Существует на свете нечто,
к чему нужно стремиться всегда,
и что иногда даётся в руки,
и это нечто — человеческая нежность.
Прикосновение губ Эрвина к костяшкам пальцев было для Леви чем-то сродни дежавю с оттенками проснувшейся слабости и привязанности. Оно продолжало напоминать о контакте, сохраняя тепло. Тело наполнялось давно позабытым пьянящим и знакомым чувством. Даже спустя три года, тянущиеся мучительно долго и одновременно быстро, Эрвин был для Леви всем, с самого момента их первой встречи и до последней. Эрвин всегда был светлым пятном в его жизни, дарующим понимание, что такое настоящая любовь. Эрвин — солнечный островок с глубинной любовью и проблеск света в его донельзя скучной, утомительной жизни, наполненной множеством тягот и невзгод. Эрвин напоминал ему о том, что можно быть сломленным, но при этом оставаться сильным. Эрвин — это всё, и в то же время то, чего у него не осталось. Когда Кенни и Ури были ещё живы, они успели познакомиться с Эрвином на Рождество и узнать его поближе. Пожалуй, это был первый раз, когда Леви — будучи уже взрослым — переживал так, словно впервые приводил домой своего партнёра. Но к его удивлению, Кенни проявил значительно больше интереса и живости, нежели можно было себе представить. Его оценивающий взгляд метался по высокому мужчине, будто выискивая, за какой изъян можно зацепиться, однако вместо этого Кенни широко улыбнулся и по-отечески обнял за плечи. Он с упоением рассказывал Эрвину и Артуру Смиту, пришедшему вместе с сыном, о своих делах на работе, а те охотно поддерживали беседу, интересуясь деталями, пока Леви с Ури пододвигали мужчинам тарелки с едой. В то время Кенни уже опирался на трость — рак костей забирал его у Ури и Леви слишком быстро, абсолютно не щадя. Они наблюдали, как его здоровое тело поддается болезни, разрушаясь под действием химиотерапии и кучи лекарств. Леви скрывал свою боль, но Эрвин всегда видел его насквозь. Он молча заваривал ему чай — терпкий, с нотками мяты и мелиссы, когда Леви задерживался на кухне, сидя перед большими счетами из больницы. Гладил его руки в утешающем жесте, целуя каждую подушечку пальцев. Эрвин был с ним и в горе, и в радости, что заставляло Леви думать, будто они замужем друг за другом не одну жизнь. — Он хороший, — украдкой взглянув на Эрвина, благоговейно прошептал Ури. — Я бы сказал, даже в тысячу раз лучше твоих бывших ухажеров. Они никогда мне не нравились. Один был слишком лицемерным, — перечислял Ури, напоминая о ошибках прошлого, — другой слишком чувствительный. Слово нельзя было сказать — сразу обижался. — Наставнический тон Ури сменился на пренебрежительный. Леви чуть приподнял уголки губ. Сердце теплилось от мысли, что Эрвин действительно вписался в его жизнь, будто был рождён именно для него, для его семьи. — Да, — с придыханием ответил Леви, вытирая губы салфеткой. — Полностью согласен. — Он галантен, словно джентльмен из далёких времен, — вновь начал Ури, заинтересованно разглядывая Эрвина, пока тот насаживал овощи на вилку, слушая очередной рассказ Кенни. Мужской смех эхом разносился по залу гостиной. — Душа компании и очень внимательный. Знает, когда стоит действительно посмеяться, а когда тактично промолчать, что в случае с Кенни очень хорошо. И при этом Эрвин прямолинейный и умный. Ури был в семье человеком, что видел других людей насквозь. Он часто помогал Леви понять, каков именно тот или иной человек: можно ли с ним общаться или лучше держаться на расстоянии. Судя по всему, это качество Леви и перенял от него, используя в работе. Сначала у него, конечно, не получалось, но он пробовал раз за разом, обращаясь за советом к Ури. — Смотри, как бы Кенни не услышал, как ты описываешь моего молодого человека, — слегка посмеиваясь, проговорил Леви. Ури засмеялся вместе с ним, привлекая внимание мужчин. Переглянувшись с Эрвином, Леви подмигнул ему. В тот самый момент он чётко осознал, что не хочет терять Эрвина. Иногда он даже задумывался о том, чтобы умереть первым, лишь бы не видеть его смерть. Почему-то от одной этой мысли холодные мурашки покрывали тело, а на глаза наворачивались слёзы. «Почему ты