Вороньи дети

      В Кэлле деревни отличались от горисадских так мало, что впору было плакать.       То есть, конечно, Исхиль деревню-то видела раз в жизни, когда отец взял скучающую дочку с собой по каким-то делам. Каким — уже и не вспомнить, да и было это будто сто лет назад. Но деревня точно была такой же, как эти. Может, только, дома чуть другой формы, а в остальном никаких отличий. Шумит скотина, лают собаки, люди ведут свой нехитрый быт.       Исхиль таких деревень на своём пути насчитала уже две. И за обеими следила из-за деревьев, долго, так и не решившись зайти. Только спала на сеновалах на окраине, пока стояла темнота, и уходила, едва восток начинал розоветь. Ещё удалось стащить немного кислых яблок и какой-то овощ, каких в Горисаде не растили. Кисловатый, сочный и красный. Но этого, конечно, было мало страннику.       Дошло до того, что на какой-то, кажется, восьмой день пути Исхиль попробовала жевать мох. Было отвратительно. Её вырвало, во рту стоял землистый привкус... и она попробовала вновь, в этот раз запивая каждую порцию водой из ручья. Всё ещё отвратительно, но уже терпимее. Только голод никуда не отступил.       Приходилось признать, что выйти к людям рано или поздно придется. Просто потому, что так она долго не протянет.       Мысль эта пришла, на самом деле, ещё у околицы первой встреченной деревни. Только как ни пытайся, зайти не получалось. Всего один шаг — и в голове тут же всплывал форт, бурые плащи, растерзанное тело. А ещё рыцари.       Вдруг её видели и ищут? А если не видели, кто знает, кто здесь на стороне плащей? Вряд ли кто-то из этих обычных селян, возделывающих скудную лесную землю, и всё же... Оба раза Исхиль уходила, так и не заговорив. И всё сильнее об этом жалела.       У неё всё ещё было достаточно сил, чтобы идти, но голод и одиночество начинали сводить с ума. Лес полнился страшными звуками и странными тенями, одежда безнадежно перепачкалась и кое-где зияла дырами.       Всё чаще Исхиль просто садилась на землю и плакала от бессилия, от несправедливости мира, от того, что всё это происходит с ней. Вот кому она сделала зло? Всю жизнь была как все, уважала старших, помогала младшим. Работу свою выполняла. Что ещё? Что нужно было сделать, чтобы не блуждать теперь в чужой стране посреди чащи незнакомыми тропами в одиночестве?       Мать говорила, воздаётся по делам, но Исхиль воздалось, будто она — душегуб, разбойник и расхититель могил. Это нечестно. Дайте же уже пожить спокойно!       Боги, и горисадские, и кэлльские, были глухи а лес — нем. Ноги затекли от сидения в неудобной позе. Утерев с лица слёзы и размазав ими грязь, Исхиль вновь встала, чтобы дальше идти по очередной диковатой дороге. Без особой надежды, но с неиссякаемым упорством.       Наградой на этом пути стала новая деревня. Побольше двух предыдущих, виден был даже каменный дом — старосты, наверное. Во дворах бегали дети и чем-то занимались женщины. Итак, это последний шанс. Выглядит вроде бы безопасно, надо попытаться.       Исхиль несмело подошла к частоколу, огораживающему ближайший двор, где спиной к ней согбенная, немолодая, наверное, женщина кормила кур. — Извините! Я... я заблудилась и уже давно брожу по лесу. Вы можете помочь, пожалуйста?       О, только бы говор не выдал!       Но женщине, кажется, было на него плевать. Она обернулась — и правда, немолодая, — уперла руку в бок и оценивающе осмотрела Исхиль. — Ох и скверно ты выглядишь, девочка. Откуда такая? — Мы ехали с семьёй, на нас напали разбойники... я так и не нашла никого, осталась одна и совсем заблудилась. — Голодная, небось? Ну иди, уж что-нибудь найду тебе. Только на многое не надейся, мы тут не богачи. А одежда у тебя чудна́я, ненашенская. Откуда будешь?       