Наш маленький мир вне штаба

Чуя всё время поражался способности Дазая натягивать на себя маски. Ещё вчера он сидел и трясся под табуреткой на кухне, а уже сегодня снова несёт какую-то ересь и всеми силами мешает Накахаре разбираться с документацией, которую, почему-то, заполняет он один. Когда на один из готовых отчётов разливается вода из вазы, подаренной Коё после командировки, Чуя не выдерживает и отвешивает напарнику подзатыльник. — Я не пойму, тебе заняться нечем или что? Какого чёрта я сам разбираюсь со всем этим? Босс сказал нам двоим разгребать отчёты, но ты, почему-то, не то что не помогаешь их заполнять, ты же вообще нихера не делаешь! Шатен потирает ушибленный затылок, наигранно изображая обиду. — Чибик такой скучный. Неужели тебе нравится возиться со всей этой бумагой? Накахара тяжко вздыхает и пилит Дазая многозначительным взглядом. — Кто сказал, что мне это нравится? Есть вещи, которыми хочется заниматься, а есть те, которыми надо. Поэтому, если нам двоим сказали разобрать документацию, то мы должны делать это вдвоём, а не я один! Осаму пожимает плечами и пилит Чую глазами в ответ. —Неужели Чибик настолько глупый, что не справится сам? Чуя обессиленно стонет и роняет голову на стол, запуская пальцы в рыжие пряди. Дазай хихикает. — Тебе бесполезно что-то доказывать, да, Дазай? —Осаму самодовольно кивает,— вот что мне сделать, чтобы ты помог мне заполнить хотя-бы пару из этих отчётов? Я заебался с ними, честное слово. Забинтованный прикладывает палец к подбородку, изображая глубокую задумчивость, и начинает мерить шагами кабинет. Рыжеволосый поднимает голову и хочет упрекнуть его, чтобы не мельтешил перед глазами, как вдруг Дазай оборачивается и замирает над рабочим столом, нависая над Исполнителем, как-то очень нехорошо при этом улыбаясь. — Если я заполню половину, сыграешь со мной в игру? Чую чуть-ли мурашки не пробирают: из уст Дазая такие речи звучат как-то жутко. — В какую ещё игру, ты, ущербный? Мне помочь тебе пытать людей? — Да ладно тебе, Чу! Будет весело, вот увидишь! Накахара вздыхает: подключает тяжёлую артиллерию. Знает же, что Чуе нравится это сокращение его имени, а ведь он так усердно старается этого не показывать... — Как я могу согласиться играть в игру, если не знаю в какую? Тем более, от тебя это звучит как угроза. Дазай продолжает странно улыбаться, а потом оказывается совсем близко к лицу Чуи, так, что их разделяют жалкие пару сантиметров, и на одном дыхании произносит: — Если я расскажу, будет не так интересно, Чибик. Они молча пялятся друг на друга ещё несколько секунд, а потом Накахара сдаётся. — Ладно. Но знай, если... — Чудно! Вот и договорились! — Чую перебивают до того резко, что он так и остаётся сидеть с раскрытым ртом, растерянно наблюдая за напарником, который, в кои-то веки, садится на своё рабочее место и начинает заполнять бумагу. Ладно, Чуя надеется, это того стоит.

***

Хорошо, это и вправду странно. По крайней мере, Накахаре так кажется, сидя в шкафу в комнате их общей квартиры. Прятки, серьёзно? Предположим, так даже лучше. Прятки - не самое страшное, чего можно было ожидать от Дазая. Правда, прятки на желание, - вот это уже, конечно, куда страшнее. По крайней мере, если Чуя проиграет, чего может захотеть Тёмный Гений Порта? Может, чтобы напарник ходил на поводке три дня..? Об остальных вариантах думать как-то не хочется. Место, конечно, банальное, но по факту в их квартире прятаться-то больше и негде. В целом, Чуя понимает, что да, он уже проиграл. Потому что, скорее всего, шкаф в комнате - чуть ли не первое место, где забинтованный решит искать своего временного сожителя. Чёрт, почему нельзя было устроить прятки в штабе? От Мори, узнай он об их затее, ничего хорошего бы ожидать не пришлось, но хотя бы там куда больше мест, чтобы спрятаться. Да и когда это Дазая сильно волновало мнение Босса? Не то чтобы он вообще ни во что не ставил начальство, но сделать что-то неимоверно глупое у него под носом Осаму не составляло никакого труда. На худой конец, можно было устроить игру на улице, но там бы на них косо смотрели прохожие: два шестнадцатилетних парня: один с ног до головы в бинтах и в чёрном, второй - рыжеволосый и в шляпе, оба Исполнители Портовой Мафии, и играют в прятки. В целом, они всё ещё подростки, так что это, наверное, вполне нормальное явление. Да и когда Дазаю