такой, Эрвин? — задавался вопросом Леви в своей голове. — Почему ты такой? Притягиваешь меня к себе, заставляя внутренности переворачиваться, а бабочек в животе метаться, как загнанных зверей, от слишком сильных чувств?» — Леви, — неожиданно взволнованно произнёс Ури, раскладывая ложки для десерта. — Я понимаю, что поддерживать отношения крайне сложно, но… — Рейсс на несколько секунд замялся, — что бы не произошло, не потеряйте друг друга, хорошо? Эрвин тот, кто тебе нужен. Поверь мне на слово. И Леви поверил, ошарашенный тем, как тягостно и серьёзно это было произнесено. Леви молча шагал по коридору, хмуря брови и игнорируя всех, кто его окликал. В кулаке он сжимал очередное послание, мечтая его сжечь. Злость нарастала, закипая внутри, близясь к тому, чтобы снести все грани сдержанности. Леви преследовало сейчас лишь одно желание: поймать ублюдка как можно скорее, заглянуть ему в глаза и хорошенько встряхнуть за ворот прежде, чем тот окажется за решеткой, отбывая пожизненное заключение. И Леви нисколько не сомневался, что судья приговорит его к сроку не в несколько лет, а как минимум в несколько пожизненных. И эта мысль дарила блаженное удовлетворение. Леви был уверен, что поймает убийцу, даже если на это уйдет вся его жизнь. Он вытащит его из самой преисподней, посадит перед собой и защёлкнет наручники, победно скалясь. И если убийца хотел поиграть с ним в игру, он сыграет. Разгадает шифр, использует все подсказки, пройдется по каждому варианту, пробиваясь наверх. «Я стану лучшим детективом, Кенни, — однажды с порога заявил Леви, только перешедший в среднюю школу, — и обгоню тебя». — Ривай, — запыхавшись, позвал Эрвин. Леви поравнялся с ним, сбавляя шаг. — Притормози. Остынь. Подумай хорошо, прежде чем спешить. Мы… Ты не можешь знать, что ждёт тебя в квартире. Ты знаешь, как работает мозг убийц. Это может быть ловушка, или, в конце концов, обычный розыгрыш. — Эрвин взял его под локоть, останавливая перед выходом. — Это игра. Не играй по его правилам. Поддаваясь эмоциям, ты только делаешь ему лучше. — Но что, если нет? — резко выпалил Леви. Он взглянул на Эрвина снизу вверх. — Я понимаю, что ты пытаешься до меня донести, но… Эрвин, первое убийство произошло в день, когда мы расстались… — последнее слово прозвучало будто гром. — Три года я… Быть может, там ловушка. Может быть, он ждёт меня, чтобы взглянуть поближе. Не исключено, что убийца может поджидать, когда моя нога ступит на порог квартиры, чтобы нажать на кнопку и подорвать всё вместе со мной. А может быть, — успокоившись, Леви выдохнул, — меня не ждёт там ничего, и я сыграю ему на руку. — Перестань. — Эрвин прикрыл глаза, сохраняя спокойствие, тогда как Леви продолжал смотреть на него с тревогой. Ему было тяжело понять, что испытывал сейчас Эрвин. Тем более что причиной этого переживания являлся он сам. Леви не понимал, что двигало Эрвином все эти недели, когда он обнимал его при всех, рвался вперёд — даже быстрее, чем его напарники, — и стоял сейчас перед ним с таким видом, словно Леви собственноручно отправляет себя на смерть. Это было неправильно. Они расстались давно, сохраняя в памяти лишь отголоски отношений и чувств. И неправильно было стоять здесь вот так, словно они снова влюбленные, которые находятся в самом пекле, выбирая, кого спасти. «Скажи, ты всё так же любишь меня? — промелькнула мысль в голове Леви, когда он поднял взгляд на беспокойные глаза напротив. — Почему ты стоишь здесь и даёшь мне надежду на то, будто ты всё ещё любишь меня?» Независимо от того, что чувствовал Эрвин — глубокую привязанность или всё же что-то на грани любви, Леви сомкнул губы и с мучением сказал: — Останься здесь. Моблит позволит тебе разобраться с документами вместе с другими агентами. Тебе нужно понять, как убийца связан с этими местами и почему. Леви хотел — или скорее желал, — чтобы Эрвин остался здесь и не шёл с ним. Несмотря на то, что в этом деле они стоят на месте, убийца действует. И Леви совершенно не хотелось подвергать Эрвина опасности, отправляя его на встречу с его отцом раньше времени. Мысли и поглощавшее его чувство вины за всё происходящее, в том числе и между ними, разрывали