Июльский четверг

      Коул не мог отделаться от чувства, что спит. Последние два месяца просто не могли быть реальностью, слишком странно, слишком страшно. Он боялся, что однажды все разрушится, рассыплется и вернется на круги своя, но пока этого не происходило, Коул мог позволить себе немного порадоваться. Однако на одной из репетиций, когда он разложил на сцене макеты деревьев и выводил тонкие линии кистью, вырисовывая яркие зеленые листья, всепоглощающее чувство радости померкло.       Мистер Филлипс сидел позади него, на лавке, пока парень корчился на сцене, и читал книгу. Все время с того случая с парнями Билли преподаватель не покидал его, всегда присматривая. Иногда Коул ловил на себе долгие взгляды молодого человека и его тут же бросало в краску, а в груди вспыхивало пламя.              Яркий свет, исходящий от мистера Филлипса, как будто усилился и Коулу хотелось его рисовать снова и снова, чем он и занимался на уроках. Конечно, такое творчество не оставалось незамеченным и парню нравилось, как смущался преподаватель, скрываясь за маской строгости и безразличия.       Как-то раз, когда они были в зале, Коул сказал, что молодому человеку это не к лицу и он хочет нарисовать его настоящего. Первое время казалось, что мистер Филлипс принял это в штыки, но когда они вновь тайком разговаривали, Коул заметил, что привычные морщины пропали, но как только на следующем уроке он решил вновь обратить на это свое внимание, то все стало как прежде. Это заставило уши Коула запылать.       Делая очередной штрих на макете дерева, он обернулся и снова наткнулся на знакомый взгляд. — Вы могли бы мне помочь, — улыбнулся он уголками губ, — так дело пойдет быстрее.       Мистер Филлипс покосился на кисть и его лицо посерело. — Откажусь. — Вы пробовали раньше? — Конечно, — фыркнул молодой человек, откладывая книгу в сторону, — ничего не вышло. Я не умею рисовать. — Все умеют рисовать, — ухмыльнулся Коул. Он сделал небольшую паузу, раздумывая, а потом поднялся. — Вставайте. — Что? — напрягся мистер Филлипс, следя, как парень подходит к краю сцены. — Вставайте, я Вас научу, — Коул возвышался над ним и молодому человеку стало неловко.       На лице мистера Филлипса отобразились все стадии принятия неизбежного, начиная от отрицания и заканчивая закатыванием глаз. С небольшим напряжением, как будто не зная, чего ожидать, он поднялся на сцену.       Коул жестом пригласил его в сторону и спустя мгновение они сидели на полу. — Возьмите кисть, — скомандовал парень и молодой человек последовал указанию. Неуклюже зажатая кисть тряслась как осиновый лист и Коул не мог на это спокойно смотреть. — Вот так, указательный палец сюда, а большой туда, — показал он.       Когда очередная попытка не увенчалась успехом, терпения практически не осталось. Видя это, мистер Филлипс не мог не усмехнуться. — Не просто быть учителем, верно? — Приходится объяснять все на пальцах и проявлять строгость, — цокнул Коул. В голову ему пришла мысль, заставляющая сердце трепетать. Отодвинув все страхи в сторону и видя, что кисть по-прежнему болтается меж тонких длинных пальцев, все-таки решил попробовать другой метод. Он осторожно потянулся к рукам мистера Филлипса и невесомо коснулся пальцев, поправляя положение.       