Их проблемы, наши последствия

Слава решил не рассказывать Прохору, каким образом столкнулся с Львом и почему переночевал у него. Правда, Прохор явно слабо поверил во внезапную возникшую дружбу между ними, но благо решил дальше не допрашивать. Но было кое-что ещё более важное. Слава потерял шапку. И не то, чтобы он любил носить её (из-за неё обычно причёска или мялась или становилась уж слишком пушистой и наэлектризованной), но без неё было ужасно холодно. Да и Прохор постоянно говорил ему надевать шапку, чтобы не заболеть. «Поверь, уж лучше лишний раз пострадать из-за растрепанных волос, чем потом болеть. И хорошо будет, если ты заболеешь просто простудой, а не менингитом». Слава воспринимал это, как старческий бубнёж. Но после того, как в прошлом году заболел гриппом, решил всё же прислушаться к совету Прохора и стал периодически носить шапку, при этом ощущая то, как он сильно постарел от этого. Ведь раньше-то он ни за что не напялил себе ничего на голову, а теперь что? Ужас. И теперь он думал, где он мог её оставить. Последнее время он бывал только в университете, у Богдана да у Льва случайно оказался. Но в университете он спросил на вахте и из предложенных потерянных шапок, ни одна не была его. У Льва он тоже спросил (его оказалось совершенно просто найти в соцсетях), и тоже не было. И тогда Слава спросил у Богдана, написав ему. Но тот не отвечал с самого утра. И это пугало. Разве он не должен был проснуться к этому времени? Не то чтобы Слава знал расписание Богдана, но обычно в это время он был уже в сети. А тут нет и нет. Червячок тревоги начал поселяться внутри, говоря, что что-то произошло. Но Слава откинул его подальше, понимая, что Богдан может по многим причинам не быть онлайн, например, до сих пор спит, или настолько много дел, что даже нет времени, чтобы взять телефон. Он и не думал, что может произойти что-то страшное. Поэтому решив, что нужно воспользоваться подарком Антонины Андреевны, он после учёбы направился к дому Богдана. Ничего же страшного не будет, если он просто проверит, не там ли его вещь? Это же не нарушение личных границ? Да и к тому же Антонина Андреевна сама дала ключ, значит, это всё с позволения. Конечно, можно было бы забить на эту шапку да купить себе новую. Но, во-первых, денег не было, а просить Прохора было уж слишком стыдно. Во-вторых, на этой шапке был изображен просто милейший корги с улыбающейся мордочкой, и он опасался, что вторую такую он просто не найдёт. Но перед подъездом он решил набрать номер Богдана, а то было бы неловко, если тот всё же был в квартире. Но из телефона раздавались лишь равномерные гудки. Он звонил снова и снова, но никакого ответа не было. «Похоже, он на паре», — подумал Слава и зашёл в подъезд. Он недолго ожидал лифта и поднялся на нужный этаж. И тут он вновь застопорился, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он ощущал себя, словно преступник, что хочет проникнуть в чужую квартиру и обчистить её. Но он же не хочет ничего красть! Он просто хочет посмотреть, нет ли его вещи и всё! «Это не совсем нарушение личных границ, наверное, — размышлял он, глядя на серую дверь, — ох, надеюсь, Богдан на меня не обидится». Но Слава не открыл дверь. Он вначале решил понажимать на звонок, и по площадке разливалась соловьиная трель. Он жал и отпускал, прислушиваясь, нет ли каких-нибудь звуков за дверью. Но ничего не было, и тогда он вновь опускал палец на кнопку. А потом вспомнил, что Богдан немного параноик и, может, поэтому не открывает дверь, прокричал, близко наклоняясь к щели: — Богдан, это я Слава! Но опять было затишье. Тогда он решил, что в квартире и вправду никого нет, а значит, он никого не напугает, если внезапно заявится. Скрипнул замок, и Слава прошмыгнул