Ричард Третий: проклятый король?

Глава 5. Поражение «Создателя королей» 1470-1471 годы 1470-1471 годы оказались для Англии особенно оживленными, с их двумя сменами монархов, один из которых пал жертвой убийства, и двумя решающими в процессе войн Алой и Белой Розы сражениями. В центре этих бешеных водоворотов находился граф Уорик и хитросплетения его авторства. Именно благодаря описываемому периоду он приобрел репутацию и прозвание «Создателя королей», без какого бы то ни было сохранения верности той или иной из двух противоборствующих роз. Для Ричарда Невилла не имело значения, монарх из которой династии сядет на трон – из семьи Йорков или из семьи Ланкастеров, все, чего он желал, - чтобы суверен являлся его творением, обязанным Уорику властью и поэтому готовым подчиняться чужому управлению. Ричард Невилл уже «создал» Эдварда IV, успевшего освободиться от опеки, и теперь намеревался заменить того родным братом Джорджем, герцогом Кларенсом, собственным зятем и супругом дочери Уорика, Изабеллы. Кларенс считался пустоголовым, и тестю не составило труда убедить его, что он станет лучшим королем, чем старший брат Эдвард. Так как Изабелла к началу января 1470 года уже несколько месяцев ждала ребенка, Ричард Невилл представлял себя дедушкой монархов. Оставалось найти предлог для смещения и замены Эдварда, с которым Уорик теоретически примирился в конце 1469 года. Возможность не появлялась до января 1470 года. Бегство Уорика и Кларенса. Апрель 1470 года В те дни в графстве Линкольншир разгорелся мятеж. Сначала, как представляется, речь шла о сведении личных счетов. Лорд Уэллс захватил имение и владения сэра Томаса Бурга, разграбив их и разогнав принадлежащие последнему стада. Ссора вызвала в регионе беспорядки и возмущение. Уведомленный монарх решил вмешаться, ибо Томас Бург являлся главой его конюшен, а лорд Уэллс относился к сторонникам Ланкастеров. К 12 марта Эдвард созвал в Грэнтэм несколько армий и посадил виновного лорда Уэллса под наблюдение. Уорик с Кларенсом тогда склонились к вмешательству в эти проблемы с последующим разжиганием восстания против Эдварда, не переставая прикидываться его друзьями. Положение складывалось тяжелое, ведь поддерживавшие лорда Уэллса мятежники Линкольншира скорее были на стороне Ланкастеров и, значит, Генри VI, все еще гниющего в лондонском Тауэре, тогда как целью Уорика была коронация Кларенса, ставшего бы после этого Георгом I из рода Йорков. На данную тему циркулировало множество самых безумных слухов. На первых порах Уорик и Кларенс разыгрывали комедию преданности Эдварду. 6 марта Джордж находился в Лондоне на приеме у брата, который, казалось, ему поверил, доверив герцогу даже руководство комиссией по использованию созванных в Уорчестере и в Уорикшире. После этого Кларенс направился в Ковентри, дабы присоединиться с принадлежащими силами к собранным Ричардом Невиллом, намереваясь, по их словам, пойти поддерживать суверена в Линкольншире. В действительности, они сохраняли связь с сэром Робертом Уэллсом, сыном лорда Уэллса, созывавшего местных жителей восстать против Эдварда. Он занял Линкольн и двинулся к Грэнтэму, где должны были соединиться монаршие войска. Тогда же мятеж, возглавленный сэром Джоном Коньерсом и лордом Фитцуолтером, добрался до Йоркшира. Обстоятельства начинали представляться королю тревожными. 6 марта он покинул Лондон и двинулся на север в сопровождении графа Арундела, лорда Гастингса и Генри Перси. Прибыв в Хантингтон, Эдвард вызвал к себе лорда Уэллса и сэра Томаса Дайммока, объявив им, что если они, по меньшей мере, не убедят сэра Роберта Уэллса сложить оружие, то могут ждать казни. Через несколько дней король узнал, - совершенно далекий от прекращения боевых действий Роберт Уэллс идет к Фотерингею, дабы там с ним сразиться. Приводя свою угрозу в действие, Эдвард приказал обезглавить лорда Уэллса и сэра Томаса Дайммока, без труда разбросав войско Роберта Уэллса по итогам короткой битвы, названной впоследствии «полем потерянных плащей». 12 марта мятежники избавлялись от курток, чтобы бежать еще быстрее. На этом этапе Эдвард IV уже не имел ни малейших сомнений относительно намерений брата Кларенса и графа Уорика. Действительно, в процессе сражения восставшие дрались с восклицаниями: «За Уорика! За Кларенса!». Как написано в безымянной «Хронике бунта в Линкольншире», взятые в плен «сознавались и подтверждали, - герцог и граф – являются соратниками и основными вдохновителями их измены. Признанной целью было сломить монарха и объявить сувереном герцога». Сам Роберт Уэллс, попав к врагу, удостоверил эти заявления: во время боя на нем лицезрели ливрею Кларенса. Словно всего перечисленного оказалось мало, среди погибших обнаружили тело слуги Джорджа, а с ним – письма, ясно указывающие на цели заговора. Комедии следовало положить конец. Эдвард велел Уорику и Кларенсу распустить армию и немедленно присоединиться к нему, продолжая поход на север через Грэнтэм, Ньюарк и Ретфорд. 19 марта он приказал отрубить Роберту Уэллсу голову и потребовал у графа Нортумберленда разбить мятеж в Йоркшире. Тем не менее, Уорик и Кларенс, видимо, не поняли, что игра окончена. Они отправили к королю гонцов, говоря о своей верности и прося пропуска, обеспечивающие безопасность, дабы добраться к нему на встречу. На это Эдвард ответил, - если родственникам не в чем себя упрекнуть, то и надобности в подобных пропусках у них нет. На сей раз, сбросив маски, оба статиста, двигавшиеся с войском на север, параллельно армии суверена, изменили направление и пошли к Манчестеру, на запад, где их должен был уже ждать лорд Стенли, присоединившийся со своими силами к заговору. Свидание не состоялось. Неожиданно вмешался Ричард. Вплоть до текущего момента герцог Глостер находился в Уэльсе, завершая покорения региона. Узнав о повороте в событиях, он взял на себя инициативу прихода на помощь брату-королю. С небольшим войском он тоже двинулся к Манчестеру и по пути разбросал символический по численности контингент, высланный лордом Стенли с целью преградить ему дорогу. Стенли потерял голову, отправив одно письмо монарху, а другое – Уорику и Кларенсу, объявляя им, что не сумеет присоединиться. Граф и герцог, осознав, - игра – проиграна, - добрались до крепости Уорик, дабы забрать оттуда супругу и младшую дочь Ричарда Невилла, Анну, и затем устремиться к побережью Девона с целью укрыться в Кале, будучи преследуемы Эдвардом и Ричардом, слившими силы в районе Мидлендса. Путешествие оказалось тяжелым для Изабеллы, старшей дочери Уорика и жены Джорджа Кларенса, находившейся на 8-м месяце беременности. Беглецы прибыли в Эксетер к 10 апреля, погрузившись там с несколькими сотнями сподвижников на корабли, по просьбе Ричарда Невилла, приплывшие их принять. Двигаясь вдоль берега на восток, перед Саутгемптоном они подверглись нападению от флотилии, подчинявшейся приказам лорда Риверса, преследовавшей путников вплоть до Кале, где Уорик, как капитан города, надеялся обрести надежное убежище. Тут графа постигло новое разочарование. 16 апреля флот беглецов был встречен выстрелами пушек. Несущий ответственность за населенный пункт лорд Уэнлок накануне получил приказ короля, запрещающий ему принимать изгнанников. Для Изабеллы чаша переполнилась: супруга Кларенса разродилась сыном, немного погодя умершим, и чье тело пришлось отдать морским волнам. Что следовало теперь делать? Блокированный в море, между Францией и Англией, Ричард Невилл не являлся человеком, склонным отказываться от намеченных для себя планов. Со свойственной ему смелостью Уорик из жертвы обратился в хищника. С помощью своих многочисленных десятков судов Ричард Невилл захватил корабли бургундских торговцев с принадлежащим им тяжелым грузом, плывшие вдоль фламандских и пикардийских берегов. Но ему требовалось где-то бросить якорь, и у Уорика почти не существовало выбора: лишь его «друг» Людовик XI мог помочь вернуть назад бразды власти. В начале мая флот графа встал в порту Онфлера, куда прибыли встретить Ричарда Невилла от имени французского суверена бурбонский бастард и архиепископ Нарбонна. Людовик XI: поддержание в Англии «распри» В действительности последний прекрасно сбыл с рук встречу подобного гостя. Уорик был ему полезен в качестве наставника Эдварда IV, способного диктовать своему монарху линию проводимой политики. Сейчас он являлся причиняющим неудобства беглецом, тем более, ставящим под угрозу направление начавшегося сближения с герцогом Бургундским. Карл Смелый пришел в ярость, узнав о приеме королем в государственном порту человека, только что разграбившего бургундские корабли. Неужели Людовик XI мог еще доверять Уорику, союз с коим серьезно успел его разочаровать в последнее время? Ричард Невилл объявил о намерении низложить Эдварда IV, но даже если предположить здесь успех, кого он поставит на место свергнутого? Выбор лежал между молодым вертопрахом и зрелым безумцем: между Кларенсом и Генри VI. Принимая во внимание все обстоятельства, Людовик XI отдавал предпочтение второму, ибо им управляла бы супруга, Маргарита Анжуйская, что гарантировало бы сближение с Англией. Но она уже успела поставить в известность Всемирного паука, что никогда не согласится сотрудничать с Уориком, который лишил ее мужа трона. Любому другому, за исключением Людовика XI, положение показалось бы безвыходным. Но тот применил свои исключительные способности интригана и перешел к воплощению в жизнь основного плана. Прежде чем согласиться на встречу с Уориком и Кларенсом, настаивавшими на этом, он потребовал, дабы их флот покинул Онфлер, надеясь тем самым успокоить Карла Смелого. Всемирный паук возложил ответственность на посыльных Жана Бурре, господина дю Плесси, и на господина Конкрессо. 