От прикосновения по всему телу пробежали холодные мурашки, но молодой человек не отдернул руки. Гулко сглотнув, мистер Филлипс следовал движениям Коула. Тонкие линии вырисовывались около остальных. Все равно немного кривые, но лучше, чем все прошлые творения преподавателя. Как только один лист был закончен, Коул заглянул в его глаза и какое-то время они просидели в таком положении, пока мистер Филлипс все-таки не отдернулся. — Что ж, спасибо за урок, — смущенно отводя глаза пробормотал он. — Вам просто нужен был правильный учитель, — пожал плечом Коул и обмакнул кисть в воде. — Если хотите, после праздника я научу вас еще чему-нибудь.       Солнечный свет, падающий на лицо молодого человека, подчеркнул новые морщинки на лбу и мягкая улыбка сошла с губ парня, предчувствуя что-то неладное.       Мистер Филлипс молчал, а Коул ждал, и с каждой секундой шлейф чего-то дурного становился все отчетливее. — Я уезжаю, — наконец заговорил преподаватель.       Кисть тут же была отложена в сторону. — Когда? — Пятого июля.       Ком подступил к горлу, не давая дышать. «Вот и все, это конец», — подумал Коул. Его бросило в жар, не предвещающий ничего хорошего. — Не надо, — слишком жалко даже для себя попросил Коул. Ему было все равно, что о нем подумает мистер Филлипс, он уже давно все понял, ведь после стольких дней, проведенных вместе, все действительно лежало на поверхности.       Он никому не говорил об их встречах, даже Энн оставалась в неведении, ведь поверить, что в мистере Филлипсе не было ни грамма человечности было проще, чем убедиться в обратном. Иногда ему казалось, что никто в мире не знает его таким – саркастичным, но в глубине души беспокоящимся, осторожным, а не холодным и очень отзывчивым, несмотря на раздражительность и брезгливость.       Теперь, когда он узнал его таким, когда сияние стало практически ослепляющим, мистер Филлипс покидал его.       Видя, как испугался Коул, как расширились в удивлении и смятении его глаза, молодой человек прикусил губу.       Защита практики была обязательной, ее нельзя пропускать ни в коем случае, но при исключительных обстоятельствах можно было перенести. Как раз таким обстоятельством было состояние здоровья мистера Дэвиса. Преподавателю не становилось лучше и за школой в летнее время тоже нужен был присмотр, поэтому пока не найдут замену, за кабинет и класс отвечал мистер Филлипс.       По праве говоря, он уже давно думал об этом – просто взять и остаться, отучиться последний год в Эвенли, приезжая в институт только на экзамены и продолжая работать. Но сомнения никак не хотели его покидать, как минимум до того мента, пока не увидел перепуганного Коула. — Я могу перенести свою защиту и остаться, — медленно произнес он, все еще обдумывая свои слова. — Надолго? — сглотнул парень. — До конца лета, потом ненадолго могу уехать, а после вернуться на целый год.       Глаза Коула снова расширились, но не от страха, а от радости. Он широко улыбнулся, но увидев, как изгибается бровь молодого человека, попытался скрыть счастье, отворачиваясь к нарисованным деревьям.       Кисть принялась выводить контуры пышной зеленой кроны и Коул полностью отдался процессу.       Мистер Филлипс не ушел обратно на лавку, а остался сидеть рядом, наблюдая, как тот рисует.       Праздник близился, оставалось всего два дня и декорации вот-вот увидят свет, поэтому их ожидало еще несколько часов кропотливой работы, вплоть до темноты, наедине друг с другом и в тайне ото всех.