внутрь. Было тихо, даже как-то подозрительно тихо. Но он решил, что это просто разыгравшаяся фантазия, из-за того, что он без спросу зашёл в чужой дом, поэтому отмахнулся от этого и стал рыскать вокруг в поисках шапки. Он рылся по всем полкам, отметая шарфы Богдана (которые все были в тёмных цветах, что даже неудивительно) и варежки. Но нигде он не видел знакомой радостной мордочки корги. Он уже успел огорчить, что посеял шапку где-то в другом месте. Как заметил её одиноко лежавшую на тумбочке. А он её сразу и не заметил! Счастливый, Слава надел её тут же, чтобы точно не забыть и не потерять больше. И собирался уходить. Как вдруг заслышал какой-то всхлип. Или плеск. Он не разобрал. Слава остановился возле выхода, нерешительно замирая. Ему показалось? Или в квартире кто-то был? — Богдан? — тихо позвал он. Но никто не откликнулся. И можно было списать на то, что ему послышалось, но Слава напрягся. Он ощущал, что что-то здесь не так. Он пытался себя уверить, что ничего такого нет, но как будто его интуиция подсказывала ему изнутри, что всё не так гладко. Что что-то тут скрывается ещё. Поэтому он прошёл вперёд, осматриваясь, пока его взгляд не упал на телефон, лежавший на столе в гостиной. И это был телефон Богдана. Значит, он тут. Но почему тогда не брал трубку и никак не отзывался? Слава сразу же заглянул в спальню, опасаясь увидеть что-нибудь ужасное. Например, труп и куча крови. Но нет, он увидел только бардак: разбросанные вещи, не заправленная кровать, какие-то салфетки, пустые упаковки из-под чипсов да пирожных. И это вроде обрадовало его, но при этом он сильнее не понимал, где тогда Богдан и что здесь происходит? Он прошёлся по коридору, пытаясь взглядом наткнуться на какую-нибудь зацепку. Он был будто детективом, вот только ему это совершенно не нравилось. Слава чувствовал, как колотиться его сердце и не знал, даже какие варианты можно предположить. Потому что все они были пугающие и слишком нереалистичны. Или просто он не хотел в них верить. Он заметил приоткрытую дверь в ванную. Что-то подсказывало, что нужно было проверить и там, да только это было бы верхом бескультурья. Что если Богдан и вправду там, но голый? А он тут ворвётся только из-за его разыгравшейся фантазии. С другой стороны, если Богдан там, почему тогда не ответил, когда Слава его звал? Значит, никого там нет, и он просто себе напридумывал всякого. Меньше надо по чужим квартирам лазить. И Слава открыл дверь в ванную, полностью уверенный, что там никого нет. Только он ошибался. В глаза сразу бросился красный цвет, что становился всё ярче и ярче, наполняя собой ванну. На полу тоже были несколько капелек красного, как и просто воды. Но самое страшное было не это. Самое страшное — это Богдан, что лежал погруженный в ванну, благо в одежде, но это было сейчас совершенно не важно, с перерезанными венами, из которых лилась кровь. На его лице застыло удивление, смешанное с досадой, будто его прервали за любимым делом. — Ты что тут делаешь? — произнёс он. Слава не ответил. Он не мог отвести взгляд от ужасающего зрелища. Хотя и чувствовал, как к горлу подкатывал ком, ноги стали, словно ватными, и еле держали его, ещё б чуть-чуть и он бы свалился. Но Слава старался держать себя в руках. Он пытался смотреть на лицо Богдана, чтобы не видеть, как кровь медленно покидает его тело. — Э-это, что ты творишь! — воскликнул он тоненько, перепуганный. — Уйди, — спокойно сказал Богдан. И Славу удивляло, откуда столько решительности в том. — Я уже всё написал в предсмертной записке, так что… просто закрой дверь с обратной стороны. — Какая предсмертная записка? Какая смерть?! — Его это привело в чувство, будто хлёсткая пощёчина. Он быстро кинулся с места, приближаясь к Богдану. Боже, боже, что