Леви на части. Он закапывался в самоненависть всё глубже и глубже. — Если ты позволишь, я бы хотел остаться с тобой, — с надеждой в голосе произнёс Эрвин, наконец отпуская локоть Леви. Они оба даже не заметили, как долго касались друг друга; как замерло сердце Леви при этой просьбе. — Разреши мне хотя бы в этом деле, последний раз, побыть рядом с тобой. Последний раз. Эта фраза звучала как приговор. Все внутренности перевернулись от обреченности того, что их пути рано или поздно вновь разойдутся. Что Леви больше никогда не увидит Эрвина и не сможет прикоснуться, даже в обычном приятельском жесте. Он легко дотронулся до руки Эрвина, лишь слегка, давая своему сердцу повод забиться снова; опустил голову, чтобы посмотреть на их переплетенные пальцы, напоминая о том, как красиво и гармонично смотрелись их ладони: маленькая и большая. Как на фоне его пальцев пальцы Эрвина были такими длинными, грубыми и... любимыми. — Хорошо, — тихо ответил Леви, убирая руку. Ему казалось, словно он подписал договор с самим дьяволом, разрешая Эрвину отправиться вместе с ним. Плечи саднило от кожаных ремней. Кобура с тяжелым оружием грузом висела на плечах. Впервые за всю свою карьеру Леви хотел снять ее и никогда больше не чувствовать под пальцами курок пистолета. — Мы нашли машину! — выкрикнул один из агентов информационного отдела. Быстрые шаги раздавались по коридору вместе с шорохом бумаг. Эрвин и Леви вздрогнули, отойдя друг от друга на небольшое расстояние, но не выпуская из поля зрения. Агент ускорил шаг, размахивая снимками с камер видеонаблюдения. Затем, остановившись, он упёрся руками в колени, приводя дыхание в порядок. — Это было трудно, но не невозможно, — самодовольно улыбнувшись, мужчина принялся выискивать в документах информацию. — Тот, кто вас подрезал и столкнул в реку, бросил машину возле младшей школы в Осаке… — Ещё немного и вся куча бумаг и снимков разлетелась бы на пол, но Леви резко выдернул их из чужих рук, вчитываясь самостоятельно. — Моя младшая школа, — глухо проговорил Леви, бегая глазами по напечатанным строчкам. Убийца был ближе, намного ближе, чем представлял себе Леви. Игра зашла слишком далеко — по крайней мере для преступника — а Леви тем временем не сделал и шагу. Все четверо ехали в полном молчании, пересекая улицу за улицей. Майк за рулем, Моблит рядом, а Леви с Эрвином сидели позади, соприкасаясь мизинцами. Каждый пребывал в своих мыслях, крайне неоптимистичных. Майк нервничал и переживал за друга, прикидывая, что он может сделать, если за всё время они вместе не смогли продвинуться в деле. Моблит прикидывал варианты, но в голову не приходило ничего логичного. Конечно, он тоже переживал и не без страха смотрел в будущее, осознавая, что новых жертв, вероятнее всего, не избежать. К сожалению, несмотря на то, что технологии продвинулись вперед, убийцы тоже не отставали в своём развитии: умело скрывались от полиции, пользовались благами общества, избегая наказания. Но никакая тревога друзей не могла сравниться с беспокойством Эрвина. Даже состоя в отношениях, он не испытывал ничего подобного. Тогда он даже не знал и не понимал, с чем сталкивался лицом к лицу Леви на самом деле, представляя ситуацию лишь в общих чертах. Но стоило оказаться рядом, самому вникнуть в дело, как волнами начал накатывать панический, животный страх. Внутри него билась мысль сейчас же повернуться лицом к Леви, схватить его лицо двумя ладонями и в самые губы, умоляя, прошептать одну единственную просьбу: «Прошу, брось всё это. Я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что каждая часть меня умирает от осознания, что я могу потерять тебя в любую секунду». Но он молчал, сдерживая свой порыв и вглядываясь в мельтешащие пейзажи за окном. Что ж, Леви хотя бы здесь, сидит рядом с ним, и это уже давало относительное спокойствие. В многоквартирном доме стоял неприятный запах, заставляя людей выходить из соседних квартир. Они кутались в свою одежду, оглядывались по сторонам и возмущенно шептались. Один человек позволил себе грубо высказаться, завидев Леви у двери квартиры. Взглянув на его жетон, сосед с презрением фыркнул. — Ужасная