19 мая Людовик написал им послание. «Мой господин Конкрессо и вы, мой господин дю Плесси, я получил ваши письма и прекрасно понял содержание таящихся в них айсбергов, как и воодушевление их окружающее. Вы предупреждаете меня о прибытии моих господ Кларенса и Уорика и о вопросах, о которых те желают со мной поговорить. […] Могу на это ответить. Прежде чем принимать решения относительно их приезда, сделайте так, дабы все их корабли уплыли. Я не увижусь с ними до тех пор, пока их суда остаются там, где пришвартованы сейчас. Если они пожелают сохранить корабли для себя в Онфлере, не допускайте подобного, у меня не будут свободны руки, пока мне не доложат наверняка, что английские суда отплыли, и от них не осталось ни одного. Донесите до наших гостей, что можно поставить корабли в гаванях Барфлера, Гранвиля, Шербура или где-либо ниже по течению, отведя их так, чтобы бургундцы не сумели узнать о ставшем с ними. […] Сразу по отплытии судов, дайте мне знать о дне, когда я смогу поехать в Вожур и заняться переговорами с нашими гостями, не забывая каждые сутки отправлять сюда письменные отчеты о новостях. […] Не будет у меня на душе легко, пока я знаю, что все корабли моего вышеназванного господина Уорика вне Сены. Когда они уплывут ниже по течению, я сумею объявить, - их поддерживает мой господин адмирал, он поставил их в своих гаванях, а вовсе не я… Написано в Амбуазе, в 19-й день мая». Послание ясно раскрывало применяемые Людовиком XI методы: скрывать, дабы искуснее обмануть. Он предложил своим английским гостям рассредоточить их корабли по самым заповедным уголкам и был особенно готов предоставить в распоряжение прибывших вместительное убежище адмирала, дабы те с максимальной легкостью потом удалились в сторону Туманного Альбиона, и чем скорее, тем лучше. Что же до дам, сопровождавших поход, французский суверен также потребовал их размещения как можно дальше на юге, вне поля зрения бургундских агентов, например, в замке Амбуаз, «что недешево мне обойдется, ибо я с большой охотой возьму на себя их выплаты». В действительности, дамы останутся в монастырях близ Онфлера. Тем не менее Уорик настоял на своем: он отказался куда-либо переводить корабли до встречи с французским королем. Для демонстрации решимости Ричард Невилл завладел еще несколькими из бургундских судов. Людовику XI пришлось пойти на уступки. 8 июня он принял Уорика и Кларенса в крепости Амбуаз. Там приступили к работе над дерзким планом, нацеленным на восстановлении на троне Генри VI. Союз Уорика и династии Ланкастеров постановили скрепить браком Эдварда, сына Генри VI и Маргариты Анжуйской, с младшей дочерью Ричарда Невилла, Анной. После подведения черты под основным договором Уорик вернулся в Онфлер, а Людовик XI опять отправил уполномоченных к Жану Бурре 22 июня. Всемирный паук потребовал, дабы граф как можно быстрее поехал в Англию, где он разожжет распри. «В течение этого времени мы сохраним спокойствие, что умиротворит герцога Бургундского. Но действовать следует со сноровкой. Нужно сказать моему господину Уорику, дабы он отбыл в означенную Англию самым живым образом, а для этого обосновать ему все мотивы и причины, которые мы с вами сможем перед ним поставить. Я понимаю, это осуществится самыми ненавязчивыми из доступных вам способов и так, что Уорик не заметит, происходящее имеет совершенно другие цели, нежели его выгода. И еще, велите приготовить мои корабли, чтобы вывезти господина Невилла, если он не пожелает ехать без пропуска. Вам известно, у бретонцев и бургундцев на уме исключительно обнаружение средства для разрушения установленного мира, под предлогом пребывания здесь названного Уорика, и объявления начала военных действий». Все, что принималось во внимание, это то, «чтобы Английское королевство самостоятельно окунулось бы в раздоры». Однако, Ричард Невилл отказался уплывать до того, как он удостоверится в поддержке Маргариты Анжуйской, дабы избежать какого-либо неприятного сюрприза после восстановления на троне ее супруга. Уорик знал, Маргарита его ненавидит и, вернувшись к власти, может начать искать способ отомстить за себя человеку, сбросившему ее мужа с престола. Для обеспечения соглашения с Маргаритой Ричард Невилл потребовал, чтобы брак его дочери Анны с принцем Эдвардом состоялся накануне отплытия. 29 июня Жан Бурре послал Людовику XI отчет. «О том, что я могу слышать об уже названных известиях, как о том, что мой господин Уорик желает обезопасить свое дело с королевой Маргаритой, заключив брак дочери перед отплытием, не усматриваю в происходящем готовности ни моего господина Кларенса, ни его родственника, удалиться в Англию, как представляется вам. Если угодно, сир, дайте мне знать, как следует поступать в данных обстоятельствах». Просчет довольно обидный. Маргарита Анжуйская, действительно и слушать не хотела разговоров о вышеупомянутом союзе, как и о примирении с Уориком. Будучи вызвана Людовиком XI в конце июня в Амбуаз, она заявила французскому суверену, что «не в состоянии и не обязана прощать названного графа, ставшего главной причиной падения короля Генри, ее самой и их сына». Тем не менее, Людовик сумел задобрить Маргариту, и заставить ее согласиться доверить Ричарду Невиллу работу по отвоеванию утраченного государства и низвержению Эдварда IV. Как только Генри VI снова сядет на трон, обсуждения брака возобновятся. Закрепив удачу с первой уступкой, Людовик XI 22 июля организовал громкое воссоединение семьи в Анжере, дабы отпраздовать примирение. Вернувшийся ради этого из Онфлера Уорик, вымаливая прощение, встал перед Маргаритой на колени. Она продержала его в таком положении в течение четверти часа, лишь потом даровав требуемое прощение еле слышным голосом. Теперь можно было перейти к плану намечаемых действий. Людовик XI пожалует Ричарду Невиллу поддержку для снаряжения экпедиции. Эдварда IV сместят и заменят на троне Генри VI. Маргарита вернется в Англию, предварительно поклявшись, что никогда не упрекнет Уорика в их совместном прошлом. Сводный единоутробный брат Генри VI, Джаспер Тюдор, граф Пембрук, примет участие в походе Ричарда Невилла. Великое примирение в будущем закрепят браком 15-летней дочери Уорика, Анны Невилл, и 16-летнего сына Генри VI и Маргариты, Эдварда. В настоящий момент решили удовлетвориться празднованием помолвки, произошедшей 25 июля в соборе Анжера. Свое получил каждый, за исключением Джорджа, герцога Кларенса, лицезревшего, как его надежды стать королем Англии вместо брата беззастенчиво крадут. Он оказался больше никому не нужен. Уорик оставил зятя в Онфлере. Джорджу дали обещание восстановить его в правах владения прежним имуществом, и, если у Эдварда и Анны не появится потомства, оставить ему возможность унаследовать корону. Ради этого стоило набраться терпения. Анне исполнилось всего 15 лет, ей надо было дожить до 25 лет, или даже лет до 30, дабы подарить супругу сына. Истинным благополучателем без отсрочек случившегося соглашения оказался Людовик XI. С одной стороны, ему больше не придется опасаться англичан, отныне на протяжение некоторого времени слишком занятых внутренними междоусобицами. С другой стороны, Карл Смелый уже не сможет рассчитывать на союз с династией Йорков, требуя возвращения захваченных Уориком кораблей и готовясь к нападению на короля Франции. Бургундские, то есть фламандские суда уже получили урон в устье Сены, и герцог Бургундский успел выразить обуревавшую его ярость французскому посольству: «У нас, у португальцев (он являлся сыном Изабеллы Португальской), есть обычай, - когда те, кого мы считали друзьями, становятся друзьями наших врагов, мы посылаем их к ста тысячам чертям из ада». Чтобы произвести впечатление на Людовика XI требовалось нечто большее. Бургундцев вынудили вести войну памфлетов, задевающих согласие, воцарившееся между двумя заговорщиками: королем и Уориком. Монарх удачно обнаружил В Уорике товарища под стать. Их случай показать нам сдюжил, Судьбе привычно равных создавать. Ричард Невилл начал собирать в Валони все, необходимое ему для похода. Людовик XI лично прибыл удостовериться в продвижении приготовлений, воспользовавшись поездкой, дабы совершить паломничество на гору Сен-Мишель: помощь архангела всегда могла пригодиться. Уорик желал, чтобы брак его дочери с принцем Эдвардом был отпразднован и подтвержден до отплытия, но это подразумевало сначала получение церковного согласия на союз. Поэтому Анне следовало остаться с матушкой в Амбуазе, под надзором будущей свекрови, Маргариты Анжуйской. Перспектива брака с Эдвардом казалась многообещающей в отношении политической будущности, ибо превращала Анну в грядущем в королеву. Но она представлялась гораздо менее удовлетворяющей в человеческом плане. Эдвард являлся надменным и хвастливым подростком, которого миланский дипломат охарактеризовал как «не говорящего ни о чем, кроме как о срубании голов и о войне, словно он все описанное держал под контролем и был божеством сражений». Анна ощущала себя вынуждаемой заключить союз с этим незначительным прыщавым хвастуном, сыном безумца, узнанного ей с такой точки зрения, какая вызвала почти ненависть, и рассматривала брак скорее, как крайне противоестественный. Подобный подход никоим образом Ричарда Невилла не волновал. Он полным ходом готовился к отплытию. Его агенты в Англии, особенно лорд Стенли и граф Шрусбери, вели деятельную пропаганду в пользу своего господина. Уорик потребовал от соратников на севере страны заложить основы для восстания, которое заставило бы Эдварда уехать из Лондона как можно дальше. Также граф пытался сыграть на решении довольно неумелого Эдварда IV, недавно отнявшего у Джона Невилла, брата Уорика, титул графа Нортумберленда, дабы передать его сопернику первого, Генри Перси. У Джона Невилла, после начала столкновения, выказавшего себя образцовым верным сторонником короля и отказавшегося поддерживать брата. Подобным поступком Эдвард нажил еще одного противника, даже учитывая пожалование им Джону Невиллу утешительного статуса маркиза Монтегю. Готовя английское общественное мнение к своему возвращению, Уорик велел составить манифест, распространенный в государстве его агентами. Там объяснялось, что с ним повели себя несправедливо, ибо суверена окружили дурные советники, а в стране теперь правят чужеземцы, то есть, - бургундцы. Разумеется, Ричард Невилл удачно забыл упомянуть, - сам он – орудие в руках короля Франции, старающееся на благо французской же королевы. Уорик заявил о намерении избавить родину от внешних воздействий, не прояснив, что он собирается предпринять в отношении обоих соперничающихмонархов, Эдваарда и Генри. В начале сентября все было