ставят его на покоцанный письменный стол так, чтобы угол обзора камеры падал на исхудавшее, измотанное лицо. Глубокий вдох, и палец нажимает на красный кружок внизу экрана. — Я был у нового врача, — голос совсем охрипший. Хенджин слегка поправляет кепку, прежде чем посмотреть в камеру. — Говорит, что это снова депрессия. Но я помню… — нижняя губа дрожит как осиновый лист. — Помню, как проявлялась депрессия. По сравнению с тем, что творится со мной сейчас, депрессия казалась глотком свежего воздуха. От этих таблеток так тошнит, — Хенджин вновь нервно поправляет головной убор, всхлипывает, сжимает губы в тонкую полоску. — Чан находится всегда рядом, и я ему благодарен, — глаза полные слез смотрят на экран. Хван на секунду замирает при виде пугающего отражения: отросшие темные волосы волнами лежат на плечах, под глазами бездна из синяков, скулы торчат как никогда остро. — Знаешь, наверное, я счастлив за тебя. Счастлив за Джи… — кашляет, руки начинают трястись. Одинокая слеза скатывается прямо на пухлые, искусанные до крови губы. Щипит, поэтому сразу же слизывает. — Джисона. Не представляю, чем он заслужил твою любовь, правда, но счастлив, — стул под Джинни скрипит. Он откидывается на спинку, запрокидывает голову наверх, словно пытаясь затолкнуть слезы обратно. С минуту молчит, рассматривая серый потолок в мельчайших подробностях. — Чонин и Сынмин скоро поженятся. Я не выдерживаю вечное ворчание Сынмина без тебя, — звучит пропитанный болью наигранный смешок. — Просто услышать бы твой голос, это так несправедливо! Занавес. Хенджин дает волю эмоциям. Слезы одна за другой капают из красивых, но потускневших глаз. Ладонями прячет лицо, поджимает тонкие колени к груди, пытаясь приобнять себя и успокоить. Не выходит. — Господи, блять, мне так больно, — шепотом. Мысли вызывают новую порцию отвращения к себе. Хенджин разбит так же, как в первый день. — Почему Джисон получил всего тебя, а я должен собирать твой образ в памяти по кусочкам?Три года спустя.
Вдоволь насладившись тем недолгим временем, что он провел наедине с собой, рисуя один и тот же образ из раза в раз, Хенджин ватными ногами побрел в ванную. Он прекрасно помнил, что сегодня за мероприятие и кого он должен сопровождать. Горячая вода неприятно пощипывала в месте ранок, нанесенных от нервов им самим же в районе локтей. Глупая привычка. От нее надо избавляться. На белоснежной, идеально гладкой фарфоровой коже каждый изъян особенно контрастно выделялся и смотрелся не к месту, словно на самом красивом дорогом автомобиле вдруг появилась царапина. Задумываться о своей жизни во время водных процедур стало некой традицией для парня. Последние три года прошли так, словно это был яркий кошмар наяву. Ментальное и физическое здоровье Хенджина настолько просели, что на прошлом сеансе врач сообщил о возможном бесплодии. Самое страшное, что это даже не огорчало. Честно говоря, если бы не Чан, наверное, Хван наложил бы на себя руки еще в самом начале этого тяжелого пути. Минхо. Одно имя, которое размазало его по стенке так, что ни одним шпателем не отковыряешь обратно. Кристофер. Стал единственным спасением. Терпеливо и молча держал под руку, водил по всем врачам, оставался ночами, не смыкая глаз, стараясь помочь хоть чем-то во время панических атак. Джинни не был глуп, изначально понимал, что Чан делал это все не только из-за доброты душевной или дружбы. Да и сам альфа не скрывал своих намерений с самой первой встречи. Жаль, что тогда сразу не выбрал его. Возможно, удалось бы избежать как минимум нескольких шрамов на затускневшей душе. Через полгода Бан сделал предложение, и Хенджин согласился. Это минимальное, чем он мог отплатить за все, что тот для него умудрился сделать в такой короткий срок. Со временем семейная жизнь стала походить на человеческую. Завтраки по утрам вдвоем, колоссальная поддержка со стороны обоих, теплые уютные вечера в выходные Чана, которые они проводили за просмотром разных фильмов в гостиной. На памяти Хенджина эти моменты являлись одними из лучших в его жизни, было только одно единственное «но» — интима очень долгое время не было. Сам Хенджин уже считал себя фригидным из-за отсутствия течек, и самое страшное было именно то, что непонятно, что конкретно на это повлияло. Возможно, болезненное расставание с истинным, возможно, колоссальное количество лекарственных препаратов, возможно, все вместе, но факт оставался фактом. Хенджин был неполноценен. Бан