вонь стоит! Это что такое? — возмущалась престарелая дама, кутаясь в халат. — И так невозможно дышать из-за жары, так ещё этот запах! — Надеюсь вы, стражи закона, сумеете убрать эту вонь, — язвительно высказался мужчина. Запах и правда стоял ужасный, и это мягко сказано. Только троим из четырех прибывших было понятно, что это за вонь: это трупный запах распространялся по этажам. Вздохнув полной грудью, Леви отпер дверь, придерживая ручку салфеткой. Мужчины медленно переступили порог, держа руки на оружии в полной готовности им воспользоваться. Стоило им переступить порог, запах сильнее обдал ноздри. Леви сморщился и прикрылся сгибом локтя. Не раздеваясь, он прошел дальше и остановился в гостиной. Глаза его расширились от удивления и жестокости представшей перед ним картины: кожа жертв, подвешенная к потолку, свисала над полом. Леви словно оказался на скотобойне. Он настолько проникся увиденным, что не сразу понял, как за спиной оказался Эрвин, притягивая его за плечи к своей груди. — Не вини себя, — твёрдо шептал Эрвин, склонившись к самому уху Леви. — Это не ты. Твоей вины нет. Психопат, социопат, кто угодно, серийный убийца, Потрошитель или мясник, без разницы, как его называют, но не ты, Ривай. — Ну и мерзость. — Майк закашлялся, прикрывая нос рукавом. Его взгляд блуждал по свисающей коже и стекающей по ней крови. На лестничной площадке притих шёпот. Затем женщины, закричав, в ужасе скрылись в своих квартирах, а мужчины лишь фыркнули, закрывая за собой двери. — Вызову Ханджи, — как ни в чём не бывало подал голос Моблит, доставая мобильный телефон. — У тебя есть номер Ханджи? Когда ты успел? — удивленно спросил Захариус. Он подошел ближе к Моблиту и посмотрел через его плечо. — И правда. У тебя Ханджи записана как-то приторно-сладко. О, — запнувшись, резко сказал Майк. — О, я понял. Агент Бернер, вы часом не... влюбились? — Много разговариваешь, болтун, — прошипел Моблит, слушая гудки в трубке. — У меня больше полномочий, чем у тебя. Это я так, на будущее. — Какая жалость, что в ход пошли угрозы, малыш Мо, — зевнув, Майк снова поморщился от неприятного запаха. Взглянув на стоявших в отдалении Эрвина и Леви, он хмыкнул. — Я выйду с тобой, не могу этим дышать. — Ничего здесь не трогайте, — предупредил Моблит, игнорируя Майка, пока тот скакал вокруг него, прислушиваясь к голосу Ханджи в трубке. — Скоро прибудут агенты и ваш судмедэксперт. Стоило напарникам покинуть квартиру, как Леви прошёл вглубь комнаты и упал на колени. Он сжимал кулаки, челюсти, ощущая пронзающую боль. Вина лежала на нём — так говорил он сам себе, не смея опустить голову. Если бы его взгляд упал на пол, это стало бы для него поражением. Поэтому, не отрываясь, он смотрел на свисающие с потолка куски человеческой кожи. То, что перед ним лежит конверт и какая-то завернутая в подарочную бумагу вещь, Леви заметил сразу. Однако усилившееся чувство собственной ничтожности не давало ему прикоснуться к разгадке. Он бахвалился перед Кенни, говоря ему, что выбьет себе признание как «лучший детектив». Но сейчас для него всё это было донельзя смешным, нереальным и недосягаемым. Стекающая сверху кровь капала на пол и его лицо. Он чувствовал металлический запах в воздухе и на лице. Холодные струйки стекали с виска, оставляя длинные следы до самого подбородка. Присутствие Эрвина не давало ему сойти с ума. — Тебе не стоит здесь оставаться, — вновь подал голос он. Эрвин опустился рядом с ним на колени, абсолютно не обращая внимания на то, что измазался в чужой крови. Лёгкий, едва заметный аромат Эрвина держал рассудок Леви в узде. — Ты не должен быть здесь, — хрипло повторил Леви, неторопливо поворачиваясь лицом к Эрвину. — Ты не должен был увидеть что-то подобное. — Но я здесь. — Эрвин потянулся к нему, забывая на долю секунды, где они находятся и в каких состоят отношениях. — И я ни о чем не жалею. Их разговор, поддержка Эрвина напоминали сцены из романтического фильма, где действия происходили в ужасающий момент. И как всегда такие разговоры происходили только между ними. Они умели закрываться от мира невидимым куполом, который поглощал все ненужные