готово, и войска принялись даже выражать нетерпение. Но у нормандского побережья курсировал бургундский флот, а угроза морской битвы в процессе путешествия представлялась абсолютно нежелательной. Наконец, 6 сентября бургундские суда оказались рассеяны бурей, и уже 9 сентября корабли Уорика и Кларенса могли поднять якорь. Среди них насчитывалось 60 судов, включая подчиняющиеся графам Пембруку и Оксфорду, и французское сопровождение под эгидой адмирала Франции, Бургундского бастарда, добравшегося до Нормандии после того, как удостоверился, - высадка на берег Девона 13 сентября прошла успешно. Уорик: возвращение, сентябрь-октябрь 1470 года Эдвард IV находился в курсе приготовлений Ричарда Невилла и Кларенса, благодаря предупреждениям как собственных агентов, так и тех, кто служил герцогу Бургундскому. Но перед ним стояло два классических вопроса, возникающих перед военными властями в ожидании вражеской высадки: где и когда? На протяжение лета 1470 года Эдвард готовился к встрече, постоянно подстраховываемый братом Ричардом, ставшим его доверенным лицом и главной опорой. В июне, пока суверен был на заседании Большого Совета в Кентербери, он послал Ричарда в Мидлендс, набирать мужчин для армии. После король отправился проверять оборонительные сооружения Кента и попытался, при посредничестве дамы из свиты герцогини Кларенс, убедить брата Джорджа примкнуть к своим силам. В июле в Йоркшире, при подстрекательстве агентов Уорика, разразился мятеж. Эдвард и Ричард двинулись в начале августа в Йорк, дабы восстановить там порядок, и уже 26 августа Глостер получил назначение на должность хранителя западной Марки на границе с Шотландией. Несколько дней спустя пришли известия о высадке войск Уорика там, где его совершенно не ждали, - в Плимуте и в Дартмуте. Небольшая прибывшая из Франции армия не встретила никакого сопротивления, и Ричард Невилл сразу выпустил обращение, в котором объявил себя освободителем Генри VI, «истинного и неоспоримого суверена Англии», отвратительно удерживаемого «в руках его великого противника и мятежника Эдварда, прежде графа Марча, незаконного похитителя трона и угнетателя». Превратившись в самопровозглашенного защитника дела Ланкастеров, служащего «самой благородной из принцесс Маргарите, королеве Англии», после пребывания в статусе ее заклятого и смертельного врага Уорик направился к Мидленсу, где соединился с силами графа Шрусбери и лорда Стенли. Он вошел в Ковентри, собираясь далее идти к северо-востоку, чтобы встретиться с Эдвардом. Последний, как всегда сопровождаемый Ричардом, только что покинул Йорк и направился к югу. В Донкастере он послал приказ Джону Невиллу, сейчас маркизу Монтегю, присоединиться к нему с 3 тысячами солдат. И тогда Эдвард дорого заплатит за совершенную несколькими месяцами раньше ошибку, вернув Джону Невиллу титул графа Нортумберленда. Прямодушный король полагал, что Джон, несмотря на нанесенное оскорбление, останется ему верным. Эдвард незамедлительно узнал, - вышеупомянутый Джон тоже, недолго думая, поменял лагерь: в выпущенном обращении он отринул прежние клятвы в преданности и потребовал у своих войск присоединиться с ним к его брату Уорику. Положение Эдварда стало резко безнадежным. Он находился в Донкастере с Ричардом, скудным войском и несколькими избранными верными сторонниками, как лорд Гастингс и граф Риверс, тогда как братья Невилл приближались к нему с превосходящими по численности силами. Ричард, граф Уорик, двигался с юго-запада, а Джон, маркиз Монтегю, - с севера. Единственным решением было бегство, максимально скорое и на максимально большое расстояние, прочь из государства, морем, в земли зятя, Карла Смелого, герцога Бургундского. Глубокой ночью Эдвард, Ричард, Гастингс и Риверс галопом пустились к берегу, достигнув северной оконечности залива Уош. Тут перед ними возникла проблема. Ближайший порт, Бишопс-Линн (сегодня Кингс-Линн) был на южной оконечности. Это требовало пересечения 30 километров земноводного участка зыбучих песков и опасных отмелей, где ранее, двумя с половиной столетиями до них, чуть не увяз король Иоанн. Эпичное пересечение осуществили с помощью нескольких рыбацких судов. Крошечная группа беглецов добралась до Бишопс-Линн 30 сентября. Там, 2 октября, их приняли на борт голландские корабли и, подталкиваемые мощным западным ветром, повезли к фризскому берегу. Появилась новая угроза. Их стали преследовать корабли германской Ганзы, «Истерлинс», «Истерлингс» или «Острелинс», как называет их де Коммин, от чьего имени и пойдет следующий рассказ. «Вышеназванные ганзейцы издалека увидели суда, на которых плыл бежавший король, и начали преследовать их на своих семи или восьми судах. Король оторвался от них и достиг побережья Голландии или более северного берега, так как он прибыл во Фризию, подойдя к маленькому городку Алкмару; его судно стало на якорь как можно ближе к городу, поскольку из-за отлива они не могли войти в гавань. Ганзейцы же также встали на якорь поблизости, ожидая прилива, чтобы настичь их. Беда никогда не ходит одна. Судьба этого короля переменилась – и переменились его мысли. Всего 15 дней назад он был бы поражен, если бы кто-нибудь ему сказал: «Граф Уорик изгонит Вас из Англии и за 11 дней станет ее хозяином» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Итак, потерпевшие поражение Эдвард с Ричардом оказались на территории Бургундии, близ Алкмара, на севере Голландии. Уже второй раз в течение 10 лет последний обретал пристанище у герцога Бургундского. В прошлый раз это случилось в 1461 году. Он был еще 9-летним ребенком, приплывшим в обществе брата Джорджа, бежав из Англии после победы Генри VI и Маргариты. Теперь, в 18 лет, Ричард сопровождал другого брата, тогда как Джордж находился отныне в противоположном лагере, но он снова бежал от Генри VI и от Маргариты. У изгнанников не осталось абсолютно ни гроша. К счастью, правитель Голландии, господин де ла Грютюз, услышал об их прибытии. Снова предоставим слово де Коммину. Он «отправился на корабль, где был король, чтобы приветствовать его; король вступил на берег, а с ним – 1500 человек, среди которых был и герцог Глостер, его брат, провозгласивший себя впоследствии королем Ричардом. У короля не было ни гроша, и он отдал хозяину судна платье, подбитое прекрасным куньим мехом, пообещав в будущем дать и больше. Столь убогой свиты у него никогда еще не было. Но сеньор де ла Грютюз принял их с почетом, снабдив некоторых одеждой и взяв на себя все расходы до Гааги, в Голландии» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Осталось предупредить герцога Бургундского, который совершенно не обрадовался известию. Как его отец, Филипп Добрый в 1461 году, и как Людовик XI в 1470 году, Карл Смелый полагал, что англичане взяли решительно прискорбную привычку – приезжать и выпрашивать помощь на континенте, если у них происходили очередные перепитии в их внутренних стычках. Коммин, присутствовавший при объявлении о прибытии неудобных гостей, заметил, - герцог, несомненно, предпочел бы, чтобы те утонули в процессе пути. Да, Эдвард IV приходился ему шурином, но Карл «ставил выше линию Ланкастеров, а не линию Йорков». Он особенно «сильно опасался графа Уорика» и, помогая Эдварду, рисковал оказаться один против союза Людовика XI и Генри VI. Ибо сейчас в Англии распоряжался Уорик. Узнав о бегстве Эдварда IV, он 1 октября направился к погрузившемуся в беспорядки Лондону. Вышедшие из-под контроля шайки сеяли страх, грабили и освобождали заключенных. Исполняющие властные полномочия были перегружены работой. Голландские торговцы оказались ограблены, сторонники Йорков укрылись в церквях. Елизавета Вудвилл, супруга Эдварда IV, находящаяся на 8-м месяце беременности, устремилась в Вестминстерское аббатство, где воспользовалась правом убежища и 2 ноября родила сына, Эдварда. Под присмотром мэра Лондона Генри VI вышел из Тауэра, в котором его держали взаперти: грязный и обросший, он не имел ни малейшего представления, - что же с ним случилось. Отмытого и подобающе облаченного Генри провели по улицам до самого Вестминстера. Там Джон Годдар произнес проповедь, признав в ней, - Эдвард занял трон незаконно, и истинным сувереном является Генри. Несколько дней спустя, в середине октября, в столицу вошли Уорик, Кларенс, граф Шрусбери и лорд Стенли. Ричард Невилл отправился в Тауэр, где преклонил колени перед королем из династии Ланкастеров, прося у него прощения за свои прошлые деяния. Затем монарх, обряженный в накидку из голубого бархата, был сопровожден Уориком и Кларенсом до дверей собора, что вдохновило де Коммина на иронический комментарий. «Прибыв в Лондон, граф направился в замок Тауэр и вывел оттуда короля Генриха, которого некогда сам же туда и засадил, обвинив в том, что он изменник и виновен в оскорблении величества; теперь же он называл его королем, привел в Вестминстерский дворец и усадил на королевский престол в присутствии герцога Кларенса, которому все это не нравилось» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Действительно, Кларенс оказался отодвинут в тень, успев лишь недолго посмотреть на корону, как на свою будущую собственность. Он начал осознавать, что выбрал неправильную сторону. Джордж продолжал исполнять обязанности помощника и правой руки графа Уорика, тогда как тот занимал статус «наместника нашего суверена и господина – короля Генри VI», восстановление которого считалось «восстановлением нашей королевской власти». Проблемы «наместника короля» Усадив на троне суверена, коего сам же ранее низвергнул, Уорик теперь с полным правом заслуживал прозвания «Создателя королей». Но одержанная победа, тем не менее, поставила его в крайне щекотливое положение. Монарх, Генри VI, был совершенно не в себе и не способен править. Королева, Маргарита Анжуйская, все еще находилась во Франции вместе с сыном Эдвардом и сомневалась, стоит ли ей возвращаться в Англию, где у Ланкастеров оставалось до сих пор множество врагов. Другой король, которого Уорик изгнал, прежде короновав, гостил у герцога Бургундского и в любой момент мог высадиться на берег, дабы вернуть себе власть. Наконец, Людовик XI, кому Ричард Невилл был обязан достигнутым успехом, требовал