***
— Левее, ещё левее, — командирским тоном руководит Чонин, уперев руки в бока. — Поменьше левее надо было, теперь чуть правее. Вот! Клёво! Феликс, исколов все руки острыми иголками, наконец-то выдыхает. В большом зале теперь красуется пушистая ёлка, капая на паркет растаявшим в тепле снегом. Её поставили в большой горшок, в котором заодно спряталось чёрное пятно после энергетического шара. — Так приятно пахнет, — жмурится на диване Хёнджин, болтая кровь в бокале на высокой ножке. Он вообще про ёлку сейчас или свой перекус? Звонко хлопнув в ладоши, Чонин расплывается в широкой улыбке: — А теперь ставим музыку и будем украшать! Феликс тяжело вздыхает и входит в тень, чтобы за мгновение переместиться к Хёнджину на диван. На сегодня он находился, теперь можно и способностями воспользоваться. Он устраивает ноги на бёдрах Хёнджина, который тут же кладёт сверху ладонь, и скептически смотрит, как Чонин копается в стеллаже с пластинками. У них целая коллекция. Её начали собирать ещё с момента, как появились виниловые проигрыватели, так что пластинок там неимоверное количество. Половину даже не трогали, так что часть так и лежит запакованной. Но Феликсу нравится периодически включать музыку — вот с этим люди точно не прогадали — и слушать вечерами, когда они с Хёнджином играют в карты или читают. Однажды танцевали: Хёнджину вспомнились балы и он потащил Феликса в центр зала. Правда Феликсовы руки быстро сползли на его задницу, и вальс так и остался незавершённым. — Во! — Чонин резко подскакивает с пластинкой в руках. — Это подойдёт, — повертев головой по сторонам, он находит проигрыватель, а потом замирает: — Только я не знаю, как включать эту древнюю штуку. Вы такие же древние, включите, а. — Хёнджин-а, сожри его, будь добр, — Феликс откидывает голову на подушку. Вот обязательно надо возраст припоминать? Это только им с Хёнджином можно подкалывать друг друга! На правах стариков, так сказать. — Меня нельзя жрать, я хороший. С довольной лыбой, Чонин вручает пластинку подошедшему Хёнджину. — Синатра? Ты что, знаешь уважаемого Фрэнка? — с удивлением спрашивает тот, повертев в руках картонную упаковку. — В детдоме включали. Он такой новогодний, так что запомнилось. По залу с тихим шорохом, присущим только виниловым проигрывателям, разносится Let it snow. Чонин при первых же звуках начинает танцевать, подхватывает под руки Хёнджина, который сначала тупит в растерянности, и делает пару кругов по ковру возле камина. Долго так не продолжается. Оставив в покое Хёнджина, Чонин куда-то убегает. — Интересно, что пацан задумал, — бормочет Феликс, вертя в руке бокал Хёнджина. — Дерево же чем-то украшают, а нам что на него вешать? Хёнджин жмёт плечами и усаживается рядом, перекладывая ноги Феликса на себя. — У него точно есть какой-то план. В этом однозначно никаких сомнений. Мелкий — деятельный парень. Когда вырастет, однозначно далеко пойдёт, он же уже сейчас умудряется проворачивать всё с выгодой для самого себя. Чонин возвращается с большой коробкой в руках; удивительно что он вообще видит, куда идёт. Содержимое коробки позвякивает, когда он осторожно ставит её возле ёлки. Там стекляшки, что ли? Феликс с любопытством наблюдает, как Чонин воодушевлённо суёт свой нос внутрь коробки и достаёт оттуда большой красный шар, поблёскивающий в свете горящего камина. Ясно, пацан где-то достал украшения. Всё-то у него схвачено. — Давайте украсим ёлку все вместе! — зовёт Чонин, едва ли не подпрыгивая от нетерпения, и вешает шар на ветку. Хёнджин, улыбнувшись, присоединяется к нему. На дереве постепенно появляются разноцветные игрушки: шары, снежинки, банты, лошадки. Сам Феликс не спешит поднимать задницу с