звуки, предоставляя возможность лишь им двоим слушать друг друга. Поэтому они не заметили возвращения целой группы, как быстро пробежало время, и как Майк, наблюдавший за разворачивающейся любовной картиной, сказал: — Да, Эрвин прав. Тебе нужно найти временное жилье. Хотя я не уверен, что даже спустя пару месяцев эта вонь выветрится. — Эта работка определено для меня, — воодушевленно произнесла Ханджи. — Невероятно, насколько искусна работа. Вам определенно нужно ещё раз проверить всех медицинских работников связанных с отелями и с этой семейкой. — Она ходила между уликами, поправляя очки. В глазах загорелся профессиональный блеск. — Это не любительская работа, как я уже говорила. Убийца знает толк в разрезах и анатомии человека. Леви встал с пола и посмотрел на выстроившихся в ряд коллег, затем на Ханджи, а после снова на мужчин. Эрвин смотрел на него с непонятной надеждой, будто ожидая, что он примет правильное решение. Майк наблюдал с прищуром, сложив руки на груди, собственно, как и всегда. Моблит был единственным, кто бросал взгляды то за спину Леви, то на него самого. — Кстати, Леви, ты можешь пожить у ме… — Но сильная оплеуха Майка настигла Моблита быстрее, чем он договорил. — В смысле… Ты бы мог пожить у меня, но у меня приехал кузен-затворник, который не терпит чужих в доме. Прости. Леви закатил глаза. Только дурак бы не понял, что эти двое решили поиграть в сводничество. Не замечая догадливости напарника, Майк уважительно поднял большой палец в сторону Бернера. — У меня… — Майк тоже хотел сказать пару слов, но Леви остановил его жестом руки. — Я слишком часто занимал диван в твоей гостиной, поэтому к тебе точно нет. — Он бросил взгляд на Эрвина, не решаясь огласить свою мысль. — Найду отель, как бы иронично это не звучало. — Нет, поживи у меня, — уверенно предложил Эрвин. Он стянул пиджак и чистым рукавом убрал кровь со лба Леви. — У меня есть свободный диван, или можешь спать на моей кровати, а я займу место в гостиной. Мне не принципиально. — Леви чувствовал неторопливые движения на лбу и виске, пока Эрвин неспешно оттирал кровь. На самом деле Леви был готов согласиться в ту же секунду, ответить одно единственное «да», прежде чем Эрвин продолжил говорить. Но он замешкался на пару секунд, прикидывая, насколько неправильным и нелепым было бы жить у своего бывшего, зная, что за тобой гонится убийца. Но когда они оказались в квартире Эрвина, которая была намного больше его собственной, Леви пожалел о своем решении. Всё-таки это и правда до ужаса нелепо. На удивление, Эрвин держал квартиру в чистоте и порядке. Никаких навешанных на стул вещей и кип бумаг на рабочем столе. Леви на секунду даже подумал, что Эрвин заранее знал о том, что им предстоит какое-то время делить крышу. Поэтому он приятно удивился и почувствовал себя ещё более уютно. Эрвин забрал у Леви сумку с вещами и попросил его чувствовать себя как дома, но Леви было трудно это сделать. Ведь у него был дом, пока убийца не превратил его в морг; был дом, в котором они жили и ютились вместе с Эрвином. И больше всего поражало его то, что дом в его сознании давно перестал ассоциироваться с жильем Кенни и Ури. Эрвин всё же занял большую часть его жизни. — Тебе правда не трудно? — поинтересовался Леви, усаживаясь за стол перед горячей кружкой чая, его любимого. — Если ты захочешь кого-то пригласить, то не бойся отправить меня в отель. В конце концов, мы взрослые люди, и я понимаю, что все двигаются вперед. — Мне не трудно, — ответил Эрвин, заваривая себе чай, оставаясь в одной белоснежной рубашке и серых классических брюках. И Леви честно не собирался разглядывать его спину и всё то, что ниже, но его глаза будто жили своей жизнью. — Да и приглашать мне некого. Леви показалось, что Эрвин сказал эту фразу с какой-то тоской. Словно ему действительно было очень тяжело пребывать в одиночестве и хотелось быть с кем-то. — Ты не заслуживаешь быть один, — выпалил Леви, о чём тут же пожалел. Он решил перевести тему в более нейтральное русло. — Как и большинство людей в этом мире. — Ты тоже не заслуживаешь быть один, — усаживаясь рядом, Эрвин улыбнулся одними уголками губ. — Мою