теперь осуществления заключенного ими соглашения, то есть, деятельного участия англичан в войне против Карла Смелого. Каким образом Уорик, управляющий государством без законных на то оснований, мог привести в нормальное состояние создавшиеся обстоятельства? Первым делом Ричард Невилл вернул себе утраченные титулы и принялся продвигать выше интересы собственной семьи. Он опять стал великим камергером Англии, капитаном Кале, великим адмиралом и, заручившись согласием Маргариты, начал называться «наместником короля». Брат Уорика, Джордж, снова занял должность канцлера. Его второй брат, Джон Невилл, маркиз Монтегю, так и не стал вновь графом Нортумберлендом, однако, после почетного взыскания за службу Эдварду IV, был поставлен на пост хранителя восточной Марки на севере Англии. В Большой Совет вошли многие удостоенные доверия духовные лица. С целью успокоить умы Уорик продемонстрировал снисходительность к сторонникам Йорков: он объявил общее прощение, относящееся даже к членам всеми ненавидимого рода Вудвиллов, в том числе, к сэру Ричарду, брату королевы. Последняя продолжала скрываться в Вестминстерском аббатстве, но обращались с ней соответственно рангу: Елизавете разрешили передавать одежду и пищу, а также направили к ней леди Скроуп – помочь в процессе родов, произошедших 2 ноября. Равно Ричард Невилл следил, чтобы нормы права на убежище соблюдались по отношению ко всем укрывшимся в церквях йоркистам. Если не принимать во внимание бежавших вместе с Эдвардом IV, основные их предводители, такие, как герцог Норфолк и граф Эссекс, могли опять занять свое место среди лордов. Почти все второстепенные представители министерства финансов (или Палаты шахматной доски) и судов сохранили старые должности, как и шерифы. Важные посты разделили между йоркистами и ланкастерцами. Епископ Ковентри стал хранителем личной печати. Сэр Генри Лоуис – надзирателем за домом суверена. Сэр Ричард Тунстелл – главным камергером и главой монетных дворов. Сэр Джон Пламмер – хранителем большого гардероба. Рискуя разочаровать наиболее ярых сторонников, Уорик воздержался от процесса преследования ведьм и нового перераспределения имущества побежденных: таким образом, графы Оксфорд, Шрусбери, Девон и лорд Стенли ничего не получили. Тем не менее, некоторые вопросы оказались чрезвычайно щекотливыми. Особенно, в случае Тюдоров. Джаспер Тюдор, сводный единоутробный брат Генри VI, граф Пембрук, прибыл ко двору в начале ноября с племянником, Генри Тюдором, сыном Эдмунда Тюдора, графа Ричмонда. Генри требовал возвращения ему графства Ричмонд, но удел уже пожаловали герцогу Кларенсу, который не имел ни малейшего намерения его уступать. Разочарованные Тюдоры вернулись в Уэльс и должны были с этого времени находиться под присмотром. Второй щекотливый случай – счастливо обретший свои владения и вошедший в Большой Совет Кларенс, чья верность являлась довольно шаткой. Единственной значительной жертвой возвращения Ланкастеров оказался граф Уорчестер, Джон Типтофт. Удивительный и обаятельный, интересный человек и представитель выдающейся семьи из Восточной Англии, знатный и высокообразованный вельможа, одновременно являлся и гуманистом, и судьей, лишенным свойственных всем чувств, за что его прозвали «Мясником». После обучения в Оксфордском университете Типтофт стал казначеем в период с 1452 до 1455 года, предпринял путешествие в Святую землю, далее проведя 2 года в Италии – в городах Падуя и Феррара. Известный латинист, он прикоснулся к свежему дыханию эпохи Возрождения и, будучи безжалостным реалистом, подумывал о его действенности, пусть и разрушающей классические христианские ценности. Вернувшись в Англию, оказался поставлен на должность коннетабля и в 1462 году получил назначение на руководство комиссией для суда над делами совершения государственной измены «общим числом и просто, без процедуры судебного рассмотрения». Это давало понять, Типтофта привлекли, не приняв в отчет его душевного состояния и превратив, таким образом, в палача многочисленных ланкастерцев. Поэт и философ, он был автором различных произведений, напечатанных восхищавшимся его культурным уровнем Кэкстоном. Ненавидимого ланкастерцами Уорчестера обвинили в совершении государственной измены и осудили перед присяжными, возглавляемыми графом Оксфордом, отца и брата которого он велел казнить. Типтофту отрубили голову в октябре 1470 года. Обновление государственной организации с возвращением Ланкастеров требовало созыва Парламента, заседания коего открылись 26 ноября. Генри VI провозгласили законным королем, которому следовало наследовать его сыну Эдварду, а потом уже отпрыску последнего. Если у Эдварда не появится потомства, корона должна будет перейти к герцогу Кларенсу. Акты о лишении гражданских и имущественных прав в отношении ланкастерцев отменялись, но выдвигались против Эдварда IV, названного противоправным похитителем трона, и против его брата, Ричарда. Однако очень скоро Уорика настигла вечная проблема всех правителей: нехватка денег. В описываемый тяжелый и смутный период доходы со владений и королевские налоги поступали со скрежетом. Граф одолжил у Лондона 1 тысячу ливров на оборону Кале, но не дерзнул потребовать у Парламента поднятия новых пошлин, так как режим оставался слаб. Это было беспроигрышным средством обрести нелюбовь населения. Ричарду Невиллу пришлось черпать средства в собственном кошельке. В любом случае, в декабре к нему пришла хорошая новость из Франции. Удалось получить разрешения на брак его дочери, Анны, с сыном Маргариты Анжуйской и будущим королем, Эдвардом. Союз отпраздновали и подтвердили. Теперь оставалось выполнить данное Людовику XI обещание: заключить союз против Карла Смелого. Это было опасным предприятием, по отношению к которому общественное мнение англичан оказалось настроено вдвойне враждебно. Договор с Францией подразумевал дружбу с заклятым на протяжение поколений противником, совсем недавно выгнавшим англичан из Нормандии и из Гаскони, что виделось настоящей государственной изменой. Равно относились и к нападению на бургундца, правившего в Голландии и во Фландрии, главного торгового партнера англичан, ставшему бы экономическим самоубийством. Но тонко обыграть Людовика XI никому не было под силу. Начиная с въезда в столицу в октябре, Уорик отправлял королю Франции восторженные письма, объявляя о своей признательности. «Возрадуйтесь узнать, что, благодаря Господу и вашей помощи, за которую не представляю, как вас восхвалять, это королевство теперь находится в повиновении моего господина и суверена государя, и что узурпатор Эдвард изгнан». Ричард Невилл дошел до чеканки монет с цветком лилии. Людовик XI находился на седьмом небе от счастья, «он купался в розах», как писал летописец Шастеллен. Король Франции организовал крестные шествия, дабы возблагодарить Бога, Святую Деву и всех святых, пребывающих в раю…заставив подписать тайное соглашение с сыном Генри VI, Эдвардом, по которому последний обязывался от своего имени и от имени отца развязать войну с герцогом Бургундским вплоть до уничтожения его страны. В данном соглашении Людовик XI определяется как «король Франции», а это было недопустимо для английского суверена, окажись им хоть Йорк, хоть Ланкастер, ибо уже более столетия Плантагенеты заявили собственные права на подобный статус: именно на него делались ставки в Столетней войне! К чему тогда произошли сражения при Креси, при Пуатье и Азенкуре? К чему тогда был заключен договор в Труа? Людовик XI немедленно бросил войско на принадлежащую бургундцам Пикардию и отправил в Англию посольство. Уорик встал перед свершившимся фактом: война началась, и ему следовало принять в ней участие. Именно это посланникам, как один, знатным вельможам, требовалось сказать Ричарду Невиллу. Как бы то ни было, Людовик, осознав, в насколько тяжелое положение попал Уорик, чтобы помочь ему заручиться согласием Парламента, послал с делегацией товары, стоимостью в 25 тысяч крон, с целью распределить их среди лондонских торговцев наравне со звонкой монетой. А еще он пообещал Ричарду Невиллу отдать ему, после уничтожения герцогства Бургундии, Голландию и Зеландию. Чем хорошо похлестнул пыл графа. Снова Парламент собрался в феврале 1471 года. От него требовалось одобрение соглашения с Людовиком XI. В конце концов, подписанный Уориком и послами текст оказался слишком разочаровывающим для короля Франции. Там не содержалось никакого объявления о войне Бургундии, лишь обязательство сражаться против узурпатора Эдварда IV, а с этим и статьи, облегчающие торговлю и взаимообмен между подданными Генри VI и Людовика XI. Разумеется, Ричард Невилл направил комиссии по использованию созванных по всей стране, собирая армию, но было очевидно, - ему никогда не удастся выставить обещанные 10 тысяч лучников. Это обойдется и по оплате, и по снаряжению в расчете на 40 дней в 30 тысяч ливров, то есть вдвое дороже того, на что мог полагаться Уорик. Положение графа казалось тем более неприятным, что Маргарита Анжуйская с сыном продолжали откладывать возвращение в Англию. Маргариту терзали подозрения. Королева исключительно наполовину полагалась на Уорика, опасаясь, что положение Ланкастеров еще не столь надежно, дабы можно было попытаться вернуться. Кроме того, Маргарита знала, - Эдвард IV готовит со своей стороны поход, опираясь на помощь Карла Смелого, и предпочитала дождаться его результатов, прежде чем пересекать Ла Манш. Одновременно и Ричард Невилл не мог позволить себе отправиться сражаться на континент, оставив Англию в руках безумного монарха и вряд ли достойных веры советников. Государство нуждалось в наличии управления им твердой руки: руки Маргариты и в присутствии рядом ее сына. Новое бургундское изгнание Ричарда Точно такая же неуверенность царила и в противоположном лагере. Эдвард IV и несколько его приближенных пребывали в Голландии, в Гааге, поддерживаемые в течение всей осени 1470 года средствами великодушного господина Грютюза и ожидающие решения герцога Бургундского. Представляется, что герцог Глостер, Ричард, находился в Англии еще месяц после отъезда брата Эдварда, ведя под прикрытием действия сопротивления ланкастерцам. Об этом пишет