***

— Присцилла! Присцилла, дорогая, надень шляпку, скоро ваш выход! — миссис Робертс бегала между кулисами, отдергивая ребят. Ее щеки покраснели от волнения и духоты, стоящей в зале. Выглянув из-за шторки, она ахнула – собралось огромное количество людей! — Джози! Джози, детка, верни Патрику корзинку, он выходит в самом начале! О Господь, помилуй мою душу грешную…       Оранжевый свет заливал сцену и деревья с зелеными холмами, стоящие в глубине, купались в золоте, будто в утреннем солнце. — Энн, моя дорогая, ты не видела вот таких вот детей? — женщина рукой показала примерный рост ребятишек из хора, которые куда-то запропастились. — Нет, миссис Робертс, — пожала плечом девушка, — может их утащили гномы, приняв за своих? — О Господи, — простонала женщина и, не в силах больше выносить ни единого слова, умчалась в противоположный край сцены через задние кулисы.       Коул разговаривал с Гилбертом о предстоящем сезоне летней рыбалки, когда преподавательница налетела на него с обезумевшими от беспокойства глазами. — Коул, декорации на вторую часть готовы? — К-конечно, миссис Робертс, — невольно он сам начинал паниковать, видя ее состояние. — Отлично, — она облегченно выдохнула, протирая платком испарину со лба, — все это так волнительно… Но ты, Коул, превзошел сам себя! — Спасибо… — неловко улыбнулся он, переглядываясь с Гилбертом. — Ну, а где же мистер Филлипс? — Он внизу, сказал, что скоро подойдет, — кивнул Гилберт, опираясь на дверной косяк мастерской.       Мимо промчалась группка младшеклассников, разодетых в светлые одежды, словно маленькие ангелочки. Вереща и явно наслаждаясь атмосферой праздника, они заливались звонким смехом, играя в догонялки, отчего шторки кулис ходили ходуном. Миссис Робертс охнула, и пробубнив про себя проклятия, поспешила их остановить.       Через десять минут с конца зрительского зала донесся первый колокольный звон, предупреждающий о скором начале.       Радость и предвкушение детей за кулисами быстро сменилась тревогой и сомнением. Диана в сотый раз просила Энн проверить, помнит ли она слова, Руби нервно грызла ногти, невидящим взглядом смотря на деревянную сцену, маленькие ангелы-хористы держали друг друга за руки и тяжело дышали. Коул же переживал лишь за то, чтобы парни вовремя и аккуратно вынесли его декорации. Но на его лице все равно проступало напряжение.       Общее нервозное состояние передалось и мистеру Филлипсу. Он, прислонившись к двери мастерской, скрестил руки на груди и вел себя тише обычного. На людях Коул не мог ничего ему сказать, но иногда, когда в темноте кулис никто их не видел, посылал ему поддерживающие взгляды, которые тот без промедления ловил и напрягался, каждый раз опасаясь, что их кто-то увидит.       Второй звонок стал сигналом, что пора начинать представление. Ангелочки-хористы выстроились с двух сторон по три ряда и запели легкую мелодию. На сцену за ними неторопливым шагом вышел отец-основатель с корзинкой в руках и широкой соломенной шляпой. Он оглядел равнины спереди, деревья слева и холмы справа и решил остановиться отдохнуть…       Ученики выходили по очереди в разных костюмах, играя то молодую доярку, то маленького мальчика-воришку из соседней деревни, стащившего у отца-основателя последние деньги, которому пришлось остаться среди зелени и своими силами строить себе лачугу.       Когда наступал выход танцевальной группы, задние кулисы опускались, и парни меняли декорации под чутким надзором Коула. — О матушка, мы идем уже три дня и три ночи, не ели еще дольше, и реки, из которой можно испить, не видать среди этих равнин и холмов… — Диана вздыхала, держась трясущимися руками за свою «матушку» Энн. — Дорогая! — воскликнула она. — Что же это там впереди? Ах! Это чья-то лачуга! Там должна быть еда и вода…       Зрители в зале громко хлопали каждый раз, когда «отец-основатель» показывался из домика и спасал заплутавших путников. Этот раз не стал исключением. Когда зал зашумел вновь, Коул обернулся, ища мистера Филлипса взглядом и обнаружив, что тот тоже на него смотрит, почувствовал, как жар расходится по телу.       Обернувшись обратно, Коул слабо мог сконцентрироваться на своих обязанностях и снова проникнуться атмосферой, его мысли были заняты совсем другим. Он прикусил губу. От мыслей, которые его обуревали, сердце начинало биться быстрее, а грудь сдавливало от нового и неизведанного ранее чувства.       