чистоплотность вряд ли кто-то бы выдержал, — пожав плечами, ответил Леви. — Ты — исключение. — Бред, — отмахнулся Эрвин. — Мне нравилось, когда ты стягивал волосы платком и принимался за уборку. В этом было что-то... особенное. Леви не слушал Эрвина дальше, цепляя за прошедшее время в слове «нравилось». Безусловно, Эрвин питал к нему теплые чувства и привязанность, не иначе. Перед сном, умываясь в ванной, Леви открыл навесной шкафчик над раковиной и увидел несколько пачек таблеток от депрессии и тревожности. Наличие сильных лекарств заставило Леви забеспокоиться. Прошло так много времени, а Эрвин так и не смог выбраться из своего состояния, которое тянуло его на дно. Чувство паники сковало всё тело. Закрыв шкафчик, он вышел из ванной и лег на диван, кутаясь в лёгкое летнее одеяло. Они с Эрвином долго спорили, кто где будет спать, и всё же Леви смог настоять на том, чтобы лечь на диване. В конце концов, пусть он и был гостем, но кровать должна остаться за хозяином. Подушка под его головой была такой мягкой, приятной на ощупь, что Леви впервые за долгое время почувствовал, как расслабляется его тело, а все плохие мысли уходят на задний план. Одеяло и наволочка источали аромат Эрвина. Леви сам не понял, как перевернулся на живот и зарылся в белье носом, сжимая углы подушки. Он так скучал по этому запаху, что, ощущая его сейчас, даже не осознавал, насколько. Эрвин всегда пах для него по-особенному: марципаном, хвойным морозным лесом, морской водой. Леви хотел раствориться в его запахе, как лед в горячей воде. Хотел пропитаться им до самых костей, чтобы ничто не смогло выветрить его оттуда. — Ты так приятно пахнешь, — шептал Леви, оставляя маленькие укусы на теле Эрвина. Его руки плавно блуждали по твёрдой мощной груди. Большие пальцы растирали соски, губы касались выемки возле ключицы. Эрвин подставлял шею, склонял голову в сторону, предоставляя большее пространств, и Леви пользовался возможностью, помечая едва заметными засосами гладкую кожу, тут же зализывая их языком. Одна рука медленно опускалась ниже, к промокшим от естественной смазки боксерам. Леви сжал твёрдый член через ткань, оставляя на теле ещё один — более сильный — укус. — Ты правда уверен? — в самое ухо прошептал Леви, не отрывая от Эрвина взгляда. Всё его тело горело от желания оказаться между мощных бёдер Эрвина. Вылизать его без остатка, проникая кончиком языка в горячее нутро. Растягивать пальцами, слушая сдавленные стоны. Это было прекрасно в его фантазиях, и он хотел этого наяву. Эрвин подтянул Леви вверх, к своим губам, оставляя на них глубокий, чувственный поцелуй. — Да, пожалуйста, — прижимаясь лбом к чужому лбу, в нетерпении прошептал Эрвин. — Чувствовать тебя сейчас — это то, чего я больше всего хочу. Неторопливо стягивая боксеры, Леви целовал каждый сантиметр икр Эрвина, смотря ему в глаза. Он не хотел торопиться и идти на поводу у Эрвина, хотел запомнить его таким: раскрасневшимся от возбуждения, со вздымающейся грудью и яркими горящими глазами. Нащупав бутылочку со смазкой, Леви обильно полил ей тугой вход и свои пальцы. — Я знаю, ты был готов, и всё же спрошу ещё раз: ты точно уверен? — Леви замер между бедер Эрвина, ожидая ответ. Но вместо слов тот опустил его руку к ягодицам, нетерпеливо надавливая между ними. Леви улыбнулся краем губ и опустился вниз. Проник первым пальцем, провёл языком по мошонке, услышав первый протяжный стон. В этот момент Леви ощутил нечто сродни блаженству. Эрвин содрогнулся с новым непроизвольным стоном. — Посмотри на меня, — Леви медленно провёл языком по члену. — Смотри, как я ласкаю тебя, как люблю тебя. — В серых глазах было несложно разглядеть похоть вперемешку с желанием поиздеваться как можно больше и растянуть удовольствие. Эрвин зарылся рукой в его волосы, пропуская влажные пряди между пальцами и чуть оттягивая. Сердце Леви пропустило пару ударов, когда он осознал, насколько Эрвин сейчас был податливым и нежным. Леви всё еще растягивал его, вбирая тяжёлую головку члена в рот, посасывая, пока Эрвин приподнимал бёдра, и продвигаясь глубже. Он, не отрываясь, завороженно и предвкушающе смотрел на возлюбленного, проникая