Vem da Greš (I Wish I Dared)

Боян сидел на другом конце дивана, закинув одну ногу на него, а другую опустив вниз, сжимая в руке чашку кофе так, словно это было последнее, что удерживало его в здравом уме. Его обычное ворчание по поводу того, что финский кофе намного слабее того, что пьют в Словении, и что «у вас, конечно, много классных вещей, но кофе явно не ваш конек», сменилось полным молчанием. Потягивая свой чай, Йере сидел по другую сторону дивана, предоставляя Бояну необходимое пространство. По телевизору показывали какое-то глупое утреннее шоу, но, хотя он, казалось, смотрел его, Йере постоянно поглядывал на Бояна, который был слишком занят сверлением взглядом своей чашки кофе, чтобы следить за происходящим на экране. Чем больше проходило времени, тем меньше Йере понимал, что происходит. Реально, когда он впервые увидел Бояна, стоящего на пороге его дома с одеждой, которой, блять, хватило бы минимум на семь дней, единственным возможным объяснением было то, что он, наконец, выбрал Йере. Но теперь, когда по прошествии получаса Боян так ничего и не сказал, Йере начал паниковать. Что, если тот приехал, чтобы попрощаться в последний раз, лицом к лицу? Не желая больше никогда видеть Йере, обвиняя его в попытке разрушить его жизнь? Разум финна метался со скоростью 200 миль в час, каждая следующая мысль была более катастрофичной, чем предыдущая, когда словенец наконец заговорил. — Я покончил с ним, ты же знаешь. Йере показалось, что тяжесть всего мира свалилась с его груди, и все, что для этого потребовалось, — это эти семь простых слов. Он посмотрел на Бояна, все еще сжимающего в руках чашку кофе с таким видом, словно хотел бы занимать как можно меньше места, а лучше вообще никакого, просто провалиться под землю. Все еще не осмеливаясь взглянуть на Йере, он продолжил. — Это казалось таким неправильным. Таким ужасным, как будто я просто использовал его, пока ты, наконец, не одемался. Я знаю… Я знаю, что это был правильный шаг. Я чувствую это, сидя здесь с тобой. Но это все равно заставляет меня чувствовать себя худшим человеком на свете. Подождав немного, чтобы убедиться, что Боян закончил, Йере осмелился спросить: — Так вот почему… ты не звонил? Он должен был спросить. Уже несколько дней его убивало то, что Боян мог так легко продержаться без общения с ним, не интересуясь, как у него дела. Но в глубине души Йере знал, что это эгоистичные мысли; и все же он не мог удержаться от вопроса. Боян не торопился с ответом, но в конце концов кивнул. — Да. Я не чувствовал, что могу. Я все еще так думаю, если честно. Такое чувство, как будто… — несмотря на то, что по его сердцу будто кто-то ходил жесткой подошвой мартенсов из-за «мне казалось неправильным говорить с тобой, мне было так плохо», Йере ждал. — Такое чувство, что мне не терпелось избавиться от него, как только он перестал служить какой-либо цели. Как будто я просто выбросил его, как только ты поманил пальцем, и прыгнул в самолет, чтобы прилететь к тебе, чтобы… — он замолчал, но легкий румянец на его щеках заставил Йере быть вполне уверенным в том, что тот собирался сказать дальше. И да, Йере был беспомощен перед своими чувствами; он хотел всего этого с Бояном, и он хотел этого сейчас, теперь, когда словенец наконец-то был с ним рядом, признаваясь в своих чувствах, — но он знал, что правильным будет подождать, пока тот почувствует себя готовым к чему бы то ни было. Он сделает все, что в его силах, чтобы человек напротив него чувствовал себя лучше и ему было комфортнее. И не для того, чтобы он мог извлечь из этого какую-либо собственную выгоду, как бы сильно ему ни хотелось; а потому, что он чувствовал себя чертовски виноватым во всем происходящем. Ему хотелось закричать Бояну, что тот не сделал ничего плохого! Это все из-за Йере, который был слишком испуган и осознал все слишком поздно, а потом снова ворвался в жизнь словенца, чтобы разорвать ее на части. Поэтому он решил высказаться прямо сейчас. — Боян, ты… Не чувствуй себя виноватым. Пожалуйста, — нет, этого было недостаточно. Почему, блять, почему он не мог сформулировать нужное предложение, чтобы передать именно то, что хотел, чтобы успокоить словенца? Что ж, он все равно попытается. — Ты… ты любил его, да? — спросил он, как бы больно это ни было. Поразмыслив, Боян, наконец, посмотрел на него и сказал: — Он мне нравился. Мне