хроникер Адриан де Бут, аббат монастыря Дюн во Фландрии. Он утверждает, что «самый юный из братьев сбежавшего короля Эдварда (…) герцог Глостер оказывал сопротивление насколько мог». А бальи города Вере отметил в начале ноября выплату, чуть более 3 ливров, «занятых, когда мой господин Глостер отправился в Голландию». Вышеперечисленное доказывает пылкую поддержку брата Ричардом. А вот де Коммин говорит, что Глостер высадился на бургундский берег одновременно с Эдвардом. Какой бы оборот ни произошел, оба брата воссоединились в Гааге и оказались обеспечены жильем, одеждой и пищей, благодаря господину Грютюзу, предоставившему им в распоряжение равно и свою чрезвычайно богатую библиотеку. Тем не менее, все, чего они ожидали, - это помощь финансовая и военная со стороны герцога Бургундского, чтобы опять завоевать Англию. Но Карл Смелый сильно сомневался. Он избегал всякого соприкосновения с изгнанниками, хотя те и приходились ему шуринами, и бургундец успел обменяться с ними орденами Золотого руна и Подвязки, соответственно. Как отметил Филипп де Коммин: «Он серьезно опасался графа Уорика; герцог не представлял, как ему удовлетворить прибывшего к нему гостя, на чьей сестре был женат и кем являлся братом по ордену: ибо Эдвард носил орден Золотого руна, а наш герцог – орден Подвязки» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Симпатии Карла относились скорее к стороне Ланкастеров, которые сейчас вернулись к власти, и он желал изо всех сил избегнуть их объединения с Людовиком XI в целях последующего объявления ему войны. Таким образом, первым побуждением бургундца при известии о «восстановлении» Генри VI, было отправить новому суверену свои поздравления, параллельно напомнив, что Карл не собирается вмешиваться в английские проблемы. Он послал де Коммина в Кале, дабы уверить его правителя, лорда Уэнлока, в дружеских намерениях и в стремлении поддерживать добрые торговые взаимоотношения. Де Коммин был прекрасно принят и объяснил, - если герцог ранее и подписывал с Эдвардом IV договор, то тот заключался с сувереном Англии, как бы последнего ни называли, «из чего между нами оказалось согласовано, что союзы останутся неприкосновенными, и что подписывали мы их с английским государством, исключая современное обращение к Генри вместо Эдварда». И это явилось чудесным примером прагматизма и политического реализма. Вопрос о рыцарских ценностях даже не поднимался: его заменила политика действительности эпохи Возрождения. Хотя Карл Смелый мечтал стать другом Генри VI, он продолжал оставаться личным заклятым противником Уорика и держал в своем окружении двух ланкастерских вельмож, Генри Холланда, герцога Эксетера, и Эдмунда Бофора, герцога Сомерсета, желавших вернуться в Англию и исподтишка начать вести кампанию, нацеленную против «Создателя королей». А еще у него была супруга, Маргарита Йорк, сестра Эдварда IV. В силу имеющихся у дамы средств, она действовала в пользу братьев: и не только Эдварда и Ричарда, но и Кларенса, которого воодушевляла письмами с призывами покинуть партию Ричарда Невилла. Джордж и правда, утратил прежние надежды. Он не станет королем, но, как будто этого было мало, Уорик, отныне в нем не нуждающийся, решился чуть погодя отнять у Кларенса некоторые владения и отдать их Маргарите Анжуйской, не предложив прежнему собственнику ничего, кроме скудной компенсации. Униженный и разочарованный Кларенс считал себя обманутым. Согласно безымянной летописи «История прибытия Эдварда IV в Англию», написанной представителями монаршего окружения, «он обнаружил, что находится под подозрением, презираемый, пренебрегаемый и ненавидимый всеми лордами, вельможами и остальными, кто был сторонником и приверженцем Генри (…). Также герцог видел, что они устраивают заговоры, отметая ранее заключенные с ним соглашения и, по всей видимости, сговариваясь привести к краху и его семью». Поэтому Джордж все сильнее обращал внимание на призывы сестры, герцогини Бургундской, которая «не прекращала отправлять к нему слуг и послания (…), с той настойчивостью, что между ними установилась совершенная гармония». В итоге, начало наступления Людовика XI на Сен-Кантен в первых числах декабря заставило Карла Смелого принять решение. Столкнувшись с угрозой объединенного нападения французов и англичан, он согласился на встречу 26 декабря с низвергнутым монархом. Тот доказывал необходимость вторжения в Англию для свержения Генри VI в обмен на что готов был затем заключить союз с Бургундией против Людовика XI. Однако, Карл сохранял осторожность и не отказывался от двойной игры, как о том докладывает де Коммин. «Король Эдвард прибыл к герцогу Бургундскому в Сен-Поль и стал умолять его помочь ему вернуться, убеждая, что у него много сторонников в английском королевстве и богом заклиная не бросать его, ибо он женат на его сестре и они собратья по орденам. Герцоги же Экзетерский и Сомерсет, наоборот, настраивали его в пользу короля Генриха. Герцог не знал, кому угодить, и боялся обидеть обе стороны; так у него на глазах разгорались ожесточенные распри. Наконец он склонился в пользу герцога Сомерсета и других, поскольку они обещали ему помочь в борьбе с графом Уориком, с которым издавна враждовали. Король Эдвард, находившийся там же, был недоволен этим. Однако его всячески утешали и говорили, что это лишь уловка, дабы не вести войну сразу с двумя королевствами, ибо если герцог Бургундский потерпит поражение, то вообще не сможет помочь ему» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Итак, решение было принято: Карл Смелый снабдит Эдварда деньгами, войсками и кораблями, но под покровом тайны. «Герцог, понимая, что не в силах больше удерживать короля Эдуарда от возвращения в Англию (а по ряду причин он и не решался его гневить), сделал вид, будто не оказывает ему никакой помощи, приказав глашатаям кричать, чтобы никто не шел к нему на подмогу; а тайком велел выдать ему 50 тысяч флоринов с крестом святого Андрея, нанял для него три или четыре больших судна, которые велел снарядить в голландском порту Вере, куда все могли заезжать, и тайно оплатил 14 хорошо снаряженных судов, предоставленных ганзейцами, которые обещали служить ему до высадки в Англии и 15 дней спустя» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). В течение двух месяцев, января и февраля 1471 года в порту Леклюз правила бал напряженная деятельность, там собирали необходимое для похода снаряжение. Вместе с Гастингсом и Риверсом Ричард принимал самое непосредственное участие в приготовлениях, постоянно при том навещая сестру в Лилле и Уильяма Кэкстона в Брюгге. Благодаря 50 тысячам крон (почти 20 тысячам ливров), одолженных герцогом, можно было нанять около 1 500 человек, из которых 1 тысяча являлась англичанами, а остальные 500 – фламандцами, и оборудовать по всем нормам 15 кораблей. Отплытие из Леклюза, являвшегося внешней гаванью Брюгге, планировалось на 2 марта, но буря задержала его до 11 марта. Сначала попытались совершить высадку в Кромере, на побережье Норфолка, но суда разметала еще одна буря. В конце концов, устремившись на север, путники пристали у Райвенспура, в устье реки Хамбер, на побережье Йоркшира. Их положение грозило серьезной опасностью: небольшая армия находилась на враждебной земле, - Кингстон-апон-Халл отказался открывать им свои ворота, Йорк – сомневался. Город не позволил Эдварду войти иначе, чем объявив, - он прибыл исключительно вернуть принадлежащее ему герцогство Йоркское, без каких-либо дурных намерений по отношению к Генри VI. Затем, все еще сопровождаемый Ричардом, Эдвард двинулся в поход на юг. Перемещение было смелым, - против бывшего короля собрали не меньше 5 войск. С севера шли маркиз Монтегю, брат Уорика, и граф Нортумберленд, Генри Перси. С юго-запада – Кларенс. С востока – граф Оксфорд, а сам Ричард Невилл отсекал противнику путь в Ковентри. Последний находился в Лондоне, когда подоспели известия о высадке йоркистов. Посадив под надежную охрану наименее надежных вельмож, Уорик направился на север, рассылая во все концы приказы о мобилизации, выдававшие определенную лихорадочность с его стороны. Вот, например, сообщение, посланное им 25 марта Генри Вернону в Дербишир. «Зная, что вышеуказанный Эдвард, великий враг нашего суверена и господина короля, мятежник и предатель, прибыл теперь на север государства и быстро двинулся на юг в сопровождении фламандцев, германцев и датчан, не превышающих число в 2 тысячи, и не принимая никакой помощи в пересекаемых им регионах, вы сразу же и немедля отправитесь, прочитав это послание, к Ковентри с таким количеством вооруженных людей, какое только сумеете найти, и там поспешно присоединитесь ко мне, ибо имеете мое полное доверие, дабы я мог затем вознаградить вас, как полагается. Храни вас Господь». Далее Ричард Невилл собственноручно добавляет: «Генри, не пренебрегайте нашей взаимной преданностью, сегодня, как и всегда. Р. Уорик». У графа Уорика действительно имелись причины сомневаться в преданности друзей и родственников. Все они застыли в напряжении и ожидании продолжения событий, чтобы потом выбрать лагерь. Шрусбери и Стенли охотно пропустили мимо ушей указания Ричарда Невилла, как и два вельможа севера государства, Монтегю и Генри Перси, граф Нортумберленд, а с ними и Джаспер Тюдор в Уэльсе. Что до Джорджа, герцога Кларенса, он решил, наконец, примкнуть к братьям. После пребывания на протяжение нескольких дней в Уэлсе, на юго-западе, герцог направился в Восточную Англию и оттуда, 3 апреля, двинулся на север, словно для сражения с Эдвардом, укрепившимся в замке Уорик. Но вместо битвы произошло примирение трех братьев. Эдвард с Ричард, с одной стороны, и Кларенс, с другой, сошлись меж двух армий. Летопись под названием «История прибытия Эдварда IV в Англию» повествует об объятиях, звуках труб, возгласах одобрения, «любезных и дружеских словах собеседников, обещаниях совершенного рыцарского согласия навеки, о пылких аплодисментах и братских настроениях». «Мир, а не война», - слетало со всех губ, по свидетельству Полидора Вергилия. Ричард был особенно счастлив обнаружить своего брата Джорджа таким же красноречивым, как обычно. Для Уорика, все еще запершегося в