внутрь вторым пальцем. И от этого зрелища Леви показалось, что ещё немного — и он кончит намного раньше. — Ривай… я готов... Всё тело требовало прекратить, остановиться и войти наконец внутрь, заставляя Эрвина обильно кончить, содрогаясь от оргазма. И Леви поддался: он растянул его уже тремя пальцами, подставил головку ко входу, помогая себе протолкнуться глубже. Одной рукой он сжал чужое бедро, не давая Эрвину зажаться, а скорее наоборот — раскрыться больше, показать себя для него. — Скажи, если будет больно. Скажи, если нужно остановиться. — Леви шептал словно в бреду, ощущая донельзя узкие и горячие стенки вокруг себя. Эрвин издал удовлетворённый стон — громкий и открытый, — когда дискомфорт сменился настоящим приятным ощущением члена внутри. Он блаженно закатил глаза. Долгожданная наполненность — это сладость, смешанная с самой настоящей любовью и заботой. Леви нестерпимо захотелось вырвать из уст Эрвина ещё несколько громких стонов. От желания толкнуться грубее, жестче и быстрее ему стало так стыдно, что он подавил в себе этот порыв, продолжая размеренно двигаться. Эрвин не открывал глаз; его ресницы подрагивали, а поалевшие, припухшие от поцелуев губы приоткрылись. Бедра Леви плавно двигались вперед-назад, пока Смит немного подмахивал и продвигался в пояснице, будто требуя, чтобы Леви вошёл ещё глубже, насколько это только возможно. Внутри Эрвина было горячо и влажно; скользкие стенки сжимались вокруг твёрдого члена, лаская каждую набухшую венку. Они делали это не впервые, но каждый раз для Леви был как первый. Это было волнующе-прекрасно: раскрывать Эрвина, растягивать, проникать глубоко и доводить до исступления собственными руками. Секс с ним это было что-то из разряда волшебства, которого не существовало, потому что это было чем-то нереальным. — Быстрее, Ривай, — несдержанно умолял Эрвин. Раздвинув его ягодицы, Леви вошёл глубже, набирая темп. Его мошонка ударялась о нежную кожу со шлепками. Стоны Эрвина перебивались его собственными всхлипами; метания прерывались дугой выгибающейся от наслаждения спиной. Они кончили одновременно, заваливаясь друг к другу в объятия. Взмокшие от пота, тяжело дышащие, они сжимали друг друга в крепких руках, нашептывая нежные слова. — Я люблю тебя, мой дорогой, — сонно проговорил Эрвин в висок Леви, убирая его влажные пряди с глаз. — Иногда я думаю, что ты — это моя галлюцинация, потому что мне слишком хорошо с тобой. Перевернувшись на спину, Леви смотрел в потолок. От этих жарких, интимных воспоминаний об одной из их ночей он действительно возбудился. Единственное, что помогло ему справиться с нахлынувшим жаром, — погрузиться в мысли, постепенно засыпая и забываясь. Ему не снилось ровным счетом ничего, впервые за последние годы. Не было кошмаров, тревожных мыслей, лишь белая пустота, напоминающая плотный туман. Посреди ночи сухость во рту разбудила Леви. Он сонно поднялся, дошёл до кухни и залпом осушил стакан с водой. Вместо того, чтобы вернуться обратно в гостиную, он свернул в спальню, где спал Эрвин, мирно посапывая на одной стороне кровати. Он понимал, что происходит что-то не то, что обстановка вокруг была не такой, как в гостиной. Леви залез под одеяло, обвивая чужую талию, и носом уткнулся между лопаток. На следующее утро Эрвин проснулся первый. Его рука затекла, а что-то тяжелое и теплое рядом с ним заставило его медленно привстать. Он потёр глаза и увидел перед собой темную макушку мирно посапывающего Леви. Приподняв одеяло, Эрвин удостоверился, что нижнее белье на месте. Впрочем, это было бы странно, учитывая, что перед сном они лишь плотно поужинали, обсуждая, что произошло с ними за время вдали друг от друга. Затем он ещё раз посмотрел на Леви и, позволяя себе немного вольности, прильнул к нему чуть ближе, не смея разбудить. Он рассматривал его в свете яркого утреннего солнца. Лучи ласкали гладкое, на удивление ещё не тронутое морщинами лицо. Ресницы подрагивали, а зрачки под ними беспокойно двигались. Леви морщил нос, и Эрвину нестерпимо хотелось коснуться его губами, расправляя каждую складку. — Ты всё так же прекрасен, — прошептал Эрвин, невесомо очерчивая