Лунный кот

Лини колебался. Сестра вертела шпильку в руках, внимательно исследовала грань за гранью на предмет игл и жучков. Но она выглядела самой обыкновенной: не слишком дорогой, не слишком дешёвой с мало приметным дизайном. Его составлял кролик и луна, россыпь ограненного стекла. Мило, достаточно привлекательно. Он боялся оскорбить их достатком, поэтому выбрал что-то грубо среднее? Линетт вернула украшение в трепетные руки брата, он тут же уладил его в волосы, впрочем, спрятал под шляпой. Это было не для всех, это было для него. — Налаживаешь связи? — она почти усмехнулась, складывая руки на груди. Юноша только понуро склонил голову. — Через сколько встреча? — Несколько... два дня, — Лини споткнулся, припоминая в точности секретное письмо к «Отцу». Два дня. Жалкое время. — Полных? — Линетт отошла к тумбочке, зашуршала чем-то. Они готовились мало, потому что мало что могли, больше настраивались сугубо морально. — Полных, — выдохнул скупо, потёр, хмурясь, переносицу. — Пакостно, — она выудила пакетик с чайными листьями, выпрямилась в полный рост, переводя дыхание. От этой встречи зависит слишком многое. — Что с пророчеством? — Уровень воды поднимается, не знаю насколько точно, — Лини осел на край постели. — Ты сможешь выведать? — намекала на личность вполне определённую, брат сомкнул веки. — Ты знаешь, что я не хочу... так. — Но спросишь? Если не ответит, так тому и быть, — чиркнула спичкой, поднося к газете. Затем закинула горящую бумагу в металлический ящик — их импровизированную плиту. Герцог разрешил, потому что гореть здесь физически нечему: кровати, пол и стены из сплавов железа. Белью и одежде разве что, но убытки не велики. Линетт поправила колющиеся гетры, поставила замасленный чайник поверх решётки. Это всё работа Фремине: он вытачивал отверстие и прутья, которые приплавил под наблюдением сам Лини. Пришлось просить свой глаз бога, но за этим экспериментом всем было так любопытно понаблюдать, что герцог опять позволил. Девушка приложила руки к лицу, растирая кожу. Близился ужин, смена отработана, Фремине бродит по тюрьме, выуживая новую информацию. Всё, казалось бы, идёт своим чередом и беспокоиться не о чем, но интуиция обгладывала кости, причиняя тупую непрекращающуюся боль. — Лини, — она села рядом, не смотря на него, положила руку на колено, крепко сжала. — Я поддержу тебя во всём. Брат молча кивнул, пряча глаза, накрыл её своей ладонью. Кожа к коже, привычное тепло и горечь на кончике языка, урчит в животе от накопившегося голода. — Пусть он, думай о хорошем, — Линетт продолжала, шумно сглотнув ком в горле. — Сильный, сможет защитить тебя. Нас. — Нас, — качнул согласно головой, облизнул нервно губы, высказывая скромное, но гложущее его давно предположение. — Он знает о пророчестве, не знаю верит или нет, но готовится... его кабинет построен особенным образом. У меня было время заметить, только... Юноша в расстройстве тёр глаза до красноты, Линетт вскоре отняла его руки от лица, перекладывая их себе на колени, заглянула в лицо. — Не разобрал, извини, совсем размяк. Фремине бы сразу понял и ты... Линетт крепко прижала брата к себе, объятия сомкнулись капканом. Позволила времени течь, пропустила с сотню песчинок сквозь пальцы, прежде чем начала говорить. — Я знаю любовь, — переплетались пальцы. Ближе. Нужно быть ближе, их сердца стучат в унисон. Роднее существа не сыскать во всём Тейвате. — Знаю, Лини. Но мы родились рука об руку, это в один ряд ни за что не поставишь. Он другой, чужой. Лини гулко шмыгнул носом, повержено пряча дрожащие губы и влажные глаза в основании шеи сестры, уронил скомканное: — Помню. — И всё таки ты его очень любишь, так убивался, — пальцы забрались в волосы, сбросили шляпу в одно движение, как последний оплот, оголили чистокровную истину. Линетт перебирала их, сама не замечая, не помня, когда зародилась эта глуповато милая привычка. Отпускало натяжение нервов, никто не был против. Она добиралась до кожи головы, массировала, порой расплетая распушённые косички, собиралась с мыслями. — Я не хочу отбирать у тебя