нагретого места. Ему и тут хорошо: на весь зал звучит голос Синатры, отличный обзор на статную фигуру Хёнджина, удобный диван. Чего ещё надо? Но Чонин явно считает иначе: он закатывает глаза, оставляет в коробке очередной шарик и, подбежав, тянет Феликса за руку. Феликс сначала сопротивляется, но грозный взгляд Хёнджина не оставляет выбора. Повесив на свободное место стеклянную конфету, Феликс хмыкает: — Мелкий, знаешь, как раньше украшали ёлки? Очень, о-о-очень давно. Слышится чуть различимое: «О нет», от Хёнджина. — Не знаю, — глаза Чонина светятся любопытством. — Расскажи! Выудив золотистую лошадку, Феликс облизывает клыки: — Был такой народ — кельты. Они верили, что в ёлках живёт лесной дух, поэтому хотели его задобрить и попросить благословения, — прицепив игрушку на ветку, тянется за другой. — Так вот, кельтские друиды для этого ходили в лес, искали ёлку и развешивали на ней подношения. — У них были игрушки? — Чонин тянется повесить синюю снежинку, не достаёт и вручает Хёнджину, который запросто вешает её наверху. — Ага, — фыркает Феликс, — ещё какие. Друиды украшали ёлки орехами, фруктами, сладостями. А чтобы лесной дух вообще поплыл от счастья, ещё кишки, почки, сердца и печень. Вот это я понимаю — рождественская ёлочка! Чонин замирает с распахнутыми глазами и открытым ртом. Песня заканчивается: в тишине слышится треск огня в камине, смешок Феликса, недовольное сопение Хёнджина. Следом начинает играть Jingle Bells. — А где они их брали? — уточняет Чонин, отмерев. Кажется, информация его не обеспокоила, только разбудила ещё больше любопытства. Феликс жмёт плечами и расплывается в улыбке: — Наверное потрошили животных. А, может, и не животных, не знаю, я за кельтами не подглядывал. — Ого. А демоны ёлки украшают? Чем? Под рассказы, перемежающиеся тихими вздохами Хёнджина, дерево постепенно начинает сиять самыми разнообразными красками. Места на ветках остаётся всё меньше, а игрушки в коробке так и не заканчиваются. Феликс никогда не думал, что когда-нибудь в своей бессмертной жизни будет заниматься вот этим. Им с Хёнджином не пришло бы в голову задабривать лесных духов или приветствовать новорождённого Иисуса. Но, кажется, что-то необычно умиротворяющее есть в украшательствах ёлки. Даже проскакивает мысль, что они втроём становятся ближе. С Хёнджином он и так ближе некуда, но с ними теперь вертлявый пацан, который носится вокруг дерева с неуёмной энергией и заражает ею всех вокруг. Может, мелкий действительно приживётся в замке? Может, его правда не хватало для полноты картины? Феликс не может жаловаться на жизнь до появления Чонина. Всё было прекрасно — большего и желать не нужно. Только с ним дни становятся насыщеннее. Возникает больше суматохи, размеренность превращается в хаос. Чонин тащит к ним много человеческого: начиная от каких-то предметов быта и заканчивая привычками. Например, в кровавой диете Хёнджина стали появлятся сладости, что так любят люди. Конечно, это никогда не будет полноценной едой для него, тут только первая отрицательная и справится, но он с явным удовольствием радует свои вкусовые рецепторы разными пирожными. Феликсу нравится видеть довольного Хёнджина. Феликс цепляет ярко-синий шар на ветку, но Хёнджин его тут же снимает и шумно выдыхает. — Вот куда ты его вешаешь? — возмущается он. — Рядом уже есть синий. — Он на другой ветке, — выгибает бровь Феликс. — А она совсем близко! — Да какая разница? — Большая! Цвета должны сочетаться! — Синий сочетается с синим. — А ну тихо! Зыркнув на нарушителей спокойствия, Чонин вешает на свободное место белый шар, отбирает у Хёнджина синий и размещает его где-то внизу. Закатив глаза, Феликс отступает в тень и в следующую