линию скулы и ключицы, выглядывавшую из-под ворота его — Эрвина — футболки. — Всё это время я чувствовал себя самым ужасным человеком на Земле, потому что оставил тебя. Самоненависть — активная форма чувства, разрушающая человека. Когда всё, о чем ты только можешь думать, это о том, что не можешь вернуться назад и всё исправить. — Эрвин? — вопросительно прохрипел Леви, постепенно просыпаясь. Протерев глаза кулаком, он приподнялся и оглянулся. — А почему ты… О. — На его лице появилось удивление, быстро сменившееся смятением и неловкостью. — Видимо, я ночью… Прости. Ещё сонный, Леви попытался привставать. Было большой ошибкой оказываться в постели бывшего, которого он любил до дрожи в коленях, с мыслями отдать свою жизнь, чтобы спасти его, если произойдет такая ситуация. Большая ошибка оставаться здесь, хотя Леви и понимал, почему медлит. Он хотел остаться. Он так давно не чувствовал тепла сонного Эрвина, что сейчас единственное, что ему хотелось — это остаться ещё на чуть-чуть, каждой клеточкой мозга запоминая все мельчайшие детали. Наплевать на все границы, на выстроенные стены, которые и без того разрушались каждый раз от их взаимодействий. — Останься, — послышался тихий шёпот. Леви было страшно смотреть на Эрвина. Всепоглощающий страх змеился под кожей, а мысли о неправильности происходящего парализовали его. И всё же он посмотрел на него, на дверь спальни, раздумывая, остаться ему или всё же уйти, не поддаваясь своим желаниям, а затем глянул снова на Эрвина. Глазами пробежался по его оголенной груди со светлыми волосами. Леви слышал стук собственного сердца, который глухими ударами отзывался в ушах. «Остаться здесь и полностью потерять себя в чувствах? — задавался он вопросом. — Имею ли я право остаться, даже если этого просит сам Эрвин? Примкнуть к нему, как ночью, оставляя все произошедшее позади, за дверью спальни?» Его руки тянулись к Эрвину, к его щетинистой щеке с покрасневшим следом от подушки, словно кто-то дергал за невидимую нить. — Я хочу, чтобы ты остался, — снова подал голос Эрвин, неспеша протягивая руку навстречу чужой ладони. Леви медлил несколько секунд, прежде чем податься вперед, идя на поводу своих желаний и чувств. Было что-то неправильное в том, как быстро он сдался. Неправильно вот так кидаться в объятья Эрвина, обвивая руками шею, прижимаясь сильнее и желая слиться воедино. Эрвин ушел от него три год назад. Леви не просил его остаться, наблюдая за закрывающейся дверью. Но Эрвин попросил остаться его сейчас. Он просил так, словно от этого зависела его жизнь. И Леви остался. Он гладил его по щеке, очерчивая незамысловатыми круговыми движениями большого пальца. Прислонился лбом ко лбу, как любил это делать в тяжелые времена или когда они с Эрвином были близки — прямо как сейчас. — Я так скучал по тебе, — тихо признался Леви, как будто делясь секретом. — И я так сожалею, что не попросил тебя остаться. Эрвин успокаивал его тихим и повторяющимся: «нет-нет-нет». — Это я не должен был уходить, — с печалью ответил Эрвин, пробегаясь пальцами по рукам Леви. Он схватил его за запястья, убирая руки с лица. — Я должен был остаться. Я хотел остаться. Но я так боялся за тебя. Боялся, что ты однажды окажешься на столе морга, и я больше не смогу тебя увидеть, услышать. Мне так жаль. Я не заслуживаю доверия, но давай хотя бы на секунду представим здесь и сейчас, что у нас всё хорошо, что тех трех лет в разлуке никогда не было. Неуверенно, но Леви всё же помотал головой в знак согласия. Они лежали вдвоем на широкой кровати, обнимая друг друга так, как раньше: с нежностью, лаская плечи и руки; губами касались доступных им участков тела и переплетали ноги. Каждый из них хотел сказать друг другу одну решающую, чувственную фразу, но никто так и не посмел, наслаждаясь уединением и забывая про весь мир за окном. Когда Эрвин проснулся снова, Леви уже не было. Его часть кровати уже остыла, была застеленной и прибранной. За окном моросил мелкий дождь, на душе скребли кошки, что он не проснулся, когда Леви собирался. В одно жалкое, и в то же время прекрасное утро Эрвин понял, что приобрел и тут же потерял кое-что очень важное.