На край света и далее

— Обратите внимание, султан очень хитер. И, как все хитрецы, благоволит к искренним и прямодушным… Голос аббата Иниго доносился как будто издалека. Арно внимал невероятно важным наставлениям уже третий час. Монотонный голос то приближался, то отдалялся. Жара плавила слова, превращая речь аббата в усыпляющее бормотание. Арно встряхнулся, пытаясь отогнать дрему, но от горячего воздуха слипались глаза. Из окна здания, выделенного эсператистской миссии, открывался вид на ослепительно искрящееся море, но от этого едва ли было легче. Нуху накрыла удушающая влажная жара — даже здесь, на склоне горы, ни ветерка. Арно чувствовал себя рыбой, выброшенной из воды: сколько ни разевай рот, пытаясь вдохнуть, дышать просто-напросто нечем. Как только аббат не плавился в своей шерстяной рясе? По спине Арно, между лопатками, стекла очередная струйка пота. Рубашка промокла насквозь, хоть выжимай. О чулках не хотелось даже думать. В последнее время Арно завидовал босоногим мальчишкам, которые носились по здешним улицам. Им не нужно было надевать чулки и туфли, они могли спрятаться в тени извилистых переулков — наверняка там прохладнее. Должно же в этом кошачьем городе быть прохладнее хоть где-нибудь! — …отказ от подарка считается в султанате страшнейшим оскорблением. Отказаться от милости султана означает подписать себе смертный приговор. Направьте все ваши дипломатические таланты на то, чтобы получить нужный вам подарок. Султан гордится своей щедростью, но кого и чем осчастливить, предпочитает решать сам. Арно отчаянным усилием сосредоточился: — Разве он не знает, зачем я приехал? — Разумеется, ему это известно, — аббат растянул губы в улыбке. — Более того, нам удалось узнать, что султан ныне пребывает в благодушном настроении и склонен удовлетворить нашу просьбу. Но настроение его переменчиво, как зимняя погода в Нуху. Опасайтесь разозлить его недостаточной почтительностью, равно как и чрезмерной угодливостью. Он достаточно знаком с нашими обычаями, чтобы не поверить, если вы вдруг начнете пресмыкаться перед ним, и… — Можете об этом не беспокоиться. Чего-чего, а пресмыкаться Арно не собирался. Не смог бы, даже если б захотел. Дядюшка Рафиано умел утопить собеседника в меду, мама — тоже, хоть и не любила мёда, а вот ее детям этого таланта не досталось. Даже Лионель не умел притворяться настолько искусно, что уж говорить об Арно. Леворукий побери, он вообще не рвался в дипломаты! Лионель ни с того, ни с сего выдернул его из Торки, не дав закончить службу у Давенпорта, и отправил с посольством на край света — в самый Нухутский султанат. Первый приказ Арно изорвал в клочья и швырнул их брату в лицо. Лучше неделю проторчать под арестом, чем уехать в самый разгар войны с дриксами! Но Ли только рассмеялся и немедленно начертал второй. — Внимательно смотрите по сторонам. Султан никогда не покажет вам своего истинного настроения, как и старшие визири, однако низшие чины владеют собой хуже. Кроме того, обратите внимание на рабов. Насколько удалось выяснить, в султанском дворце нет наших с вами единоверцев, однако… Спорить об отличиях эсператизма и олларианства Арно было лень и в более приятную погоду. Тем более, аббат их прекрасно знал. В Агарисе по-прежнему считали талигойцев паствой эсперадора, и тот факт, что в Талиге уже четыреста лет официальной религией была «олларианская ересь», никого не смущал. Однако в Нуху не было талигойского посольства, а эсператисты оказались единственными, кто согласился принять у себя делегацию из Талига. И даже обещали поспособствовать установлению дипломатических отношений между Талигом и султанатом. Талигом — а не Талигойей, которую провозгласил захвативший Олларию узурпатор. Слух о том, что Альдо Ракан ведет какие-то дела с султаном, и стал причиной, по которой в Нуху отправили послов. До того никому и в голову не приходило ездить в такую даль. Варастийский