нравилось быть с ним. Но… нет. Я не любил его. Часть Йере начала танцевать, но он знал, что у него все еще есть задача, которую нужно выполнить. — И ты не хочешь причинить ему боль? — продолжил Йере. Казалось, Боян понял, куда ведет финн. — Нет! Конечно, нет, — ответил он, и теперь его лицо выглядело мягче, а глаза какими-то более снисходительными. — Я бы никогда не сделал этого… нарочно. Теперь настало время Йере изложить свою точку зрения. — Значит, ты все делаешь во имя любви. Ты не хочешь ему лгать. Тогда зачем чувствовать себя виноватым? Боян сглотнул, и его глаза наполнились слезами. О, черт, мне его обнять? Подождать? Или… — Можно я тебя обниму? — наконец спросил Йере, и Боян кивнул, прежде чем разрыдаться. Перескочив через весь диван, чтобы обнять словенца, финн крепко прижимал парня к себе, пока тот не выплакал все глаза. Футболка Йере была мокрой от слез, спина болела от того, что Боян впивался в нее ногтями, отчаянно пытаясь простить себя и понять, что происходит, Йере в свою очередь давал ему необходимое время. Всхлипывая, но, наконец, успокоившись, Боян высвободился из объятий Йере и сказал: — Я не могу ничем… заняться… С тобой прямо сейчас. Как бы сильно я тебя не хотел. Боже, я так долго хотел тебя, но теперь, когда ты наконец-то можешь быть со мной, я просто… не могу. Пока нет. Я бы чувствовал себя грязным. Это нормально? Он посмотрел на Йере с таким извиняющимся выражением лица, как будто на самом деле ожидал, что финн скажет: «Что, ты не будешь спать со мной? Убирайся из моего дома», и, честно говоря, это немного задело Йере. Конечно, он отдал бы весь мир, а потом и еще немного, чтобы оттрахать молодого человека до беспамятства прямо здесь и сейчас. Но он понимал, о чем говорит Боян, и был готов предоставить ему все время в мире теперь, когда знал, что словенец хочет его. — Конечно, все в порядке, Боян. Мы можем просто… обняться и посмотреть какой-нибудь дурацкий фильм? — предложил он. Учитывая погоду и то, какой краткий световой день сейчас в Финляндии, он не мог придумать лучшего способа провести день вместе. И именно этим они и занялись. Мало-помалу, когда они обнимались на раскладном диване Йере, смотря комедийный сериал, он чувствовал, как мышцы Бояна расслабляются, и заметил, что с каждым часом тот позволяет себе все больше и больше прикосновений. К тому времени, как наступил вечер, Йере почувствовал, как певец рисует маленькие застенчивые круги у него на животе. Он вздрогнул от нежности прикосновения и удивления от того, что вообще получил подобный подарок. Они все еще были полностью одеты (похвастаться было нечем), но, похоже, у Бояна были другие планы на этот счет: — Эй, мы можем… Может, пойдем в спальню? Ничего особенного, просто становится поздно, и я чувствую, что скоро вырублюсь. Финн с радостью подчинился, подвел их к огромной двуспальной кровати и сам стал раздеваться, пока не остался в одних боксерах. Прежде чем уютно устроиться под толстым одеялом, он поймал на себе взгляд словенца, мимолетный, но этого было достаточно, чтобы на его лице появилась улыбка. Как только Боян последовал его примеру, они снова уютно устроились под одеялом, голова Бояна лежала на груди Йере, а его рука массировала живот рэпера. Одна из рук Йере скользила вверх-вниз по спине Бояна, финн наслаждался каждой дрожью, вызванной этими движениями, чувствуя крошечные мурашки удовольствия по всей коже словенца. — Знаешь, это несправедливо, — заговорил Боян после пары минут молчания. Он не пошевелился и никак не изменил своего положения, а просто констатировал факт. — Что несправедливо? — спросил Йере в искреннем замешательстве. — То, что ты здесь. А я рядом с тобой и не планирую ничего предпринимать. Когда ты такой нежный, теплый, сексуальный и… Черт, я говорю как долбанный, озабоченный подросток, — заключил он, затем отстранился от Йере и просто лег на спину, закрыв лицо руками. Йере глубоко вздохнул: ему было действительно жаль Бояна, но нужно было дать ему понять, что все в порядке. — Боян, если ты ничего не хочешь делать, все в порядке. Но… Если ты чего-то хочешь, это тоже нормально. Ты же это понимаешь? Тебе не нужно… наказывать себя. Потому что именно на это и было похоже: как будто певец чувствовал, что воздержание и наказание себя за свои предполагаемые преступления каким-то образом в конечном итоге все исправят. Он наконец осмелился