его, запрещать. Ты ведь послушаешь, если?.. — Да, — семья была не то что на первом месте, она возвышалась над всем миром по значению. Там намёка на выбор не виднелось. — Ты уже не ребёнок, я сама иногда не могу сойтись с этой мыслью, — она хмыкнула, прижимаясь к кромке волос губами, оставляя поистине материнский поцелуй. Лини скребнул ногтями по подолу шерстяной юбки. — Так что попробуй. Я буду рядом при случае, в общем-то, не думаю, что он посмеет. — Мы взаимно боимся использовать друг друга, — подобие усмешки украсило губы и быстро отлипло криво приклеенной маской. Лини зарылся носом в изгиб плеча, втягивая родной запах. — Я с тобой говорю, как будто смогу противостоять, а только вижу его и... — Это именно то, о чём предупреждал «Отец», — Линетт продолжала гладить по сокрушённой голове. — Ведь ты намекнула? — О таком нельзя молчать. Не скажу я, он сам всё поймёт при первой же встрече. Не говори, что хотел бы. — Где-то глубоко, наверное, — Лини поставил подбородок на её аккуратное плечо, распущенные локоны прилипли к исписанным слезами щекам. — Мне стыдно. — За то что это герцог или вообще-вообще? — Вообще... кажется, что я всех подвожу своей этой любовью, — он снова спрятался, жмурясь, пытаясь не допустить очередного срыва. — Почему, Лини? — «Почему» или «как»? — повернул голову так, что мутный взгляд упирался в сестринский профиль. Острая скула, впалые щёки от детской нищеты, шея тонкая, взгляд холодный, проницательный. — Никак, — серьёзно возразила Линнет, на секунду останавливая мерное перебирание прядей. — Пока ты только расположил его, причём ко всем нам. Девушка крупно вздрогнула, уловив первые ноты раздирающе громкого свиста. Лини быстро отстранился, падая на руки, а она вскочила, подлетая в момент к чайнику. Из соседней камеры уже жаловались на них из-за шума, правда, заметив, что к ним герцог захаживает, поумерили свой пыл, однако Линетт не была намерена провоцировать новые ссоры. Брякают две жестяные кружки, шипит кипяток. Лини сползает к краю постели, поднимается не с первого раза ровно. Он помогает заварить чайные листья, что практически контрабандой доставляли до них. Здесь продавали только паршивые пакетики, в которых труха, перемешанная с древесными опилками. Пойло отменное, все предпочитали алкоголь. За ним герцог следил скрупулёзно, хотя и драгоценностей, излишеств обычно не допускал, но мог пару раз глаза прикрыть. Лини убеждал его в нескольких светских разговорах, что чай необходим людям здесь, что можно было бы наладить поставки, в том числе в купонную столовую. Организовать канистру с постоянным нагревом, чтобы был кипяток. Ризли слушал, совершенно искренне кивал и в конце поблагодарил за предложение. Он обустраивал всё здесь умеренно, но с явной заботой о людях. О своих людях. Щемило в груди, пальцы вновь смыкались на кружке. Лини тоже «свой»? Но ведь он ближе, до сердца далеко ещё, а в голове засел, во снах навещал порой. Кто он? Любовник, мимолетное увлечение или нечто серьёзнее, крепче? Нужно спросить. Герцог обещал ему хотя бы честность, если не откровенность. Он ответит. Чего-чего, а лукавства в Ризли не водилось. Линетт проводит кончиками пальцев по ладони, привлекает вновь к себе. Уловив взгляд, мягко спрашивает: — Ты думаешь о нём? Отпираться незачем, он кротко кивает, уводя глаза куда-то вниз, в забытье. — Нам нужно продолжить разговор, — она сидит рядом, Лини чувствует привычную прохладу, горячее сердце в груди, что уверенно отбивает ритм жизни. Им правда нужно, но так не хочется соглашаться. Юноша прячется за струйками пара, обжигает язык о крашенный кипяток. Терпко и немного бодрит. Он прикрывает глаза от удовольствия, прокатывая вкус по рецепторам на языке. Схема стоила того — без чая они бы долго не протянули. — Я знаю, милая Линнет, — брат щурится по-любовному и осторожно чмокает её во вздёрнутый кончик носа. Девушка только фыркает, убирая салфеткой влажность с кожи. — Не думай, что отделаешься от меня нежностями, — картинно складывает руки на груди и голову наклоняет, смотря грозно исподлобья. — Что ты, что ты, — Лини