«Ну почему всë именно так?! Почему не может быть спокойно?»
— Вшей?! А почему только вшей?! — Себастьян кричит это на всë помещение, в котором заперт, как минимум, на ближайшие часы. Он кричит, и от слов ком в горле давит на нутро, но это его не останавливает. На пол летят вещи из шкафа и приземляются с тем же звуком, что линейка о кровоточащую рану. Они понимают Себастьяна, они не злятся и покорно принимают свою судьбу, валяясь на полу. — Может быть я занесу в дом халеру?! Часотку, чуму?! — последние слова вырываются уже как-то жалко, совсем отчаянно. — Что бы специально всех заразить! — и через секунду не Бах, а Бабах. — Чтобы все сдохли! — кричит Себастьян, не помня себя от гнева. За вещи ему определëнно влетит. Он падает на пол, утыкаясь носом в кровать, как позорная тряпка, и горько плачет. Плачет, как крыса, что не нашла себе дом. Которую прогнали ещë давным-давно из уютного дома. А теперь вырывается писк, когда та, надеясь за всю никчëмную жизнь получить кусочек сыра, теперь умирает и истекает кровью в мышеловке. Железка давит на горло и та подыхает. Так непристойно, так, как не хотел бы отец, но так, как хотела бы Лидия. Себастьян видит пластинку и тихо после истерики проговаривает ставя музыку — «Не Бах, а Бабах». А дальше, как в тумане: глупая музыка, непонятный инструмент, который делает «дю-дю-дю-дю-дю», и слова, что сливаются воедино. Но сил выключить этот ужас нет, словно сама вселеная над ним усмехается. Но со временем человек адаптируется ко всему, верно ведь? Ну вот и Себастьян смирился по итогу, а после вошëл во вкус и даже стал подпевать, такую приятную музыку он никогда ещё не слышал. — Oh, we're not gonna take it. No, we ain't gonna take it. Oh, we're not gonna take it, anymore! — прокричал Себастьян, чуть шипя. В глазах появился огонь, которого до этого небыло. Эта музыка так вдохновляла. Казалось море, точно, что лужу перейти, по которой заячий тулуп бегал или что там? Но это всë не важно. Сейчас Себастьян окрылëн, он чувствует свободу, как никогда не чувствовал и живëт моментом так, как никогда до этого не жил.* * *
Утро настало, пришлось убирать вчерашний бардак, но сейчас это казалось такой мелочью. Даже отец казался не такой и сильной проблемой. Одно только пугало, это тот брюнет. Откуда у него такая музыка, и самое главное, заберëт ли он свою пластинку обратно? Если да, то что теперь делать парню? Конечно, это не его вещь, но эта штучка приносила такие ощущения, которые до этого и не снились. Настрой был серьёзнее некуда, он готов драться за эту музыку! Правда бой оказался бегством, но это тоже своего рода холодная война. Себастьян избегал «ночную бабочку» на протяжении всего дня, боясь, что его сокровище совершенно точно заберут по праву. Это ведь не должно случиться! Но на следующий день избежать разговора не удалось.* * *
— Ты чего мня избегаешь, хуë моë? — встрепенулся на следующий день брюнет. Его глаза были полны непонимания. — И вообще, если тебе музыка не понравилась, то лучше отдай пластинку... — он почесал затылок — Я там просто напутал. Себастьян не знал, что сказать. Как минимум, блондина не учили отвечать с теплотой. Всегда, когда кричат, нужно бежать да поскорее... И молчать, молчать до тех пор, пока не останешься один. И Себастьян вновь сбегает. Сбегает, как маленький ребёнок от очередного наказания. Брюнет просто стоит в шоке, а через пару секунд и сам подрывается, но не успевает, блондин уже где-то скрылся. Но звонок на урок поставил всë на свои места, Себастьян возвращается, но, о ужас, учителя ещë нет и тут разборки возобновляются. — Да что я тебе, блин, ëмоë, сделал, что ты сбегаешь? — возмутился без одного зубик. — Ты... Ты... Вонючий, зелëный побег чеснока! Помойся, блин, с тобой разговаривать тошно! — сказал Себастьян то, что нужно было сказать, но не при всех в классе и уж точно не на прямо поставленный вопрос. А ведь блондин и сам не знал почему сбегает, на самом деле. Точнее знает, но на подсознании, где-то в глубине души... Он ведь боится, что у него отнимут то немногое, что показывает мир за стенами этого ужасного помещения под названием «дом». — Хорошо, остановимся на чесноке... Допустим, от меня реально воняет, как от помойки, но почему ты просто не отдашь?! — парня прервала учительница своим громким кашлем. Кажется, ей надоело смотреть на этот беспредел в классе. Всë шло мирно, по крайней мере так казалось. Себастьян вновь сбежал, как только урок закончился, что «Вонючка» даже пискнуть не успел. Будни, как и раньше, похожи один на другой. Какие-то парни, позабыв про свой авторитет, ввязались в драку за милую девчонку. На удивление, для самого себя, Себастьян даже оценил такой поступок благородным и, в какой-то степени, смешным. Эти дураки кувыркались до тех пор, пока злобная физичка не разняла драчунов. Девочки, взяв с собой глянцевые журналы, обсуждали парфюмы. Они натирали пальчики о выделенные кружки и чувствовался аромат. Вот ведь, до чего прогресс дошëл! Но после четвëртого урока в коридоре никого не видать. Все бежали в столовку, словно стадо, что, не меньше остального, удивляло Себастьяна. В общем, всë шло своим чередом. Только было одно но... Стоило заприметить лохматую макушку тëмных волос, как приходилось смываться подальше и побыстрее, а после приходить на урок тогда, когда учитель уже был в классе. Себастьян всегда таскал с собой портфель, что бы этот... Как его там... Чувак(?) не понял, куда тот собирается сесть. Схема рабочая, как швейцарские часы. В любом случае это, конечно, смешно, «хи-хи», «ха-ха», но теперь после того случая весь класс так воодушевился новым прозвищем вонючего одноклассника, что начал называть его «Чесноком», либо «Чесом». Сам парень был не против, и уже, через пару перемен, стал откликаться на новое погонялово. Вот и конец дня, Чеснока заставили остаться после уроков, так как он подрался с кем-то и чуть не разбил горшок с цветами в кабинете биологии. Воспользовавшись таким неудобным положением одноклассника, Себастьян улизнул домой. Справившись с напором отца, а после и домашним заданием, которое, конечно же, проверили, он наконец остался один в комнате. Пара махинаций и дневник был извлечëн. Себастьян взял ручку в свои длинные, мелодичные пальцы и стал записывать. «Дневник, Чеснок оказался очень странным, но интересным парнем. До этого он дал мне пластинку, но это не Бах, а что-то другое... Я правда не знаю что, но обязательно разузнаю. Сегодня я боялся, что он отберëт эту пластинку, но мне совершенно не хочется еë отдавать. Я всë ещë не могу понять, что это за инструмент, который делает этот странный звук «дю-дю-дю».»