поднять глаза на Йере, и тому показалось, что что-то изменилось. Карие глаза все еще выглядели грустными, но на этот раз в них также была аура благодарности, как будто это то, что ему нужно было услышать. Поэтому у Йере появилась идея. — Что, если мы… начнем не спеша? И, если для тебя это будет слишком, мы остановимся? Боян дважды моргнул, выглядя заинтригованным, но неуверенным. — Не спеша — это… как? — спросил он, немного обеспокоенно. — Как… — Йере вздрогнул, немного подумав об этом. — Может, мы поцелуемся? И, если ты больше ничего не захочешь, тогда мы прекратим. И, черт возьми, Йере так сильно этого хотел. Даже если поцелуи будут единственным, чем они займутся сегодня, он нуждался в них, как в воздухе; потому что только сейчас рэперу пришло в голову, что на самом деле у них еще даже не было их первого поцелуя. Боян, казалось, размышлял об этом целую вечность. В конце концов, он повернулся, чтобы оказаться прямо напротив Йере, их глаза оказались на одной линии, и медленно подался вперед, как будто все еще обдумывал происходящее и мог отстраниться в любую секунду. Но он этого не сделал. Певец прижался своими мягкими губами к губам Йере, сначала робко поцеловав, и они оба задрожали от этого ощущения. Нежные поцелуи вскоре стали более страстными, когда Йере попробовал облизать нижнюю губу Бояна и позволил своему языку найти язык словенца. Боян не отстранился, за что Йере был ему безмерно благодарен. Вместо этого тот положил одну руку на щеку Йере и углубил поцелуй, тихо застонав, казалось, что он пытается сдержаться, все еще чувствуя, что не заслуживает того, чтобы наслаждаться моментом с Йере. И Йере сделает, блин, все возможное, чтобы Боян понял, что он не сделал ничего плохого и заслужил прожить этот момент и многие другие. Через некоторое время Боян отстранился, тяжело дыша, его щеки покраснели. Один быстрый взгляд вниз (Йере не смог удержаться) сказал финну, что у парня стояк, и это было неудивительно. Они оба изголодались друг по другу после этих нескольких месяцев и наконец-то оказались в одной постели, наконец-то разделили свой первый поцелуй, зная, что хотят друг друга. — Мы можем… остановиться? — спросил Боян, и у разочарованного до чертиков Йере не было выбора, кроме как сказать: — Да, если ты хочешь, мы остановимся. Как скажешь, так и будет. Ему было больно останавливаться сейчас, но он скорее спрыгнул бы с моста, чем причинил Бояну какую-либо боль или сделал что-то против его воли. Боян осмелился посмотреть ему в глаза, его влажный рот был полуоткрыт, приглашая… Прекрати. Он сказал «остановиться». Не смей. Словенец с трудом сглотнул и лег на спину, снова закрыв лицо руками. Финн все еще хотел… ему было необходимо, чтобы Боян знал, что все в порядке. Что то, что он чувствовал, было правильным. — Боян… как ты себя чувствуешь? Что ты чувствуешь по поводу этого… по поводу нас? Боян сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем дать свой ответ. Но, как только он это сделал, Йере понял, что он был абсолютно честен. — Это потрясающее ощущение. Это похоже на все, что я себе представлял, и даже больше. И это… Я чувствую, словно хочу поглотить тебя, словно мне нужна каждая частичка тебя на мне и во мне… А потом все показалось слишком сильным. Как будто я не заслуживаю всей этой любви, и привязанности, и того, чтобы чувствовать себя так охуенно хорошо. Йере придвинулся, чтобы быть ближе к парню; не в сексуальном плане, не в попытке возбудить его, а просто обнять и утешить, быть рядом с ним. Одной рукой он отвел руки Бояна от его лица, заставляя молодого человека посмотреть на него. — Послушай. Ты меня слышишь? Боян, выглядевший на грани того, чтобы расплакаться, плотно сжав губы, чтобы с них не сорвались рыдания или крики, кивнул. — Мы можем остаться в постели и ничего не делать всю ночь. Мы можем смотреть вместе фильмы все семь дней, а потом ты поедешь домой, и мы просто… будем делать то, что делаем всегда. Мы будем говорить. И ничего не произойдет. Но я думаю, ты не этого хочешь. Если бы ты этого хотел, то не приехал бы сюда. Ты бы просто позвонил по видео, мы бы поговорили, и все. Ты хочешь этого. Нас. И любовь есть любовь, и ты ее заслуживаешь. Все уже в прошлом. Ты думал, что между нами ничего не может быть, поэтому нашел кого-то еще и думал, что влюблен. Это случилось, да. Но это было неправильно, а это… Он