А праздник продолжался, и актеры снова выходили, читая с выражением реплики, на что мистер Филлипс каждый раз удовлетворенно кивал, когда получалось наиболее удачно.       Маленький хор приступил к исполнению финальной композиции, а это значило, что Коул приступал к самой сложной части – следить за выездом декораций под слова песни. — Ричи, давай! — громким шепотом скомандовал он и парень, спрятавшись за стеной деревянного плоского дома, понес его вперед, становясь в противоположном конце сцены. На другой стороне уже миссис Робертс командовала выходом и несколько деревьев перешли на край к Коулу. Затем вышли еще несколько домов и фигур лошадей и город Эвенли предстал перед зрителями во всей своей красоте под долгую протяжную финальную ноту.       Зал взорвался аплодисментами. Родители, знакомые, обычные горожане не жалея сил рукоплескали и под крики «браво!» труппа вышла на сцену для поклона.       Яркие улыбки отказывались сходить с лиц детей и взрослых, которые помогали. Несколько младшеклассников из хора даже расплакались от счастья, что все прошло удачно и одновременно с этим были недовольны, что так быстро закончилось.       Коул готов был кричать от радости. У него все получилось, ничего не сломалось, краска нигде не обтерлась и вынесли все вовремя – в душе он ликовал, но на сцену не смел выйти.       Вместо этого, пока темные кулисы опустели, он кинулся к мистеру Филлипсу, полный решимости и счастья. — Мы сделали это! Я сделал это! — шепотом произнес он, хватая молодого человека за руки. Коул держал его крепко и находился совсем близко и глаза мистера Филлипса округлились. Он заозирался, нет ли кого поблизости. — Мистер Филлипс… Т-теодор, — неловко прошептал он, смотря на него в упор, — я…       Дверь мастерской скрипнула, и молодой человек сделал шаг назад, исчезая. Коул, затаив дыхание последовал за ним во тьму, закрывая за собой дверь на ключ.       Они не видели друг друга, но чувствовали и Коул сделал еще один шаг. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, так сильно оно билось, когда он прикоснулся кончиками пальцев к кистям мистера Филлипса и тот еле уловимо вздрогнул.       Казалось, он сейчас потеряет сознание, дыхание перехватило просто от одного этого касания. — Обещаю… — прошептал Коул, опуская глаза на пыльный деревянный пол, — я буду молчать.       Сохраняя последние крупицы самообладания, он ждал, но ответа не последовало.       Но немного погодя, мистер Филлипс сильнее переплел их пальцы. Наконец, Коул приблизился еще плотнее и не встретив никакого сопротивления, невесомо коснулся губ напротив.       Никогда Коул не понимал, что означало выражение «бабочки в животе», однако теперь, чувствуя горячее дыхание молодого человека напротив, наконец осознал, что это такое. Быстро отстранившись, он немного испугался, что сделал что-то не так, и теперь произойдет настоящая катастрофа… Однако заметил, что в черноте, окутавшей мастерскую, глаза Теодора стали еще темнее и он большим пальцем провел по его щеке, вызывая столп крупных мурашек, и приподняв подбородок, медленно и нежно поцеловал.       Грудь Коула распирало изнутри, он готов был упасть в обморок, но какая-то сила продолжала его удерживать. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного и чувствуя, что больше не может дышать, отстранился.       Жадно ловя ртом воздух, он не отрывал взгляда от глаз молодого человека и когда по телу разлилось тепло и сознание окончательно помутилось, с новыми силами впился в его губы. Коул цеплялся за руки и грудь Теодора как будто боялся его потерять, как будто не верил, что он настоящий и прямо сейчас стоит перед ним и это не галлюцинация.       Теодор же мягко обхватил одной рукой его талию и притянул ближе, чувствуя теперь как быстро билось сердце.       Убедившись, что человек, которого он так долго желал, настоящий, Коул попытался углубить поцелуй, на что молодой человек ответил незамедлительно, прижимая его еще ближе. У Коула подогнулись коленки, и мистер Филлипс потеснил его в сторону, не разрывая неуклюжего и в то же время страстного поцелуя.       Ноги парня уперлись во что-то твердое и он осознал, что это старая софа, только когда Теодор уже нависал над ним, оперевшись руками о спинку.       