Ковентри, новости предстали катастрофой. Эдвард и Кларенс предложили ему вариант решения: сдачу и прощение, либо же битву и поражение. Ричард Невилл отказался и от первого, и от второго, оставшись упрямо забаррикадировавшимся в Ковентри с далеко не ничтожным подкреплением. Перед тремя братьями Йорками возникла следующая дилемма: приступить к осаде Ковентри, которая грозила оказаться долгой и опасной, или отправиться в Лондон, надеясь, что столица распахнет им ворота. Выбор пал на второе, и 5 апреля армия двинулась в путь на легендарный город. Там население поделилось строго пополам: местный Совет принимал один за другим взаимопротиворечащие приказы. С одной стороны Эдвард требовал у него задержать Генри VI, с другой – Уорик повелевал своему брату Джорджу Невиллу, архиепископу Йорка, на которого возложил задачу управлять столицей, - не сдавать позиций и ждать прибытия королевы Маргариты Анжуйской. Джордж Невилл провел несчастного суверена по площадям, привлекая тем самым верных людей. Кортеж представлял собой жалкое зрелище. Ошалевший монарх, облаченный в «длинное одеяние из голубого бархата, будто не нашлось ничего иного, что на него набросить», держался «за руку» архиепископа, словно дитя. За ним шел семидесятилетний лорд Седли, ветеран французских войн, а далее – еще 600 человек, все они направлялись в собор Святого Павла в районе улицы Чипсайд. Подобная картина, по свидетельству летописца, казалась скорее «больше комедией, чем представлением для принца, достойного завоевывать сердца». Что до мэра Стоктона, он предпочел остаться в постели, дипломатично отговорившись приключившимся нездоровьем. Когда армия Йорков прибыла 10 апреля к Сент-Олбансу, в нескольких километрах на север от Лондона, Совет, во избежание схваток и разграблений, решил открыть ворота. Коммин приводит три причины для постановления столицы сдаться Эдварду. «Первая – те люди, что были втайне за короля Эдварда, и его жена-королева, родившая сына; вторая – его крупные долги, так что купцы, которым он был должен, стали за него; а третья – многие благородные женщины и богатые горожанки, с которыми у него раньше были очень близкие и короткие отношения и которые склонили на его сторону своих мужей и родственников» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Иначе говоря, Эдвард воспользовался многочисленными симпатиями к себе в городе, где до сих пор пребывали его супруга Елизавета и их крошечный сын Эдвард, полагающиеся на право убежища в Вестминстерском аббатстве. Бесконечные по списку кредиторы надеялись, что он погасит долги. Третья же причина могла с легкостью оказаться не стоящей внимания. Девицы и дамы, наслаждавшиеся чувственными милостями столь великого соблазнителя, каким являлся Эдвард, оказывающие давление на мужей, дабы те приняли его сторону? Это предполагает, что король успел войти в близкие отношения с большей частью горожанок, и что супруги последних были странным образом простодушны или услужливы. Получается, что Эдварда спасла поддержка блока рогоносцев и кредиторов. Добавим, - Совет довольно мудро оценил степень равновесия сил и бедствие, каким стала бы осада Лондона. Отметив, что Эдвард «быстро приближается к городу с сильной армией, и что жители не достаточно натренированы в деле обращения с оружием для оказания сопротивления значительному войску и не должны даже пытаться это сделать», Совет решил обдумать сложившиеся обстоятельства. Архиепископ Невилл настаивать не стал и переметнулся на сторону йоркистов. 11 апреля Эдвард, Джордж и Ричард вошли в Лондон во главе своих войск. Сначала они направились в собор Святого Павла, - совершить некоторые приношения, затем – в епископский дворец, где находился Генри VI. Два английских короля, представитель династии Йорков и представитель династии Ланкастеров, встретились лицом к лицу. Генри VI обнял собрата: «Кузен Йорк, добро пожаловать. Я знаю, - в ваших руках мне не грозит никакой опасности», - обратился он к Эдварду, согласно воспоминаниям Жана де Энена, на что тот ответил, - «не стоит ничего бояться и можно уже успокоиться», после чего перевел и запер Ланкастера в Тауэре. Далее он поехал в Вестминстерское аббатство, где увидел жену и познакомился с сыном Эдвардом, достигшим теперь возраста нескольких месяцев. Король поместил их в замок Байнард. Барнет, 14 апреля 1471 года: гибель «Создателя королей» Тем не менее, медлить было нельзя: граф Уорик, наконец, выступил из Ковентри и прибыл в окрестности Лондона с войском, остановившись у Барнета, близ Сент-Олбанса. Он находился во главе значительных сил: в армии Ричарда Невилла насчитывалось от 12 тысяч до 15 тысяч человек, не беря во внимание мощную артиллерию. Уорик развернул лагерь на плоскогорье, лежавшем в долине Миддлсекс, к северу от столицы. Левым крылом руководил герцог Эксетер, занявший область топей, правое крыло подчинялось приказам графа Оксфорда, центр был доверен Джону Невиллу, маркизу Монтегю, решившему воссоединиться с лагерем брата. Благоразумно ли казалось проявить к нему подобное доверие после произошедших перемен? Сам Ричард Невилл повелевал полками запаса, стоявшими за спиной у Монтегю. Совершившая таким образом внутреннее распределение его армия стала ждать, когда Эдвард соизволит выйти из Лондона и начать то, что обещало превратиться в решающее сражение, от которого зависела судьба двух монархов. Битва при Барнете ставила на кон судьбы двух самых великих английских полководцев эпохи, старых друзей, оказавшихся впоследствии смертельными врагами. Войско Эдварда было гораздо скромнее по численности: там находилось между 9 тысячами и 12 тысячами человек, но в нем присутствовали закаленные полководцы, такие как лорд Говард, лорд Гастингс, лорд Сэй, сэр Хамфри Буршье и три брата Йорка. Оно вышло из столицы 13 апреля около 4 часов пополудни и встало напротив армии Уорика. Но вскоре наступила ночь, и в полумраке, среди изгородей, войско по ошибке развернулось со смещением по отношению к востоку и к трем полкам Ричарда Невилла. Правое крыло, под главенством Ричарда, заметно перешло границы левого крыла ланкастерцев под руководством Эксетера. На другом конце левое крыло армии Эдварда, под главенством Гастингса, заметно перешло к западу границы правого крыла Уорика, под руководством Оксфорда. Сам Эдвард распоряжался в центре. Сражение началось ранним утром в пасхальное воскресенье, 14 апреля 1471 года, открывшись довольно неловким образом, - видимость испортил спустившийся густой туман. Тогда как в центре схватка разожгла ярость среди войск Эдварда и поддерживаемого Уориком Монтегю, на правом фланге Ричард шел вперед и не обнаруживал никого, пока, осознав, что Эксетер на западе, он не повернул налево и внезапно наткнулся на левый фланг противника. На другом крыле произошло в точности обратное. Оксфорд двинулся вперед, никого перед собой не увидел, повернулся налево и тут же уперся в полк Гастингса. Сражение обернулось вокруг своей оси: обе армии, поставленные с востока на запад, оказались выровнены по линии север-юг. Все бились в пешем строю, включая даже полководцев. Ричард Невилл привык начинать бои как пехотинец, затем поднимаясь на коня, чтобы добиться более общей картины обзора и иметь возможность управлять сражением в целом, что мы уже наблюдали. Однако, на этот раз его брат, маркиз Монтегю, убедил Уорика оставить скакунов позади и вести битву пешим, в центре войск, дабы упрочить доверие своих солдат. Побоище было чудовищным, полным шума сминаемого железа и криков боли смешавшихся и разозленных 25 тысяч человек. Король, как свидетельствует «История прибытия Эдварда IV в Англию», «настойчиво устремился к врагу в самом сердце сражения, где громил и резал все, оказывающееся у него на пути и, поворачиваясь с одной стороны на другую, сбивал и закалывал представлявшееся его взору вокруг себя и своих верных соратников». Филипп де Коммин подтверждает это: «С той и другой стороны все были пешими. Королевский авангард понес большие потери, вступив в схватку с войском графа Уорика. Но тут подошли основные силы, и король лично вступил в бой и сражался наравне с другими, и даже более, чем все остальные» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Но именно на флангах решалась судьба сечи. Находящийся на правом крыле Ричард, пусть и не обладавший телосложением старшего брата, со всей силы орудовал секирой, окруженный рыцарями своей приближенной стражи, в которой многие уже били убиты. Он отбросил герцога Эксетера, сразу отступившего к центру и потребовавшего у Уорика подмоги. На левом крыле ланкастерцы герцога Оксфорда, после разгрома войска Уильяма, лорда Гастингса, уверовали, что они выиграли битву и принялись грабить Барнет. Оксфорд изо всех сил пытался их удержать, поведя к центру сражения, дабы опрокинуть армию Эдварда. Время от времени ряды перемешивались, и в тумане и смятении люди Оксфорда появились позади солдат Монтегю, которых первые приняли за противника по причине схожести знамен: символом Оксфорда являлась сияющая звезда, а символом Эдварда - сияющее солнце. Ланкастерцы начали биться против них, и вскоре прозвучал роковой возглас, говорящий о панике и объявляющий о беде: «Измена! Измена!» С этого момента войско Уорика стало распадаться. В беспорядке был убит Джон Невилл, маркиз Монтегю, кто-то утверждал, - йоркистами, кто-то настаивал на ланкастерцах, подозревавших его в смене лагеря. Увидев, что все потеряно, Уорик попытался бежать, но оказавшись пешим и в железном панцире, весом более чем 20 килограммов, понял, что подобное далеко от идеала для обстоятельств бегства. Его догнали и на месте убили, вонзив в горло кинжал. Сражение при Барнете продолжалось не более 3 часов. К 10 часам утра все было кончено. На земле остались лежать 3 тысячи покойников, из которых двое являлись братьями Невиллами. Герцог Эксетер получил опасную рану. Граф Оксфорд добрался до границы с Шотландией, остальные устремились во Францию. Со стороны йоркистов пали - лорд Сэй, лорд Кромвель, сэр Хамфри Буршье, сын лорда Маунтджоя. От легкого ранения пострадал Ричард. Известие о победе Эдварда мгновенно достигло слуха бургундцев, даже если герцогиня Маргарита и успела упрекнуть супруга, Карла Смелого, в