Женщина уже шла к крыльцу, поманив Исхиль, лихорадочно пытающуюся придумать ответ, за собой. Но не успела она и рта открыть для нового вопроса, как воздух прорезал пронзительный звук рога и топот копыт. На опушке за околицей собрались всадники.       Всадники в бурых плащах и кольчугах, покрытых накидками с волчьей головой.       Женщина оторопела, едва поставив ногу на ступеньку. Всадники не торопились, словно наслаждаясь охватившим деревню ужасом. — Чудища явились! Беги, девочка. Беги куда угодно отсюда! — хозяйка дома с проворством юной танцовщицы юркнула куда-то за дом.       Исхиль растерялась, но всадники спешивались, и она тоже припустила, подгоняемая воспоминаниями о казни.       С другого конца деревни тоже слышен был шум.       О, бездна. Это что, окружение? Зачем окружать деревню?       Откуда-то донеслись крики и совершенно нечеловеческий потусторонний утробный рёв. Пронёсся мимо кто-то, пылающий как факел, истошно, страшно кричащий. Он упал чуть дальше, дергаясь, нелепо выворачиваясь, поджигая траву под собой.       Исхиль все поняла. Не нужно знать причину, если видишь результат. Она метнулась за ближайшее здание, на полусогнутых пробралась к сараю на отшибе, надеясь добежать до леса, но...       В последнем рывке с размаху впечаталась в невидимую стену. Будто воздух уплотнился, сжался до состояния камня. Не промнёшь, не протиснешься. В обе стороны идеально гладкое невидимое препятствие, за которым издевательски качает ветвями спасительный лес.       Исхиль замерла, слушая какофонию вокруг, в которой то и дело раздавались вопли боли и отчаяния. Скоро они слились в один, нескончаемый, от которого хотелось закрыть уши, спрятаться, отгородиться. А поверх чужих страданий раскатисто смеялись. Тогда она поняла, что слишком долго стоит на виду. Лишь чудом ещё никто не увидел.       Но куда деться? Залезть в сарай? Вход с другой стороны, а ворота могут быть закрыты. На него? Глупости. Залезть в какой-нибудь дом? Совсем ерунда. Куда?       У стены неряшливой кучей было навалено сено. Почти наверняка влажное, кишащее мерзкими тварями, но его так много. Если постараться...       Закапывать себя в сухой, слава богам, траве оказалось непросто, особенно если делать это быстро. Насколько видно снаружи, что здесь кто-то есть? Исхиль не знала. Она свернулась калачиком в крошечном пространстве у самой щелястой стены. Из сарая тянуло воздухом. Скверным, но им можно было дышать. Хотя дышать как раз было страшно.       Исхиль прислушивалась к каждому приглушённому толщей сена звуку. И казалось двже, что снаружи становится тише. Где-то ещё кричали и плакали, но голосов становилось всё меньше. Почему — думать не хотелось. Думалось только о себе, потому что расслабляться рано, но и сделать было нечего. Поэтому Исхиль лежала так неподвижно, как только могла, пока внезапный порыв не разметал её убежище, а чья-то рука не выволокла за шкирку на землю. — Почти получилось. Хвалю.       Поднять глаза было страшно, но умирать в неведении — ещё страшнее.       Человек в буром плаще выглядел совсем обычно. Не было в нём никакого ужаса, демонической рожи или страшных клыков. Просто молодой непримечательный мужчина, заросший щетиной. Если бы не капли крови, усеивающие одежду и даже лицо, да надменная усмешка, кто бы сказал, что он из общества жестоких убийц.       А вот то, что вышло из-за его спины, было ужасным. Совершенно нездешняя уродливая тварь, лишь отдалённо напоминающая человека. Сильно обугленного и переломанного. Что-то, что не может быть живым. Не может быть настоящим.       