рискнул и потянулся вперед, нежно поцеловав Бояна в губы, затем в щеку, шею и, наконец, легонько прикусив ключицу: — Это правильно. И ты это знаешь. Все еще с закрытыми глазами, наслаждаясь поцелуями, слегка подрагивая от них, Боян наконец-то почувствовал себя свободнее. Он кивнул, открыл глаза, и на этот раз в них не было ни печали, ни вины. Он поднял голову, чтобы страстно поцеловать Йере, и его язык немедленно нашел язык парня, жадно пожирая каждый миллиметр его рта. Одним быстрым движением он снова подмял Йере под себя, Боян слегка возвышался над финном. — Я знаю, ты прав, Йере, — сказал он, запыхавшись, еще раз поцеловав его, прежде чем продолжить. — И я знаю, что и сам дойду до этого и позволю себе насладиться тобой в полной мере. Но сейчас мне действительно нужно, чтобы мы не торопились, если ты не против? На этот раз он сделал паузу в поцелуях, ожидая ответа. Йере уверенно ответил. — Боян, я просто хочу, чтобы ты знал, что ты свободен и должен чувствовать себя комфортно. И мы будем двигаться в таком темпе, в каком тебе необходимо. Боян улыбнулся; это было все, что ему нужно было услышать. Продолжая целовать парня рядом с собой, кусая его губы, постанывая — на этот раз без всяких остановок — молодой человек потянулся левой рукой, чтобы найти наполовину возбужденный член финна. Крепко обхватив его боксеры, он начал сжимать ладонь, заставляя Йере стонать в поцелуе и шептать нежнейшее: — Боян… Йере хотел сделать то же самое, чтобы они оба насладились моментом, поэтому он провел рукой вниз по телу словенца, но был остановлен уверенным движением. — Эй… Нет. Сегодня вечером все только для тебя. Вот с чего мы начнем. Боян был непреклонен в своих желаниях, и в то время как одна сторона Йере хотела протестовать, другая (возбужденная) знала, что это именно то, что нужно словенцу, чтобы начать принимать себя и то, что теперь между ними. Поэтому Йере решил позволить себе насладиться этим моментом, о котором мечтал месяцами, зная, что скоро сможет сполна вернуть должок. Он переместился, чтобы лечь на спину, постанывая при каждом движении руки Бояна. Словенцу не потребовалось много времени, чтобы преодолеть лишнюю ткань на теле финна, он сунул руку под боксеры парня и сжал его теперь уже полностью сформировавшуюся эрекцию, сам издав стон. Он продолжал медленно двигать рукой вверх-вниз, крепко сжимая во всех нужных местах, и глаза Йере хотели закрыться и утонуть в темноте, но он держал их открытыми, глядя на молодого человека, наслаждаясь… купаясь в выражении его лица. Его рот был полуоткрыт, глаза затуманены вожделением, он продолжал тяжело дышать, надрачивая член Йере теперь чуть быстрее, прикусывая нижнюю губу, двигаясь все быстрее и быстрее… А у Йере дела шли ненамного лучше. Он чувствовал, как его лицо расплывается от интенсивности чувств, которые оно пыталось передать; от теплой руки Бояна на его члене, приближающей его к оргазму с каждой минутой; просто от внешнего вида парня, и именно в этот момент у словенца хватило наглости снова притормозить и небрежно спросить: — Мне продолжать или…? Вот же мелкий дразнилка. Но Йере был слишком слаб, чтобы играть в игру, кто сможет продержаться дольше. Вместо этого он просто слабо застонал: — Пожалуйста, да, пожалуйста, продолжай, пожалуйста, пожалуйста. И Боян, ухмыльнувшись, послушался. На этот раз он не играл ни в какие игры и не сдерживал себя. Йере не потребовалось много времени, чтобы его стоны стали громче, пронзительнее, а тело подалось вперед в последнем блаженном движении, прежде чем он кончил на руку молодого человека и на себя самого. Дав ему прийти в себя, Боян медленно убрал руку, вытер ее несколькими салфетками и предложил парочку Йере. Как только они снова легли в постель, а их сердцебиение успокоилось, Боян лишь спросил: — Ты предпочитаешь быть большой или маленькой ложкой? Незнакомый с этим выражением, Йере просто приподнял брови, отчасти ожидая, что это как-то связано с сексом, пока Боян быстро не объяснил. — Ты предпочитаешь обнимать или быть обнятым, когда ты спишь? Йере не смог сдержать широкую улыбку. — Когда как. Сегодня я хочу обнимать тебя, можно? Боян, казалось, не возражал. Так и завершился их вечер, в объятиях: руки Йере обхватили теплое тело Бояна. Он будет действовать так медленно, как будет нужно Бояну. Сейчас все, чего он хотел, — это заключить словенца в свои объятия.