и тут оказался идеален, ждал, не торопил и не давил, никогда об этом лишний раз не говорил. Может, именно это и стало последним ярким пламенем для того, чтобы ледяная стена, которую Хенджин выстроил, наконец оттаяла. Об их первом разе была в курсе вся прислуга, начиная от повара, заканчивая садовником, настолько громкими они были. Дни шли, память все более безболезненно воспринимала единственную и неповторимую любовь, о которой раньше было тяжело даже думать лишний раз. Но забыть полностью так и не вышло. Каждую ночь Минхо все еще умудрялся врываться в сновидения Хенджина, сводя с ума и без того воспаленный событиями разум. Но разница была в том, что теперь снам Хван предпочитал реальность. -… Джинни, мы опаздываем, — из мыслей выводит уже родной голос, и Хенджин обреченно выдыхает. Сколько времени он провел в душевой в раздумьях? — Уже иду! — кричит в ответ, выключая воду и начиная наспех вытираться. Завязав полотенце на бедрах, а другое закинув на тонкие плечи, Хван выходит из ванной комнаты, направляясь в спальню, когда сзади неожиданно затаскивают его в крепкие объятия. — Эй, — улыбается брюнет, ощущая запах мужа. — Ну, ты сам сказал, что мы опаздываем, — Чан абсолютно игнорирует. Рука альфы начинает блуждать по впалому животу, указательный палец рисует своеобразные узоры. Носом ведет по шее, останавливаясь на самом уязвимом и чувствительном месте, где проходит артерия. Сначала Бан глубоко вдыхает самый сладкий еле уловимый аромат, блаженно закатывая глаза, а затем впивается влажными губами в шею. — Ты снова принимаешь подавители? — мурлычет старший. Спелый клубничный аромат Хенджина был настолько девственно чистым, что любое вмешательство других запахов слишком явно выделялось на контрасте. — Да, миссис Ким посоветовала начать курс. — Айщ, эта Ким! — Чан сжимает руки вокруг талии пуще прежнего. — Может, ну ее? Есть столько прекрасных специалистов, возможно, есть другое лечение… — Мне нравится миссис Ким, — этого врача сама судьба подослала к Хвану, и знакомство с ней было похоже на невообразимое стечение обстоятельств. Хенджин неожиданно и быстро поворачивается, оказываясь слишком близко к лицу альфы. Учащенное дыхание Джинни, удивленный, немного детский вид, и Кристофера мгновенно начинает крыть. Взгляд бегает от глаз к губам, во рту активно скапливается слюна от одного только ангельского лица. Как же ему мало. — Я с ума по тебе схожу, знаешь? Как одержимый, мне не хватает тебя каждую секунду. Я никогда и никому тебя не отдам, — горячий шепот вызывает табун мурашек, и Хван мгновенно краснеет. Он ненавидел, когда его так пристально рассматривают и, как назло, Чан так делал всегда. Хенджин миловидно улыбается, оставляет один короткий, но сладкий и мокрый поцелуй на губах, и мастерски выбирается из сильной хватки, воспользовавшись растерянностью Бана. — Кто так делает?! И что мне делать с этим? — разочарованно выдыхает Чан и указывает на область паха, где невооруженным взглядом видно возбуждение. Омега заливисто смеется над обреченным положением Бана, задорно и по-ребячески показывая розовый язык. — Я не виноват! — пожимает плечами, ускоряет шаг, забегая в комнату. — Может, все-таки останемся дома? — орет перевозбуженный альфа уже с коридора. — Нет! Мы это уже обсуждали, — Кристофер сам не мог объяснить, откуда у этого омеги такая власть над ним, но и никогда не был против подчиняться каждому капризу супруга. Глупая улыбка застревает на лице парня на пару мгновений, а затем идет тяжелый выдох. Хоть бы все сегодня прошло лучше, чем он предполагает. *** Ресторан, в который они приехали, ничем не отличался от многочисленных подобных мест, которые он вместе с мужем посещал стабильно раз в неделю. На пороге люди с камерами и простые зеваки. Не сказать, что подобное внимание со стороны журналистов, прессы и людей сильно радовало парня. Чан, который особенно учтив сегодня, приоткрывает входную дверь заслоняет мужа собой. И безустанно оглядывает изящную фигуру любимого человека в деловом оверсайз костюме черного цвета. Он не помнил, сколько пришлось потратить на это, ему было все равно. Бан Чан сделает все, чтобы Хенджин был доволен. Притворно уютная атмосфера ресторана уступает неизменному чувству пафоса и броскости. Джинни неспешно подходит к нужному столу, обращая внимание всех присутствующих на себя. Эффект Хенджина — когда он входит, каждый теряет дар речи. Чан в своем неповторимом классическом костюме