Собственное возбуждение окончательно затуманило рассудок и шумно выдохнув, Коул обвил руками шею напротив, запуская пальцы в мягкие волосы. Мистер Филлипс разорвал долгий поцелуй и опалив горячим дыханием щеку парня, прильнул к шее. Он касался нежно, почти невесомо, проводил языком по тонкой коже, снова вызывая крупные мурашки. Такого Коул не смог выдержать и издал короткий полустон, выгибаясь в спине и стараясь плотнее прижаться.       Ткань брюк давила и он больше не мог терпеть, поэтому невзначай провел рукой по торсу Теодора, опускаясь ниже. Молодой человек вздрогнул, подаваясь вперед и Коул шумно сглотнул, почувствовав, что возбуждение взаимно. — Я… хочу… — прошептал парень, прерывисто вздыхая, — п-пожалуйста…       Он качнул бедрами, привлекая внимание и мистер Филлипс оторвался от его шеи. Он долго смотрел на припухшие губы и затуманенные желанием глаза и в конце концов сдался, меняя позу и теперь вдавливал парня в широкую поверхность софы. Теодор боязливо провел горячими пальцами по телу под собой, останавливаясь у ремня брюк.       Коул затаил дыхание. Он изнывал от желания получить больше, прикоснуться к молодому человеку и ощутить его прикосновение на себе. Он всхлипнул, подаваясь вперед и мистер Филлипс ловко расстегнул его брюки, припадая к мягким губам.       Проведя дрожащими от нетерпения руками от затылка до живота, Коул принялся расстегивать чужие брюки. Его грудь вздымалась, дыхание давно сбилось и не собиралось приходить в норму. Под тяжестью разгоряченного Тедди его собственное тело полностью расслабилось.       Теплые пальцы обхватили возбуждение Коула, и он вздрогнул, подавив рвущийся полустон. Распределяя естественную смазку по всей длине, рука двигалась плавно, на что парень отзывался рваными вздохами. Он вцепился пальцами в плечи мистера Филлипса и инстинктивно начал двигаться в такт движениям руки.       Ничего, кроме этого момента, больше не существовало, только движение рук, рваные вздохи и тяжелое дыхание. Шум учеников, разделяющих радость от прошедшего спектакля, остался далеко позади, смешиваясь в белый шум где-то на фоне.       Когда разгоряченная плоть Теодора коснулась его, Коул не смог сдержаться и издал первый настоящий стон удовольствия. Рука молодого человека медленно водила взад и вперед, иногда останавливаясь, а после набирая обороты, отчего Коул сильнее выгибался и умолял не останавливаться.       Тедди уткнулся в его шею, опаляя горячим дыханием, когда стало понятно, что он близок. Парень сильнее сжал крепкие плечи, чувствуя скорую разрядку и вскоре с содроганием излился в чужую руку.       Светлые ресницы слегка подергивались, а тело, обессиленное и переполненное удовольствием, расплылось под мистером Филлипсом. Наконец с шумным вздохом, утонувшем в шее Коула, излился и молодой человек.       Они дышали глубоко и горячо, пытаясь осознать, что только что произошло. Пролежав какое-то время, никто из них не осмеливался что-либо сказать. Коул не хотел разрушать магию сияния, которое окутало теперь и его тело, а мистер Филлипс просто не знал, что нужно говорить.       Первым, как ни странно, в себя пришел именно он. Отстранившись, Тедди тут же метнулся к столу и стал судорожно что-то разыскивать среди хлама, разбросанного тут и там. Найдя наконец нужную вещь, он бросил ее Коулу. Оказалось, это была старая тряпка для уборки излишков полировочного лака. — Стирай все быстрее. Нужно уходить.       Парень не видел его лица, но голос был напряженным и ему стало не по себе. Приятная нега, окутывавшая его раньше, мигом развеялась и ничего не оставалось делать, кроме как послушаться.       Мистер Филлипс быстро привел себя в порядок и начал подгонять Коула. Конечно, это не то, чего он ожидал, но они спрятались сразу после концерта, где собрался весь город и пробыли непонятно сколько времени в запертой мастерской. Понятно, почему мистер Филлипс нервничал. — Тряпку нужно сжечь, — прошептал он и Коул послушно кивнул.       Осторожно повернув ключ, молодой человек приложил палец к губам и указал, чтобы тот шел первым и как можно скорее уходил домой.       Парень последний раз глянул в любимые глаза и скрылся за дверью, оставляя мистера Филлипса одного в пустой темной комнате.