хребет и холтийские кочевники надежно отгораживали талигойцев от султаната. Словно прочитав его мысли, аббат скорбно покачал головой: — Увы, сударь. В Нуху попадают невольники из самых разных стран Золотых земель. Те же холтийские кочевники охотно продают здесь пленников, как захваченных ими, так и выкупленных у бириссцев. Торговлей людьми не брезгуют и мориски, и каданские контрабандисты. Мы стараемся выкупать, кого можем, но финансовые возможности миссии ограничены… Другое дело — если рабов отпустят по решению самого султана. Это аббат объяснял уже трижды, в красках расписывая страдания рабов, чтобы Арно проникся важностью миссии. Арно честно пытался проникнуться, но очень уж сильно хотелось спать. Или хотя бы напиться ледяной воды. Их упорно поили горькой дрянью под названием «чайе» — которая якобы помогала от здешней жары. Но от чайе становилось только хуже — горячая жидкость заставляла обливаться потом, в итоге тело Арно теряло больше влаги, чем получало. Аббат всё бубнил и бубнил, море слепило глаза, от каменных стен исходили волны жара. Проникнуться важностью миссии всё никак не удавалось, наоборот — единственное, о чем мог думать Арно: как же сильно ему хочется спать. *** Согласно дипломатическому протоколу все участники посольства были обязаны явиться при полном параде. Арно с ужасом представлял, как будет обливаться потом в расшитом золотом колете. Однако в султанском дворце оказалось неожиданно прохладно. Журчали фонтаны, вода струилась по желобам вдоль стен, стекая в искусно вырезанные каменные чаши. Глаза отдыхали в приятном полумраке — наслаждение после безжалостного солнечного света. Колонны и арки были украшены прихотливыми мозаичными узорами. Султана Арно представлял кругленьким старичком с седой бородой, но тот оказался неожиданно молод. Может, чуть старше Лионеля. Борода у него, впрочем, имелась — жгуче-черная, окладистая, волосок к волоску. Султан то и дело оглаживал ее, сверкая драгоценными камнями в перстнях. Жест, подобающий скорее богатому купцу, чем султану. Впрочем, о здешних купцах Арно знал немного. Султан сидел на широком диване, заваленном сотней подушек и подушечек. Похожие подушки были раскиданы по полу, иной мебели для сидения в комнате не имелось. Да и сесть им не предложили. Глава посольства, граф Каданэр, положил на поднос верительные грамоты, которые были почтительно преподнесены султану. Грамоты султан отослал, не читая, а вместо этого предложил аббату представить гостей. Удивительно, но султан говорил на талиг. По-нухутски смягчая согласные, но все же довольно чисто. Голос у него был низкий, приятный, интонации выдавали человека, привыкшего повелевать. Привыкшего, что ему подчиняются беспрекословно. Стоя за спинами чиновников, Арно как мог незаметно оглядывался по сторонам. По обе стороны дивана стояли визири — четверо седобородых старцев в чалмах, старшему из которых было под девяносто. В арках толпились чиновники рангом пониже, этих можно было отличить по бархатным шапочкам — фескам. Головных уборов здесь не носили только рабы. Они почтительно стояли вдоль стен — все как один смуглые и черноволосые, в белых шароварах и темных жилетах без вышивки. Животы закрывали намотанные в несколько слоев шелковые пояса. Если не обращать внимание на местный колорит — не так уж они и отличались от талигойских лакеев. Кожа чистая, без единого шрама, ни следа пыток и побоев, которые так красочно описывал аббат. Подошла очередь Арно быть представленным, и он старательно подмел шляпой мраморный пол. После того, как султан благосклонно кивнул, следовало испросить личную аудиенцию — и Арно испросил. Аудиенция была милостиво обещана. После того, как закончилась нудная церемония представления, послов пригласили отведать угощение в соседнем зале. Ни султан, ни визири с ними не пошли, и это было к лучшему. Нет, старый дипломат граф Каданэр конечно не