темно-синего оттенка ревностно нагоняет на пару секунд позднее, аккуратно кладет руку на тонкую талию Хвана, поглаживая заботливо и ненавязчиво. Бан всегда так делал. Заявлял свои права при всех. Альфа привык отбиваться от многочисленных мужчин и повышенного внимания в сторону любимого и, он уверен, если бы сам дьявол явился бы за Хенджином в одну прекрасную ночь, Чан вырвал бы любимого даже из его рук. Просто этот омега принадлежит ему. Никак иначе быть не может. — Боже, выглядишь просто великолепно, — теплая улыбка и искрящие глазки Чонина пропускают немного света в затуманенную душу, и Хван не может не обрадоваться в ответ. К слову, сам Чонин ничем не уступал в изяществе: белая полупрозрачная рубашка прямого кроя, классические черные брюки и незаменимый аромат лилий. Этот природный запах настолько идеально подходил омеге, что ни один парфюм на свете не смог бы так сладко звучать на его коже. — А как иначе? Это ведь наш Джинни, — щебечет Сынмин, затягивая своего партнера в объятия. Чан усмехается над сладкой парой, присаживаясь на кресло. — Взволнован, Йенни? — с неподдельными нотками заботы интересуется Крис, пододвигая стул вместе с Хенджином ближе к себе, отчего второй шутливо закатывает глаза. Была бы воля Чана, он бы носил Хвана в кармане. — Шутишь? У него сердце сейчас выпрыгнет, — отвечает за омегу Сынмин, за что получает легкий удар кулаком в плечо. — Ох, когда еда? Я та-а-к голоден, — Феликс появляется неожиданно и, как всегда, капризничает, точь-в-точь вышедшее яркое солнце в пасмурную погоду. Кожаный жакет коричневого цвета и свободные брюки подчёркивают изысканное миниатюрное тело, а бережно уложенные осветленные волосы добавляют образу особый, ядовитый шарм. — Господи, ты же кушал перед выходом! Выставишь нас неотесанными обжорами перед господином Баном, — бубнит под себя Чанбин, вызывая недовольство своего омеги. Бин никогда себе не изменял — самый простой черный, но не менее шикарный смокинг. Со вообще был максимально простым человеком, который говорил и делал все, что приходит на в голову без каких-либо раздумий. Ликс театрально обиженно открывает рот, словно собираясь что-то ответить, но демонстративно закатывает глаза и отворачивается от Чанбина к Хенджину, напротив которого и решил расположиться. — Почему именно нам с тобой достались такие мужланы? Никакой романтики и нежности! Нет, ну серьезно, Джинни, как ты справляешься с характером Чана? Он ведь как трактор! Только и давит напором, — протестующе тараторит блондин, попутно поправляя рукава и длинные волосы. Хенджин тихо и бархатно смеется, прикрывая рот рукой. Как он терпит Бана? Как Бан терпит его все это время? Вот этот вопрос был бы более подходящим. — Эй-эй-эй! Не вмешивайте нас в свои разборки. Вся нежность, которая вообще есть во мне, достается исключительно ему, — Чан с утра показался Хвану странным. В обычные дни его супруг всегда был занят деловыми вопросами, максимально погружен в работу и по-свойски хладнокровен, но не сегодня. В восемь утра Хенджин проснулся от ругани на кухне, Чан отчитывал повара за какую-то маленькую оплошность и, если бы омега не влез, работник явно не обошелся бы одними замечаниями. Затем начал убеждать Хвана никуда не ехать, умолял остаться дома и провести вечер вдвоем, что показалось второму еще абсурднее. Не ехать на помолвку своего родного брата? Почему-то альфа нервничал. Окружающие вряд-ли заметили бы, но Джинни успел выучить его наизусть за два с половиной года брака. — Ребят, честно, я вас так люблю! — издевательски произносит Сынмин с огромной долей сарказма. — Может, не будете ругаться как собаки на нашей помолвке? — Как собака из нас всех выглядишь только ты, Минни, — Ли Феликс особенно много вредничает этим вечером. Но, по необъяснимым причинам, в присутствии Ли всё вокруг становилось более расслабленным и легким. Через полчаса болтовни компании друзей о привычных вещах, принесли закуски, и, наконец, перешли к основной части церемонии. Сынмин, слишком внимательный по своей натуре, взволнованно подмечает, что Хенджин опять не ест. Это звоночек. Значит, эти долбанные таблетки вновь присутствуют в его ежедневном рационе. Наконец отец Чана и Йенни встает с бокалом дорого шампанского, призывая всех окружающих повторить жест. И все встают. Кроме Бана, который не переставая наблюдает за входной дверью. Все окружающие выжидающе смотрят только на них. Хенджин неловко щурится и кладет ладонь на напряженное