Осаму было не плевать на общественное мнение? Впервые увидев его тогда, на улицах Сурибачи, Накахара вообще решил, что он просто отбитый на голову социопат, которому жизнь наскучила. В какой-то мере, он, пожалуй, действительно социопат. Дазай - полная противоположность такого понятия, как «общественные нормы», станностей у него хоть отбавляй. Как минимум, его любовь к садизму, максимум — лучше, наверное, не знать. И ещё тысяч пять пунктов из списка "Дазай Осаму и его ебнутость". Однако, чем больше времени Чуя проводил рядом с Дазаем, тем больше понимал, что тот бывает вполне себе сносным, а в такие моменты, как сейчас, он не более, чем человек. Обычный подросток, такой же, как и сам Чуя. Почему-то ярче всего запомнилось, как тогда, во время битвы с Верленом, Дазай доказывал тому, что Чуя человек. Сказал, что «искусственная строка символов не может создать ту человечность, которую бы он находил столь отталкивающей». И после того, как все это дело завершилось, не то чтобы сильно, но что-то, всё-таки, в их с Дазаем отношениях поменялось. Тупые шутки, которые Забинтованный продолжал кидать в адрес Накахары, уже не столь сильно раздражали, их командная работа стала куда более слаженной, а иногда с Осаму и просто можно было вполне себе спокойно поговорить о чём-то неважном. Ну ладно, спокойно это сильно сказано, потому что всё равно почти каждое их взаимодействие заканчивалось чуть-ли не взрывом штаба Мафии и вообще всей вселенной, но теперь все их перепалки были как-то больше... В шутку, что-ли? А вот серьёзных разговоров у них почти не бывало. Кроме того, что было вчера, конечно. Вчера Накахара, наверное, практически впервые увидел «человечную» сторону самого Дазая. Он привык звать себя "неполноценным". Возможно, в какой-то мере, он действительно таковым являлся: смотреть на холодный безразличный взгляд, когда он лишает кого-то жизни, видеть в этом же взгляде огонь при пытках или выстрелах в безжизненное тело - жуткое зрелище. Но тот Осаму, которого Чуя увидел вчера, совершенно отличался от того, каким его привыкли видеть все, включая самого Накахару. Словно загнанный в угол, дрожащий, судорожно сжимающий в руках напарника, и тщетно пытающийся подавить всхлипы. Два карих с золотым отблеском глаза, наполненных влагой, будто бы немая мольба «не оставляй»... Хриплый шёпот в темноте, ломанные улыбки, горячая ладонь, сжимающая ту, что принадлежит Чуе. Что случилось с ним в прошлом? Почему он настолько травмирован и сломлен? Что могло произойти в детстве с человеком, чтобы итог этого события стал таким? «Ему ведь всего шестнадцать. Мы ровесники» — часто проносилось в голове Накахары. Иногда Чуе казалось, что Дазай старше него на несколько лет. Они являются ровесниками, и Чуя даже старше на два месяца, однако... Порой взгляд коньячного глаза выражал такую вселенскую усталость, будто бы шатен уже прожил всю жизнь. Его перепады, когда в один момент он прекращал клоунаду и становился донельзя серьёзным пугали. В такие моменты от него действительно хотелось скрыться, убежать и спрятаться, лишь бы больше никогда не чувствовать на себе этого молчаливого давления. Лишь бы не попасть под дуло пистолета. Переломанный, неправильный, неполноценный. Но в тот вечер, заплаканный, охрипший, сидя на полу старенькой кухни он совсем не казался таким. Напоминал, скорее, брошенного всеми котёнка, дикого, не привыкшего принимать помощь, но столь отчаявшегося, что сжимались все внутренности при одном взгляде на него. Ребёнок. И Чуя ребёнок. Кью, кого держат в подвале - тоже ребёнок. И Акутагава, с кем так жестоко, казалось бы, обходится Дазай. Они все лишь дети. Они держатся вместе, чтобы помочь самим себе. Но Чуя действительно хотел помочь Дазаю. Наверное поэтому Накахара сейчас торчит в этом самом шкафу, просто потому что хочет видеть того Осаму, которого привык: с придурью, странного, но более живого, чем вчерашним вечером. Только торчит он тут почему-то довольно долго, во всяком случае самому Чуе так кажется. Ну правда, их квартира - жалкая однушка, тут и прятаться-то особо негде, только этот шкаф, да ещё пару мест. Чего он так долго ищет? Решил поддаться, потому что счёл своё желание слишком безумным, а других нет? Вряд ли, у Дазая безумных желаний слишком много. Пока рыжеволосый предаётся размышлениям, наконец скрипит дверь, выдёргивая Чую из мыслей столь