дистанцировании от достаточной помощи брату. Особенную радость вызвала гибель «Создателя королей», графа Уорика, уменьшившего до нуля вероятность воплощения планов Людовика XI, как поют о том в бургундской балладе: Потерял ли только время он, Иль и деньги, что милей? Уорик мертв и побежден, А Людовик – прохиндей! Меж собой, друзья-французы, Жалуйтесь, рыдайте, От Уорика одни конфузы, Он разгромлен, - привыкайте. Тьюксбери, 4 мая 1471 года: конец Ланкастера На следующий день после сражения при Барнете, 15 апреля, тела Уорика и Монтегю были доставлены в лондонский собор Святого Павла обнаженными, «за исключением полотна, покрывающего их чресла». Трупы выставили на общественное обозрение, дабы «народ не стал жертвой обмана из-за соблазнительных речей (…), ибо в любом месте могут возникнуть слухи, что эти двое, или, по меньшей мере, граф Уорик, до сих пор живы. И недоброй целью подобных слухов будет возбуждение разговоров, а с ними восстаний разного масштаба и мятежей». Как мы уже видели, слухи и обманы служили в ту смутную эпоху чем-то вроде звонкой монеты. После демонстрации населению тела захоронили в аббатстве Бишем. Эдвард мог праздновать победу. Но партия Ланкастеров не угасла. Генри VI все еще находился на месте, безумный и заключенный внутрь стен Тауэра, но даже одно его существование представляло опасность. Пока прежний король был жив, преданные ему люди могли устроить заговор с целью вторично вернуть Генри на трон. Никуда не исчезли и его жена, Маргарита Анжуйская, и их сын, принц Уэльский, Эдвард. Ровно в день сражения при Барнете Маргарита, Эдвард и Анна, дочь Уорика и супруга принца, наконец, высадились на юго-западном побережье страны, в Уэймуте и Портсмуте. Их сопровождало лишь небольшое войско, нанятое на деньги Людовика XI. Прибывшие пустились в путь, убежденные, что Уорик уже избавился от Эдварда IV. Прошло 2 дня, прежде чем до них дошли вести о понесенном при Барнете поражении. Анна устремилась в убежище при аббатстве Болье, близ Саутхэмптона. Маргарита, напротив, желала продолжать верить в успех. Уход ненавидимого ей Уорика не слишком опечалил королеву. Разумеется, Эдвард при Барнете одержал победу, но после такой битвы ему следовало быть чрезвычайно ослабленным в военном отношении. Наступил благоприятный миг для как можно более скорого столкновения с Йорком, прежде чем он сумел бы восстановить свои силы. А еще для боя требовалась армия. Дело Ланкастеров поддерживало население на юго-западе государства и в Уэльсе, а также многочисленные добровольцы из среды джентри Корнуолла, Девона, Сомерсета, Дорсета и Уилтшира, примыкавшие к королеве, которая через Эксетер, Таунтон и Уэллс продвигалась к северо-востоку страны. Эдвард, услышав о совершенной высадке, набрал свежие войска, дабы восполнить потери, вызванные смертями и ранами на поле Барнета. Благодаря новым одобренным лондонцами займам, ему удалось созвать в Виндзоре ко дню Святого Георгия (23 апреля) довольно пристойную армию. На следующий день король выступил в поход на запад вместе с Ричардом, Кларенсом и Гастингсом. Маргарита же продолжала двигаться через Бат и Бристоль к Глостеру, где находился первый мост, позволявший перейти реку Северн и вступить на земли Уэльса, навстречу Джасперу Тюдору. Изумленная скоростью реакции Эдварда, Маргарита чудом избежала вовлечения в сражение, и оба войска, параллельно друг другу, направились в изнуряющее путешествие на север. Солдаты, как свидетельствует «История прибытия Эдварда IV в Англию», «на всем протяжении маршрута не находили ни пищи для себя, ни корма для коней, не говоря уже о воде для них, за исключением мелкого источника, мало оказавшего помощь, ибо моментально он был взбаламучен проездом телег. Королевские армии преодолевали дорогу на расстоянии 5 или 6 миль (10 километров) друг от друга, но одно войска перемещалось по открытому пространству, а второе – по лесам, проводя, однако, взаимное слежение». Выбившиеся из сил ланкастерцы противились необходимости принимать бой. Они развернулись по линии восток-запад между протекающим слева ручьем Свиллбрук и дорогой из Глостера к Тьюксбери справа. Позади, совсем близко стояло крупное Тьюксберийское аббатство и бежала река Эйвон, недалеко оттуда впадавшая в Северн. Левым крылом управлял герцог Девоншир, правым – герцог Сомерсет, центром – принц Эдвард, сын Маргариты, юноша 17 лет, не имеющий никакого военного опыта и сопровождаемый лордом Уэнлоком. Напротив, на юге, расположилось войско йоркистов, вероятно, превышающее вражеское по численности, особенно, в отношении артиллерийских орудий. Его правым крылом руководил лорд Гастингс, левым – Ричард Глостер, а центром – Эдвард и Кларенс. Более того, суверен скрыл 200 вооруженных пиками всадников на лесной опушке на западе. Холмистая почва плохо подходила для битвы выстроенных рядов. Пейзаж был богат рощами и сжатыми петлями, по которым меж узких участков бежали изрытые ямами дороги, окруженные изгородями и склонами. Это основательно сокращало степень видимости и пространство, чтобы получилось провести массированную лобовую атаку, поэтому лучники стреляли более или менее вслепую. Совершенно не удивительно, что в подобных условиях завязавшаяся утром 4 мая 1471 года сеча оказалась сумбурной, а отзывы о ней летописцев – и того сильнее. Главными источниками наших сведений о произошедшем являются «История прибытия Эдварда IV в Англию», Летопись Кройлендского аббатства и летопись Джона Уоркворта. Они сходятся, по меньшей степени, на одном: главную роль исполнил тут Ричард, еще раз подтвердив свои военные таланты. Битва началась с обмена стрелами и ядрами, терявшимися среди изгородей и склонов. Герцог Сомерсет, укрыв солдат на изрытых дорогах, попытался обойти Ричарда с запада, совершив, таким образом, крюк. Глостеру, однако, удалось перестроить подчиненные ему ряды и получить от Эдварда подкрепление. «Король», - как свидетельствует «История прибытия Эдварда IV в Англию», - «доблестно бросился на них, завоевал канаву и изгородь, силой проник за ограды и откинул врага на холм в сопровождении руководимого герцогом Глостером передового отряда». Сомерсет отступил, и в этот миг из рощи вышли 200 копейщиков, ударивших ему в тыл. Люди герцога «совершенно отчаявшиеся и изумленные бежали в лес и к соседнему лугу по тропинкам и изрытым дорогам, надеясь там спрятаться». Многие были убиты, и вскоре местность уже называли «Кровавым лугом», каковое имя сохранилось у него вплоть до наших дней. Герцог попробовал возобновить сражение в центре всеобщей схватки, где принц Эдвард с лордом Уэнлоком хорошо или плохо, но удерживали йоркистов. Сомерсет, рассвирепевший из-за того, что Уэнлок не пришел ему на помощь, согласно свидетельствам определенных источников, раскроил сподвижнику череп ударом секиры в самый разгар боя. Как бы то ни было, средоточие ланкастерской армии подверглось подавлению: помимо Уэнлока в числе погибших значились граф Девон и Джон Бофор, брат Сомерсета. Войско распалось. Сомерсет и еще несколько человек укрылись в аббатстве Тьюксбери. Что до принца Эдварда, его бегство завершилось пленом и убийством группой предводительствуемых Кларенсом йоркистов. По меньшей мере, так утверждают наиболее близкие по времени к событию источники, начиная с «Истории прибытия Эдварда IV в Англию». Она заявляет, - «Эдвард, называемый принцем, оказался схвачен в процессе бегства в город и тут же убит». Филипп де Коммин поддерживает сделанную запись: «(…) принц Уэльский пал в бою» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Уоркворт уточняет, - смертельный удар был нанесен тогда, когда тот «звал на помощь своего свояка Кларенса», и он же спустя два дня после сражения пишет, - «Эдвард, прежде называемый принцем (…) и другие вельможи, всадники, оруженосцы и джентльмены погибли в разгар боя». Летопись Тьюксбери также не противоречит всему сказанному выше. Тем не менее, Кройлендская летопись вносит смущающее дополнение, открывающее дверь иной версии. «В связи с этим был убит рядом с королевой на поле, или же после сражения, по причине мести со стороны некоторых лиц, принц Эдвард». Другими словами: гибель принца, произойди она в процессе «обычного» неожиданного поворота в ходе битвы или же как хладнокровное убийство после нее, нравственно меняла все. Лишь спустя 25 лет после события Великая Хроника открыла случившееся в действительности. Принца схватили и привели к королю, который спросил пленника, что тот прибыл творить в его стране. Принц ответил довольно нелюбезно, «монарх ударил того по лицу тыльной стороной боевой рукавицы, после чего приближенные Эдварда немедленно убили несчастного». Полидор Вергилий уточняет, что «ими были присутствовавшие при том Джордж, герцог Кларенс, Ричард, герцог Глостер, и Уильям, лорд Гастингс, злобно покончившие с заложником». Ровно тоже самое говорит летописец Эдвард Холл. Подобную же версию подпитывает еще в XVIII веке историк Поль де Рапен де Тойра, предполагая, что братья короля, может статься, только удовлетворились присутствием при казни, не участвуя в ней напрямую. «Говорят, что сразу, как суверен ушел, его братья, герцоги Кларенс и Глостер, граф Дорсет и лорд Гастингс набросились на юного принца, словно дикие животные, поражая того ударами кинжалов. Совершенно точно, - он погиб именно тогда, и, видимо, король успел отдать приказ для осуществления сей варварской расправы заранее. Но мне не известно, следует ли верить тем историкам, кто уверяет, что 4 названных господина прикончили Эдварда собственноручно. Это может оказаться результатом предосторожности написавших историю восстановления династии Ланкастеров, ибо представители клана абсолютно точно ничем не забыли отплатить ненавидимым им Йоркам. Однако, существует вероятность осуществления казни в присутствии господ, о которых я только что вел речь». Так, в конечном итоге, Эдвард погиб в бою или пал жертвой чужих рук? То, что вторая версия возникла исключительно в эпоху правления Тюдоров, пропаганда которых метила в обесценивание семьи Йорков, лишает ее влиятельности. Тем не менее, миниатюра из французской рукописи, созданная вскоре после случившегося и воспроизведенная Крисом Скидмором в его биографии Ричарда