до предела плечо альфы, отчего тот вздрагивает. — Да что с тобой сегодня? — шипит омега. Перемены в настроении Чана сегодня точно доконают его. — Нам нужно уйти как можно быстрее, — многозначно отвечает парень, сжимая бокал с вином в большой ладони, и нехотя встает, сравниваясь с супругом. — Чего? — О чем он вообще говорит? Джинни не понимает его. — Кхм, — взрослый статный и излишне грациозный мужчина прочищает горло, натягивает улыбку и любяще осматривает младшего сына. Всё погружается в кромешную тишину, даже живая музыка перестает играть, и это делается исключительно в знак уважения Бан Минхеку, богатейшему бизнесмену Кореи. Сынмин незаметно берет Йенни за руку, успокаивая либо себя, либо своего омегу, ведь сказать кто из них волнуется больше просто невозможно. — Я хотел дождаться еще одного человека и начать речь… — входные массивные двери открываются с таким грохотом, что вся созданная атмосфера тотчас же нарушается. Все переглядываются, фигура, минувшая зону стейшена, стремительной и уверенной походкой направляется в самый центр, где располагается Минхек. Во рту Хенджина начинает отдавать привкусом апельсинов, и этот факт молниеносно приводит его в ужас. Не может быть. Ему показалось. Нет. Не могло показаться. Это чувство Хенджин никогда не спутает ни с чем. Так ощущается присутствие только одного альфы. Мелкая дрожь сразу же начинает пробивать неплотное тело; ладонь, в которой находится торжественно поднятый бокал, предательски потеет. Страх, волнение, тревога чередуются друг с другом, пока не вливаются в единое целое, что можно назвать паникой. Всё то, что старательно хоронили и лечили три долбанных года, догоняет воспаленный разум. Глаза отказываются смотреть в сторону входа. Нет-нет-нет. — Простите, в городе ужасные пробки, — хриплый голос окончательно разбивает тусклое и полное мрачных тайн сердце Джинни. Бан Чан мрачнеет, сжимает челюсть так сильно, что на острых скулах проступают желваки. Он сразу же инстинктивно пододвигает омегу ближе к себе настолько, насколько это возможно. Минхек довольно ухмыляется и кратко кивает. Хенджин даже не дышит. От звучания хриплого голоса земля просто испаряется из-под ног парня. Ощущение, что Хван замер. Он все еще блядски сильно боится поднять глаза и наткнуться на ворвавшегося в ресторан человека. — Минхо? — Йенни тоже не может поверить своим глазам. Мозг отказывается воспринимать родного брата, которого не было видно и слышно целых три года. Все за столом ошарашены настолько, что ни один не решается издать хотя бы писк. Можно было с большей вероятностью рассчитывать на падение метеорита прямо в эту секунду прямо в этот ресторан, чем предугадать приезд Ли Минхо. Хотя эффект от падения звездного тела и появление этого альфы был довольно схож по разрушительным последствиям. — Ты знал, — шепчет Хенджин альфе перед собой. Бан старший похож на потерянного пятилетнего ребенка, которого поймали с поличным на краже запрещенных сладостей с холодильника. Мужчина мешкается, он уже пару дней готовил себя к этому событию, и все равно абсолютно не понимал, как лучше себя вести. Внутри Чана разразилась буря, состоящая из ревности, собственничества, эгоизма, ненависти и страха. Внимание Хвана неожиданно привлекает посторонний запах. Попкорн с карамелью. Приторно сладко. — Добрый вечер всем. Только не он. Казалось, ситуация не может быть хуже, но вывод напрашивается сам собой: Минхо приехал не один. Из-за его спины появляется коричневая кудрявая шевелюра и, Хенджин готов поклясться, лучше бы он утопился сегодня, чем встретил своего истинного в компании парня, на которого его успешно променяли. — Мой средний сын наконец удостоил нас чести и приехал на помолвку младшего брата! — без доли обиды торжественно подытоживает господин Бан, подрывая все внутренности Джинни. Хенджин больше ничего не слышит. Мир перед глазами начал расщепляться на мелкие кусочки, картинки вливались в единое целое, а разум пылал синим пламенем от настигших и застывших эмоций. Он нутром чувствовал, как к нему приближается собственная погибель. Неспешно, расслабленно и самоуверенно — так Минхо делал в своей жизни абсолютно всё, и именно такой походкой он дошел до нужного стола, не выпуская из руки ладонь партнера. — Я не могу поверить! — Йенни был настолько счастлив, что ни одно слово не смогло бы по достоинству передать его чувства. Омега подбегает к брату, затаскивая его в объятия так, что Минхо чуть не