infinité

Все знают что у Джаста сложный характер. Все знают, что связываться с ним — себе дороже. Он гордый и расчётливый, саркастичный и порой жестокий. Джаст никогда не держит язык за зубами, и если ему что-то не нравится, он скажет об этом первее всех. Джаста называют сукой, на его едкие комментарии кривятся и стараются не реагировать. Потому что все знают, что в любых словесных перепалках он оставит последнее слово за собой. Но не все знают, что у Джаста есть слабость. У этой слабости всегда идеальная прическа, усталые чёрные глаза, спрятанные за тёмными стеклами. У его слабости тонкая талия под пиджаком, красиво очерченные губы, а ещё совершенно ненормальная тяга подчинять себе. Не все знают, что тихий и скрытный Деб в свободное время любит ставить Джаста на колени, заставлять переступать через себя и чуть ли не со слезами на глазах признаваться, что да, ему нравится быть покорным, да, он сделает всё, что только прикажут, да, он будет сидеть на коленях, молча уставившись в пол. Потому что хорошие мальчики должны заслужить право смотреть своему хозяину в глаза. Деб ведёт себя вполне обычно, шутит и смеётся, когда вокруг люди. А Джаст ведёт себя так… Как ведёт обычно. Немного нахально и капельку высокомерно. Но он внимательно следит за Дебом, за каждой эмоцией на лице, и считывает всё. Отмечает, как брови сдвигаются к переносице, буквально на секунду, как дёргается уголок губ, как сверкают угольные глаза из-за оправы очков на первый взгляд совершенно нейтрально и бесстрастно, но Джаст знает, что под этим равнодушием — настоящая лавина эмоций. Лавина, которая накрывает его, стоит им остаться наедине.       — Ну же, Джаст, поплачь, — шепчет с нежной улыбкой Деб, а Джаст уже на грани. Почти не видит ничего, кроме чужого безмятежного лица. — Покажи мне, как сильно ты хочешь. Джаст дышит часто, откидывает голову на подушку и дёргает связанными руками. Деб восседает на нём как настоящий император. Гладит торс, едва касаясь, и склоняет голову в бок.       — Не ломайся, Джаст. Мы же оба знаем, как сильно тебе это нравится. Быть ничтожным. Он привстает, совсем чуть-чуть, а затем снова вниз, стонет так сладко и блаженно, и Джаст готов взвыть. Ему жарко, ему дурно, ему хорошо, ему невыносимо. Ему хочется побиться головой о пол, а потом снова лицезреть Деба верхом, смотрящего с издевкой, с вожделением, с насмешкой. Ощущать, как близко они друг к другу: тело к телу, кожа к коже. Без преград из одежды и неприступности, без фальши, со своими истинными порочными желаниями.       — Я не могу больше, Деб, — у Джаста срывается голос. А Деб улыбается снова, так снисходительно и красиво. Он склоняется к лицу, собирает губами первый тихий всхлип.       — Плачь. Сделай то, что у тебя получается лучше всего. И Джаст не выдерживает. Потому что это Деб. Его Деб. Идеальный и потрясающий, знающий его целиком и полностью, дающий то, в чем он так нуждается. Обожаемый.