ухмыляется, но лишь секунду. — Ты права. Вздох разрезает застоявшийся воздух, иллюзионист ловко лепит из оставшихся сил цельный кусок. — Я поговорю с ним. Не думаю, что он верит, будто вся информация остаётся только у меня. Дозирует, зная, что... донесу, не захочу скрывать. Он в курсе кто мы, — Линетт коротко сглатывает. Нет, разумеется, она знала, но знать и слышать — две разные вещи. — Дойдёт до «Отца», вопрос времени, — девушка отводит взгляд, смыкая руки на кружке, пока Лини отпивает немного, чтобы смочить горло. Ему тяжело даётся этот разрыв. Первая любовь и... вот такая. — Да, герцог ведь всё понимает, — Лини трёт у переносицы, отчаянно жмурясь, дыша прерывисто через рот. — Нет смысла... что расскажет, то же узнаешь и ты. Это всё, что я могу дать, я не полезу в его документы и... душу. — Ты уже там, — Линетт усмехнулась, накручивая локон на палец. — Линетт! — Я помню, как меня зовут, Лини. Как помню твоё имя от рождения, — она строго взглянула глаза в глаза, впрочем, почти мгновенно смягчилась, поглаживая его по щеке. — Ты обещал зайти после ужина? — Да... но я не обещал, меня как обычно поставили перед фактом, — юноша серьёзно фыркнул, выражая всю горечь задетой гордости. — Снова поручение? Ты отлично справился, он непременно повесит на тебя ещё что-то. Ведь это была проверка? — Я сам не уверен, он только хвалил, а после... — Лини нахмурился, как будто припоминал недавние события. Он знал отлично, что случилось потом, но всё подбирал формулировку помягче. — Мы повздорили немного. — Так шпилькой он извинялся? — Линетт вскинула брови. — Что ж ты сразу не сказал, я так лазила... — Ничего, это всё ещё герцог Ризли, про которого известны только имя и должность. Имя и то не всем. Девушка в задумчивости медленно кивнула, выражаясь искренне: — Я немного забываюсь от твоих рассказов. Дурно. — Я об этом же... — Лини прикусил кончик пальца, как бы приводя себя в чувства, — мне кажется, что он не лжёт... я почти уверен. Всё взаимно. — Так вы? — Линетт развернулась к нему, крепко схватив за плечи. — Он ничего с тобой не сделал? — Нет, нет, Архонты, нет! — замотал головой, раскрасневшись от предположения сестры. Распущенные пряди облепили лицо, юноша пристыженно опустил голову. — Только поцелуй... — Вот это дела, — сестра отпустила его, за её взглядом не уследишь, мысли витали далеко. — И ни слова мне... — Да я, — Лини растерянно развёл руками, — сам едва что-то понял. — Больше ничего? — она смотрела глубоко и холодно, чтобы поймать самое мимолётное промедление, но юноша степенно покачал головой. — Больше ничего. — Значит это взаимно, — Линетт рассеянно кивнула сама себе пару раз, — хорошо, очень хорошо. Ты больше не будешь так убиваться? — Только если чуть-чуть, — он усмехнулся краешком губ. — Я буду рассказывать тебе, правда, не злись, пожалуйста. Юноша прижался к сестре совсем как в детстве, когда они согревали друга друга теплом тела и дыханием. Он помнил гнилостный сладковатый запах забегаловок, шумные разговоры и дрожь. Помнил хорошо и обнимал её крепче. — Пока мне нечего сформулировать, всё запутано, тяжело, — Лини осторожно положил голову на плечо, Линетт по привычке вплела тонкие пальцы в волосы. — Я беспокоюсь, — скользкий взгляд был опущен, задержался на жалкие секунды, прежде чем она закрыла глаза, скрывая обилие пролетающих мыслей. — Вдруг он сломает тебя, а я сидела здесь и ничего не могла. — Кто кого сломает, — юноша злостно хмыкнул, больше храбрясь, чем действительно считая так. — Лини, не играй с огнём, как ты любишь, — когда Линетт становилась ласковой, дело дрянь. — Он опасен: сожрёт нас всех, косточек не оставит. Не играй. — Не буду, не буду я, — набрать воздуха в лёгкие и порционно выпустить. — Он меня любит. — До конца неясно. — Мне тебе расписку принести? — сестра подняла такой взгляд на отстранившегося Лини, что он невольно приник обратно. — Ладно, не смотри так. Я буду осторожен. Девушка заметно успокоилась этим, продлила поглаживания, продолжая бесконечно рефлексировать. Брат, разморённый и заметно уставший, предвидел давно: — Ты сейчас