***

      «Что я надела… что я наделал…», — сокрушенно повторял про себя мистер Филлипс, — «Это ошибка, все это ошибка…».       На ватных ногах он брел вперед по пустынной дороге обратно к дому мистера Дэвиса. Словно в бреду, Тедди повторял одно и тоже — «ошибка».       С самого начала, с первого дня это было не что иное, как ошибка. Мистер Дэвис предупреждал, говорил, что это повлечет за собой неприятности, но он не говорил, что будет с ним самим.       Желание сбежать никогда не было таким сильным как в эту минуту. Он сотворил самое страшное, что вообще можно было сделать и подавляя рвотные позывы, продолжал идти.       «О чем я думал… он расскажет, все узнают…»       Холодный пот скатывался по шее и он поежился. Ком подступил к горлу и хотелось кричать, биться головой о стену, лишь бы забыть и не чувствовать ничего. Хрупкий мост, пошедший когда-то трещинами, был полностью разрушен и внизу не было ничего, кроме поглощающей темноты из той злополучной мастерской.       Липкий июльский воздух окутал своей духотой и оставалось совсем немного, прежде чем мистер Филлипс упал бы в обморок.       Наконец за деревьями показался знакомый дом. Не раздумывая, он рванул туда, пытаясь убежать от всего, что случилось.       «Поезд в пять утра… я успею», — повторял он, взбираясь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.       Тедди Филлипс дрожащими пальцами зажег лампу, вывернул одежду из шкафа и стал запихивать все в чемодан, не складывая.       В пять утра отходил его поезд из Эвенли, а шестого июля защита практики, он обязан успеть.

***

      Коул до сих пор не верил, что это был не сон, но кучка пепла возле их с Энн домика была тому доказательством.       Кто бы мог подумать, что когда для него изменилось все, вокруг не изменилось ничего. Как и раньше, мама готовила завтрак, отец ухаживал за скотом, а сам Коул разбирался с сеном.       Однако с самого утра он был куда энергичней обычного, предвкушая встречу с Теодором в зале, во время уборки декораций.       Он быстро закончил все дела по хозяйству, закинул пару маленьких лепешек в рот и убежал.       В зале было шумно, оживленно, все были заняты делом, убираясь перед летними каникулами и Коул принялся разыскивать темную макушку среди десятков школьников.       Почему-то у него засосало под ложечкой, когда спустя пять минут поисков так и не удалось никого найти. Предчувствие редко обманывало, но в этот раз Коул отдал бы все, чтобы не произошло ничего дурного.       Возле сцены толпились маленькие дети, в три раза ниже Коула, и без костюмов ангелочков-хористов их было бы сложно узнать, уж слишком они были похожи друг на друга. Миссис Робертс забирала у каждого по очереди костюм и записывала на лист, что все вернули в целости и сохранности и на следующий год ей не придется тратить время на шитье новых.       Увидев ее, Коул помчался к сцене. — Миссис Робертс! Миссис Робертс, доброе утро! — толпа школьников еле пропустила его вперед, буквально выплюнув перед преподавательницей. — Коул, милый, ты чего такой переполошенный? — улыбнулась женщина, оглядев его слегка потрепанный вид. — Миссис Роберт, вы не видели мистера Филлипса?       