плюхается вместе с ним на пол. Бан в бешенстве, дергает Хенджина на себя, пытаясь намекнуть на то, что они уходят, но получает в ответ лишь ледяное выражение лица. — Нет. Не проявляй неуважение к отцу, — сухо останавливает Джинни, который непонятно каким образом взял себя в руки и нацепил маску безразличия. Чан, пораженный резкой переменой настроения мужа, коротко кивает и тяжело выдыхает воздух из легких. Альфа с нарастающей угрозой наблюдает за Ли, ожидая какую-нибудь подлость. Минхо, которого наконец выпустили из рук, присаживается рядом с Феликсом, галантно уступая другое кресло Джисону. Только сейчас становится понятно, для кого оставили два лишних места за их столом. «Главное не смотреть», — проносится в голове Хвана, и он старается сконцентрироваться на происходящем в ресторане: осматривает соседние столы, бегает глазами по фуршету, молится, чтобы Минхек поскорее начал свою речь. Прожигающий насквозь натиск карих, практически черных глаз, ощущается на физическом уровне. Ли наконец находит то, что жадно искал, и задерживает взгляд на Джинни. Одна секунда понадобилась для того, чтобы вновь подметить абсолютно каждую деталь в его потрясающей внешности: маленькое личико, сладкие пухлые губы, обезоруживающий детский взгляд. Взгляд перемещается на острые ключицы, доступ к которым был открыт благодаря откровенному вырезу пиджака. Ли безуспешно старается лишний раз не заострять внимание на впившийся в ноздри аромат спелой клубники и сливок. Метка. Слабенькая, еле заметная, но Чан пометил его. Запах Хенджина не изменился, но перемешался и пропитался тем букетом, которым обладал Чан — хвойный лес после дождя. И кое-чем еще. Это не могло не злить, пройди хоть десятки лет. — Давно не виделись, — Хенджин ненавидит каждое слово, которое вылетает из его рта. Минхо насмехается над ошарашенным видом каждого, но на самом деле он четко понимает, что есть всего один человек, который не рад его видеть. Этот человек Бан Чан. — С приездом, — дипломатично говорит Чан, на что получает самодовольную усмешку. Минхо вновь пробегает взглядом по эстетичной фигуре и с уверенностью подмечает, что за это время разлуки его омега слишком похорошел. Также в глаза бросается мерзкая рука Чана, которая с силой сжимает тонкую талию. Какой фарс. Интересно, Джинни помнил их жаркие ночи? Страстные, до последней капли желанные поцелуи? Помнит их первый раз? Помнит знакомство? «Не хочешь смотреть, значит» , — гордый раздражающий характер Джинни ничуть не изменился, и это заводило и подбешивало сильнее, чем когда-либо. Бан скрипит зубами от злости. Хочется вырвать блядские глаза Минхо. Никто не имеет право смотреть на Хенджина так, кроме него самого. — Моя семья всегда славилась прекрасными наследниками, — Минхек отвлекает и хотя бы на долю разряжает обстановку. Хван готов в благодарность упасть к ногам мужчины, только бы он не затыкался и продолжал отвлекать. — К сожалению, каждый из них унаследовал и мой нрав, поэтому неполадки между братьями я всегда списывал на инстинкты и здоровую конкуренцию. Кристофер, мой старший сын, женился два с половиной года назад и выбрал настолько прекрасного омегу, что мои подданные до сих пор не скрывают своего восхищения при виде Хенджина, — неловкость от произнесенных слов, кажется, ощущают все за столом. Ли еле держится, чтобы не фыркнуть. Кристофер выбрал? Кристофер безжалостно отобрал чужое. Джисон не может не замечать слишком повышенную реакцию своего альфы на этого парня. Глупо отрицать, насколько восхитительно красив Хенджин, но ревность берет свое, и Джисон принимается искать хотя бы один недостаток в идеально фарфором лице, которое фальшиво заинтересованно смотрит в сторону сцены, на Минхека. Чан, словно гордый лев со своей добычей, берет супруга за руку, аккуратно и нежно целует тыльную сторону, вызывая рвотный рефлекс у Минхо. «Скажи хотя бы слово, я так скучал по твоему голосу», — молит внутри себя Минхо и облизывает пересохшую нижнюю губу. Но его вновь не слышат и в упор не хотят видеть. Это блядски злит. «Ты не смотришь, потому что боишься своих чувств?» — голос в голове Хо не дает покоя. Феликсу настолько жарко в этой обстановке, что он переглядывается с Сынмином, который абсолютно поддерживает и понимает блондина. Такого поворота событий в сегодняшний вечер никто не ожидал, особенно зная их прошлое, очевидно предположить, насколько нелегко сейчас приходится Хенджину. Единственное, что хочется сделать