выругался, пытаясь устроиться на подушке за низким столиком, но выражение его лица было очень красноречивым. Аббат, пряча улыбку, опустился на колени, как при молитве. Сесть на пол для Арно труда не составило бы, но туго набитая шелковая подушка оказалась ужасно скользкой. Кое-как утвердившись, он в предвкушении оглядывал горы сладостей, когда его внимание привлекло движение в дальней арке. Знакомые белые шаровары выдавали раба, вот только… только кожа под жилетом казалась слишком светлой. Лицо оставалось в тени. — Что привлекло ваше внимание? — аббат начал было поворачиваться в ту сторону, но светлая фигура уже исчезла. Арно сморгнул, отгоняя наваждение. Не может раб в султанском дворце показаться ему знакомым. Но внимание он уже привлек, пришлось сочинять на ходу: — Вам не кажется, что узор на той колонне отличается от прочих? Аббат снисходительно улыбнулся. — Разумеется, друг мой. Каждая колонна в этом дворце уникальна, ни один узор не повторяется. Насколько мне известно, таких колонн здесь не менее пятисот. Он упивался своей осведомленностью. Приятно было, должно быть, играть роль знатока при невеждах вместо того, чтобы выглядеть невеждой самому. Снисходительность на лицах визирей и чиновников не заметил бы только слепой. Они равно презирали и аббата, и расфуфыренное посольство. Кто-нибудь наверняка смотрел из окошек под потолком, как гости морщатся, глотая мерзкий напиток. Здесь вода тоже оказалась не в чести, но не пить было невозможно: сладости оказались такими приторными, что язык прилип к нёбу. — Напиток из лайма с медом и черной солью, — аббат сделал вид, что любуется тонкой расписной пиалой, хотя тошнило его наверняка не меньше, чем остальных. — Отлично способствует пищеварению. — Сегодня мы узнали много нового, — дипломатично заметил граф Каданэр. *** На обратном пути все мысли Арно занимал странный раб. Аббат утверждал, что ни одного их «единоверца» султан у себя не держит. Может, сын другого раба, которого и за чужака уже не считают? Или какой-нибудь мориск? Среди них, Рокэ говорил, встречаются светлокожие. Но кого этот мориск напоминает? Если бы только удалось разглядеть его получше! Правду сказать, поначалу Арно отнесся к своей миссии легкомысленно. Эсператисты в Агарисе на бедность не жаловались, хоть и притворялись скромными монахами. Уж наверняка им хватило бы золота выкупить кого угодно, а аббат просто жаден без меры. И ленив, иначе справился бы сам. Но теперь и впрямь стало интересно. В деле появилась тайна, и Арно был полон решимости ее разгадать. На следующее утро за ним прислали носилки: султан пожелал видеть гостя. — Мне обычно приходится ждать приглашения гораздо дольше, — заметил аббат на прощание. — Очевидно ваша персона вызвала интерес. Воспользуйтесь им разумно. Мэратон. — Орстон, — буркнул Арно. Отозваться на эсператистское благословение требовала вежливость. Кроме того, угоди он в передрягу, от аббата окажется куда больше пользы, чем от соотечественников и единоверцев. Разве что кардинал Сильвестр встретит его в Закате. Носилки несли, разумеется, рабы. Загорелые до черноты, с бугрящимися мышцами. Арно предпочел бы добраться верхом, но вынужден был признать, что в чем-то нухутскую аристократию понимает. В носилках было не так жарко, как снаружи, и пахло благовониями. Мерное покачивание поначалу наводило дремоту, но потом от неудобной позы затекли ноги и стало не до сна. Арно приподнял занавеску и увидел проплывающие мимо ворота дворца. Вылезая из носилок, он споткнулся и едва не упал. Пришлось сделать вид, что наклонился поправить одежду. Распрямившись, Арно первым делом увидел вежливую улыбку чиновника, за которой чудилась усмешка. Тем не менее, тот поклонился, скрестив руки на груди, и знаком предложил Арно следовать за собой. На этот раз султан изволил принимать гостей в беседке. Белый мрамор обвивали лианы, на которых цвели незнакомые крупные цветы — красные, белые и оранжевые. — Цветы каркадэ красивы, но совершенно не пахнут, — сообщил султан, поглаживая длинные лепестки. — В наших священных книгах говорится о разных цветах: одни обладают красотой и ароматом, другие радуют глаз, но не нюх, третьи скромны, но ароматны, четвертые уродливы и запах от них идет дурной. Некоторые мудрецы считают, что это аллегория, и на самом деле речь идет о людях. Арно успел поклониться, но теперь понятия не имел, куда себя девать. Стоять — глупо, садиться без разрешения — тем более. — Аромат в этой аллегории подразумевает мудрость? — про себя Арно подумал, что матери бы понравилось такое сравнение. Султан благосклонно кивнул. — Не зря при нашей первой встрече вы произвели на меня благоприятное впечатление. Сопровождайте меня во время прогулки. Вопреки ожиданиям, он не стал звать рабов, а поднялся из подушек сам, одним плавным движением. Султан пожелал прогуливаться в тишине. Он величаво шествовал — если не сказать, плыл — по песчаной дорожке, глядя прямо перед собой. Арно следовал сбоку, в паре бье, и чуть позади, как сопровождал бы коронованную особу в Талиге. Вертеть головой в этом случае было строжайше запрещено этикетом, но как удержаться? По деревьям порхали разноцветные птицы. Павлинов и попугаев Арно узнал по рассказам Эмиля, но мелкие разноцветные создания поставили его в тупик. Птицы это или насекомые? Создания размером с палец трепетали крылышками, порхая с цветка на цветок. Птицы здесь напоминали цветы, а иные цветы — птиц. Порхающее и щебечущее разнообразие притягивало взгляд, и движение впереди Арно заметил только чудом. То, что он принял за бурый сучок, оказалось змеей. Высунув трепещущий язык, она тянулась к чалме султана. Еще шаг и… Арно, не задумываясь, выхватил из ножен шпагу и смахнул проклятую тварь. Он успел подумать, что гадине ничего не стоит скользнуть по лезвию — но на пути удачно оказался ствол дерева, и острая кромка разрубила змею пополам. Султан неторопливо обернулся. — Вы увидели какую-то опасность? Во дворце не принято обнажать сталь. — Там… — Арно хотел было кивнуть на змею, но голова и хвост уже потерялись в густой траве. — Прошу извинить мое невежество, великий султан. Его одарили благосклонным кивком, и прогулка продолжилась. Арно как можно незаметнее перевел дыхание. Не зря аббат предупреждал об испытаниях! Кто бы позволил ядовитой змее жить в султанском саду? Наверняка это был местный уж, а гостя проверяли на лояльность. Либо на смелость — аббат же говорил, что султану по душе благородные и храбрые воины. Сад оказался настоящим лабиринтом. Солнца не было видно за листвой, Арно казалось, что они все время шли по прямой, но впереди неожиданно выросла знакомая беседка. Теперь гость получил право сидеть в присутствии хозяина. Раб постелил на пол плоскую бархатную подушку, на которую Арно опустился, повинуясь кивку султана. Откуда ни возьмись появились два столика — на султанском стояла пиала с орехами и изюмом, Арно же снова достались сладости. Взяв один квадратик, он осторожно надкусил его, памятуя о прошлом опыте, но нежная мякоть буквально таяла на языке. Его статус определенно повысился! — Итак, что же побудило вас просить личную аудиенцию? Арно открыл было рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Очередной раб опустился на колени перед султаном, держа в руках кувшин с узким носиком и миску для омовения рук. Со своего места Арно мог видеть только его спину и плечи — рядом с темной тканью жилета кожа казалась молочно-белой. Тот самый! Султан омыл пальцы — в беседке запахло розовой водой и жасмином. Настала очередь Арно. А тот застыл, как дурак, с кусочком сладости в пальцах, глядя, как перед ним встает на колени никто иной, как… Валентин Придд! Ошибиться было невозможно! С точно таким же каменным выражением лица унар Валентин принимал свою шпагу от графа Рокслея на площади Святого Фабиана. Потом, если