надо делать в таких ситуациях?! Он позабыл буквально всё, ощущая себя беспомощным и бесполезным. Перед ним друг истекает в крови, а он… а он ничего не может сделать из-за захлестнувшей его паники. «Так, спокойно, — говорил он себе. — Какое нахуй спокойно, тут блять пиздец в квадрате, тут никакое спокойствие не поможет». Но всё же он догадался достать телефон, набирая ноль-три, а другой рукой попытался согнуть руку Богдана, чтобы кровь не так сильно шла. «Нужно потом наложить жгут», — думал он, прикидывая варианты, где именно достать этот жгут. В аптечке? Но где она находится? Да и будет ли в ней жгут. Тогда нужно из чего подручного. Но из чего? Он пытался продумать всё наперёд, оставляя панику и эмоции куда-то на второй план. Они сейчас не помогут. А в телефоне тем временем шли гудки. — Эй, — Богдан выдернул руку, — перестань. Дай мне спокойно умереть. — Да ты! — шикнул на него Слава. Хотелось обозвать его дураком, но он сдерживался, понимая, что это делу совершенно не поможет. — Я тебе жизнь пытаюсь спасти! — А меня не надо спасать. Но тут Слава заслышал голос диспетчера в телефоне и быстро переключился на него, всё ещё борясь с Богданом, чтобы прижать его руку. — Ало, здравствуйте. Тут у человека кровотечение, — и подумав, добавил, — острое и серьёзное, — чтобы быстрее приехали. — Поранены вены. Адрес? Да, сейчас, — он продиктовал адрес, каждый раз еле сдерживаясь от гнева, когда диспетчер переспрашивал улицу, номер дома и квартиры. «Тут человек умирает, а они время тянут», — думал он, и почувствовал, как его руки задрожали. Как и весь он. Когда он услышал долгожданные: «хорошо, скоро будем, ожидайте», он отбросил телефон и принялся искать глазами что-то похожее на жгут. Он нашёл пояс от халата и решил, что пойдёт, главное, сейчас остановить это гребаное кровотечение. Только вот Богдан опять сопротивлялся. — Да прекрати ты! — не выдержал уже Слава, ощущая, как тонкая маска его спокойствия начинает трещать по швам. Его голос дрожал, мысли в голове путались, из-за чего в ней было просто пусто, будто ничего и не было, руки тряслись, что создавало ещё сложности в завязывании жгута. — Это ты прекрати, — Богдан попытался отодвинуться, но получилось это плохо, ведь ванна была достаточно тесной. И лишь кровавая водица заволновалась, выплескиваясь за бортик. — Как только я, наконец, попытался сделать самостоятельное решение, так ты мне мешаешь. Я всего лишь хочу покончить со всем этим. Ты просто и не представляешь, как я уже устал. Я обуза для всех. Всем будет лучше без меня… — Нет, ты не… — В конце концов, это мой выбор. — Это не выбор, — прошептал Слава, ощущая, как у него перехватило дыхание. Он судорожно вздохнул. — Не выбор… Голова шла кругом. В нос ударял мерзкий и противный запах железа, заполняя всё пространство, что хотелось, где-нибудь проблеваться. Но он не мог. Слава трясущимися руками завязывал пояс халата чуть на предплечье, уже не ощущая сопротивления. Похоже, Богдан смирился. Или слабеет от потери крови. От последней мысли его бросило в холод. Это ведь не так, да? Богдан, ведь не может умереть, да? Но подняв взгляд, он обнаружил бледное лицо с прикрытыми глазами. Славу заколотило. Он сжался в комочек, оседая окончательно на пол. Это же сон. Всего лишь кошмар. И сейчас он проснётся, рядом будет лежать Мэгги, ожидавшая его пробуждения, и начнет неистово его облизывать. С кухни донесётся запах чего-нибудь вкусненького от Прохора, а в телефоне будет сообщение от Богдана, где бы тот приглашал его в гости, чтобы глянуть фильм. Но сколько бы он не моргал, он никак не просыпался. Лишь всё больше и больше осознавал, что это реальность. Перед глазами были лишь руки, перепачканные в крови. Слава и не понял, когда успел так