Ликси — обнять Хенджина и вывести его отсюда подальше от двух самых своенравных альф, которых он когда-либо встречал. Хван напряжен до предела. Его нежелание быть здесь в эту секунду переваливает за чашу весов уже давно. Он чувствует всем нутром этот испепеляющий взгляд. Тело предательски жарко реагирует на истинного, посылая импульсы и требования приблизиться к нему. Температура тела повышается, Джинни начинает потеть, и спасает только то, что он не забыл принять таблетки. Да и лекарства от психотерапевта довольно пагубно влияют на либидо, иначе он позорно расплылся бы в первую же секунду от одного привкуса свежих цитрусов. — … Мой славный омега, младший наследник, тоже определился со своим спутником жизни и выбрал достойного альфу, — Минхек продолжает речь, окружающие восторженно слушают главу. Все увлечены прекрасным красноречием и заглядывают Минхеку в рот. Все, кроме одного столика в углу. — Но сегодня радостные новости на этом не заканчиваются. У нас сегодня двойная помолвка. Ли Минхо — средний наследник Bang Entertainment вернулся на родину и женится через месяц! — сердце мертвым грузом падает прямо вниз. Дыхание перехватывает, как при прыжке с тарзанки. Пульс учащается настолько, что казалось, его можно услышать на другом конце зала. Хенджин только что вновь умер, погиб, его безжалостно растоптали и проехались по уже мертвому телу грузовиком. Блестящие черные глаза наконец устремлены прямо на Минхо, и что-то глубоко в груди Ли пропускает удар от установившегося контакта. Грудь омеги слишком часто поднимается и опускается, воздуха становится катастрофически мало. Лицо, которое появлялось в его разуме как чертов оазис каждую ночь, прямо перед ним. Кошачьи очи любопытно глядят в ответ, и он не думает отвлекаться от этой битвы ни на секунду. Каждый хлопок, каждый восторженный крик и аплодисменты больно режут душу. Минхо, казалось, перестает моргать. Альфа уже не замечал что-либо с того момента, как самые красивые на свете глаза взглянули на него. Если бы не самоконтроль Минхо, ноги подкосились бы от переизбытка серотонина и адреналина в его из без того горячей крови. Реакция на омегу только усилилась за время разлуки, и он знал, какая реакция Хенджина последует за этой новостью. Знал, и именно поэтому сделал. — … Надеюсь, вы разделите с нами радость нашей наконец полноценной семьи! — завершает старший Бан, давая зеленый свет на то, что можно расслабиться и садиться за стол. Чан кладет руку на бедро супруга, заботливо поглаживая внутреннюю сторону. Это выглядело для окружающих как проявление нежности, но на самом деле альфа хотел хотя бы немного унять его дрожь. Бан переживал за этот вечер, и, сказать честно, то, что Хенджин не убежал в слезах, уже давало надежду на что-то хорошее. Джинни не любил его и никогда этого не скрывал, но в последнее время он начал оттаивать, сам просил ласки и, бывало, даже был инициатором секса по утрам. Ничего и никогда так не окрыляло альфу. Хенджин пробуждал в нем дикий внутренний голод, и Чан даже не заметил, когда его любовь стала настолько болезненно одержимой. Кристофер не мог представить ни секунды жизни без Хенджина; его худощавое тело, сладкий аромат, хрипловатый, приятный голос — все в нем сводило с ума и пьянило, отравляло голову. Ему было все равно на то, ответят ли ему полной взаимностью. Самое главное — Хенджин весь, от головы до пят, принадлежит ему. — Ты Джисон, верно? — Феликс старается разбавить накал страстей своим дружелюбием. — Я много слышал о тебе. — Правда? Минхо рассказывал? — Ох, да. Он многое рассказывал, — недовольно бубнит Сынмин, за что получает предупреждающий взгляд от Чонина. Что на него вообще нашло? Йенни ненавидит конфликты, и на своем празднике явно не хочет их видеть. — Как поживал, Минхо? Мы думали, ты решил нас игнорировать до конца своих дней. — Сынмин! — Чонин уже напрямую показывает недовольство. Радость от приезда родного человека постепенно омрачается реальностью. Йенни лучше всех знал Минхо и, как бы это ни было больно осознавать, этот альфа заявился явно не для поздравлений или проведения свадьбы. — Нет, все в порядке. В моей жизни явно должно было многое измениться, раз я решил жениться, — спокойный размеренный тон Минхо раздражает Хенджина и доводит до белого каления. Будь он не настолько сдержан, придушил бы на месте. Какого черта он явился и ведет себя так, словно всем интересно это слушать? Ладно, возможно кому-то и