нещадно резко, что он едва не вздрагивает от неожиданности. Но, благо, всё-таки сдерживается. Накахара смотрит из-за полок на Осаму, который окидывает его сверху победным взглядом, так и говорящим: «Смотри, я выше!», и тяжко вздыхает, понимая, что, всё-таки, он проиграл. — На-а-аше-е-ел! — на распев тянет Дазай такой интонацией, будто бы обнаружить Чую в этом шкафу было целью всей его жизни, — теперь ты должен мне желание, Чибик. Накахара снова вздыхает, жалея, что вообще на это согласился. Только сейчас почему-то в голове начали крутиться самые отвратительные варианты того, чего может пожелать напарник. — Блять... — Да боже, у тебя весь словарный запас ограничивается одним этим словом? Или твой мозг такой-же крошечный как и рост, и все остальные через секунду из него вылетают? Всё честно, мы договорились. Давай, вылезай! Чуя действительно поднимается, умело игнорируя чистосердечно протянутую ему руку. Поправляет складки на одежде и уставляется на забинтованного вопросительно. — Ну и чего ты хочешь? Чтобы я стал твоей собакой на неделю? Давай, где поводок? Дазай невинно хлопает одним видным глазом, мастерски делая вид, что он вообще никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах не смог бы такого пожелать. Вообще-то, легко смог бы, и даже хотел, но передумал как-то. — Ну чего ты сразу в крайности? Я решил тебя пожалеть и-и... — Ты в курсе, что ты, вообще-то, просто так должен заполнять эти дурацкие отчёты? — упрекает его Накахара. Действительно, только сейчас резко вдруг вспомнил. Дазай лишь пожимает плечами. — Ты сам на это согласился. Я тебя ни к чему не обязывал... — Да ты бы мне в жизни не помог просто так, сволочь корыстная! — Чуя слишком грубый! Осторожнее со словами, я ведь могу и что похуже загадать! — Осаму изображает великую обиду, но ясен пень, что ему просто весело. — Можно подумать, сейчас ты загадаешь что-то адекватное, — отвечает Чуя, игнорируя брошенный на него непонятно что означающий взгляд, — давай уже, что тебе надо? Дазай вновь подбирает пальцем подбородок. — М-м-м, я хочу... — Накахара уже опускает голову, готовясь к самому страшному наказанию в своей жизни, — хочу заплести тебе волосы. Что? Волосы? Заплести? Не послышалось? — Чего...? Ты хочешь заплести мне волосы? — Накахара действительно переспрашивает, чтобы удостовериться. Нет, он ожидал всего, чего угодно, но это... Это, наверное, самое странное желание, особенно для Дазая. Для него, пожалуй, было бы более характерно заставить Чую сожрать мыло, пойти на улицу в трусах в минусовую температуру или сказать боссу что-то очень и очень неловкое, но не... — Ну да. Не знал, что у тебя есть проблемы со слухом, — Забинтованный вновь пожимает плечами, будто бы его желание можно было угадать сразу, как самую очевидную вещь на свете. —То-есть ты заставил играть меня с тобой в прятки на желание, чтобы просто заплести мне волосы?—шатен радостно кивает. Ладно, возможно это и вправду самое нормальное, что мог загадать Дазай Осаму. Потому Чуя просто смиренно выдыхает. — Если ты мне там что-нибудь в тайне выстрижешь или выбреешь, то я оставлю тебя лысым, понял? — Ты слишком плохого обо мне мнения. Идём! Накахара почти закатывает глаза, но молча идёт за напарником в общую комнату, где покорно садиться на футон, куда ему так любезно указали устроиться. Дазай садится сзади и весь буквально-таки сияет, что не может не напрягать Чую, который вдруг осознаёт, насколько сильно ценит свою рыжую шевелюру. Настолько, что нервно сглатывает, когда чувствует чужие пальцы у себя волосах. Они тем временем начинают осторожно разделять огненные пряди между собой, постепенно разъединяя все волосы на несколько участков. Затем, Дазай начинает создавать из первых трёх прядок тонкую косичку, от усердия даже высунув слегка язык. Достаёт откуда-то, неизвестно каким образом появившуюся, маленькую резинку и подвязывает ей получившийся колосок. Когда напарник начинает плести второй такой же, Накахара расслабляется и понимает, что даже наслаждается процессом. Пальцы Дазая как-то очень легко и приятно ощущаются на голове, слегка оттягивая кожу, разделяя волосы и аккуратно расчёсывая их. Не ожидается какого-то подвоха, ещё одной жвачки как когда-то, лишь прикосновения, которые не хочется останавливать. Почему? Мягкие, как-будто нежные, эти касания такие осторожные и прекрасные, что Чуя с ужасом понимает, что готов просидеть так вечность, чуть запрокидывая голову, когда волосы оттягивают назад и неумело завязывают очередную резинку на конце. Чуя понимает, что его это не раздражает, а нравится. В мафии нельзя любить.