секунду оказывается на диване. Всё равно уже места для игрушек не осталось. Чонин развешивает последние украшения, и что-то щёлкает: ёлка начинает мерцать золотистыми огоньками, которые то быстро мигают, то переливаются один за другим. Стоит признать — выглядит красиво. А Феликс за свою длинную жизнь научился ценить красоту. Рядом поражённо замирает Хёнджин. — Ой, пирог! Внезапно подорвавшись, Чонин уносится в кухню. Про духовку все умудрились забыть, пока возились с ёлкой. Цапнув Хёнджина под руку, Феликс быстро идёт следом: вдруг там помимо пирога надо спасать и всю кухню из-за этих кулинарных экспериментов? Но всё обходится. Водрузив форму на стол, Чонин придирчиво рассматривает румяную корочку пирога. Хёнджин принюхивается и подходит ближе. Облизнувшись, тычет пальцем в корочку и, моментально получив полотенцем по руке, шипит, оголяя клыки. Кажется, он окончательно подсел на сладкое и выпечку. Феликс тихо хрюкает от смеха. — Его ещё два дня пропитывать, — строго говорит Чонин. — Терпи. Обиженно буркнув, Хёнджин притирается к Феликсову боку, и тот обнимает его за талию. Чонин, тем временем, из какого-то ящика достаёт бутылку. Прищуривщись, Феликс узнаёт в ней белый ром. Это ещё что? — Э, мелкий, ты что удумал! — подскочив, Феликс отбирает алкоголь. — Не вырос ещё, чтобы такое пить, — поглядев на этикетку, хмыкает: — А вот нам с Хёнджином подойдёт. Фыркнув, Чонин обхватывает горлышко бутылки и тянет на себя: — Не собираюсь я ничего пить, это для пропитки, — тянет сильнее, но Феликс лишь крепче сжимает пальцы, и тот цепляется обеими руками: — Да отдай ты! Ни капли в рот, честное слово. Феликс сужает глаза и сканирует его взглядом. Ладно, пацан всё-таки не дурак, в двенадцать лет заливаться ромом не станет, а вот то, что им с Хёнджином скорее всего не перепадёт — обидно. Он отпускает бутылку и легонько щёлкает Чонина по лбу.***
Феликс преспокойненько идёт в сторону спальни, когда на него из-за угла вылетает Хёнджин, сверкая ярко-красными глазами. Моментально подобравшись, Феликс сгребает его в охапку и утягивает в ближайшую нишу, чтобы защитить от возможной опасности. На задворках разума мелькает мысль, что это бред собачий. В их замке безопаснее некуда, но он всё равно непонятно зачем прикрывает пискнувшего от неожиданности Хёнджина. Не то чтобы тот не способен защититься самостоятельно — на самом деле, более чем — только тело реагирует быстрее сознания. — Что происходит? — шепчет, осторожно выглядывая из ниши. — Катастрофа, Феликс! — взмахивает руками Хёнджин. Да что такое-то! Феликс напрягается сильнее. Картинка перед ним становится в разы чётче — верный признак того, что глаза начали полыхать адскими огнями. — Я видел, как Чонин готовил для нас подарки, а у нас для него ничего нет! Феликс открывает рот и захлопывает его обратно. Тьфу ты, блин. То есть дело просто в подарках? Ладно, вообще-то он о них даже не подумал и уверен, что Хёнджин тоже. — У нас ещё день в запасе, — тараторит Хёнджин, вцепившись в Феликсовы плечи. — План такой: я отвлекаю Чонина, ты идёшь в город за подарком. — Чего это я в город? — Боюсь, если оставлю вас вдвоём, ты расскажешь ему о священной инквизиции во всех подробностях. Феликс прикусывает губу. Вообще, были такие планы, только теперь погружению в исторические события явно не суждено сбыться — Хёнджин точно отгрызёт ему голову. В городе люди украсили здания и деревья светящимися мягким жёлтым светом гирляндами — огоньки красиво отражаются на белом снегу, отчего он тоже сияет. По улицам шагают улыбчивые жители, доносится рождественская музыка, повсюду стоят фигурки оленей и Санты. Феликс цыкает и закатывает глаза. Почему люди верят в этого бородатого