интересно. Просто. Так. Бесит. — И что же изменилось? Измены прекратились? — Сынмин не мог успокоиться. Чонин сумел найти только одно объяснение подобным выпадам: для Кима то, что сотворил Минхо, было личным оскорблением, потому что именно он находился рядом с Джинни в самые тяжелые моменты на протяжении трех лет. Хо на мгновение замирает, но затем обратно натягивает притворную и насмешливую улыбку. — Нет, просто решил, раз люблю, значит пора, — Хенджину вновь больно. Просто заткнись, Минхо. Закрой рот и больше не открывай. Уйди. Испарись. Исчезни. — Какая любовь? Ты любишь исключительно себя, — Сынмин делает глоток холодного шампанского из бокала. — Как романтично, — бубнит Чанбин, который старался оставаться в стороне от этой драмы, но не смог сдержаться от количества яда. В это время за стол ставят горячее, состоящие из одних деликатесов разнообразных кухонь. Улитки, паста, салаты, на первый взгляд состоящие из одной зелени. Минхек, видимо, ярый фанат зарубежных блюд. — Малыш, надо поесть. Ты пообещал, что покушаешь здесь, — Чан шепчет в ухо, опаляя горячим дыханием ухо Джинни, и он шумно сглатывает. Его тошнит, какая еда? — Я не хочу, — также тихо, чтобы услышал только супруг, отвечает Хван. Бан игнорирует его нежелание и пододвигает одну из тарелок с какой-то пастой, накручивая на вилку с ложкой спагетти. Минхо с интересом наблюдает за происходящим. Его это настораживает. — Ты Хенджин, верно? — а за вот эту выходку Ли прибьет Джисона после завершения вечера. Условия были обговорены — не лезть к нему ни в коем случае, и Минхо соврет, если скажет, что не ожидал подобной подлянки от парня. Джинни, ошарашенный тем, что Джисон обращается именно к нему, нервно прикусывает губу, коротко кивает в ответ. — Вы такая прекрасная пара, глаз просто от вас не отвести! Да, любимый? — тошнота новой волной подступает к горлу Хвана. Омега гладит волосы Минхо с такой нежностью, что неудобно становится даже тактильному Феликсу. — Спасибо. Вы тоже… хорошо смотритесь, — кто бы знал, с каким трудом эти слова дались брюнету. — Ты похудел. Почему ты не кушаешь? — как гром среди ясного неба звучит со стороны Минхо, и Бан Чан готов перелезть через стол и вцепиться в глотку брата. Какого черта? Ему, блять, какая разница? Хенджин в ступоре. Таращится на альфу, не понимая, к чему задан этот откровенно слишком личный вопрос. — Я кушаю. — Ты не притронулся к еде. — Аппетита нет. — И почему же? — Какая разница? — словесная перепалка происходит слишком быстро, и Минхо довольно улыбается. Все-таки вызвал реакцию. Обратил его внимание на себя. Проник в его сознание, зацепил и задержал взгляд. Этот нежный вид, невинные, почти детские глазки, возмущенно поджатые пухлые губы… Желание прикоснуться к ним обжигает конечности. У Минхо начинает кипеть кровь, и поднимается давление. Изголодавшийся внутренний зверь скулит от тоски по этому парню, яд по венам разрастается все стремительнее. Ли при всем желании не удается скрыть этот маниакальный блеск во взгляде, которым он пожирает мальчишку. Блядски красив. — Никакой. Чан, тяжело позаботиться о своей омеге как следует? — Хо издевался и язвил. С самого начала, с самой первой фразы Хенджин это ясно понял. Но шутить с Чаном в моменты, когда он не в настроении — опасная игра с огнем, и драки ему уж точно не хотелось. Феликс, пребывая в непередаваемом шоке, смотрит то на одного брата, то на другого. Чонин адски боится перехода издевок в более серьезную стычку, а Чанбину стало даже интересно, чем это закончится на этот раз. — Я не встречал человека лучше, чем Чан. Его забота настолько велика, что он держит себя в руках прямо сейчас только из уважения ко мне, — Джинни деликатно берет большую ладонь мужа в свою, и внутри Минхо переворачивается абсолютно все. «Пытаешься разозлить меня, Джинни? Ничего, я выбью эту блядскую привычку вызывать мою ревность». — Минхо, полагаю у нас будет еще одна возможность пообщаться как следует, — это прямая угроза, и Бан не собирается скрывать свои намерения. — Я думаю, нам всем не стоит устраивать цирк в такой вечер, — щебечет Джисон, стараясь унять разразившийся гнев своего альфы. Как же унизительно себя сейчас чувствовал этот омега, всем нутром Джи уже ненавидел и презирал Хенджина. Но до ушей Ли не доносится ни один звук. Всё, чем он был занят — ебучая рука Чана поверх ладони Хвана. Внутренний демон Минхо наконец точно пробудился. — На сколько ты приехал, Хо? — голос Чонина, поникший