скажешь, что он мне совсем не подходит. — Не так, но роль больно неудобная... — Линетт нахмурилась, прижимая его ближе, будто герцог прямо сейчас силился вырвать любимого Лини из её рук. — Но в этом и свои плюсы есть. Юноша аж голову приподнял, смотрел вопросительно, ожидая привычно выверенных умозаключений. Она ошибалась редко, а если говорила, то была совершенно уверена. В каждом слове заключался неподдельный вес: к тихим прислушиваются особенно, так и Линетт рассекала лица откровенностью правды. — Это будет легко скрывать, на его личность едва ли удастся накопать даже малость, — девушка с красующейся полуулыбкой наблюдала за разгорающейся реакцией. Лини сначала раскрыл глаза, явно удивляясь, затем медленно кивнул каким-то своим мыслям и наконец широко улыбнулся. — А ты права! — Я всегда права, — не осталась в долгу Линетт, не скрывая приподнятого настроения. — А теперь нам пора в купонную столовую, время. Как по команде закричало оповещение, но Лини уже не мог сбить противный голос, хмурые лица или самый неудачный обед. За спиной раскрывались крылья, он спешил непонятно куда. Сестра едва поспевала за ним, крепко держась за руку. Перескочить пару степеней, залететь в заполненный лифт. Вверх! Только вверх, только к нему. Юноша умело лавирует в толпе, отбивая стройными ногами причудливый танец. Налево, направо, извиниться, протиснуться, пожаловаться на здоровье милой девушки позади него, что не расцепляла пальцев, иначе бы давно застряла в конце очереди. Вперёд! Лини ударяет ладонями о прилавок, стоящий за ним мужчина практически отшатывается: у мальчишки глаза горят напалмом, к губам прилипла улыбка едва не безумства. — Нам три порции и, — запускает руку в карман рабочих штанов, выуживая сложенный вчетверо листок, — ужин для герцога. — Вижу, — мужчина кивает спустя время, скрупулёзно рассматривая каллиграфический почерк. Боится подделки. — Ах, Лини, дружище! — кто-то ударяет по свиду хрупкому плечу. Названный оборачивается, не теряя славного расположения духа и широкой улыбки, пожимает руку здоровяку. — Ты опять по поручению? Это развевает любые сомнения местного повара, стражник лукаво щурится, скользя глазами к шпильке. Лини, проследив за направлением взгляда, неловко накрывает зайчика с луной, цокает — шляпу в спешке забыл. — Да, — юноша рассеянно улыбается, пытаясь свести тему к минимуму, но сестра сзади подливает масла в огонь. — А часто он? А то я за ужином совсем перестала его видеть, — ни намёка на наглую ухмылку, но Лини чувствует её в одном склонении головы. Чертовка. — Да, вот, бывает, — стражник так же уловил некоторое напряжение, — а ты всё с папкой бегал, где ж она? — Сдал, — Лини усмехнулся, вспоминая тяжесть купонов в руке после успешного выполнения миссии. Мужчина понятливо промычал. — Наверняка идёшь за новой, — с задором похлопал по спине, заставляя несчастного одной рукой вцепиться в прилавок, чтобы не упасть носом в пол от этих дружеских хлопков. Стражник был в авангарде Ризли, впрочем, чаще служил простым устрашением. Здесь принято опасаться особенно худых с острыми чертами лица: они пытали либо морально, либо вполне физически. Здоровяки лишь транспортировали. Но всё то — слухи. Лини не был уверен на их счёт, но он и в герцоге преступника не видел. Они пока даже про собственные чувства не поговорили, куда там до устройства тюрьмы, хотя ему было искренне любопытно: ведь это связано с Ризли. Про него неизвестно ни черта, что только разжигало желание залезть носом в прошлое и покопаться от души, разбирая прожжённые насквозь листы по полочкам. Линнет пихает локтем в бок задремавшего в мыслях брата, принимая несколько коробочек в руки: — Ты ведь поешь с ним? Лини растерялся на мгновение: указание было только занести и зайти после. Но он быстро кивнул, подхватывая целый поднос с серебряными столовыми приборами. Неловкость охватывает румянцем щёки. «Ну, он герцог, так положено», — юноша сглатывает, извиняясь беспрестанно на ходу перед всеми, кого невольно толкнул или задел сглаженным углом подноса. Вцепился в него обеими руками, стараясь