измазаться. Он вспомнил, что когда-то его руки были также в крови. Тогда он держал осколки стекла из разбитой рамки. И наблюдал, как они впиваются в кожу, доставляя боль, но при этом чувство облегчение. Он чувствовал себя точно так же, когда хотел замахнуться осколком над запястьем. Таким же потерянным и одиноким, понимающим, что помощи ждать неоткуда. Он понимал, что сейчас всё кончится, и всем будет в целом плевать. Но тогда было легче. Тогда была его кровь на руках, а не чужая. В глазах все размывалось. Он чувствовал себя так скверно, что готов был отключиться прямо здесь и сейчас. Но он заставил себя подняться и отмыть кровь с рук, пока она не запеклась. Легче не стало, но хотя бы руки были чистые. Он выдохнул, пытаясь собраться. Нельзя ещё расслабляться. Он перевёл взгляд на Богдана. Тот, казалось, побледнел ещё сильнее, становясь практически белым, как и ванна. И тот не смотрел на него, а уткнулся куда-то в стену. Брови были опущены, губы настолько сильно сжались в линию, что их было трудно увидеть, а в глазах, кажется, застыли слёзы. Слава вновь опустился на колени, беря за руку Богдана, и начал нащупывать на запястье пульс. Та была холодная. И… пульса не было. Он нервно задышал, сердце ещё сильнее стало отдаваться в ушах. И он принялся сильнее давить, думая, может это он что-то неправильно делает? Но он всё равно ничего не чувствовал. Никакого движения, никакого постукивания. Нервы начинали постепенно сдавать. Этого же не может быть… не может, ведь так?! Но только потом до него дошло, что он держал руку, которую и сам же перевязал жгутом. Раньше бы он рассмеялся со своей глупости, что вечно он такой недотёпа. Но сейчас было не до смеха. Он взял правильную руку и нащупал пульс. И ему показалось, что тот был излишне повышен. Хотя он был, конечно, не медик, может это и нормальный пульс. «Главное, что он вообще есть», — подумал он. Так он и сидел, не разжимая руку Богдана. Потому что так сохранялась иллюзорная надежда, что он контролирует ситуацию. Хотя, что он будет делать, если пульс начнёт замедляться, он и знал. И если честно, то он просто молился, чтобы этого исхода не произошло. Время, казалось, тянулось бесконечно. Он сидел, вслушиваясь в пульс и ожидая приезда скорой помощи. Почему так долго? Ему казалось, что уже прошло час, два или даже три. Но дотянуться до телефона он не мог, боялся, что, если он отпустит руку Богдана, то всё. Конец. Поэтому он так и продолжал сидеть на мокром полу с пустой головой. С момента, когда приехала скорая, он помнил всё смутно. Слава что-то суетился, куда-то бегал, по-моему, по соседям, чтобы найти человек, что помогут донести Богдана на носилках, потом его о чём-то расспрашивали врачи, но он отвечал им явно не впопад. Но он всё время кружился вокруг них, недоумевая, почему они не поторапливаются, ведь человек вот-вот умрёт, а они всё делает в неспешном темпе. Это его бесило, но он сдерживал себя, чтобы не накричать на них. В конце концов, он напросился поехать с ними в больницу, ведь не мог бросить Богдана. А уже потом в больнице Богдана куда-то увезли, ничего не сказав, а Славу оставили в коридоре и сказали: «ждите». Но чего ждать, он не понимал. И что вообще происходит. И всё ли хорошо с Богданом? Он стоял в коридоре, смотря вроде бы и вперёд, а вроде бы и в никуда. Перед глазами вновь стояла та сцена: ванна, полная крови, истекающий Богдан с глубокими порезами, где-то сбоку лежало лезвие, и запах, этот ужасный запах железа, что забивал весь нос, не давая вдохнуть ничего другого. От него становилось тошно, он вновь чувствовал, как кружится голова, и даже на языке ощутил этот ужасающий привкус. И вдруг ему показалось, что он весь в крови, будто она опутала его со всех сторон, не давая