По крайней мере, не так, как хотелось бы. Любовь - это всегда слабость. Уязвимость. Способ шантажировать в опасной ситуации, когда ты готов будешь жертвовать ради любимого человека. Ради этого чувства. Ему нет места среди мафиози. Куда там любовь, в мафии нет места даже простой привязанности. Но что делать, если, кажется, уже привязался? Привязались, да. Оба. Не сильно, не до дрожи, но и говорить, что они друг другу никто тоже будет ужасной ложью. Чуя сам сказал, что Дазай ему не чужой. А Дазай сказал, что «смерть почти забрала его». Значит, боится потерять? Вряд ли он стал бы говорить это просто так. Да и волосы, чего уж говорить, он не просто так заплести хотел. Блять, блять, блять, как же глупо выходит! Оба думают об этом в данный момент и понимают, как всё паршиво, но решают просто продолжить молча сидеть и возиться с волосами Чуи. В конце концов, привязанность. Просто небольшая привязанность, в этом нет ничего такого. Осаму наконец заканчивает плести последнюю косичку, завязывает её и отряхивает ладони, оценивая получившуюся причёску довольным взглядом. — Ну всё, готово! Можем идти смотреть. У них только одно зеркало в ванной, и Чуе страшно туда идти. Он тяжело вздыхает, который раз за день. — Пойдём. Дазай чуть ли радостно не скачет вприпрыжку, пока Накахара плетётся за ним где-то сзади. Когда они подходят к зеркалу, шатен самодовольно улыбается, а рыжеволосый боится поднять голову и посмотреть на неё же в отражении. — Ну вот, смотри! Накахара, всё же, поднимает голову, пялится на себя в зеркало и открывает рот. — Это... — Классно? — Пиздец. Теперь вздыхает Дазай, драматично прикладывая руку ко лбу. — Чуя такой неблагодарный! Считай, я тебе документацию помог заполнить, так ещё и парикмахерскую бесплатную устроил. Вот где ещё тебе могут создать такой шедевр на голове? —Такой -нигде. Шедевр на миллион долларов прямо. На голове и правда шедевр: все передние пряди заплетены в маленькие, неаккуратные, и уже чуть растрёпанные, косички, которые торчат во все стороны, а недостаточно отросшие пряди на затылке, что покороче передних, несчастно болтаются отдельно ото всех. — Ты - прилизыш. — Иди нахуй. Дазай демонстративно отворачивается, но на самом деле, еле сдерживает смех, а вот Чуя всё-таки прыскает. А ещё понимает, что да, - Осаму порой очень сильно бесит, а в Порту нет места для чувств, но когда рядом с ним стоит такой Дазай, по-дурацки весёлый, с чуть вьющимися и растрёпанными каштановыми волосами и сверкающий своим карамельным глазом, то жизнь не кажется такой уж..нет, все *это* не кажется таким уж ужасным. А потому, он несильно тычет напарника локтем в бок, треплет по этим самым волосам и усмехается, когда тот начинает агрессивно возвращать их в привычное состояние. — Иди поставь чайник, пока я разберусь с этим кошмаром Джона Фриды. Попьём и поспим пару часов, пока время есть. Нам сегодня ночью на зачистку, ты же помнишь, да? — Ага, — Осаму огорчённо кивает, но всё же идёт на кухню, пока Накахара разбирается со взрывом на собственной голове. В итоге, порвав и обматерив почти все резинки, а также выдернув себе добрую половину волос, Чуя, всё же, справляется с кошмарной причёской и топает на кухню. Дазай уже сидит там и пьёт кипяток, пока напротив дымится вторая такая же кружка. Когда Накахара появляется в дверном проёме, забинтованный прыскает и давится чаем. Чуя закатывает глаза. — Ну что уже? Дазай кашляет ещё пол-минуты, а потом, сквозь задушенные хрипы, выдаёт: — Ты в курсе, что ты теперь не пёс, а баран? Чуя, разумеется, в курсе, - в зеркало смотреть умеет, и знает, что теперь у него действительно кудрявые волосы, которые такими и останутся на какое-то время. Он усмехается, проходит мимо напарника, опять взъерошивает ему волосы, на что тот вновь бесится. — Кто бы говорил. И они просто пьют чай. Совершенно не парясь ни о предстоящей зачистке, ни о своих должностях, ни о том, что будет завтра и после него. Именно в данный момент они просто два обычных подростка, которые сидят на простой кухне, попивая кипяток и отвешивая периодически идиотские шутки. В их квартире, на самом деле, очень уютно.