Крик застрял в горле, но тварь была недвижима. — О, он тебя не тронет. Пока я не прикажу. Скажи, тебе страшно?       Ей не было страшно — Исхиль была в ужасе, её трясло как на лютом морозе. Мысли путались, наскакивали одна на другую, тело сковал паралич.       Единственное, что она видела чётко — это краешек плаща и небрежно пристёгнутый меч, болтающийся на уровне глаз. Мужчина склонился к ней и почти ласково спросил: — А если я дам тебе фору, ты побежишь? Или порадуешь нас только криками?       Меч.       У него на поясе меч.       Исхиль никогда не держала в руках ничего опаснее кухонного ножа, но...       Почему она должна умереть вот так, как безвольная овца на бойне? Даже если ничего не выйдет, можно ведь хотя бы посопротивляться?       Она не хотела закончить как та женщина в форте.       И потому одним рывком схватилась за рукоять, поднимаясь на нетвердые ноги. Меч был лёгким и коротким, острым на вид и, откуда только эта мысль пришла, почти неиспользованным.       На секунду человек застыл в удивлении, а потом произошло сразу многое.       Он сложил руки в странном жесте и попытался что-то сказать, но Исхиль, обезумевшая от ужаса и пьянящей надежды, не глядя ткнула мечом снизу-вверх. Что-то мерзко хрустнуло, полилась кровь, а мужчина, бледнея, осел на землю, бессмысленно хватаясь за рану.       Звуки вокруг изменились, но Исхиль этого уже не заметила. Напротив неё стояла только тварь. Недвижимая, тупо пялящаяся красными крошечными глазками. Будет ли она сопротивляться? Нападёт ли?       Косой взмах снёс равнодушному демону голову, превращая его в горстку пережженной глины, осыпающейся неровными кусками.       Исхиль вывернуло, меч выскользнул из рук.       Она упала, больно ударяясь крестцом, сдирая локти, и отползла, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Человек в плаще ужасно булькал и подергивался на земле.       Крики, ворвавшиеся в сознание, не были криками боли. Это кто-то звал её грубым голосом.       Совсем недалеко стоял с выпученными глазами парень в кожаной куртке с железными пластинками. Он видел.       Он все видел.       Исхиль вновь подскочила и побежала, не разбирая дороги. Исчезла невидимая стена, где-то кипел бой, а лес был так близко, наконец-то, так...       Едва зажившая нога зацепилась за что-то, земля подалась вверх, ударяя о щёку. В ушах зазвенело. Исхиль с трудом встала на четвереньки. Надо бежать, бежать, уже совсем близко.       Рука, закованная в железо, легла на плечо, и она закричала, выворачиваясь. Пожилой седовласый мужчина в полных латах отступил на шаг и дружелюбно сказал: — Ну, ну, не надо бояться. Всё уже закончилось, мы пришли спасти вас. Я — сэр Дарон. Я видел, что ты сделала. Храбрый поступок, между прочим, из тебя может выйти хороший воин. Пойдёшь со мной? Это мои земли, мой замок недалеко. Идём, тебе нужна помощь.       В словах не было угрозы, только искреннее беспокойство и... уважение? Сэр Дарон не пытался ничего больше сделать, только ждал.       Исхиль очень хотелось в теплую кровать, к горячей еде и, самое главное, в безопасность. А ей предлагали все это сразу. Воин... звучит неплохо. Может быть, это хороший путь. А если нет, станет какой-нибудь кухаркой, велика ли печаль. Только бы всё это наконец закончилось. Она поднялась.       Сэр Дарон одобрительно кивнул. — Как тебя зовут?       О боги! Ещё имя. Имя. Исхиль — так по-горисадски, что даже пробу ставить не надо, всё и так ясно. Какие кэлльские имена она знает?       Ничего не шло на ум.       Только одно проскользнуло, выуженное из недр памяти. Даже непонятно где и когда услышанное.       Она вытерла слёзы и благодарно улыбнулась. — Я — Цитаэр.