верить слухам, старших Приддов уморил в Багерлее Манрик, а младший, едва выйдя на свободу, перешел на сторону узурпатора. Но как его занесло сюда, в Нуху, за тысячи хорн от Олларии?! — Я слушаю вас, — в голосе султана послышалось недовольство, и Арно понял, что очередное испытание он с треском провалил. Проклятая конфета, бьющий в нос аромат жасмина, Придд, кошачий нухутский этикет — слишком много для одного мгновения! Арно набрал воздуха в грудь и тут же с трудом удержал кашель. Проклятый жасмин! — Великий султан… — соберись, ты же Рафиано! Конфету на край подноса, руки подставить, пусть моет, не убудет с Придда. — Слава о вашей щедрости идет далеко за пределами султаната, однако я все же опасаюсь, что моя просьба покажется вам дерзкой. Выдохнуть. Придд ни одним движением не показал, что узнал Арно. Почему? Альдо Ракан отправил его с тайной миссией? — Это решать мне, — терпение султана явно было на исходе. Солнцеликий не привык, что в его присутствии обращают внимание на кого-то другого. На раба! И все-таки Арно дождался пока Придд выйдет из беседки, прежде чем продолжить: — Аббат Иниго рассказал мне, что некоторые наши единоверцы оказались в плачевном положении. Захваченные разбойниками и пиратами, они были проданы на невольничьих рынках. Я… хотел бы попросить вашего разрешения выкупить их. — В чем же будет заключаться моя щедрость? Арно внимательно разглядывал разноцветные конфеты. Если смотреть краем глаза, то казалось, что на диванных подушках раскачивается огромная змея. Достоин чужеземный гость великосултанского яда или будет попросту задушен кольцами? — Слово великого султана — закон для каждого в Нуху. Понимай как хочешь, дядюшка Рафиано бы оценил. — Мудрый ответ, — змея свернула кольца, ядовитые зубы втянулись. Пока. — И все же вы допустили ошибку. Во дворце не принято смотреть на рабов. Все-таки куснул. На всякий случай — или это новая проверка? — Великий султан очень внимателен. Вы правы, этот… — не «человек», рабов не считают за людей, — слуга с кувшином показался мне знакомым. — Ваш друг? Признать раба другом означает встать с ним на одну ступень и тем самым оскорбить гостеприимство султана. Признать другом соотечественника, пытаясь его спасти — проявить недюжинную смелость, а смелость султан уважает. Да отродясь они с Приддом не дружили! — Он мой враг, о великий султан. Он предал моего короля и мою страну. И все же я хотел бы отомстить ему сам. Если будет на то воля великого султана. Вдоль позвоночника пробежала струйка пота. Дипломатия давалась Арно тяжело. — Но ведь вы пришли сюда не ради него. Если я предложу вам выбирать: он или свобода остальных единоверцев, каково будет решение? Аббат так не сумел подсчитать точное количество талигойских и агарисских рабов в Нуху. От пятидесяти до двух сотен. Кто-то ворочает камни в каменоломнях, кого-то избивают, лишают еды и питья, всячески унижают, пытаясь сломать их волю. И один-единственный Придд, который даже в рабстве умудрился неплохо устроиться. Всё та же холеная, самодовольная рожа. Предатель. — Лишь великий султан вправе повелевать жизнью и смертью своих подданных. Лишь великому султану в мудрости его дано прозреть, кто достоин свободы. Фраза вышла корявой, дядюшка наверняка высказался бы изящнее. Увы, Арно все-таки умудрился перейти грань между вежливостью и самоуничижением, и в нем разочаровались. — Вам сообщат мое решение. Аудиенция была окончена. Арно подавил желание прихватить с собой пару конфет и ограничился вежливым поклоном. Почему-то казалось, что Придд будет ждать где-то рядом. Любой на его месте попросил бы о помощи. Да какое попросил! Валялся бы в ногах, умоляя забрать его с собой и вопя при этом на весь дворец. Может, Придду и впрямь нравилось у султана? Он так и не показался. И когда носильщики вскинули паланкин на плечи, Арно подумал, что зря вступился за него. Такой лакейской душонке здесь самое место.