деда в красном полушубке? Ужас какой-то. Ещё бы знать, что дарить Чонину… Феликс жалеет, что перед выходом не залез к нему в разум. Придётся справляться своими силами. Может, ритуальный кинжал? Толкнув дверь в огромное здание, которое, судя по надписи, называется «торговый центр», Феликс еле сдерживает недовольное шипение. Тут просто кошмарные толпы, а он слишком выделяется, и многие недоумённо косятся. Дело решается заклинанием на древнем языке: теперь Феликс для всех незаметен. Чуть дальше по холлу небольшая сцена, на ней деревянные сани с еловыми ветками, а рядом сидит очередной Санта. К нему по очереди подходят дети, садятся на колени и что-то рассказывают, пока Санта кивает. Ну и бред. Покачав головой, Феликс заходит в магазин, полный одежды. Он придирчиво разглядывает ассортимент, пока взгляд не останавливается на свитере с каким-то дурацким оленем. Подходит. Закинув свитер на плечо, Феликс выходит из магазина. Хватит этого в качестве подарка или нужно что-то ещё? Наверное, нужно. Что ж так сложно-то! У Феликса никогда не было опыта выбора подарков для людей двенадцати лет. Он останавливается на самой простой стратегии: взять всё, что в теории может понравиться или пригодиться Чонину. Так что спустя время в руках оказывается куча пакетов, набитых всякой всячиной. Даже для Хёнджина припас подарок. Хотя, тут как посмотреть — для самого Феликса это в какой-то степени тоже станет подарком. По пути к выходу он вновь натыкается на Санту: тот что-то говорит ребёнку, сидящему на его коленях. Феликс закатывает глаза: сплошная показуха, ещё и детям врут о существовании сверхъестественного старика. Санта вручает большую подарочную коробку ребёнку, который аж подпрыгивает от радости, и отправляет его к ожидающим родителям. Феликс сначала делает шаг в сторону, но потом вдруг останавливается, уставившись на Санту. Губы растягиваются в улыбке.***
Феликс не помнит, когда вообще у них в зале творилось подобное. Да никогда, если уж начистоту. Украшенная ёлка с парой небольших коробок под ней, зелёные венки и веточки в искусственном снегу, красные носки над камином, фигурки оленей и каких-то эльфов. Посреди стола большой подсвечник, а вокруг него аппетитные блюда. Чонин постарался на славу. Наверняка ещё и Хёнджина запряг, не зря же тот выглядит уставшим. — Там ваши подарки, — заговорщически улыбается Чонин и кивает в сторону ёлки. Никого не дожидаясь, он хватает коробки и передаёт зелёную Феликсу, а красную — Хёнджину. — Открывайте! В последний раз Феликс получал подарок от человека несколько столетий назад: один старик-маг вручил ему ветхий сборник заклинаний в благодарность за содействие при зачистке каких-то неугодных. Феликс уже не помнит, кто именно был неугоден. Да и содействием назвать это сложно — старикан просто вынудил его контрактом. Но всё же скотиной не оказался. Больше ничего не потребовал, одарил фолиантом и отпустил на все четыре стороны. Сейчас книжка покоится где-то в подвалах. Так что да: получать что-то в дар от человека странно и непривычно. Феликс поддевает крышку. Внутри коробки оказывается кинжал со сплетением узоров на рукоятке. Внутри что-то ёкает — незнакомо и совсем непонятно. Ёкало у него только от Хёнджина, правда, совершенно иначе. Аккуратно вытащив кинжал, Феликс замечает гравировку на лезвии: «Феликсу, не какому-то чёрту с горы». Хохотнув, он прокручивает оружие в пальцах и кладёт обратно. — Спасибо, мелкий, — он действительно благодарен. Но кое-что всё-таки очень интересно. Потрепав Чонина по волосам, Феликс хмыкает: — Где деньги-то взял? Или угрожал кому? — Да никому я не угрожал, кто меня испугается вообще, — бурчит Чонин, приглаживая шевелюру. — Я ж