и расстроенный, звучит где-то слева и, наконец, выводит Ли из транса. — Навсегда, у меня ведь здесь бизнес, как никак… — У тебя доля ресторана в Сеуле, ни больше ни меньше, — безразлично, с самым невозмутимым видом перебивает Бан, прожевывая курицу в сливочном соусе. — Половина моя, половина твоя. Отец всегда так справедлив, — с толикой сарказма парирует Минхо, расстегивая верхние пуговицы белоснежной рубашки в обтяг. На самом деле, ему просто было душно, но это действие вызвало неожиданный импульс со стороны Хенджина в виде шлейфа ароматов, который смог почувствовать только он. Это ощущалось на уровне инстинктов. Альфа понятия не имел, что за гадкий запах химии и фармацевтики от него исходит, но даже это не помогло скрыть феромоны легкого возбуждения. Минхо замер. Интересненько. Сидеть, доказывать с пеной у рта, какой у тебя ебический супруг, чтобы заводиться от малейшего движения другого мужчины? Он излишне внимательно разглядывает покрасневшего Хенджина, который только и делает, что суетливо поправляет воротник и безостановочно облизывает соблазнительные губы. От былых уверенности и дерзости не осталось и следа на прекрасном лице. Джин выглядит как растерянный ребенок. Черт. Ему лучше прекратить, иначе Минхо наплюет на все приличия и поддастся животным инстинктам. — Половина больше не принадлежит мне. Я переписал Аск на Джинни, — Ли удивленно вскидывает брови. Вот оно как? Значит теперь он и Хван совладельцы? Какой все-таки Чан заботливый и прекрасный муж. — Ну, получается, все рабочие моменты теперь я решаю с тобой, Джинни, — на последнем слове особенно ярко чувствовались вся отрава и абсурд происходящего. Минхо манипулирует, играет, ему весело. Он просто питается этими эмоциями. — О каких рабочих моментах ты говоришь? Ты был в этом ресторане месяца два! Ни одна вона не принадлежит тебе… — Кристофер! Подойди, — звучит смертный приговор Хенджина откуда то с центра зала. Минхек, увлеченно обсуждающий деловые моменты с партнерами, каким-то образом заметил перепалку братьев и настойчиво зовет старшего наследника. Чан часто дышит, его шея покрылась багровыми пятнами от гнева, на локтях стали выступать вены от нервов и повышенного давления. Он извиняется перед Джинни, с немой просьбой присмотреть за обстановкой смотрит на Чанбина, и уходит только после того, как Бин кивает в ответ. Минхо ликует. Хотя бы пару минут можно провести в компании без этого кретина. Феликс нервно теребит нижнюю губу пальцами, пытаясь разгадать, как у Хенджина получается держать себя в руках. Особенно сейчас, оставшись без альфы, омега был особенно уязвим. Джисон старается отвлекаться на еду, трапезничать начинают все. Кроме Хенджина и Ли. — Передайте соль, — ледяным голосом требует Сынмин, которому разрушили все праздничное и трепетное настроение. Хенджин тянется за солонкой, но через секунду как ошпаренный отдергивает руку обратно. С противоположной стороны Минхо, чьи пальцы пылали от соприкосновения, часто моргает и не двигается. Хван неожиданно для всех резко вскакивает, с громким звуком роняя серебряные приборы на белоснежную плитку. Половина гостей ресторана оборачивается на посторонний шум. — Я…я… мне нужно выйти. Резкая, режущая, приступообразная боль пронизывает низ живота. Каждый шаг сопровождается мучениями. В районе паха начинает зудеть, нижнее белье мокреет, и Хенджин готов сам себя избить за абсолютно неуместную реакцию собственного тела. В этот раз хватило одного прикосновения, чтобы началась течка. Как же. Блять. Плохо. Это. Выглядит. Ему так стыдно не было очень давно. Перед всеми просто позорно поджать хвост и убежать. Браво, Хенджин. Йенни и Сынмин, должно быть, жалеют, что пригласили его. Он не помнит, как дошел до уборной, но скручивается над умывальником и практически разрывает свой пиджак, оголяя торс и грудь. Тело бьется в агонии. Хенджин открывает кран холодной воды и, набирая в ладони жидкость, брызгает на лицо, дабы хоть на немного протрезветь и остыть. Всё плывет пуще прежнего. Когда входная дверь открывается, омега чувствует жуткое облегчение и спасение в виде верного друга, даже не оборачиваясь говорит: — Феликс, пожалуйста, позови Чана. У меня, кажется, началась течка, — бубнит полушепотом, измотанным, уставшим голосом Хван и недоумевает, когда в ответ не слышит абсолютно ничего. Осознание приходит кувалдой по голове, внедряясь навязчивым, непередаваемо болючим уколом прямиком в вены. — Ты… — Выйди отсюда.