проходу. Он не мог понять, это была его или чужая, но её было так много, что она давила, сковывала его. Он нервно задышал, словно ему не хватает воздуха. Или может и в лёгкие пробралась она. Слава взглянул на свои руки, и они тоже были в крови. В тёмной, вязкой, что медленно капала на пол. В горле встал ком. Но когда он поднял взгляд, то увидел гроб. Точно такой же, как у своей матери. Да и обстановка была такая же, как на её похоронах. Вот только. Там лежала не она. А Богдан. Бледный, практически мраморный. Глаза были закрыты, да и в целом выглядело так, как будто тот спит. Вот только у него были точно такие же швы на лице, как у матери. Неужели всем трупами делают такие? Стоп. Богдан труп? «Этого не может быть», — хотелось сказать, но он понимал, что ещё как может. Тот вполне мог потерять слишком много крови. Или импровизированный жгут не помог… и… Слава чувствовал, как у него трясутся ноги, словно он вот-вот упадёт. Но при этом он не мог двинуться с места, чтобы присесть. Он подумал, что в принципе, он не против умереть и вслед за Богданом, потому что состояние у него было, по ощущениям, явно близко к смерти. — Эй, Слава! — послышался оклик сзади. — Слава, ты чего тут делаешь? Его похлопали по плечу, и он понял, что всё также стоит в коридоре больницы, а всё остальное были лишь его мысли. Глаза щипали, по щекам резко хлынули слёзы. Или они уже давно текли, Слава уже не разбирал. Он развернулся и увидел Льва в немного помятом белом халате, накинутым поверх зелёного свитера. Где-то вдалеке его сознания, промелькнул такой вопрос, что здесь делает Лев и почему он в медицинском халате, но это казалось настолько не важным, что Слава сразу отбросил его куда подальше. — Боже, — выдохнул Лев, оглядывая его, — выглядишь хуево. А Слава ничего не ответил, лишь нагнулся и уткнулся тому в плечо, начиная сильнее рыдать. И ему было плевать, что он видит этого человека второй раз после школы, и что Лев избивал его раньше, просто хотелось, куда-нибудь выплакаться, потому что он уже больше не мог себя сдерживать. Да и в принципе он себя слабо контролировал. Лев, похоже, встал в лёгкий ступор, ведь никак не реагировал, только лишь развёл руками, видимо, совсем не понимая, что происходит. Но потом аккуратно, будто нехотя или опасаясь, приобнял в ответ, но не сильно, стараясь держать дистанцию. — Эй, эй, ты чего так? Что случилось? — Б-богдан, — его голос и так дрожал, а из-за всхлипов он ещё больше прерывался, и речь превращалась в кашу, — он вскрыл… в-вены и… было много крови. Целая ванна. И я… а он… и… Он выживет? — Я не знаю, я ж не видел целую картину происходящего, — а потом Лев резко прикусил язык, понимая, что явно сказал лишнее. Славу затрясло сильнее, и он, уже не сдерживаясь, заревел. — Так, — немного нервно произнёс Лев, — слёз не надо. Может, всё не так печально. Какое кровотечение было? Слава непонимающим взглядом уставился на него, не совсем понимая, что от него хотят: — Ну, к-кровь прям ярко-красная была. — Угу, — кивнул Лев. — Ты жгут наложил? — Д-да… — Пульс был нормальный? Не низкий? — Н-нет, — не очень уверенно ответил Слава. — Значит, всё хорошо будет, — Лев похлопал по плечам Славы. — Это же не колото-резанное в области живота с повреждением органов и не пулевое ранение, так что, — он махнул рукой, — ничего страшного в этом нет. Зашьют ему вены, вольют кровь и всё. Здоров будет. Может оно и так. Может физически Богдан будет и здоров, может у него и заживёт всё. Но вот психологически… Он же почему-то решился на суицид. Что его подтолкнуло? Почему? Может, он и во второй раз попытается? И в третий? Но больше Слава боялся причины. Значит, у Богдана всё плохо. У него проблемы. И Слава сильнее впился ногтями в спину Льва, глотая слёзы.