детдомовский. Ну, был. У меня есть счёт, на который капали денежки от страны, ими и платил. Это всё объясняет. Хотя Феликс не против научить его парочке трюков, которые помогут вертеть людьми как угодно. Чонин и так это умеет, но отшлифовать навык — можно. Он снова треплет его волосы, не обращая внимания на возмущения. — Какой красивый! — восторженно восклицает Хёнджин. В его руке узкий бокал из тонкого стекла на высокой ножке. Рядом с горлышком Феликс замечает надпись и с любопытством склоняется, чтобы прочесть: — Хёнджину, который не похож на мышь. Вот же хитрец какой, а. Запомнил слова про чёрта с мышью, сказанные ещё при знакомстве. — Эти стереотипы о вампирах пора стереть с лица Земли, — улыбается Хёнджин. — Спасибо, Чонин. На волосы мелкого совершается ещё одна атака, и он с воплем убегает в сторону. Чуть позже все садятся за стол. На головах Феликса и Хёнджина оказываются красные праздничные шапочки, себя Чонин тоже не обделяет. Это выглядит немного смешно, но Феликс не возмущается. Он кладёт себе в тарелку ножку индейки и украдкой смотрит на большие старинные часы возле горящего камина. Осталось совсем немного. Хёнджин что-то рассказывает о старых традициях рождественских празднеств, когда это случается: дверь в зал внезапно распахивается. — Хо-хо-хо! Счастливого Рождества! — в звенящей тишине зала разносится глубокий голос. Лицо Чонина вытягивается, и он замирает, так и не донеся вилку до рта. Хёнджин оторопело смотрит на вошедшего, пока Феликс внутренне ликует. С огромным красным мешком по залу проходит Санта, его густая белая борода искрится от подтаявшего в тепле снега. Бухнув мешок возле Чонина, он поправляет очки в тонкой круглой оправе и гладит мелкого по голове: — Маленький Чонин-и, ты хорошо вёл себя весь год, тебе полагается много подарков. — Мне?.. — недоверчиво уточняет Чонин. Санта вытаскивает из мешка большой пакет и протягивает его Чонину: — Тебе. Всем хорошим детям полагается подарок. Моргнув, Чонин благодарит Санту, обхватывает пакет и заглядывает внутрь. Феликс ловит вопросительный взгляд Санты и едва заметно кивает. Тот вновь влезает в свой мешок, выуживает ещё одну небольшую коробку, перевязанную лентой, и вручает её Хёнджину: — Ты уже взрослый, но тоже вёл себя хорошо. — Э… Спасибо? — Хёнджин неуверенно принимает коробку и поднимает брови, глядя на Феликса. В его глазах отчётливое: «Что за хрень?». Феликс ему подмигивает. — Хо-хо-хо! Мне пора к другим детям, — Санта сворачивает пустой мешок, немного дёргано кланяется и осторожно отступает к двери. — Поздравляю с Рождеством и желаю счастливого Нового года! Феликс снова кивает ему, и Санта стремительно убирается восвояси. Зашуршав пакетом, Чонин удивлённо спрашивает: — Это что сейчас было? — А на что похоже? — жмёт плечами Феликс, накалывая кусочек индейки. — Рождество же, нас посетил Санта Клаус. Чонин фыркает и принимается выгружать свои подарки. Из пакета показывается учебник по кулинарии, альбом Twice, свитер с оленем, стопка комиксов про Железного человека, фотоаппарат мгновенной печати, фломастеры с раскраской, шарф и три мятных тросточки. Два леденца он сразу раздаёт Феликсу с Хёнджином и продолжает копаться в подарках. — Бритва и пена для бритья? — недоумевает Чонин, глядя на упаковку. — Переходный возраст не за горами, — хмыкает Феликс и внимательно смотрит на мелкого. Недовольным тот не выглядит, скорее радостно-ошалевшим. — А у тебя что? — закончив со своей сборной солянкой, Чонин обращает внимание на Хёнджина. Повертев в руках коробку, Хёнджин развязывает ленту и открывает крышку. Через секунду резко захлопывает её обратно. По щекам расползается густой румянец. — Тебе рано на такое смотреть, — бубнит