III, ярко демонстрирует описанный летописцами Тюдоров эпизод. Видно, как принца Эдварда держат два человека, стоящие лицом к королю, окруженному еще двумя лицами и поднимающему руку, дабы ударить его. Слева уже разыгрывается сцена убийства. Был ли данный эпизод охотно «позабыт» и аккуратно загримирован йоркистами под военные действия? Подобное очень вероятно. Эдвард IV в тот момент решил окончательно устранить Ланкастеров. Он доказал это, избавившись также от Эдмунда Бофора, герцога Сомерсета, нарушив право на убежище. На сей раз сомнений не было. К окончанию сражения при Тьюксбери Сомерсет укрылся в ближайшем аббатстве с дюжиной других вельмож. Суверен же, сначала даровав согласие на его прощение, потом взял данное слово обратно и 6 мая захватил всех находившихся в церкви ланкастерцев, заставив коннетабля немедленно разобраться с ними в судебном порядке. Обязанности коннетабля в тот миг исполняли брат монарха Ричард и маршал, герцог Норфолк. Правосудие свершилось в мгновение ока. Сомерсета с заместителями обвинили в «вызывании великого мятежа, слишком долго бушевавшего в государстве против короля и в пользу ниспровержения благополучия и процветания страны». Постановили, - они виновны, вынеся смертельный приговор в форме отрубания головы, что сразу же привели в исполнение на центральной площади Тьюксбери. С Сомерсетом вместе на гибель отправили сэра Хамфри Одли, сэра Джона Лангстротера, сэра Хью Кортни, сэра Томаса Грэшема и сэра Джарви Клифтона, присоединившихся к длинному списку жертв битвы, таких как лорд Уэнлок, граф Девоншир, сэр Роберт Уиттенхэм, сэр Эдмунд Хампден и сэр Джон Бофор, брат Ланкастера, не считая принца Эдварда: представители партии ланкастерцев были уничтожены. В сердце событий стоял Ричард Глостер: основное действующее лицо сражения, соавтор или наблюдатель за убийством принца Эдварда и судья Сомерсета. Более, чем когда-либо он выступал правой рукой своего брата, короля, и, учитывая временной отрезок происходящего, его деятельное участие было не только обычным, но равно и неизбежным. С этого момента Ричард окажется втянут в чудовищное движение зубчатых колесиков, которое завершится полным перемалыванием: придется убивать, дабы не стать жертвой убийства. К 18 годам он уже пережил столько потрясений, разворотов сложившихся положений, убийств, боев, угроз и побед, что должен был утратить всякое представление об обычной нравственности. Единственное, что учитывалось, - это действенность прикладываемых усилий. В мире волков следовало либо выть с волками, либо исчезнуть. Бой при Тьюксбери оказался решающим, как в отношении событий, так и в отношении образа мышления. Йорк победил и отныне поставил себе целью уничтожать Ланкастеров или любого другого, кто встанет поперек дороги. Чтобы окончательно расправиться с противоборствующей династией, требовалось снести еще две головы: короля Генри VI и королевы Маргариты Анжуйской. Последняя, после катастрофы, случившейся с ее войском, укрылась в монастыре поблизости, куда направился искать Маргариту Уильям Стенли. Взятая в плен, с мужем в тюрьме и сыном, который погиб, она предстала перед Эдвардом, решившим отвезти противницу в Лондон, дабы там запереть в Тауэре. Он не мог позволить себе приказать казнить родственницу короля Франции. Эдварду с братьями следовало как можно скорее добраться до Лондона, ведь поднималась новая голова гидры Ланкастеров: из Кале вернулся, высадившись в Кенте, бастард Фальконберг, кузен Уорика. С несколькими сотнями своих людей он пытался штурмовать вход на Лондонский мост, тогда как его корабли бомбардировали Тауэр. Но нападения отбили граф Риверс и граф Эссекс. Узнав о грядущем приближении Эдварда, Фальконберг бежал в Сэндвич. 21 мая 1471 года Эдвард IV, Джордж, герцог Кларенс, и Ричард, герцог Глостер, победоносно вступили в столицу. Кортеж возглавлял Ричард, за ним ехали Гастингс и суверен, замыкал шествие Кларенс с восседающей на телеге Маргаритой. На следующий день стало известно, что в Тауэре скончался Генри VI. Ричард и убийство Генри VI, 21 мая 1471 года Этого следовало ждать. Никакого объяснения произошедшей смерти дано не было, за исключением того, что та случилась «из-за огорчения и тоски», - как говорит нам «История прибытия Эдварда IV в Англию». Но никто не позволял считать себя обманутым: короля из династии Ланкастеров видели жертвой убийства, равно как до него – Эдварда II с Ричардом II после низложения каждого из них. Поверженный суверен, даже безумный и заключенный в темницу, являлся постоянной угрозой. В ноябре 1910 года его тело эксгумировал и подверг изучению Уильям Генри Сент-Джон Хоуп, обнаруживший внушительную трещину костей черепа и несколько фрагментов волос со следами крови, что предполагало нанесение сильного удара сзади. Остается узнать, кто его совершил, и какая степень вовлечения принадлежала в этом убийстве Ричарду. Традиция очень быстро включила его в длинный список из приписываемых Глостеру жертв. Все снова покоилось на начавших мгновенно циркулировать слухах и на измышлениях враждебных Ричарду III летописцев. Например, Джон Уоркворт пишет: «В ту же ночь, когда король Эдвард вошел в Лондон, король Генри, заключенный в Тауэр, был убит между 11 часами вечера и полуночью, притом в крепости в это время находился герцог Глостер». Иначе говоря, само присутствие так называемого монаршего серийного убийцы, бродящего среди ночи по зловещему Тауэру, служило доказательством его виновности. Обвинение немедленно подхватили, опять без малейших к тому доказательств, основываясь лишь на сплетнях. Джон Мортон, епископ Или, несколько лет спустя написал, что Ричард «ударил собственной рукой короля Генри VI, как все об этом твердят». Полидор Вергилий объявляет: «Повсеместно верят, что Глостер заколол его мечом». Лондонский летописец Роберт Фабиан рассказывает уже о кинжале. Большая Хроника утверждает: «Общественное мнение заключается в том, что герцог Глостер далек от невиновности». Кройлендская летопись, не называя Ричарда по имени, указывает на него пальцем: «Я прохожу мимо раскрытого безжизненного тела короля Генри, лежащего в лондонском Тауэре. Да примет Господь покойного с сочувствием и даст время для раскаяния тому, кем бы он ни был, кто дерзнул поднять длань на его помазанника! И назовут палача - тираном, а жертву – славным мучеником». Филипп де Коммин, повторяющий слышанное им от окружения, свидетельствует: «Король Генри был человеком очень невежественным и почти безумным; и если мне не солгали, то сразу после этого сражения герцог Глостер, брат Эдварда, который впоследствии стал королем Ричардом, убил простодушного короля Генри своими руками или же приказал убить в своем присутствии в каком-то укромном месте» (Филипп де Коммин «Мемуары». М., «Наука», 1986. Перевод, статья и примечания Ю.П. Малинина). Слух превратился в традицию, а та уже заняла место доказательства. Она передавалась далее вплоть до XVIII столетия, когда Поль де Рапен де Тойра написал в своей Истории Англии, что «Эдвард, приняв решение пожертвовать Генри ради своей безопасности, велел родному брату Глостеру, которого все историки единодушно характеризуют как жестокого и кровожадного принца, сделать так, дабы прежний король умер в тюрьме. Утверждается, что этот принц пожелал стать палачом отца, как уже успел стать палачом сына, и что, войдя в комнату, погрузил кинжал ему в грудь. Но, как замечено выше, правильнее будет с оговорками воспринимать речи историков о принцах из династии Йорков». Как можно сделать вывод, все ранее изложенное происходило из посмертной репутации Ричарда, считавшегося потомками жестоким и безжалостным, то есть идеальным виновным для преступления. Однако, что определенно важно: решение об убийство Генри VI должно было принадлежать его брату, Эдварду IV. Герцог Глостер никогда не сумел бы взять на себя инициативу столь серьезного действия. Это приходилось по силам исключительно суверену. Впрочем, миланский посланник сдержанно докладывает: король Эдвард «заставил тайно убить в Тауэре короля Генри (…) Если говорить коротко, то он выбрал разрубание узла». В тот же вечер войдя в Лондон, Эдвард собрал своих советников и отправил брата Ричарда, коннетабля государства, вместе с делегацией отвезти приказ об исполнении казни лорду Дадли, хранителю Тауэра. Лично ли Ричард исполнил приказ об убийстве или удовольствовался присутствием не играет почти никакой роли. Речь идет о политической казни, казни смущающей умы тени, казни, необходимой для восстановления в стране порядка. Предполагалось, что Глостер осуществил ее без каких-либо душевных терзаний. Тем не менее, с призраком Генри VI не было покончено. Дух считающегося убитым монарха мог оказаться таким же неудобным, как и при жизни. 22 мая тело Генри выставили в соборе Святого Павла, после чего отвезли в аббатство Чертси, где и захоронили. Его могила моментально превратилась в место паломничества, привлекающего множество верующих, для которых жребий несчастного самодержца сделал своего носителя мучеником. Неизбежно начали происходить чудеса, стал хаотично распространяться гульт Генри, к могиле хлынули паломники и жертвователи, тем более, что в 1484 году Ричард III постановил сделать из останков прежнего короля источник доходов. Тело откопали, понятно, что оно оказалось нетронутым тлением, за исключением «легкой вмятины» в области головы, и источало приятный аромат, являющийся очевидным признаком святости. Ричард велел вторично захоронить Генри в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке, работы над которым начались еще при правлении Эдварда IV и обошлись казне довольно дорого. Перенос останков встал чуть более, чем в 5 ливров, но источником ценного дохода быстро оказались приношения паломников. Таким образом, в конце мая 1471 года будущее семейства Йорк представлялось осененным наилучшими предзнаменованиями. Отныне они избавились от Ланкастеров, и три брата, Эдвард, Джордж и Ричард, молодые люди соответственно 29 лет, 22 лет и 19 лет, могли отмечать победу. Старший был королем Англии, двое других – герцогами Кларенсом и Глостером. Три молодых человека и одна корона, сколько же времени сумеет продлиться установившееся меж ними доверие?