не трясти лишний раз. Спешащая за ним Линнет, накинула сверху его скромную коробочку. — Приятного аппетита, — она смотрела из-под ресниц и намекала то-ли на откровенный разговор, то-ли припоминала обещание выведать свежую информацию. — И вам, — Лини закрылся от проницательного взгляда, тряхнув головой, так что пряди рассыпались по лицу, пришлось сдунуть парочку назад, чтобы видеть хоть что-то перед собой. — Передай Фремине, чтобы он сходил купить сладостей к чаю, купоны знаешь где. — У тебя нет других планов на них? — Линетт продолжала идти около, из основного потока они уже выбрались, впереди сверкали позолоченные двери кабинета. И почему они такие гигантские? Скорее всего основа заложена давно, Ризли скорее расскажет байку прошлого, потому что сам не знает наверняка. — Копить мне кажется сейчас бессмысленным, — честно сознался, склонив голову набок, лавируя между запоздалыми рабочими и стражниками на перерыве. — Они возможно и пригодятся потом, выслушаем, что скажет «Отец». А пока пусть Фремине купит шоколада и конфет, его это обрадует. Линетт не нашлась с возражениями, она сама была не прочь полакомиться, хотя они привычны отказывать себе во всём, но раз это для младшего брата... — Кажется, мы в край его разбалуем, — девушка усмехнулась по-доброму, без намёка на холодную строгость. — Мы уже, — Лини обернулся, улыбаясь откровенно, стиснул пальцами край подноса, едва не сгибая листок изящной лозы. — Разве это плохо? — Не знаю, не уверена, — к Линнет вернулся механический расчёт, — но мне не хотелось бы рушить его мечтательность, ребяческие черты. Я немного опасаюсь выпускать его в социум. — Но это необходимо, — здесь брат был непреклонен, — рано или поздно он повзрослеет, это неизбежно. Мы будем рядом, чтобы помочь и сохранить, как ты сказала, черты детства. Линнет размазано коснулась его плечом, прижалась крепко, выражая этим всё без лишних слов. Они охраняли Фремине, как своего самого родного, но отпускали в воду, где ему было так спокойно. Сестра первое время часы просиживала на берегу, наблюдая за водной гладью в ожидании знакомого шлема. Он всегда выходил, всегда возвращался и приникал к её трепетным беспокойным рукам. Лини стискивал их до боли порой, встряхивал поникшую девушку, хотя сам боялся до одури. За маской не было страхов, под ней только широкая улыбка и искусственный блеск. Со сцены подлинные бриллианты не сверкают, только битое стекло. Иллюзионист танцевал на нём, заигрывал с публикой, и ему было без разницы дворовые ли это мальчишки или высшее общество, его задорный запал сохранялся, только, может быть, с бедняками было привычнее, с руки. И всё же, они делали людей счастливыми. Пусть на мгновение, день, неделю или куда больше, но ценна единая секунда чужой радости, творимой собственными руками. Лини знал, Лини шептал напутствие сестре и оставлял ей на память свой огненный облик, отсвет шпильки в потрёпанных волосах. Стражники в четыре руки открывали для него двери. Интересно, Ризли поэтому так часто просит принести себе еду в кабинет? Или ему просто не хочется выходить, лишний раз показываться людям? Какую удобную должность он выбрал. Лини стоит ангелом в косых лучах от золотых створок, герцог задерживает взгляд и, кажется, дыхание. — Ужин, ваша светлость, — мальчишка улыбается фамильярно и покачивает бёдрами, пока идёт к столу. Знает, что на него смотрят. Оборачивается коротко, стреляя взглядом в застопорившихся стражников, что поспешно закрывают за ним двери. Змей-искуситель ставит расписной поднос на стол, Ризли смахивает бумаги в сторону, совершенно не заботясь о важных документах, чернильнице, которая угрожает расплыться кляксой по печатным буквам, взгляд прикован к нему. К Лини. — Разрешите составить вам компанию за трапезой? — он специально говорит так, тянет сладковато гласные и чуть приглушает голос, делая его на тон ниже. Проникновенный, почти шепчущий, наклоняется ниже, позволяя рассмотреть себя подробнее, заметить шпильку в волосах. — Конечно, — Ризли выдыхает едва слышно. Дыхание спирает, сердце бьётся где-то в глотке.