он, убирая коробку подальше от Чонина. Феликс прыскает в кулак. Он сильно сомневается, что Чонин не в курсе существования вибраторов, но да — вряд ли ему стоит на них глядеть. Не дорос ещё, чтобы рассматривать взрослые игрушки в виде анатомически правильного члена. Хёнджин закусывает губу и бросает на Феликса взгляд исподлобья. Ему явно понравилось. Чонин закрывает комикс, благоговейно проводит пальцем по обложке — кажется, Феликс попал в яблочко — и складывает руки на столе. В упор смотрит на Феликса, даже не моргает, а потом расплывается в хитрой улыбке: — Он хоть в живых останется? Ну, тот, которого ты в Санту заставил переодеться. Феликс старается сделать максимально невозмутимое лицо. — С чего ты взял, что я кого-то заставил? Слишком мелко для меня. — Я с пяти лет знаю, что Санты не существует, — щурится Чонин. — И потом: тебе же он ничего не подарил. — Просто я плохо себя вёл. — О да, ты плохой мальчик, — Хёнджин издаёт неоднозначный смешок. Чонин тут же кривится: — Фу, боже. Ухмыльнувшись, Феликс отпивает немного вина и облизывает губы. Он был тем ещё плохим мальчиком. Хёнджин, вообще-то не лучше, но и подарок ему подбирал не Санта. — Помнится, ты в демонов и вампиров тоже не верил, — улыбается Хёнджин и громко смеётся, когда Чонин его передразнивает. Вечер проходит тепло. Феликс бы даже сказал по-семейному, хотя не совсем понимает, как это должно быть. Но если попросить его описать свои ощущения, он бы использовал именно это слово. Чонин вертит в руках подаренный фотоаппарат, а потом видимо что-то вспоминает, щёлкает пальцами и быстро уносится из зала. Возвращается с фотоальбомом. Откуда он взялся, Феликс не имеет ни малейшего понятия, собственно, как не помнит истории появления доброй половины хлама, что у них хранится. Оставив альбом на столе, Чонин тянет Феликса и Хёнджина к ёлке, руководит, кому как встать, устраивается сам и вытягивает руку с фотоаппаратом, чтобы сделать снимок. Селфи, как он поясняет после. Когда фотография проявляется, Хёнджин обиженно кричит, что фотографироваться больше не станет. Феликс всматривается в изображение: вот Чонин с широкой улыбкой, вот он сам с зажмуренными глазами — белые пятна от вспышки до сих пор мешают смотреть — а Хёнджина не видно. Только бокал с красной жидкостью висит в воздухе там, где должен находиться Хёнджин. По залу вперемешку с причитаниями разносится хохот. — Ты реально не отражаешься на фотках! — голосит Чонин, хватаясь за живот. Ему удаётся уговорить Хёнджина сделать ещё один снимок с заверениями, что он кое-что придумал. Феликс откровенно ржёт, когда Чонин набрасывает на того белую простыню, и щёлкает фотоаппаратом. Простыня тут же летит в сторону в сопровождении высокого вопля: «Я не призрак малахольный!». Но Хёнджин всё равно соглашается сделать ещё парочку снимков. Спустя немного времени, когда Чонин уходит спать, Феликс заползает в объятия к Хёнджину. Тот с лёгкой улыбкой разглядывает фотографии, что появились в их некогда пустом и забытом альбоме. — Не переживай насчёт этого, — Феликс постукивает пальцем по месту на изображении, где не отразился Хёнджин. — Я в следующий раз украду для тебя художника, и он нас всех нарисует. — Спасибо, — хохотнув, Хёнджин ласково тычется носом в его щёку. — А у меня для тебя тоже есть подарок. — Что, правда? Какой? Вместо ответа, Хёнджин хитро улыбается. Глядя, как острые клыки упираются в его нижнюю губу, Феликс невольно облизывается. — Пойдём наверх, покажу. Хёнджин тянет его за собой. Феликс вскакивает и тут же обгоняет, чтобы поскорее оказаться в спальне. Отмечать Рождество ему понравилось, особенно, если праздник завершается вот так. Лишь бы Чонин спал как можно крепче.