Ее выражение лица сделалось сочувственным, и она похлопала его по плечу. — Ты уже третий, кто его спрашивает, надо будет вас всех собрать и сообщить. — Что сообщить? — все внутри парня напряглось в ожидании и когда он услышал ответ, ему показалось, что он ослышался. — Мистер Филлипс уехал обратно. У него защита практики и он… — Нет… — Коул, не веря тому, что слышит, начал отдаляться от преподавательницы, — этого не может быть. — Понимаю, это неожиданно, и вы уже успели привязаться, — вздохнула женщина, но он ее уже не слышал.       Каким же наивным он был, если думал, что все станет по-другому… Он просто взял и уехал, ничего не сказав.       Перед глазами помутнело и Коул попытался уйти. Он сделал шаг назад и натолкнулся на кого-то, оказалось, это был Билли. Он бросил ему что-то колкое, ехидное и наверняка обидное, но Коул просто хотел сбежать.       Оказалось, что выбраться из толпы сложнее, чем в нее попасть и сталкиваясь с новыми людьми, постепенно начало казаться, что несколько десятков пар глаз, все до последнего, прикованы к нему.       Страх сдавливал и обхватив себя руками, Коул выбежал из зала.       Острая боль пронзала грудь, не давая дышать.       «Нет, он не мог, он обещал…», — бездумно повторял парень, отказываясь поверить. Но другой голос из его сознания, более холодный и грубый, оборвал отчаянное причитание: «Он ничего тебе не обещал. Ты сам все придумал и поверил в это, а потом тебя просто использовали».       Тошнота подступала к горлу и стараясь успокоиться, Коул закрыл глаза. Тонкие струйки слез против воли потекли по щекам и не в силах больше сдерживаться, он закричал.       Вокруг было пусто – только зеленая трава и множество ярко-зеленых деревьев.       Разозлившись на себя, свою наивность и стараясь подавить сжигающую изнутри боль, он с силой ударил кулаком ствол дерева.       Он знал, что Тедди Филлипс больше не вернется, никогда не переступит порог школы и не увидит его. Он не смог побороть страх и решил сбежать, даже не подумав, какого Коулу.       Могло ли быть такое, что то яркое свечение, что исходило от молодого человека, было не чем-то прекрасным, предвещающим появление прекрасного человека в жизни, а предупреждением? Сигналом, что нужно убегать как можно скорее и не оглядываться?       На это Коул не знал ответа.       Сидя на земле, оперевшись о дерево и содрогаясь от боли, непринятия и ненависти к себе, в одном он был точно уверен – Энн была права, все осенние листья рано или поздно опадают, и это и печальное, и одновременно завораживающее зрелище.

***

      Все вернулось на круги своя, как будто и не было никакого мистера Филлипса.       Тупая боль преследовала Коула, мешая есть, спать, разговаривать.       Альбом для рисования, заброшенный в дальний угол шкафа и заложенный сверху слоями одежды, долгое время оставался не тронутым.       Когда наступил сентябрь, Коул попросил Энн выбросить все рисунки из домика. Она, конечно же, сделала это без промедления. Спорить о ценности его творчества в этом случае было бы жестоко, поэтому пожелтевшая бумага отправилась в топку.       Прохладный октябрьский воздух не мог не всколыхнуть воспоминания. Против своей воли Коул вспоминал события прошедших месяцев и угрюмо шагал вперед, разгоняя влажные после дождя листья.       На этот раз никакого предчувствуя не было, глупо было бы загадывать, как пройдет год. Никто никогда не знает, какие удары подготовила жизнь.       Солнечный свет пробивался через серые тучи и листва под ногами искрилась яркими красками. Все вокруг будто бы пылало, охваченное осенним огнем. Коул осмотрелся по сторонам и не уловив никакого сияния, просто пошел дальше.